Скверная жизнь дракона. Книга шестая (СИ)

Глава 7

В Кратир мы приехали под конец четвёртых суток пути, практически перед закрытием города на ночь. Из-за позднего приезда я готовился бегать по городу в поиске ночлега — но едва не выпал из телеги, когда мы проехали ворота и канал мыслеречи раскрылся, отдалив моё сознание от тела.

«Ты приехал, кровавое отродье.»

«Чего тебе надо?»

«Не смей приближаться к миссии ксатов, иначе я разорву тебя. Их банк мы предупредили.»

«Всё это я уже слышал вместе с тем, что больше никого из вас никогда не увижу.»

«Не смей дерзить. Ты выбрал смирение перед старейшинами.»

«Старейшина — от слова старый маразматик, не помнящий собственных слов?»

«Не смей осквернять их имена своим грязными словами, отродье! Заткнись и слушай, я говорю с тобой от имени старейшин. Они хотят видеть тебя.»

«Чего? Вы там, что, окончательно в жизни запутались?»

«Это ты, тупое отребье, не понимаешь собственной ничтожности.»

«Ещё одно оскорбление, я найду тебя и убью.»

«Давай, кровавое отродье, окрась себя, как и полагает быть тебе. Давай! Я с честью встану в ряд с другими жертвами и буду счастлив, когда тебе разорвут!»

«Что за чушь ты несёшь? Ты болен? Какого лешего ты вообще выходишь на связь, мудило?»

«Заткнись, отродье. Старейшины хотят видеть тебя, этим летом. Купи провоз в банке ксатов на их торговой флотилии.»

«Иначе что?»

«Слова старейшин — закон. С преступниками мы не говорим.»

Канал мыслеречи разорвался, вернув моё сознание обратно в тело. Меня всего скривило от отвращения. Я только начал забывать, что мои сородичи всё ещё где-то существуют, как они поспешили напомнить о себе.

— Суки, — прошипел я, крепко сжав рукой посох.

— Да ты чего? — шедший рядом с повозкой Галис удивился, даже несколько обиделся на мои слова. — Да подумаешь, поздно приехали, бывает такое.

— Я просто кое-что вспомнил, — я мотнул головой, подавив эмоции. — Придётся завтра город оббежать.

— Да на это у тебя времени точно будет. Сейчас что посмотрим в гильдии, и решим на завтра.

Пока я с сородичем выяснял отношения — караван проехал через весь город, добравшись до гильдии свободных торговцев. Откуда мы вышли через полчаса с довольными лицами. Основная проблема в нашем плане была в том, что могут не найтись согласные на небольшую поездку извозчики. Но, к нашему счастью, на одной из досок в гильдии висел длинный список разумных, готовых арендовать себя и свою повозку любому, кто хорошо заплатит.

Утром следующего дня мы встретились в гильдии авантюристов и вольных наёмников. Нот и Галис ночевали в дешёвой гостинице, стараясь экономить деньги, а я даже подумать не мог провести ночь в комнате без сигнального контура.

— У нас два дня, сегодня и завтра, — резюмировал Нот, когда мы создали простенькую группу. — Чего тебе надо посетить?

— Магазин магических инструментов и лабораторию местную.

— С этим справишься без нас, — вернув работнику гильдии статуэтку одного из Тонов, Нот попросил карту города. В отличие от меня, эти двое были зарегистрированы в гильдии Кратира и подобные вещи получали без проблем. Заодно авантюрист попросил работника показать, где находятся нужные мне места. Уже через полчаса в гильдии свободных торговцев появились необходимые нам объявления. Я спихнул на Нота всю ответственность за организацию поездки и подбор разумных — тот не возражал, но требовал уплату в пять золотых, раз я такой ленивый.

Время до четырёх часов мы коротали по-разному.

Авантюристы направились на рынок, закупаться всем необходимым. На складе гильдии торговцев была арендована небольшая зона, так что эти двое могли тянуть припасы огромными мешками. Именно это им и предстояло сделать, ибо еды и дров надо не только на четыре дня в лагере, но и учесть запаса на случай метели, и взять для охранников с извозчиками на два раза, туда и обратно. Именно поэтому мы везли с Магнара огромный мешок, набитый вяленым мясом и салом.

Я же пробежался по магазинам, сравнивая цены. Они оказались почти одинаковыми, некоторые вещи дешевле, некоторые дороже. В Кратире можно было ничего не покупать, но одну склянку с зельем у местного алхимика я всё же приобрёл по вполне приличной цене в восемьдесят золотых: «Зелье двойного возвышения „Чувства магии“». Судя по описанию на бумажной этикетке, оно на сутки поднимало навык ровно на два уровня. И это зелье, и купленная в Магнаре одежда поедет со мной. Я подумывал купить на пробу ещё пару зелий, временно повышающих характеристики и уровни умений, но пожалел на это деньги.

И, всё же, хорошо, что я решил ничего не покупать в академии. Повышающее на один уровень «Чувства магии» зелье в академических лавках продают за сто золотых, тогда как в городах его можно купить за двадцать пять. Но такая разница не удивительна — благородный дом Миастус поставляет академии ресурсы по крайне завышенной цене, и маги просто не могут продать готовые предметы никому, кроме благородных. Казалось бы, зачем заламывать цены на сырьё, ведь выкупая конечный продукт, Миастус обязаны доплачивать сверху не меньше одного процента от суммы? На первый взгляд, гораздо логичней делать себестоимость товаров как можно меньше — но это только на первый взгляд. Чем дороже будут стоить конечные вещи, тем меньше шансов на то, что академия организует канал контрабанды. Сколько ни думаю, так и не могу придумать, каким образом маги смогли бы провернуть подобное — но, скорее всего, благородные таким образом просто решили подстраховаться.

В банковском отделении одного из банков высших эльфов — я пробыл ровно две минуты. Из-за каких-то внезапных внутренних трудностей в ближайшие дни они работать не будут. А раз у меня не получилось поиметь дополнительную наличность — в книжарне я ничего не купил. Но попросил придержать несколько книг до моего приезда.

И примерно так же обстояли дела у ксатов. Вышедший ко мне клерк островного народа сердечно извинился за доставленные неудобства, связанные со скорым переездом в Магнар, но пообещал в течение нескольких дней всё вернуть в прежнее русло. Переезд был связан с окончанием войны: теперь уже слишком неразумно держать в обычном городе сразу Священную миссию и банковское представительство.

Вчерашний разговор с моим сороди… Я вчера до самой поздней ночи размышлял о произошедшем. Нет у меня больше желания называть сородичами тех, кто поливает меня помоями и оскорбляет просто потому, что хочет. Нет, вчера я говорил не с сородичем, а просто с драконом. И этот дракон передал, что какие-то там старейшины хотят меня видеть… Кто это вообще такие? Вроде как это самые старые драконы, но мама о них практически ничего не говорила. И вот эти самые старейшины, ещё несколько налимов назад делавшие всё возможное для моего убийства — теперь хотят меня видеть. И ещё какие-то слова как закон… То есть, сначала был один закон, а потом у какого-то придурка пятка зачесалась и появился другой закон? Шикарно, нечего сказать. Откуда у меня такое впечатление, что у портовой профурсетки с опытом работы длиною в жизнь, одно случайно брошенное слово стоит несравнимо больше, чем все слова старейшин когда бы то ни было сказанные?

Но чуйка мне подсказывает, что ехать на остров всё же придётся. Не из-за угроз, ими можно воспользоваться в уборной по назначению — суть в моей слабости и… и не в самом пристойном состоянии истинного тела. Летать без передних лап и хвоста не столько сложно, а сколько рискованно угодить в передрягу без возможности отбиться. Правда, всё ещё не решён момент с Илуром, эльфом из Ганзейской торговой лиги. Если с ним дело не выгорит, то придётся обойти весь южный континент на своих двоих, оставляя в каждом государстве весточки своей семье. В этом случае мне всяко не хватит времени, чтобы накопить на оплату обучения, и тогда я буду бояться не драконов, а церковников с магами.

