В просторном зале ресторана было шумно и многолюдно: похоже, здесь что-то праздновали, и праздновали давно, основательно, с размахом. Но не свадьбу, нет, уж её-то Семён не спутал бы ни с каким другим народным гулянием — во всех Мирах у свадеб, как бы они не проводились, была одна непременная общая деталь: наличие жениха и невесты где-нибудь на самом видном месте.
Здесь же на самом видном месте — посреди зала — на низком, устланном коврами помосте, имелась лишь небольшая пентаграмма, выполненная почему-то из тщательно скрученных толстым жгутом золотых и серебряных ленточек, похожих на серпантин; над пентаграммой клубился видимый лишь одному Семёну алый, чётко ограниченный краями ленточной звезды туман.
Квадратные дубовые столики были плотно расставлены по всему залу ресторана: лишь вокруг самого помоста было свободное пространство, словно предназначенное то ли для танцев, то ли для тусовки подвыпившего народа. Однако ни танцев, ни тусовки не наблюдалось: роскошно одетые посетители ресторана чинно сидели за своими столиками, ели, выпивали, курили. Но то и дело кто-нибудь из присутствующих вставал из-за стола и, повернувшись лицом к пентаграмме, громко и неразборчиво произносил скороговоркой нечто вроде тоста, после чего непременно подходил поближе к помосту и плескал из своего бокала в сторону ленточной звезды; а так как выступающих было много, и выступали они давно, то зелёный мрамор пола вокруг помоста напоминал собой поверхность тихого болота: ровную, мокрую и липкую. Словно затянутую жирной ряской.
Столик, за которым расположился Семён, находился довольно близко от странного возвышения — видимо, этот столик был предназначен для очень важных персон и к нему не сажали кого попало: за этим внимательно следил распорядитель зала, которому Семён украдкой сунул золотую монетку, попросив отдельный стол и еды получше. Сейчас распорядитель болтался где-то неподалёку, честно отрабатывая монету — Семёна никто не беспокоил, а еда была просто великолепной. Хотя и непривычной. Впрочем, в каждом Мире — своя кулинария. Но шампанское в любом Мире оставалось шампанским, как бы оно там ни называлось, Семён в этом успел убедиться лично: раскупоренная бутыль в ведёрке со льдом была уже наполовину пуста.
Собственно, Семён Владимирович, — бывший студент, а ныне удачливый вор по имени Симеон, вор с необычными способностями и с уникальным магическим прикрытием, — был посторонним на этом загадочном празднике, никем не званым гостем: Семён оказался в ресторане, — да и в этом Мире — впервые в жизни и всего час тому назад. Материализовался прямо здесь, в зале. Вернее, на пороге входа в зал. Впрочем, этого за праздничной суетой никто не заметил: Семён немедленно превратил свой универсальный маскировочный костюм «Хамелеон» в чёрный смокинг, чёрные брюки и чёрные же лаковые туфли; белая рубашка и галстук-бабочка завершили официозный ансамбль — и обратился к распорядителю зала. Распорядитель в Семёне самозванца не разглядел: все мужчины в зале были одеты так же, как и Семён Владимирович. Точнее, Семён был одет так же, как они.
Как назывался Мир, что это был за ресторан и что здесь праздновали — Семён не знал. Да и знать не хотел! Он хотел лишь вкусно поесть и немного расслабиться. Вот теперь ел и расслаблялся, с интересом глядя на народ, усердно поливающий мраморный пол отменным шампанским.
— Знаешь, — задумчиво сказал Мар, слегка покачнувшись на цепочке, — что-то не нравится мне ни эта пентаграмма, ни это явно ритуальное выплёскивание вина... — медальон, собственно и бывший «магическим прикрытием» Семёна, недовольно хмыкнул. — Как-то оно всё... Как-то оно на идолопоклонство смахивает. Хотя я впервые вижу, чтобы поклонялись именно пентаграмме. Божкам всяким — видел, было дело: лет двадцать тому назад, в Песчаном Мире, мы с одним из моих бывших хозяев в языческих храмах носы и уши таким божкам тайком отпиливали, по заказу миссионеров из Спасённого Мира, из Ордена Безносого Чудотворца... Забавный такой Орден был: в него вступали лишь те, кто сифилисом крепко переболел... Чтобы, стало быть, песчаный народ исподволь подготовить к вступлению на праведный путь. А после в истинную веру обратить. Они, отцы-миссионеры, за каждый нос отдельно платили...
— А уши тогда зачем пилили? — рассеянно поинтересовался Семён, запивая мясной рулет шампанским. — За компанию, что ли?