В гильдию свободных торговцев я пришёл с небольшим опозданием. В заполненном разумными зале на меня практически никто не обратил внимания: торговцы живо обсуждали последние слухи, что где-то у длинноухих опять что-то случилось. Никто не знал, что именно произошло, но все были уверены в одном: через два года высшие эльфы опять начнут скупать Юдскую присадку. Самое то сейчас её помаленьку откладывать, чтобы в нужный момент продать по завышенной цене. Не иначе как длинноухие опять сунуться в свой Тамливийский сад, но и в этот раз всё предрешено.

За просторным столом Галис с Нотом сидел в компании двух дворфов, двух остроухих, одна из которых девушка, и ещё одной девушкой с человеческими ушами. У эльфийки на левом глазу была плотная кожаная повязка, а вместо брови — кривой и грубый шрам.

— Да ты, я смотрю, вообще не торопился. Да тут тебя уже вовсю заждались, — пододвинув мне кружку с вином, Галис показал на остроухую с повязкой на глазу.

— Правильно ли я понимаю, что вы собираетесь в рощу кракчатов на пути к Такилу?

— Чего? — я уставился на двух авантюристов.

— Да не смотри ты на нас так. Ничего мы не говорили, она сама такая умная.

— Галис прав, ксат, — Нот показал пальцем на компанию разумных. — Группа эта не из тупых. Послушай их, они как раз по твоей части.

— Что же, — я внимательно посмотрел на эльфийку. — Раз мои товарищи успели проболтаться и смысла скрывать уже нет, то я с удовольствием послушаю, как группа авантюристов догадалась о моей поездке. Тем более, если предстоит слушать такую умную и запоминающуюся женщину.

— Ты ко мне клинья-то не подбивай, ксат, я не извращенка!

Я сдержался и не произнёс угрюмо, что она не только без извращений, но ещё и без чувства такта. Эмоции я попытался скрыть с помощью напитка, чтобы спустя мгновение чуть не выплюнуть этот перебродивший кислый уксус, по недоразумению названный вином. Пришлось лезть в пояс за флягой с чаем с лёгким коньячным послевкусием. Галис был сразу предупреждён о содержимом, а то он уже жадно зыркнул в сторону фляги.

— Я вопрос задал. Как поняли, что мы к той роще едем?

— Два с половиной дня пути к Такилу, заказ двух телег, потом ещё обратно забирать. В тех местах ничего ценного нет, даже никаких острогов или деревень. И дурак поймёт, что к чему.

— Действительно, всё слишком логично.

— Вы тоже добытчики? Мы бы хотели присоединиться и… ну, обменяться опытом.

— Что в той роще могут добыть трое разумных?

— Так, вы же за этим позвали авантюристов в караван! Чтобы мы, — женщина обвела рукой группу и показал на меня, — вам помогли.

— Она сейчас… — я недоумённо посмотрел на Нота.

— Ничего подобного я не указывал. Только охрана нас и возниц.

— А зачем вам ехать в такое гиблое место, если не для добычи тварей? — единственным глазом эльфийка уставилась на меня как лиса на колобка. Я же проигнорировал её и спросил у Нота с Галисом, не объяснили ли они группе, чем именно я занимаюсь. Те покачали головами. Дальше мне пришлось представиться и объяснить, что в академии я, якобы, отвечаю за актуализацию знаний о порождениях.

— Я не добытчик порождений. Желай я добыть заллай, то ехал бы в тёплое время года. Но сейчас зима, и задачи у меня многообразней. Именно поэтому вы допустили ошибку, так панибратски говоря со мной. Начни вы разговор с приветствия и…

Я прервался и спросил у Нота, обсуждалась ли плата за охрану. За каждый день в пути вместе с нами авантюристы хотели по пять золотых на каждого, и по два с половиной без нас. То есть, двести двадцать пять золотых на всё. Гораздониже наших предположений, потому что эта группа занимается добычей порождений и зимой им делать нечего. В принципе, из-за этого им нередко и есть нечего.

— Вам надо было начать с приветствия, — я продолжил отчитывать эльфийку, стараясь подготовить её к сделке, — Затем рассказать всё о своей группе и вежливо спросить, зачем ксату ехать в такое гиблое место. И тогда, возможно, мы бы сейчас…

— Да слушай, ксат, позволь я, — Галис умоляюще посмотрел мне в глаза. С момента моего прихода одноухий всё время поглядывал на одноглазую. Я махнул рукой и откинулся на спинку стула, глотнув из фляги.

— Да вот наш заказчик, Луара, как он сам сейчас сказал, очень необычный разумный. По всяким гиблым местам таскается, на тварей смотрит, думает, как они себя ведут. Да вот сейчас зима, а это не лето. Да ксат начал правильно говорить, что вы бы сразу сказали, что у вас есть к нему предложение.

— Какое? — одноглазая эльфа прищурилась, готовясь к чему-то плохому.

— Да рассказать ксату, как вы добываете порождения. Да вы же сами нам рассказали про какую-то лозу. А в оплату получили бы золото, — Галис показал мне два пальца. Я молча положил на стол две больших золотых монеты.

— Этого мало, — одноглазая уже было потянулась к монетам, но я придавил их кружкой.

— Да куда больше-то, Луара? За каждую тварь ксат всегда платит по двадцатке. Да знаете такого дворфа Грараса из Магнара?

— Знаю, он с группой промышляет в гиблом месте, — отозвался один из дворфов.

— Да вот ксат наблюдал, как они охотились за этой выдрой или ондатрой, неважно. Да ещё потом задал пару вопросов, а за это они получили двадцатку. Она тварь — одна большая монета.

— Сведения о кракчате избыточны, — я продолжил мысль Галиса. — Мне интересует всё о полёвке и лозе. Об их заллаях известно многое. Но тактика убийства твари, обычно, зависит от времени года. Это я и хочу услышать.

— Мы по кракчатам и по лозе, про полёвку мало знаем, — эльфийка мельком посмотрела на Галиса.

— Да тогда расскажите всё, что знаете. Думаю, это хватит.

— Без утайки, — я достал ещё одну большую монету. — Это аванс. Остальное получите по нашему возвращению.

Одноглазая переглянулась со своими сопартийцами, и согласилась. Нот достал статуэтку Тона с весами и кружкой и подозвал двух возниц, с ними авантюристы договорились до моего прихода. Теперь же, заключив договор на провоз и контракт на охрану — извозчики получили аванс и в сопровождении Нота пошли на склад гильдии, чтобы перегрузить купленные вещи в телеги. Перед уходом Нот издевательски хмыкнул и похлопал Галиса по плечу.

— С чего начать? — спросила эльфа.

— Начни с лозы.

— Мы добываем не всю, с чёрными ягодами не трогаем. Не подойти к ней. Даже если одноразового вперёд посылать, то всё равно не подступиться.

— Одноразового?

— Да про раба она говорит, ксат.

— Вы используете… рабов… как приманку?

— А как ещё? — эльфийка синхронно переглянулась с искренне недоумевающими сопартийцами.

— Ладно, давай начнём с самого начала, — я отхлебнул из фляги, стараясь притупить чувство отвращения. — В роще есть лоза, она оплела группу деревьев. Ваши действия?

— Ягоды какие? И как деревья расположены?

— Об этом не я должен рассказывать, — я постучал по трём большим монетам. Эльфа обмолвилась несколькими фразами с друзьями, и начала объяснения с самого начала.