— Да нет, — бодро ответил Мар, — мы после уши язычникам назад продавали. Им эти носы до задницы были, так, декоративный элемент, не более, а вот уши... Они, туземцы, божков своих Ушанами звали и вымаливали у них для себя в основном только хороший слух для охоты. У них, у туземцев, почти у всех зрение слабое было, так они зверя на звук промышляли... Птицу, между прочим, стрелой влёт били. Слепенькие, слепенькие, а охотились здорово... А пели-то как! — оживился медальон. — Какие голоса, какие хоры! И всё печальные такие песни, медленные, добрые... на вечерней зорьке всем селом у храма построятся и начинают петь гимн в честь своего бога. Да так жалостливо, спасу нет!
Мой хозяин, бывало, нос и уши потихоньку у очередного Ушана ножовкой отпиливает, а сам слушает и плачет, слушает и плачет... Душевный у меня хозяин был, — вздохнул Мар, — совестливый. Много за уши с язычников не брал, так, чисто символически... Пригоршню-другую жемчужин за каждое, или по крупному алмазу, ежели уши особо большие попадались. Там того жемчуга и алмазов как гальки на морском пляже, места только надо было знать. Язычники знали.
— А идолы из чего были сделаны-то? Из дерева, что ли? — Семён пригляделся: в зале что-то начинало происходить. Что-то непонятное: народ за своими столами притих, все внимательно уставились на пентаграмму; над звездой постепенно разгоралось не колдовское, а вполне видимое красное пожарное зарево.
— Почему же, — удивился медальон. — Из золота, само собой. Как и положено.
— Так чего же он тогда уши-то возвращал? — Семён вернулся к рулету: зарево над пентаграммой продолжало разгораться, но паники в зале не было. Значит, всё шло так, как надо, как запланировано, чего тогда зря волноваться, так ведь и аппетит может пропасть. Видимо, начинался какой-то аттракцион с использованием магии. Скорее всего, шоу-программа. Развлекаловка.
— Я ж говорю — хозяин душевный и совестливый был, — терпеливо повторил Мар. — Тем более, что золото тогда на Вседисковом финансовом рынке спросом не очень пользовалось, слишком много его стало. А брюлики да лалы — они наоборот, здорово в цене поднялись. Ты знаешь, что такое девальвация?
— Знаю, — отмахнулся Семён, — это что-то из экономики... Ты глянь, что делается, — Семён не донёс до рта бокал с шампанским и резко поставил его на стол.
Из-за ближнего к помосту стола поднялась богато одетая дама, не молодая, худая и высокая, с пышно взбитыми фиолетовыми, наверняка крашеными волосами — что-то коротко сказав сидевшим с ней за столом, дама твёрдым шагом направилась к помосту. К пентаграмме. Сидевшие переглянулись между собой и громко захлопали в ладоши.
Неожиданно весь зал взорвался бешеными аплодисментами; многие повскакивали со своих мест и стоя продолжали аплодировать фиолетовой даме, словно известной примадонне, в последний раз выходящей на эстраду.
— Петь, наверное, будет, — предположил Мар. — Не стриптиз же показывать! Какой стриптиз в её годы... Хотя был я как-то с одним из прошлых своих хозяев в неком малоизвестном заведении на Перекрёстке, где дамочки предсмертного возраста такое вытворяли, такое! Просто тьфу что вытворяли, и всё тут. Во всяком случае лично мне на все их ужимки смотреть было тошно... А хозяин, однако, чуть не сомлел, глядя на эти прелести. Так что каждому своё.
— Помолчи, ладно? — нервно сказал Семён. — Песни петь будет, ага. В активированной пентаграмме. Ну, ты, блин, скажешь...
Дама взошла на помост и решительно шагнула в пентаграмму. По залу прокатился общий вздох: на миг алое пламя — и магическое, и реальное — потускнело, а после вспыхнуло ещё ярче; женщина исчезла. Исчезла на видимом, ощутимом для всех уровне: на магическом же, доступном лишь Семёну плане реальности, с ней происходило нечто жуткое — обнажённый женский силуэт, разом лишившийся всех своих одежд, повис в колдовском пламени, неистово суча ногами и руками; тело несчастной странным образом изменялось, таяло и текло, словно воск в огне, переплавляясь в нечто неопределённое, аморфное, чему не было названия... Через несколько секунд магическое пламя снова стало прозрачным и чистым. Ждущим.
— Это... что это было? — полузадушенно спросил сам у себя Семён, хватая бокал и одним глотком допивая холодное шампанское. — Что у них здесь происходит, а?
— Не стриптиз, факт, — глубокомысленно изрёк Мар. — Но ежели это был всё-таки стриптиз, эдакое местное извращение, то очень и очень радикальный. Вплоть до снимания с себя кожи и всего остального.
— А ты что, тоже увидел это? — шёпотом спросил Семён, потупясь в стол: смотреть на пентаграмму он не мог.
— Не знаю, что конкретно ты имеешь в виду, — хладнокровно ответил медальон, — я-то колдовским зрением не обладаю... но кое-что я всё же успел заметить. Значит так: сначала на мадаме исчезла вся одежда, потом кожа, потом мясо, ну а потом и всё прочее тоже... Но это быстро произошло, ты мог и не заметить, ты же не такой скоростной на восприятие, как я! Думаю, что и остальные ничего не увидели. Иначе бы не лезли дуром в эту адскую печку. Вон, гляди что творится, гляди! Ни фига себе...
Семён поглядел.
По всему залу, то там, то тут, из-за своих столиков поднимались люди и с отрешённым видом шли к помосту; адская печка, как назвал пентаграмму Мар, работала без остановки — вспышки алого пламени становились всё чаще и чаще; в зале стало жарко. Пентаграмма действовала совершенно бесшумно, в наступившей мёртвой тишине были слышны только шаги и тяжёлое дыхание идущих к ленточной звезде.
Семён лишь мельком успел заметить, что происходит внутри пентаграммы, но ему хватило и этого — Семёна замутило и чуть не вырвало; он поспешно отвёл взгляд в сторону.
— Ты куда меня, гад, приволок? — злым шёпотом спросил Семён у медальона. — Куда? Я же тебя просил доставить меня в какой-нибудь элитный ресторан, где хорошо кормят и есть на что посмотреть. А ты...
— Ничего подобного! — возмущённо запротестовал Мар. — Всё так, как ты заказал! Ресторан однозначно элитный, кормёжка на высшем уровне, сам ведь хвалил. А то, что зрелище оказалось не очень... Так я не виноват! Путеводное заклинание не выбирало, какое именно представление будет показано в данном месте, оно попросту выполнило три твоих условия. Просил зрелищное — на, получи на всю катушку. Я-то здесь при чём!
Семён ничего не ответил, мрачно уставясь в стол мимо тарелок: вид еды сейчас вызывал у него лишь неприятные спазмы желудка; обед был испорчен безнадёжно.
— Я вижу, вы впервые и, разумеется, нелегально присутствуете на главной мистерии секты Изменчивых, не правда ли? — участливо и вполголоса сказал кто-то рядом с Семёном.
Семён поднял голову.
Перед ним, по другую сторону дубового столика, сидел крепкий широкоплечий мужчина лет сорока, коротко стриженный, с проседью в чёрных смоляных волосах; тонкая ниточка усов и характерный прищур делали его похожим на удачливого гангстера из американского фильма тридцатых годов. Шляпы только не хватало. И автомата Томпсона под мышкой.
Мужчина был в точно такой же, как у Семёна, одежде — разве что фрак был чуточку светлее, с едва заметной серебристой искрой, да галстук-бабочка был чуть побольше; на мизинце левой руки у гостя имелся дешёвый медный перстенёк с невзрачным мутным камнем — перстень никак не вязался с образом удачливого гангстера.
Мужчина дружелюбно улыбнулся Семёну:
— Согласен, поначалу просто оторопь берёт от такого действия, особенно если к начальной фазе Изменения внимательно приглядеться... некоторые из любопытствующих — из тех, кто не знал, что должно было произойти, — иногда даже сознание теряли, прямо на мистерии. К сожалению. Потому что Изменчивые обязательно убивают всех посторонних, да-с. Тех, кто проник на мистерию тайно, без их ведома и официального приглашения. Сектанты, что с них взять! Фанатики.
— Вы кто? — вяло спросил Семён, ему сейчас совершенно не хотелось ни с кем знакомиться. Ему вообще ничего не хотелось. Разве что убраться отсюда куда подальше. От таинств и мистерий.
— Друг, — многозначительно ответил незнакомец. — Позвольте представиться: профессор Лео Шепель, — кстати, предпочитаю, чтобы ко мне обращались по фамилии, — историк и археолог. Специализируюсь по современным и древним запрещённым культам... и в частности по запретной боевой магии. Тоже древней. А вы, если я не ошибаюсь, вор с прикрытием, да? По кличке Искусник Симеон.
— Опа, — только и сказал Мар. — Где же это мы прокололись-то? Вроде всё было чинно-благородно, сидели себе в уголке и не высвечивались...
— Ошибаетесь, милейший, — холодно ответил Семён, мгновенно приходя в себя. — Вы обознались. К ворам я не имею никакого отношения. Я — младший принц из Чумного Мира, у меня и соответствующие документы имеются, прибыл сюда ради развлечения и...