В рассказах остроухой меня беспокоило, даже отвращало то, что во всех случаях фигурировали рабы. Их засовывали в бочки и как мячик пинали в сторону лозы. Она намертво крепится к деревьям с помощью сотен тонких красных лиан, отходящих от основных стеблей — и эти же лианы способны вытягиваться на многие десятки метров. Когда лианы полностью оплетут бочку, то широкие зелёные листья моментально окрасятся в коричневый цвет и скрутятся в подобие конусообразного сверла, расширяющегося к концу листа. Свёрла вопьются в бочку и ритмичным подёргиванием просверлят отверстия, в которые вкатятся ягоды. И взорвутся. Сила взрыва у ягод небольшая, но для жертвы спасенья в этом нет — листья каждый раз будут сверлить новые отверстия, забрасывая новые ягоды, постепенно расщепляя жертву на куски. Единственный шанс спастись — уложиться в три минуты. Примерно столько требуется листьям, чтобы прогрызть бочку. За это время добытчики должны приблизить к хищной лозе, отбиваясь от бесчисленных красных кнутов и остерегаясь листьев, ибо, в отличие от дерева, человеческую плоть они просверлят за секунды. Примерно столько же понадобиться, чтобы вкатить ягоду в рану.

На моменте рассказа про взрывы один из дворфов встал и подвернул штанину. В икроножной мышце был глубокий рваный шрам, будто кусок мяса вырезали и раскалённой сталью обожгли края раны. Луара же просто постучала пальцем около повязки на глазу.

— На листьях какой-то пушок белый, он очень острый. Если они в тебя впились, то вырвать можно только с мясом, — эльфийка показала на девушку с человеческими ушами. Та приподняла куртку и показала четыре глубоких конусообразных шрама на животе.

Всё же, прорубившись сквозь лианы и увернувшись от листьев, авантюристы должны отрубить основные стволы от корня. Вот только сами стволы рубить ни в коем случае нельзя, иначе все листья свернутся иголками и ягоды, взорвавшись, превратят их в шрапнель. Рубить нужно прямо в землю, под определённым углом, с определённого расстояния и на строго определённую глубину — чтобы попасть во что-то, что авантюристы никогда не видели. Они только могли сказать, что это место очень тонкое и длиной не больше двух сантиметров, но если его правильно разрезать, то раздастся щелчок, вся лиана расслабится и рухнет на землю. Если авантюрист ударит выше, то умрёт утыканным иголками ёжиком, а если ниже, то на добычу можно махнуть рукой, ибо в таком случае после оклазии ничего не останется. Собственно, из-за этого места Еурскую виноградную лозу скверны зимой никто не добывал. Пока добежишь, раскидаешь снег и доберёшься до основания лозы — ягоды внутри бочки успеют взорваться по три раза.

К лозам с зелёными ягодами можно не ходить, хотя длина лиан в них не больше десяти метров. Как выразилась Луара, быстрее оруки сами себя сожрут, чем после зелени хоть сколько-то полезного останется. Потом по ценности идут лозы с тёмно-синими ягодами и двадцатью метрами в лианах, потом красные с тридцатью метрами, а замыкают чёрные с их полтинником метров и, будто это мало, умением прицельно стрелять свёрнутыми в иголки листьями.

Про полёвку добытчики рассказали крайне мало. На этом порождении специализировалась другая группа из десяти разумных, на зиму разъезжающейся из города со словами, что под снегом тварь искатьто ещё удовольствие. Но даже от сказанного эльфийкой я минуту боролся с омерзением. Если в случае с виноградной лозой раб мог выжить, уложись авантюристы в три минуты, то полёвка не оставляла несчастному и шанса. Пожри их скверна, они раба используют как червяка на крючке, заведомо обрекая того на смерть.

— То есть, зимой порождения ведут себя так же, как и летом? Их добывать мешает только снег?

— Как сказать, — протянула задумчиво эльфийка. — Будто вялые, замедленные. К ним подойти можно ближе, где-то в два раза. Вот синие ягоды, например, лианы свои откидывают не на двадцать, а на десять метров.

— У меня последний вопрос, и будем расходиться. Кракчатов разных видели?

— А это уже третья монета, господин наниматель, — эльфийка хитро улыбнулась.

— А это не просьба рассказа, а всего лишь обычный вопрос с ответом да, или нет. И если да, то насколько разных.

— Это уже два вопроса.

— Даже два вопроса ещё не рассказ.

— Да скажи, он не обидит, — Галис подался вперёд и кивнул эльфийке.

— Видели, и не раз — сказала остроухая спустя секунды раздумий. — Не скажу, где, но они были в полтора раза больше обычных.

Последние слова эльфийки были ровно тем, что я хотел услышать, и одновременно с этим не хотел слышать вовсе. Что те две ондатры отличались размерами, что у разных виноградных лоз свои особенности, что существуют разные виды древней, что вот теперь кракчаты — порождения скверны действительно развиваются. То ли со временем, то ли от количества сожранного мяса, то ли вообще от убийств. И последнее — самое скверное.

На следующий день после разговора с добытчиками я встретился с Галисом и Нотом в гильдии авантюристов, за несколько часов до похода в ратушу. О предстоящем думать не хотелось: как в Магнаре всплыла тема с рабами, так и вовсе настроение пропало. Хотелось как можно быстрее закончить всё и вернуться в академию.

Я встал рядом с авантюристами, рассматривавшими доски с зданиями. На одной из них висело моё объявление.

— Чего хмуришься, ксат? — спросил Нот.

— Поздно лёг спать, — я не врал. Я действительно лёг поздно, ибо после гильдии торговцев зашёл в магазинчик магических принадлежностей и вечером провязал ещё четыре печати. Теперь их ровно столько же, как и в день выезда из академии. — Какие задания ищете?

— Да прибыльные, какие ещё? — Галис отогнул один из листочков, чтобы рассмотреть другой, висящий под ним.

— Навевает воспоминания, — Нот постучал пальцем по одному из потрёпанных листков с ободранными краями. Постоянное задание от городской администрации на каждодневное исполнение, за три серебряных и семь бронзовых монет предлагало авантюристам спуститься в местную канализацию, для её исследования и изучения количества и качества обитающих там слизняков, осмотра каналов и поиска неустановленных лиц и монстров, если такие вообще там могли быть.

— Да, было дело, было. Я, по первой, тоже таскался на похожее, только там платили побольше.

— Все таскались, — Нот громко шмыгнул сплющенным носом. — Как вспомню, так сразу нос закладывает.

— Кто такие слизняки?

— Не знаешь? — Нот только повернулся ко мне, как тут же легонько хлопнул себя по лбу. — Ну да, ты же особенный.

— Да слушай, может быть, и покажем, — Галис показал на постоянное задание на десять оболочек любых слизней за семь серебряных каждая. Рядом висело другое задание на пять оболочек морозный слизней за два золотых и три серебряных. И ещё рядом висел запрос на внутренний студень обычных, морозных, грибных и плодовых слизней, где каждый оценивался по собственной цене от полутора до семи серебряных общих монет.

— Вряд ли покажем, тащить с собой много надо, хотя… — Нот переглянулся с Галисом и, попросив у работника гильдии карту местных земель, о чём-то долго переговаривались, постоянно донимая работника вопросами.

— Не покажем, — резюмировал Нот, вернувшись к доскам. — В тех местах давно разумных не было, а от караванщиков ничего не слышно.

— Да давай арендуем на всякий случай, — Галис кивнул в сторону стоек. — Да лишним не будет, а там уж точно пятёрку найдём.

— Если они там есть. Но давай. На слизней как вернёмся, а это сейчас, — Нот взглядом показал на очередное задание, где за шесть золотых оплачивали разведку леса и местности вокруг скверной рощи, куда мы направлялись. Вполне неплохие деньги для тёплого времени года, когда в рюкзаке нужно нести только провиант да палатку. Сейчас же эти шесть монет казались издёвкой.

Пока Нот и Галис брали задание — я ознакомился с книгой по ближайшим порождениям и полностью убедился, как именно разделывать обе твари. Хотя до полёвки добраться невозможно.

Оказалось, авантюристы арендовали два небольших кувшина на три литра воды, с пробкой к широкому горлышку. Каждую из ёмкостей покрывали волнистые линии с рунами и небольшими печатями.

— Убитые слизни на воздухе быстро гниют, — объяснил Нот. — Хранить надо в воде. Но если она превратится в лёд, то всё испортится и так. А в этих не превратится. Каждый такой кувшин по пятьдесят золотых стоит. Пожри их скверна, да на эти деньги можно бойца вооружить щитом и мечом. Дрянным щитом и мечом, но всё же.

— Да всё учебку вспоминаешь, да? — Галис игриво тюкнул товарища в бок. Нот пробубнил, что такой идиотизм он вряд ли забудет.

— Так что там со слизнями и слизняками? Это разные твари?

— Да так оно и есть, слизень выглядит как ползающий студень. Ты холодец хоть раз видел? Да представь, что он размяк и пополз.

— Куда пополз?

— Куда захотел, — махнул рукой Нот, намекая на необъятные просторы. — Но, обычно, ползёт к жратве. У каждого слизня она своя. А слизняк, он… слизняк. Обычного слизняка видел, который на траве сидит? Ну этот такой же, только больше, размером по локоть.

— Да считай, слизняки только в тёмных и влажных местах обитают, а почти все виды слизней туда не загонишь. Да может, какие пещеры, но это не часто.

— Слизняков и слизней в канализациях используют, вместе.

Нот ломано объяснил, что в каждом городе есть канализация. Где-то она насчитывает несколько уровней, как в имперской столице, а где-то состоит лишь из главного акведука и небольших подводов с каждого района города. Слизней и слизняков там используют в симбиозе. Первые перерабатывают отходы, а вторые едят слизней и поддерживают их популяцию на приемлемом уровне, но основная работа слизняков — сигнализация о появлении других монстров в канализации. Хотя, как сказал Нот — это лишь отговорка для новичков и дураков. Просто от слизняков не избавится в принципе, сколько бы разумные ни пытались в разных городах. Вычистят всю канализацию, даже отходы уберут — а паскуды всё равно появляются. Поэтому со временем решили, что пусть они живут там и слизней жрут, а новички их проверяют за сущие гроши. Ну а если вдруг найдут слизняка не бледно-жёлтого цвета, а какого-другого, то получат премию, а канализация закроется на какое-то время. И воздух в городах начнёт пахнуть не очень приятно.

— А со слизнями-то что делают в канализации? Точнее, что они там, просто живут, едят и становятся кормом?

— Да как просто живут, они же это, ну, всё что там, переваривают. Да жрут и сжимают, что ли, а потом это находят и продают крестьянам как удобрение… Фу, дерьмовый разговор, да давай о чём другом.

Другой темы для разговора мы не нашли, так что до гильдии торговцев шли молча. Авантюристы положили кувшины в телеги, к моему вчерашнему заказу. Вчера после разговора с добытчиками я забежал на рынок, где у стекольщика прикупил три больших стеклянных банки, с условием вернуть их за три четверти цены.

В городской ратуше мы надолго не задержались. Так называемый аукцион рабов проходил в соседнем районе города, но именно через ратушу покупалось право на участие. За пять золотых каждому покупателей выдавали по светло-зелёной повязке и по пропуску. Продавцы носят повязки оранжевого цвета.

Над входом в здание, куда мы пришли после ратуши, висела огромная вывеска «Аукционный дом города Кратир», а в просторном холле нас встретил нутон в дорогом костюме. Подавив огонь презрения во взгляде, нутон объявил, что на сегодня назначен открытый аукцион рабов и мы вольны ознакомится с описанием товара перед началом. Заодно нутон предупредил: если кто-то из нас купит товар и решит продолжить участие в торгах, то обязан будет предоставить исчерпывающие доказательства существования денег в кошельке.

Помимо нас в холле было ещё семь разумных с оранжевыми повязками и пятнадцать разумных с зелёными. Но мы пришли за несколько минут до начала торгов, поэтому не должно было появиться новых конкурентов. Хотя и этих хватало с головой.

К одной из боковых стен длинным списком прикреплялись листки с описанием выставленных на торги разумных. Их имена, возраст, характеристики, умения, навыки и провидение богов. Большая часть рабов числилась за другими хозяевами и причиной продажиуказывалось либо покупка нового раба, либо банальное отсутствие работы. Галис негромко хохотнул, объяснив, что лишь одна десятая из этих причин соответствует действительности. Ни один разумный никогда не напишет, что купил тупого необучаемого раба, и хочет от него избавится.

Была и другая группа, принадлежавшая непосредственно городу. Вместо причин продажи у этих рабов указывалась повинность перед законом.

— Наши ребята, — Нот внимательно всмотрелся в описание второй группы.

— Да вот этот неплохо стоит. Сорок три года, и торги начинаются с пятнадцати монет, — Галис показал на один из листков.

— Эти два тоже ничего так, подходят, — Нот показал на другие листы. Десять и двадцать стартовых монет за тридцать три года и тридцать семь лет соответственно.

— Да, цена неплохая. Подойдут, — Галис с вопросом во взгляде посмотрел на меня. — А ты как думаешь, ксат?

— Я никак не думаю. Я даю деньги, всё остальное делаете вы.

Я поспешил отойти от стены, чувствуя, что меня скоро вырвет. Да, в списках были убийцы, насильник и даже оскопившая собственного маленького сына женщина; да, этих всех разумных таковым словом назвать нельзя — но, пожри их всех скверна, как можно продавать и обсуждать как товар? Не проще ли убить или сослать на какие-нибудь пожизненные тяжёлые работы. Или они таким образом заменяют наказание? Не знаю, но это мерзко, и я подобное не могу принять.

— Да это непросто выбирать их, — сказал Галис, когда они с Нотом закончили рассматривать списки. — Да ты не переживай, мы подобрали неплохие варианты. Будем их тянуть.

— Плевать. Главное, не забывайте, сколько у вас на всё денег, включая бюрократию.

Нот уже было начал говорить, что прекрасно это помнит — как прозвучало приглашение в зал. Обычный просторный зал с круглыми столами и широким подиумом в конце. Около него встали разумные с оранжевыми повязками, а покупатели сели за столы, не заняв и четверти от их количества.

На подиум зашёл нутон и попросил зелёные повязки намотать на левый кулак: поднятая рука означает повышение на фиксированную ставку. Объявив, что аукцион начинается — нутон обратился к одному из разумных с оранжевыми повязками. Тот зашёл за кулисы и вывел на подиум первого раба.

— Да они хоть иногда без приказов выходят сами? — прошептал Галис Ноту.

— Только если дети, или тупые, или гордые слишком.

— Да или всё вместе, — хмыкнул одноухий. — Да может ту бабу возьмём?

— Чтобы тебе наконец член оторвали? — усмехнулся Нот. — Но если хочешь рискнуть, то надо спрашивать у ксата.

— Мне плевать, кого вы там возьмёте, — я устало прошлёпать и погрузился обратно в свои мысли, практически не следя за происходящим.

Вторым вывели раба, которого авантюристы присмотрели ранее. Он был худой, с торчащими рёбрами и явно обессиленный, но это Нота и Галиса не смущало. Живо участвуя в торгах, они выкупив раба с человеческими ушами за девяносто пять золотых. Галис только и успел мне сказать, чтобы я вместо расписки показал монеты, как к нашему столику подошёл один из работников аукциона. И тут же ушёл обратно, увидев пять больших золотых монет в моих руках.