— А я в таком случае — младшая горничная Императрицы, — с той же добродушной улыбкой прервал Семёна профессор Шепель. — Любимая. Полноте, Симеон! Я не из имперской службы безопасности, не из разведки и не из полиментовской системы. Я действительно профессор истории, действительно археолог! И у меня есть для вас работа. Со сказочной оплатой.
— Принц я, — поморщившись, устало ответил Семён. — И всё тут. Мар, двигаем отсюда в...
— Погодите, — заторопился профессор, — вот мой личный жетон, — Шепель быстро расстегнул ворот рубашки, сорвав и сунув в карман галстук-бабочку, вынул из-за пазухи стандартный имперский медальон на золотой цепочке. — Проверьте! У вас же наверняка есть чем проверить, — археолог поспешно расстегнул цепочку и подал Семёну медальон на ладони.
— Вот с этого и нужно было начинать, — назидательно сказал Мар. — На лбу-то у него не написано, профессор он там или стукач. Хотя, по правде говоря, одно другому зачастую не мешает... Семён, ну-ка приложи его жетон ко мне. Сейчас я его проверю! Посмотрим, какой он там археолог...
Семён взял протянутый ему кругляш и приложил его к своему медальону.
— Нормально, — сказал через пару секунд Мар. — Действительно, профессор. Действительно, археолог. Но, должен заметить, здесь пометочка одна любопытная имеется, полиментовская... Он, получается, хоть и профессор, а на учёте у них всё же состоит. Наш человек! Интересно, чего он такого натворил? Не мелочь же по карманам тырил, с такой-то мордой... Слушай, может, он брачный аферист? — медальон не стеснялся высказывать свои подозрения вслух: кроме Семёна слышать его больше никто не мог. Теоретически.
— Прошу, — Семён вернул жетон возможному брачному аферисту. — Так какое у вас ко мне дело? И откуда вы меня знаете? И как нашли?
— Не здесь, — Шепель повёл бровью в сторону пентаграммы. — Пожалуй, нам стоит побеседовать в другом месте. Мистерия скоро закончится и оставшиеся, те, кто не удостоился сегодня права быть Изменёнными, могут вами, Симеон, заинтересоваться. Что было бы крайне нежелательно. Я-то, по роду своей работы, допущен к наблюдению за ритуалом, а вот вы...
— Да? — встрепенулся Мар. — Семён, и впрямь, пошли отсюда! Ещё запихнут тебя ненароком в тот ленточный крематорий, с них станется. Я-то, конечно, в любом случае тебя отсюда выдерну, но зачем зря рисковать?
— Куда пойдём? — деловито спросил Семён, вставая из-за стола. — Только не в другой ресторан! Хватит с меня сегодня ресторанов и увлекательных зрелищ.
— Предлагаю ко мне в офис, — археолог убрал свой медальон под рубашку, приладил бабочку на место, с неудовольствием оттянул ворот и покрутил шеей. — Не люблю галстуки, — пожаловался он. — Но выходить надо при том же параде, как и входили. Иначе будут вопросы.
— Так мы же с транспортным заклинанием... — начал было Семён, но Шепель с усмешкой погрозил Семёну пальцем:
— Из ресторана — только пешком. На улице — да, разумеется. Именно транспортным заклинанием, потому что я живу в другом Мире. В Размытом. Когда малая пентаграмма в действии, она создаёт вблизи от себя, на магическом плане, такие мощные искажения, что путеводные заклинания могут выкинуть нас куда угодно. Даже в Исправительный Мир. А мне туда ещё рано.
— Мне тоже, — согласился с профессором Семён и они пошли к выходу. Напоследок Семён все же оглянулся.
Зарево над пентаграммой медленно угасало — видимо, ритуал завершился; не прошедшие Изменения члены секты одновременно пили из бокалов шампанское. Стоя. То ли поминали ушедших, то ли заливали своё горе по поводу того, что не удостоились сегодня высокой чести нырнуть в алое пламя. Кто их, сектантов, знает! У них у всех крыша на сто восемьдесят градусов повёрнута, — так подумал Семён и последовал за своим провожатым. За вероятным будущим работодателем.
...Офис Лео Шепеля мало походил на бюрократическую нору, от офиса в нём были лишь канцелярский стол, заваленный ворохом бумаг, пара стульев с решетчатыми спинками да обязательный для деловой конторы массивный сейф, наполовину вмурованный в стену; рядом с сейфом имелось высокое стрельчатое окно с толстым, наверняка бронированным стеклом. За стеклом медленно падал крупный снег — в Размытом Мире была зима; на улице вечерело.