Женщину эти двое решили не выкупать, рассудив, что мужик на своём горбу унесёт больше. Цена за второго раба ушла за шесть сотен, а вот третьего авантюристы всё же заграбастали за сто пятьдесят монет. Получилось дешевле запланированного, но сверху наложились ещё десять процентов аукционного сбора, ещё столько же налога на имущество, ещё по десять золотых за регистрацию рабов в ратуше, и ещё по двадцать каждому авантюристу, чтобы хоть какую-то одежду им купили, а то в заплатанных обносках они дальше километра от городских стен не пройдут.

— Говорят, у остроухих с этим делом попроще, — проговорил Нот, когда мы все вышли из ратуши. Два раба с человеческими ушами как получили от новых хозяев приказ молчать, так всё время и держали рты закрытыми, покорно передвигая ногами.

— Да тоже слышал, ага, — Галис хмыкнул, спрятав большую монету во внутренний карман. — Да у них без всего этого происходит, просто купил, оплатил и вперёд.

— Что делать будешь, ксат? — спросил Нот. — Мы на рынок, там подешевле вещи есть. Их ещё накормить надо, а то издохнут по дороге.

Я ничего не ответил, устало посмотрев на затянутое тучами серое небо. У меня уже не было никаких моральных сил таскаться по городу. Хотелось дойти до гостиницы, упасть в кровать и очнуться утром перед отъездом, а лучше вообще у скверной рощи. Вот только мои желания суровая реальность явно не собиралась брать в учёт, так что следующие дни предстоит мне мёрзнуть как последней скотине.

К месту выгрузки с повозок, в четырёх часах ходьбы от скверной рощи — мы приехали к обеду третьего дня без особых эксцессов, хотя утром перед отъездом едва не случился скандал.

Одноглазую эльфийку взбесило появление рабов. Она мне в лицо заявила, что я последняя тварь, втёрся в доверие и выведал всю информацию о виноградной лозе, а сам накупил одноразовых на промысел. Я собрался сказать, что не уподоблюсь мразям, использующим других разумных как бесправные куски мяса — но Галис объяснил одноглазой, что рабы нужны только для переноски вещей. Даже Всебоги не ведают, что именно ксат делает в скверном месте, ибо работает в одиночку и сразу останавливается, если заметит постороннего. На резонное замечание авантюрист показал бумаги, что рабы принадлежат ему и Ноту. Луара окончательно успокоилась после клятвенного заверения Галиса о том, что я еду ради исследований и пары кракчатов, если подвернётся возможность.

Я ещё тогда успел шепнуть Галису, что тот зря подкатывает к остроухой. Когда они приедут забирать нас, то крайне удивятся добыче. Одноухий спокойным голосом заметил, что кожа дешёвая и плевать, сколько я её добуду. А когда мы в день приезда отходили от каравана, то Галис на прощанье подмигнул остроухой, на что та смущённо заулыбалась.

Всё проведённое в дороге время рабы молчали, угрюмо и задумчиво посматривая на авантюристов. Если в день покупки в их взгляде таилась хоть какая-то живительная искорка, то после перепалки с эльфой эти двое едва не плакали, хоть немного и приободрились на словах про переноску вещей и мою скрытность. Когда мы отчаливали от каравана, они молча сгрузили припасы с телег на импровизированные ручные сани и, встав на снегоступы, поплелись за нами.

До назначенного места добираться было тяжело, прокладывая путь через метровые наносы снега. Проваливаясь по пояс, авантюристы первое время громко ругались, но уже на втором часу приняли происходящее как неизбежное. Мы шли строгой линией и каждые пятнадцать минут меняясь местами, чтобы никто не уставал — хотя я, после зимы на скверном материке, мог целые сутки прокладывать такой путь и не запыхаться.

Место для лагерь было выбрано глубоко в лесу на крохотной полянке, в часе ходьбы от скверной рощи. Я было начал мечтать, как сяду около быстро разожжённого костра, сниму промокшие из-за постоянного проваливания в снег штаны да сапоги и отогрею замёрзшие ноги — да вот только уже темнело, а зимние вечера крайне быстро обращаются ночами.

Сани были брошены у опушки с основной частью провианта, а мы взяли с собой только ткань и дров на первое время, и котелок выпарить воды. Как и на стоянках караванов, ткань обтягивали между деревьев и уже через полчаса поляну окружил трёхметровый забор, а ещё через полчаса три четверти стоянки накрыло широким тентом. Оставшаяся часть предназначалась для разбивки очага.

Пока Нот и рабы натягивали тент, мы с Галисом набрали толстых палок и соорудили небольшой экран, защищая ткань от открытого огня. Но палатки и остальной провиант остались в санях, а в окутанном непроглядной тьмой мире, с затянутым облаками небом и без единого источника света — мог без проблем ориентироваться только покрытый морщинами разумный. Именно он следующие четыре часа морозил эти самые морщины, два раза ходя к саням. Остальные то же не грелись у костра, а вооружились факелами и помчались в лес за валежником.

К моему второму возвращению около стены уже стояли козлы, и рабы вовсю напиливали приволочённые стволы деревьев, заполняя воздух задорным уханьем пилы. Я приятно удивился тому, что авантюристы не гнобили мужиков и позволяли им греться у костра столько, сколько те посчитают нужным. Из-за этого рабы не отлынивали от работы. Окончательно они ободрились от равной нашей порции наваристого ужина.

Утром план на день был составлен быстро. Рабы сначала притаскивают всё оставшееся с саней, а потом поочерёдно ищут валежник и утрамбовывают путь обратно к дороге: этими двумя вещами они должны заниматься до отъезда. Авантюристы отправлялись на разведку в разные части леса, собираясь вернуться к вечеру. Я же за несколько часов протоптал путь к порченой роще.

У скверных мест зимой какая-то своя особенная, завораживающая стать. Нелогичное явление всецело отдавалось логике холодов, застывая и коченея. Искривлённые деревья как солевые истуканы замирали, сопротивляясь самым резким порывам ветра. Их искривлённые кроны зонтом покрывались снегом. В глубине защитного периметра свет будто источался и, казалось, что там открывались врата в иное дьявольское измерение. Если вспомнить повадки порождений, то подобная аналогия кажется вполне уместной.

Вытоптав полянку в десяти метрах от защитного леса — я скинул с себя плащ, паранаю, рюкзак и пояс с содержимым. Всё ценное, что могла пожрать скверна. Хотя подношения я всё же принёс. Лог.

Личное имущество:

…

Структурная прочность: 0/39

…

Структурная прочность: 0/63

…

Труселя-парусина и носочки. Нужную информацию я узнал с оценкой, но хотелось довести дело до конца. Трусы из тонкой нежной ткани наподобие сатина, а детские носки из толстой шерсти — значения структурной прочности прямо доказывают, что скорость поглощения напрямую зависит от материала предмета. Да, обе вещи с хранилищем маны и у носков оно больше, это повлияет на конечный результат — но погрешность в исследовании нивелирует пара обычныхшерстяных носочков, купленных на рынке. Их я положил рядом с искривлёнными скверной деревьями и направился вглубь рощи. Одежда у меня из плотных материалов, так что поглощаться будет долго.

Простые носочки скверна поглотила за пять часов. Это поставило точку в первом исследовании: в плотной одежде можно три часа беспрерывно находится в скверне. А следить за уровнем осквернения можно по подаренному Налдасом ножику.

Весь день я занимался подготовкой, изучал рощу и повадки кракчатов. Как и осенью, скверные вепри безмозглыми болванчиками ходили по круговым тропинкам, протоптанным в снегу аж до самой земли. Первая вытоптанная дорожка нашлась через триста метров от начала скверной рощи, вторая ещё через триста метров, и третья, и четвёртая. Для запланированного хватит и этих четырёх тропинок, к тому же я как следует протоптал дорожку до четвёртого пути. Если вначале я до него добирался больше часа на снегоступах, то под конец без оных требовалось не больше двадцати минут. Также подметил кусты Еурской виноградной лозы скверны для добычи, и кое-как нашёл гнездовья полёвки. Слишком сложно отыскать на снежном полотне небольшую кочку в полсантиметра глубиной.

— Да я смотрю, ты весь день развлекался, — усмехнулся Галис, когда я затемно вернулся в лагерь и сразу же пристроился у костра, отогревая замёрзшие руки.

— Провёл его с пользой для ума и здоровья, — меня аж всего передёрнуло от накопившегося холода.

— Выпей, не хватало ещё тебе слечь здесь, — Нот протянул мне кружку с густым зелёным отваром из трав, с навязчивым привкусом хвои и рябины. — Сегодня без добычи?

— Завтра начну. Банки в ящике не разбились?

— Да целы они, я проверил, — Галис отмахнулся. — Да ты лучше скажи, что там и как. Ну, чего вообще изучал. Да что ты вообще там делаешь, кроме убийства тварей?

— Галис, без обид, но ты же первой бабе всё разболтаешь. От моих знаний напрямую зависит моя жизнь. И если всё это разболтать, если всё это станет известно, то во мне уже не будет надобности, — я показательно провёл пальцем по горлу.

— Да это ты зря так говоришь, — насупился Галис. — Да мы и так связаны с этим твоим… дружком.

— Галис прав, ксат. У тебя есть своя правда, мы её понимаем. Но навредить тебе мы не сможем.

— Да за этих можешь вообще не переживать. Они уж точно ничего никому не расскажут, — одноухий кивнул в сторону рабов, сидящих чуть поодаль и старательно парадировавших ветошь.

Я несколько секунд думал, стоит ли вообще что-то рассказывать, а если и стоит, то что именно? В итоге, на расчищенной от снега земле, я нарисовал прямую линию и поодаль от неё понатыкал палочек.

— Рассказ Луары про виноградные лозы помните? — авантюристы кивнули. — Эта линия — путь кракчата в той роще, а палочки — это лозы. Как бы ни петлял путь, но он никогда не приблизится к лозам ближе, чем на шестьдесят метров. А теперь вспомните, что Луара говорила про лозы.

— Что? — в гнусавом голосе Нота чувствовалось непонимание, и некая степень интереса.

— Что их существует четыре типа. Пока я ходил, примерно из двадцати увиденных десять были с зелёными ягодами, шесть с синими, три с красными и только одна с чёрными. Как они такими получаются? Они не обычные растения, как та же тыква, по мере роста меняющая свой цвет от зелёного к оранжевому. И они не монстры, растущие от убийств как те же гоблины, ведь в глубине рощи лианы никого не убивают. Так, всё же, почему появляются разные виды одной твари с нарочито улучшенными способностями?

— Да… — Галис заговорил и замолк, растеряно рыская взглядом, а Нот задумчиво посмотрел на огонь. — Да мы почём знаем, а? Да я только сейчас об этом узнал.

— А это, на минутку, моя обязанность, отвечать на подобные вопросы.

— И как, знаешь, почему такое происходит? — спросил Нот.

— Нет, не знаю. Но обязательно когда-нибудь узнаю.

На следующий день я приступил к исполнению плана. Первым делом забросил в рощу магические вещи и направился к дальнему, четвёртому пути кракчатов. План прост — убить четвёртого и оттащить тушу ко второму пути. Потом убить третьего и оттащить к первому пути. Со второго пути оттащить к началу скверной рощи, а когда убью первого — то вытащить все туши на зону преддверья и приступить к их разделке. Благодаря опыту на свежевание каждого вепря тратилось не больше пятнадцати минут, и ещё пять, чтобы вспороть им грудь и вытащить небольшой красный шарик размерами с мячик для гольфа, с бледно-коричневыми прожилками. В кракчатах, как оказалось, то же была Кваралитская масса, самая дешёвая и простая. Но и она пригодится.

Этим постоянным перетаскиванием я старался не превысить лимита в три часа. То есть — в восемнадцать пунктов осквернения в вещах. Я сначала накопил двенадцать пунктов, охотясь на вепрей, а во время разделки туш скинул восемь. Именно поэтому к вечеру у рощи лежали пять кож после оклазии, и ещё четыре готовились к процессу.

С виноградными лозами пришлось повозиться, аккуратно раскапывая снег и стараясь не повредить главные стебли и листья, так и не замёрзшие зимой. Рассказ добытчиков о перебитом корне натолкнул меня на одну мысль. И, действительно, где синие стволы выходили из земли, чтобы через полметра окрасится в красный цвет — земля была мягкой и рыхлой, а не каменистой и твёрдой. На глубине в половину ладони шесть основных стволов, по два на каждое искривлённое дерево, сливались воедино и переходили в тонкую перемычку длиною меньше сантиметра, росшую из едко-жёлтого корня.

На первый раз я разрезал эту перемычку, пока корень был в земле. Весь огромный куст с красными ягодами вздрогнул, обмяк и обвалился, а корень мгновенно почернел. И если на раскопку снега и земли мне потребовалось минут пятнадцать, то ягоды с фалангу собирались в стеклянную банку все полчаса. И ещё одна минута потребовалась, чтобы отрезать синие участки стебля, ибо красные после оклазии ничего после себя не оставляли.

Второй эксперимент я провёл на лозе с синими ягодными. Там я так же раскопал снег и землю, но не сразу обрубил корень, а медленно его вытащил. Если одной рукой придерживать общее для стеблей основание и тянуть его вверх, а другой тянуть корень — то он преспокойно вытащится из земли. Абсолютно гладкий и без волосков на поверхности, от соприкосновения с воздухом он из едко-жёлтого цвета окрасился красным.

С виноградной лозы с чёрными ягодами, ко всему остальному, добывались росшие на самом верху куста будто кедровые шишки. Вот только они вывернуты орешками наружу, цвет у них малахитовый с серебряным отблеском, и пахнут они как месячная настойка алое на нашатырном спирте.

Внимание, Ваше имущество поглощает скверна

Оповестила система, стоило только мне выйти из рощи с третьей банкой с чёрными ягодами. В первый раз я был далеко и чисто физически не успел добраться до труселей — но сейчас носочки были в прямой доступности. Они будто завибрировали, их очертания стали неясными. Я успел вытащить их из скверны.

Внимание, предотвращено поглощение Вашего имущества

Выскочило оповещение, когда очертания носков стали прежне чёткими, а счётчик структурной прочности с шестидесяти трёх уменьшился на единицу. Я вернул носки в рощу. Вскоре они опять покрылись странной аурой вместе с предупреждением системы. Я вновь вытащил их и засунул обратно, но уже окончательно.

Внимание, Ваше имущество поглощает скверна

Начался отсчёт в минуту. Системе ещё раз предупредила на тридцать секунд. И ещё раз, когда оставалось пятнадцать.

Внимание, Ваше имущество поглощено скверной

Носочки покрыла рябь, их очертания размылись и они, обратившись миллиардами атомов, исчезли как сдутые ветром. Из лог-файла пропало любое упоминание поглощённых вещей, будто бы их и не было вовсе. Интересно, неужели скверна когда-то пыталась вот точно также поглотить и меня, буквально стерев из мира, а тело, исказив, жаждала обратить в нежить?

В лагерь я вернулся хоть и чертовски замёрзшим, но во вполне бодром расположении духа. Банки с ягодами я оставил в ящике около леса, положив туда же корни и добытые шишки. Зато кое-как дотащил до лагеря восемь кракчатских кож. Авантюристы аж обомлели от увиденного, распахнув рты и ошарашенно хлопая глазами.

— Да вот это ты хорошо день провёл! — Галис подскочил ко мне и помог сгрузить с плеч довольно тяжёлый груз. — Да за эти восемь штук тебе отвалят под четыре сотни!

— Ты забыл, Галис, они ему нужны лично. Как успехи? Не с кожей, я её и так вижу, а с твоими вопросами.