Оказавшись в офисе, Семён первым делом превратил свою официозную одежду в более привычный и удобный спортивный костюм, а после принялся осматриваться.
Более всего помещение, где оказался Семён, было похоже на малый филиал музея из Искристого Мира: вдоль стен — почему-то наглухо, от пола до потолка обклеенных плотной серебряной фольгой — стояли открытые стеллажи с внутренней разноцветной подсветкой; полки стеллажей были уставлены самыми разнообразными диковинками, где соседствовали и маленькие костяные статуэтки, и какие-то деревянные жезлы с глиняными, наспех слепленными многорукими божками-набалдашниками, и ёмкие бутыли — плотно, виток к витку, оплетённые толстой медной проволокой, с залитыми сургучом горлышками, — и многое, многое другое; одну из нижних полок занимал лежавший на ней длинный двуручный меч с намертво вцепившейся в рукоять то ли отрубленной, то ли оторванной человеческой кистью.
Кисть выглядела как настоящая: Семён присел на корточки, чтобы рассмотреть поближе занятный муляж. Но когда один из пальцев шевельнулся, плотнее прижимаясь к рукояти, у Семёна опять что-то неприятно ёкнуло в желудке — Семён предпочёл встать и отойти подальше от занятного экспоната. Слишком занятного, чтобы разглядывать его вот так, в упор и с подозрительно ёкающим желудком.
— Руками только ничего там не трогайте, — профессор Шепель, коротко глянув на Семёна и ничуть не удивившись перемене в его одежде, тем временем убрал со стола бумаги.
— Так как поесть вам, Симеон, толком не удалось... м-м, бывает, бывает... то вы, надеюсь, не откажетесь... — Шепель, побренчав связкой ключей, открыл сейф, достал оттуда аккуратно сложенную скатерть и застелил ею стол: скатерть была расписной, старательно украшенной по краям серебряным шитьём в виде замысловатого восточного орнамента; воздух над столом тут же наполнился тысячами мельчайших искорок — скатерть явно была волшебной.
— Самобранка, что ли? — Семён заинтересованно разглядывал роспись: в цветущем саду полногрудые, обнажённые по пояс девы угощали персиками юношу, одетого в золотой халат и золотую же чалму; лицо у юноши было капризное и недовольное. Наверное, он уже объелся дареными персиками.
— Само-бранка? — с задержкой переспросил Шепель, сосредоточенно делая над скатертью сложные движения руками. — Может, и самобранка, мало ли у неё каких других названий в иных Мирах. Лично мне эта вещица досталась под названием «ковёр-дастархан». В Ханском Мире её когда-то именно так называли... Есть!
Искорки внезапно погасли: на ковре-дастархане появились глиняные блюда с пловом, мантами, какими-то салатами и пирожками; посреди коврика возвышался бронзовый запотевший кувшинчик с длинным узким горлышком. Рядом с кувшинчиком стояли две пустые тарелки, пара чашечек-пиал и, отдельно, широкая чаша с водой — в воде плавали лепестки роз.
— Фруктовый шербет, — пояснил Шепель, разливая из кувшинчика тёмный густой напиток по маленьким пиалам. — Спиртное, увы, коврик не делает. Но если желаете... Да вы присаживайтесь к столу!
— Не желаю, — Семён помотал головой, сел за стол. — Шербет так шербет. — И, ополоснув руки в чаше с водой, наложил себе плова в тарелку. Руками. Ложек коврик не представил.
— О, я вижу, вы знакомы с обычаями Ханского Мира, — с уважением заметил профессор, тоже ополоснув руки в чаше и накладывая себе плов. — Я был в том закрытом мире года два тому назад, в экспедиции, мы взламывали по заказу тамошнего шаха... э-э... то есть, раскапывали... впрочем, к нашему разговору та история никак не относится.
Я вот о чём хотел сказать: в культуре этого невероятно самобытного Мира традиционно не используются ни ложки, ни вилки при угощении подобными блюдами. Хотя в некоторых случаях существуют дозволенные отступления от правил. Например, когда...
— Товарищ профессор, — Семён отправил в рот жменьку плова, плов оказался вкусным, — давайте оставим культуру Ханского Мира на потом. Был я в том Мире, насмотрелся на их традиции... Кстати, вы с джинном Мафусаилом-ибн-Саадиком, придворным астрологом, случаем, не знакомы?
Профессор поперхнулся пловом и закашлялся.
— Видать, знаком, — уверенно сказал Мар. — Любопытно, а что у них могло быть общего? В гарем к шаху, что ли, на пару лазили? В свободное от работы время. Ты спроси, не стесняйся!