— Пока никак. Этот процесс не на один год, — я подсел к костру, протянул замёрзшие руки и устало вздохнул. Нот передал мне тарелку густой похлёбки и здоровый кусок пресной лепёшки, выпеченной из привезённой с собой муки. Щедро сдабривая её пряными травами и солью, авантюристы добавляли воды и на дне кастрюль выпекали походный хлеб. После тяжёлого рабочего дня можно многое отдать за такой хлеб.

— Нашли слизней? — спросил я, покосившись на кувшины с широким горлышком.

— Да нашли, даже много, в километрах семи отсюда, — сказал Галис, закончив раскладывать рулоны свёрнутой кожи. — Да наткнулись на них чисто случайно. Решили пройти к месту, где в прошлый раз с караваном на стоянку встали.

— Монету мы заработаем, ксат, за разведку и за слизней.

— Как вы их вообще находите?

— Да вот так, — Галис взял две палочки и постучал ими друг об друга.

— Или это ритм какой-то мелодии, или ты себе мозги отморозил.

— Да мы тут все от этих холодов отупели.

— По вибрации мы их находим, ксат. По её отсутствию, — Нот взял одну палочку и принялся ей водить около земли, как слепой тростью на дороге. — Если в снегу ударишь что, то почувствуешь рукой. Но если уткнёшься в слизня, то рука резко остановится, и всё.

— Да вот мы завтра монету и заработаем, — Галис кивнул в сторону кувшинов.

— Куда их вообще используют?

— Да благородные, богатеи и купцы оболочку морозных слизней со льдом хранят в подвалах, продукты на них держат. Да как в мешки в неё лёд засовывают и тогда он медленней тает, и сильнее охлаждает. Говорят, с оболочкой лёд аж до осени может пролежать. Да всё равно оболочку выкидывать потом, дряхлеет она.

— Им кувшинов мало?

— Да вот не всё в кувшинах хранить можно. Ягоды там, фрукты какие, рыбу — такое только на льду. Да и сам лёд, я слышал, благородные едят.

— То же слышал, — Нот бросил в костёр палочку, которой до этого елозил по земле. — В столице есть… ресторан. Там летом продают лёд. Его крошат, поливают вареньем и продают за сто золотых за маленькую плошку.

— Да я за эти деньги шлюхой стану! Сто золотых! Да за воду! И варенье!

— А благородным не противно есть лёд, хранившийся в оболочке слизня?

— Так, кое-где и студень едят. В Кратире, кстати, есть одно место. Это от него задание на студень. Только, это, едят не всех.

— Я помню описание задания. Только грибные и плодовые.

— Ещё обычные и морозные, — добавил Нот.

— Да если вздумаешь взять такое задание — не тащи из канализации, а то убьют. Да даже смотреть не будут, что ксат. Чё там определять? Да смешал золу с мёдом и капнул немного. Если зашипит — то убьют на месте.

— Законы есть, ксат. В Кратире, Луцке и Гантаре таких идиотов разрешено убивать на месте, или в раба делать. В других городах им дарят десять лет каторги.

Наутро третьего дня в банках оказалось немного белого порошка, настолько мелкого, что даже крупицы не различались. Получилось добыть чуть меньше половины склянки, выданной алхимиком из Магнара. Корни после оклазии исчезли все, а от восемнадцати добытых оснований осталось только пять, да и те скукожились вполовину. Шишки и вовсе испарились, оставив после себя россыпь небольших орешков. Если раньше они были мягкими и лопались от лёгкого нажима, то после оклазии затвердели стеклянной каплей малахитового цвета.

Орешки не разгрызались, а вкус у стебля оказался до боли пресным и противным. Зато от невесомой щепотки белой пыли слёзы брызнули из глаз, и я тут же нырнул головой снег с открытым ртом. Казалось, сотню острейших перцев сжали до размера горошины и положили на мой язык. Целую минуту я ногтями отскабливал остатки порошка и жевал снег, пока жжение не ушло. Но вот если щепотку пыли положить на кинжал или любой другой предмет, то она моментально пожелтеет и сбавит остроту до приемлемого гастрономического уровня.

До обеда я добыл три виноградной лозы и восемь кракчатов. А после, подкрепившись в лагере и согревшись — приступил к изучению полёвок. И уже через несколько часов я полностью и целиком убедился, что вляпался в наисквернейшую историю. Невозможно было придумать способа вытащить полёвку из логова, не атаковав её. Способ не находился, его словно не существовало. И мало того, во время изучения твари я едва не погиб, испуганный её внезапной вознёй.

Обитая в глубокой норе, с входом размером с крупный арбуз, нечто похожее на креветку и опоссума мелкими чёрными глазками смотрело прямо сквозь меня, будто не замечая раскопавшего снег ксата. От входа до твари было не меньше метра, достать до неё рукой было невозможно. Я решил попробовать кинуть в тварь камнем с безопасного расстояния, но с семидесяти метров подобное исполнить крайне сложно. Следующая мысль была признана вполне дельной, и я тут же принялся старательно ковырять острым основанием посоха каменистую землю в двух метрах от норы. В гильдейском справочнике говорилось, что свернувшееся клубочком существо в норе, похожее на обросшую креветочными панцирями крысу с десятком мелких кротовьих лапок на брюхе и без рта, но с огромным клювом попугая на подбородке — это всего лишь передняя часть твари. Возможно, её голова или что-то ещё. После передней части идёт сто метров длинного хвоста из сотен прямоугольных пластин, сложенных в компактную форму и готовых разжаться пружиной, выталкивая голову из норы со скоростью пушечного ядра. Основное же тело спрятано глубоко в норе, представляя собой склизкую извивающуюся массу внутренностей, закрытых от внешнего мира плотной прозрачной оболочкой на глубине в половину локтя под землёй.

Вот именно когда я прокапал до прозрачной оболочки и решил проверить её на ощупь — тварь издала резкий пшикающий звук, испугав меня до седой шкуры. Участь испариться в облаке кислотного взрыва была настолько страшна, что я воспользовался «Рывком» и отскочил спиной назад, сделал ещё несколько шагов. И упёрся во что-то плотное, высокое, пружинистое и шелестящее листвой.

Перед глазами возник образ сестрёнки и мамы, дыхание перехватило от ужаса. Но я боялся не листы. Правая пятка давила на один из основных стеблей лозы и приложи чуть больше силы — то итог был бы предрешён. Долгие секунды я боролся с оцепенением, пока не убрал ногу с лозы, мгновенно отскочив и упав на мягкий снег в метре от порождения. Меня затрясло от адреналина, стеганувшего мозг плетью.

Я долго гасил накатывающие на сознание чувства, а когда одержал над ними вверх — то морально был опустошён. Единственное, на что меня хватило — выйти из рощи, сесть на вытоптанный участок рядом с ящиком и угрюмо уставиться на ближайшее скверное дерево. Потребовался час, чтобы полностью прийти в себя, и ещё столько же, чтобы осознать, даже принять одну наисквернейшую мысль.

В лагерь я пришёл, принеся с собой ящик с пустыми банками и кучей орешков в них, полной склянкой пыли, девятью синими стеблями и тремя кожами кракчатов. Корень, оставшийся после оклазии — я выбросил обратно в рощу. Я не смог бы объяснить, почему его верхушка отрезана, а сам он надкусан. По вкусу он стопроцентно походил на батат, сладкий картофель.

Сбросив кожу в общую кучу — я уже было хотел сесть к костру, но вместо этого уставился на двух рабов, со вчерашнего дня смотрящих на меня почти как на бога. Я смотрел на двух сгорбившихся мужчин, с мозолями на руках и с выбитыми зубами, прижимавшихся к костру как к чему-то самому светлому в их жизни. Я смотрел на них, а в моей голове роились нехорошие мысли. Я полностью осознавал всю их черноту, всю глубину собственного падения, но не мог и сдвинуться с места, лишь молча смотрел на двух рабов, называемых одноразовыми.