— Как бы это сказать... — Шепель вытер рукавом выступившие слёзы. — Ну-у... Знаком, короче говоря. Собственно, этот коврик он мне и продал. У него была любимая жена... Гюзель, кажется, её звали... она давным-давно умерла, а коврик он хранил как память о ней. Но тяжёлые финансовые обстоятельства, личные проблемы...
— Интересная новость, — не моргнув и глазом, сказал Семён. — Говорите, умерла Гюзель? Давным-давно? Надо же, — и отпил из пиалы шербета.
— Вот же вредитель! — радостно воскликнул Мар. — Семён, наш джинн, оказывается, не только специалист по женской части, но ещё и вор! Стянул коврик у своей дорогой Гюзели и профессору загнал. Оно и понятно — на его гаремные развлечения никаких денег не хватит. Ох и пройдоха, ох и альфонс... Молодец, — неожиданно добавил медальон. — Уважаю. — И замолк.
— Я вот что хотел у вас узнать, пока мы к основному разговору не приступили, — Семён с аппетитом принялся за манты. — Вот эта секта Изменчивых, кто они такие? Слимперов знаю, даже знаком с одним их жрецом, — Семён не стал уточнять, с каким именно жрецом: такой информацией почём зря не разбрасываются. — Что это они там, в ресторане, вытворяли?
— А, обряд изменения, — Шепель немного подумал, собираясь с мыслями. — Вот вы, Симеон, вспомнили о слимперах. Да, мощная секта! Можно сказать, организация. Религиозная, крепко стоящая на ногах организация. Официально запрещённая, но тем не менее вполне существующая. Предполагаю, что её напрямую курирует кто-то из самых верхов имперской власти.
— Несомненно, — буркнул Семён.
— ...А остальные, более мелкие секты, всего лишь вариации на ту же самую тему. На тему слимпа. Так сказать, новое толкование старых заблуждений. Скажем, есть секта «диких» слимперов, отрицающих магическую суть слимпа и считающих, что слимп по своей природе есть настоящая реальность, нам недоступная, а всё, что ныне имеется вокруг нас — всего-навсего морок и обман, кем-то специально созданный. Есть секта «отрицающих», которые считают, что слимп искать вообще не надо, потому что мы все живём внутри него, и каждое живое существо по сути своей есть малая частица слимпа... А есть «изменчивые». У них своя вера — вера в то, что пройдя ряд непредсказуемых изменений, полностью меняющих облик и личность, кто-нибудь из них рано или поздно достигнет совершенства и станет всемогущим слимпом, — Шепель долил себе в пиалу из кувшинчика. — Не более и не менее.
— Мало нам одного живого Слимпа, которого ты ненароком создал, так ещё вон сколько претендентов по пентаграммам шляется, с конкретной целью, — желчно сказал Мар. — Конкуренты на должность Бога. Эдак скоро проходу от Слимпов не станет! Куда ни плюнь, всюду Слимпы будут. Тю, дурилки пентаграммные...
— Понятно, — Семён взял с блюда и надкусил пирожок, запил съеденное шербетом. — Значит, всемогущества хотят... И что, есть у них хоть какие-нибудь результаты? Знамения какие-то, сообщения — есть? От тех, кто в Изменении участвовал. Кто в ленточную звезду слазил.
— Ну о каких результатах может быть речь, — удручённо развёл руками Шепель, — если человек непонятно кем или чем становится. И непонятно где. Результаты! Как можно стать тем, чего нет в природе.
— Я бы не стал заявлять столь категорично, — Семён ополоснул руки в воде с лепестками. — Есть у меня подозрение, что слимп все же существует... Благодарю за угощение. Давайте теперь к делу.
— К делу, так к делу, — согласился профессор, — почему бы и нет. — Шепель провёл рукой над ковриком и блюда-тарелки вместе с кувшинчиком немедленно исчезли. Аккуратно сложив коврик-скатерть, Шепель спрятал его в сейф.
— Могут украсть, — пояснил профессор в ответ на недоумённый взгляд Семёна. — Были уже попытки. Между прочим, коврик весьма дорого стоит. Весьма! Раритет, знаете ли. Некоторые коллекционеры мне за этот ковёр-дастархан большие деньги предлагали... Ценная вещь!
— А там что, не ценные? — Семён посмотрел на стеллажи. — Ерунда всякая?
— Тоже ценные, — заверил Семёна Шепель. — Ещё какие ценные! Только их украсть невозможно. Они, понимаете, убивают любого, кто их с полки возьмёт. Кроме меня, естественно. Мне боевые амулеты не опасны, у меня защита есть, — и мельком глянул на свой дешёвый медный перстенёк.
— Так надо было коврик туда, к ним, — Семён кивнул в сторону стеллажей. — Для пущей сохранности.
— Нельзя, — с сожалением признался археолог. — У них магия взаимоисключающая, у ковра и у боевых амулетов. Я бы с дорогой душой, но нельзя. Древние волшебные раритеты, они, видите ли, почти все узко специализированы. И зачастую несовместимы друг с другом. Когда-то это было целой наукой — умение правильно комплектовать магическую амуницию... Порой, Симеон, проигрывались глобальные, решающие сражения из-за, казалось бы, сущей мелочи! Из-за безделицы. Из-за пустяка.
Скажем, в битве за Нартовую Пустошь... была такая в Болотном Мире когда-то, теперь там центр развлечений построили... в этом сражении вождь одной из воюющих сторон по указанию своего колдуна решил использовать в битве трофейный меч-кладенец: то ли в бою тот меч его бойцы взяли, то ли лазутчики у противника выкрали, не важно... Важно то, что ни колдун, ни вождь не учли такую незначительную мелочь, как вплетенную в гриву коня вождя особую ленточку, предохраняющую седока от чужого магического оружия. Сильная такая ленточка была... И что получилось в итоге? А в итоге, едва трофейный, а значит вражеский по определению меч покинул ножны, как тут же сработало защитное колдовство ленты и мигом отбросило вражий меч далеко в сторону. Вместе с рукой вождя: от рывка меча ему полностью оторвало кисть руки, которой он держал чужое оружие. Ну а дальше... Меч-кладенец действует до тех пор, пока его рукоять сжимают чьи-либо пальцы. Вот меч и принялся действовать сам по себе, никем не управляемый... Короче — все, кто был в тот день на поле битве, там и полегли. Все, до одного. На том спор о Нартовой Пустоши и закончился. На пару лет: пока рука, державшая меч, не сгнила окончательно и оружие не перестало убивать кого ни попадя. Тех, кто на Пустошь случайно попадал.
— Подумать только! — удивился Семён. — А я был уверен, что меч, который лежит у вас на полке, и есть тот самый кладенец. Главное, рука оторванная тоже присутствует! Живая. У неё пальцы шевелятся, я сам видел.
— Он и есть, — медленно сказал Шепель, странно глянув на Семёна. — Значит, то, что о вас писали, правда. Вы — видящий. Это хорошо. Рука на мече... остывший магический образ... я так и не смог его убрать, потому меч и лежит у меня в запаснике. Кому он нужен, если в любой момент опять может взяться за старое!
— Так. Мы снова вернулись к главному вопросу, — подобрался Семён. — Откуда вы меня знаете? Как меня нашли?
— Я вас очень прошу, — пропустив мимо ушей реплику Семёна, взмолился профессор-археолог, — попробуйте убрать образ руки с меча. Вы ведь можете, да? Можете? Поверьте, это очень важно! В первую очередь для вас. Вы... Вы можете это сделать?
Семён вздохнул и, ничего не ответив, направился к стеллажу.
Присев на корточки, парень внимательно пригляделся к руке — та не подавала никаких признаков жизни — после осторожно, по одному, принялся отдирать пальцы от рукояти меча. Пальцы были мягкими, словно пластилиновыми, липкими, и у Семёна от брезгливости снова неприятно заёкало в желудке. К счастью, оторвать пальцы от рукояти меча он успел быстрее, чем взбунтовался желудок: кисть дохлой лягушкой упала на полку и растаяла в воздухе.
— Готово, — Семён встал, с отвращением отряхнул ладони. — Где руки помыть можно?
— Рукомойник там, в углу, — возбуждённо сказал Шепель, присаживаясь на корточки и осторожно поводя над длинной рукоятью меча своим медным перстнем, — невероятно... Камень ни на что не реагирует! Чудеса, да и только.
— Фирма веников не вяжет, — торжественно сообщил Мар неизвестно кому. — Фирма их ворует. Подумаешь, образ сняли. Мы с Семёном такие дела проворачивали, что ух ты! Да мы... Чего это я разошёлся? Он же всё равно меня не слышит. К сожалению. Иначе бы я ему такое рассказал, такое... Мы в своём деле тоже, небось, профессора! Нет — академики. Или кто там у них ещё круче...
Семён вымыл руки и вернулся к стеллажу: археолог продолжал водить ладонью над мечом, что-то бубня себе под нос. Видимо, всё ещё продолжал восторгаться.
Шепель поднялся с корточек, церемонно поклонился Семёну.
— Теперь у меня нет никаких сомнений, что вы — Искусник Симеон. Видящий, который может воздействовать на магию. Вы тот, кто мне нужен! Позарез нужен. И я хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
— Отказаться я могу от чего угодно, — отмахнулся Семён, — у меня есть всё, что мне надо. Или почти всё.