— Нет, — спустя несколько минут я устало прошептал и мотнул головой. Я ещё не настолько морально разложился, не настолько низко пал, чтобы прибегать к подобному. Должен быть другой выход, должен же найтись другой способ.

— Ксат, госока! — рядом показался Нот, с силой тормошивший меня за плечо.

— Что?

— Что «что»? Ты, как, нормально всё?

— Да, просто устал немного.

— Немного устал? Да ты как полено стоял, таращился на рабов. Они уже закрысились к стенке, ещё бы немного, так и вовсе удрали. Чего с тобой?

— Устал, говорю, просто устал, — я сел к костру и махнул рукой в сторону добычи, намекая, что она из воздуха не берётся.

— Да что-то ты какой-то не свой, ксат, — сидевший рядом Галис настороженно посмотрел на меня. — Да тебя как будто убить пытались.

— Когда именно?

На мой вопрос Галис не ответил, лишь отвернулся и задумчиво уставился на огонь.

— Точно всё хорошо? — прогнусавил Нот.

— Просто устал. Вообще чего-то как-то устал.

Нот подал мне кружку, до краёв заполненную густым отваром из трав, но пить его постным не хотелось. Я полез в рюкзак и достал флагу, заполненную коньяком. Галис и Нот ничего не сказали, когда я плеснул в кружку глоток согревающей жидкости. Авантюристы лишь с тяжёлым выражением на лицах смотрели на меня. Я не сдержал насмешливую ухмылку, и протянул им флягу. Это развеселило нутонов, недавнее происшествие с рабами забылось. Авантюристы рассказали о сегодняшнем походе, о добытых трофеях, и что Галис по тупости чуть ногу не обморозил об слизня.

Когда я отогрелся и собрался уходить, авантюристы попытались меня остановить, мол, я устал, сам не свой, вечер уже, и всё такое, да и заллай добыл достаточно. Но я шёл не для добычи, хотя вначале отловил очередную партию кракчатов.

Отойдя от скверной рощи на почтительное расстояние — я полез в рюкзак за особым зельем. Оно пахло тройным одеколоном, смешанным с бананом, и вкус от запаха не отличался.

Внимание, уровень навыка «Чувство магии» временно увеличен на два уровня

Время действия: 24 часа

Внимание, уровень навыка повышен временно, выбор постоянного улучшения невозможен

Я закрыл глаза и медленно опустился на колени. Меня тошнило. Мир, бывший нормальным и чётким, заполнился рябью и чем-то непонятным. Даже закрытые веки не спасали.

От сугробов, от утрамбованной дорожки, от сумки, от флакона из-под зелья, от самого воздуха — от всего отделялись белые нити тоньше паутины. Воздушные и лёгкие, они медленно плыли вверх, иногда прямые, а иногда колеблясь как волны океана. Иногда короткие с ноготь, иногда длиннее руки. Некоторые исчезали в небесах, некоторые рядом с местом своего появления. Но всегда они исчезали как мыльный пузырь, сотрясая пространство вокруг себя лёгкой рябью.

Эти нити были повсюду, сверху, спереди, позади, с боков, я чувствовал их, чувствовал, как они исчезали и сотрясали пространство, одни колыхались секунды и сходили на нет, а вторые существовали долгие минуты, смешивалась с другими и закручивалась вихрем, но всё равно пропадая в конце.

От меня они тоже отходили, эти белые линии, но гораздо больше. И иногда они вели себя по-другому: их могло закрутить в спираль и тогда, исчезая, они тревожили пространство шипастыми волнами, сферой расходящимися во все стороны. От посоха же, плаща и кинжала, линии отделялись изломанные и искривлённые. Но от посоха и плаща отходящие линии исчезали как обычные, просто с рябью, а вот от костяного лезвия кинжала изломанные паутинки иногда закручивались и сотрясали пространство шипастыми волнами.

Я долго привыкал к этому новому чувству, аж в ногах застреляло от холода, но когда более-менее привык, то опёрся на посох и кое-как доковылял до скверной рощи. От каждого её создания и даже от воздуха отходили изломанные и искривлённые линии.

По возвращении в лагерь, за сто метров до него, я увидев нечто необычное. В глубине леса за натянутым шерстяным полотном мелькали четыре тусклых источника света, как в неясную пасмурную ночь сквозь тучи пробивался свет звезды. Но белых ниточек так далеко для меня не существовало. Они, как оказалось, замечались только в радиусе пяти метров.

Чем ближе я подходил к лагерю, тем отчётливей становились звёздочки. Постепенно разрастаясь, в десяти метрах от меня они превратились в четыре тускло мерцающих овала, охватывая голову, шею, сердце и живот разумного, с отходящими в конечности волнами света. И эти самые волны, доходя до кожи, превращались в белые нити.

— Да ты никак не уймёшься? — Галис прищурился от вида ещё двух кож кракчата.

— Это всё, завтра отдыхать буду.

— Ты уж постарайся, — Нот снял крышку с котелка. Все давно поужинали, и теперь авантюрист старательно наполнял мою тарелку густой кашей из полбы и сала. — Чего с тобой днём было?

— Уставший был, — я закрыл глаза, пытаясь успокоиться. От четырёх разумных исходило слишком много белых нитей и пространство вокруг нас гудело рябью. — Подсчитали, сколько и чего я добыл?

— Да я эти хрени зелёные задрался считать, пальцы все намозолил, — Галис потряс мешочком, из которого звучно раздавалось потрескивание орешков. — Да там сто семь штук. Это крупный улов, ксат.

Даже учитывая пыль Еурской виноградной лозы, то уже добыто примерно на полторы тысячи. Но продавать в Кратире ничего нельзя. В этом Нот и Галис были со мной солидарны: я в местной гильдии не зарегистрирован, а у авантюристов уровни репутации небольшие. В Магнаре, скорее всего, при продаже я потеряю в деньгах, но получу немного уважения от главы гильдии.

Четвёртый день прошёл в отдыхе. Из-за нового мировосприятия уснуть было невозможно, так что утром я чувствовал себя крайне скверно и до обеда валялсяу костра. Я хотел сходить к слизням и посмотреть, что это вообще такое и как подобные монстры источают ману из тел — но здраво рассудил, что дойти не смогу. Укачивало меня как на парусной лодочке в шторме океана.

Когда действие зелья прошло и мир вокруг стал привычным — я прогулялся до скверного леса. Хомячное олицетворение моей жадности по имени мистер Счастливчик грызло мне спину, намекая добыть четырёх или даже восемь кракчатов. Вот только был шанс остаться без добычи. Из-за малых размеров и отсутствия истинного сосредоточения скверны в роще — добытые кракчаты могли не возобновляться.

Каково же было моё удивление, когда вытоптанная за многие дни тропинка привела меня к снежному тупику. Казалось, что всю скверную рощу ночью вырезали из этого мира и заменили на версию до моего прихода. В том месте, где тропинка вклинивалась в скверну и должна была идти дальше — был только снег. В тридцати метрах вглубь рощи по левую сторону тропинки, раньше была Еурская виноградная лоза с зелёными ягодами. Она пропала, а в сорока метрах по правую сторону появился лоза с красными ягодами.

— На обновление попал, получается. Или как вы это называете? — спросил Нот, когда я вернулся в лагерь и коротко объяснил, что увидел.

— Да обновление это, обновление, — одноухий потряс пальцем в мою сторону. — Да я вообще только раз видел, когда поганое место вот так обновляется. Да не само это обновление, но вот когда всё стало по-прежнему. Летом такое постоянно, а зимой… Да я вообще впервые слышу, чтобы зимой такое было.

— Вот и я удивился, — проговорил я тихо. А про себя отметил, что про скверну, по сути своей, я ничего не знаю.