— У вас нет браслета-экрана, — вкрадчиво произнёс археолог. — Так называемого «воровского счастья». Который никогда не позволит обнаружить вас ни одному поисковому заклинанию, какое бы мощное оно не было.
— Считайте, что вы меня заинтересовали, — подумав, сказал Семён. — Очень заинтересовали. Но сначала — всё те же вопросы. Откуда вы меня знаете и как нашли.
— Отвечаю по порядку, — Шепель нервно потеребил галстук-бабочку. — У меня есть знакомства в имперском сыскном отделе. Надёжные, хорошо оплачиваемые знакомства! Служащие, которые поставляют мне сведенья о самых необычных преступлениях в Империи и данные о самых необычных преступниках. Я работал со многими из тех, кого так усердно ищут и никак не могут найти полименты! У меня свой метод поиска нужных мне людей.
Дубликат вашего портрета, нарисованного художником кардинальского сыскного отдела, лежит в моём сейфе, в отдельной ячейке. Вместе с дубликатом личного досье на вора-Симеона. Искусника Симеона, как назвали вас в Безопасном Мире. О, я в курсе многих ваших приключений! Один побег на прыгалке чужих из Безопасного Мира чего стоит... Вы уже стали живой легендой у воровской братии! Неуловимый вор-видящий, который работает исключительно в одиночку. И который, возможно, умеет влиять на магию. Я давно искал человека с вашими способностями, Симеон!
А как я вас нашёл... Могу сказать прямо — это была непростая работа! Пришлось посетить множество разных Миров, тех, где вы могли появиться, и оставить там специальные сторожевые заклинания. Настроенные на вас лично, Симеон. Такие заклинания, каких не было, нет и не будет в имперском сыске. Потому что эти сторожа были взяты мной из амулета, охранявшего Земляную Книгу. Вы слышали легенду о Земляной Книге?
Семён отрицательно покачал головой.
— Я вам потом её расскажу, — пообещал Шепель. — При случае. Очень, знаете, впечатляющая легенда! Страшненькая. Но именно она дала мне подсказку, где может храниться Земляная Книга.
В общем-то, ничего особо полезного в той книге не оказалось, легенды всегда всё преувеличивают: простенькие рецепты по изготовлению грязевых зомби, посредственные заклинания для вызова пылевых умертвий, наведение глиняной порчи на врагов... что там ещё насчёт врагов было... м-м... песок вместо крови, стеклянные кости, железные корни волос, растущие в мозг... э-э... и прочие нехитрые забавы с человеческой плотью. Прикладная грязевая некрономика, первые опыты! Давно устаревшие технологии... Никакого интереса ни с военной, ни с коммерческой точки зрения.
Саму Земляную Книгу я продал коллекционерам-некромантам, а охранный амулет оставил себе. На всякий случай — вдруг пригодится? И не ошибся. Пригодился.
— Хм, а где он ту Земляную Книгу взял-то? — призадумался Мар. — Не в библиотеке же! Семён, по-моему господин профессор-историк не кто иной, как наш собрат по ремеслу. Слышал я о таких! Их ещё «чёрными археологами» кличут. Попросту говоря — кладбищенские воры. Покойников грабят! Мародеры от истории, ага. Впрочем, у каждого свой бизнес... Слушай, спроси-ка у этого специалиста по умертвиям, чего ему от нас нужно? А то всё ходит вокруг да около! У меня уже терпение кончилось его мудрёные рассказы слушать.
— Гражданин профессор Шепель, — Семён пододвинул к себе стул, сел, закинув ногу на ногу. — Давайте ближе к теме. Суть вашего предложения?
— Вы сейчас не заняты работой? — поинтересовался профессор. — Я имею в виду, не нарушит ли мой заказ ваши планы? Дело предстоит серьёзное!
— Пожалуй, нет. Не нарушит. — Семён лениво покачал ногой. — До следующей пятницы я совершенно свободен. До пятницы в Изумрудном Мире.
— А что произойдёт в пятницу? — озаботился профессор. — Банк брать будете? Планово.
— Нет, почему же, — Семён усмехнулся. — Вполне законное мероприятие... Я должен быть на коронации. Одна моя знакомая становится королевой и очень обидится, если я пропущу такое важное для неё событие.
— Голову оторвёт, — поддакнул Мар, — и неограниченного кредита лишит. Она, помнится, так и сказала. Чёрт с ней, с головой, кредита жалко...
— Ясно, — сказал Шепель. — До следующей пятницы мы наверняка управимся. Значит, так: в одном из закрытых мёртвых Миров есть древний, всеми забытый мавзолей...