Сказка о любви

Глава 6

Никогда не была в настоящих горах. То, что считается горами у нас — небольшие холмы, редко достигающие высоты полкилометра над уровнем моря. На них можно тренировать выносливость, учиться бегать по склонам летом и кататься на лыжах зимой. Мама любит отдыхать, любуясь заснеженным пейзажем, изредка выбираясь «на гору»… Вот только от подножия до вершины той «горы» я одиннадцатилетней девчонкой добегала за десять минут. Игрушки, модель настоящих гор. Настоящие — здесь… Простор… Из-под ног уходит кажущееся бесконечным наклонное снежное поле. Нижний его край теряется в туманной дымке в низу ущелья, верхний полого подымается к хребту, упираясь в черные скальные стены, поблескивающие обледенелыми гранями. Далеко за ними вздымается непредставимых размеров снежный купол.

— Нам туда? — неуверенно спрашивает Ветка, придавленная окружающим великолепием.

Как я понимаю подругу! Всё такое большое!.. Смотрю в противоположную сторону. Сколько видит глаз — бесконечные цепи хребтов, разломы ущелий, блестящие снежные шапки вершин и кажущиеся крохотными лоскутья белых полей. Под нами закрытое облаками ущелье, а над головой ослепительно синее небо. И солнце… Нет, мне этого не передать, для этого нужно быть поэтессой…

— Туда, — сообщает Дунг. — В дальний пролом цепи. Вон, виден снежный язык. Потом купол обойдем, и скатимся вниз. Хорошо бы заночевать уже за куполом… Снег хороший…

— Чем хороший? — тут же интересуется Ррыгша.

— Почти не проваливается и не скользкий, — объясняет старший. — По такому идти одно удовольствие. И укрытие построить просто.

Дунг — тоже не поэтесса. Даже не поэт. Красоту леса, наверняка, определяет по количеству и качеству дров. Как и я обычно. Но сегодня… Наверное, это временно. Слишком силен контраст между мрачными узостями пещер и ослепительным великолепием гор. И слишком мало знаю о горах. Ничего, привыкну.

— Готовы? — спрашивает старший.

Прощальный подарок дваргов очень хорошо укладывается в тему нашего вечернего разговора. Конечно, подземные жители нам по гроб жизни благодарны, я почти готова поверить в совершенно случайное появление кучи снаряжения в нужном месте в нужное время. Но вот подходящая по размеру одежда немного настораживает. Все-таки, любой из нас немного не дотягивает габаритами до самого мелкого гнома, не говоря уже о дваргах!

Смешно звучит: «меньше гнома». Но что делать, если гномы неправильные? Бороды бреют, чтобы не собирать грязь со стен шкуродеров, а мелки только в понимании двухметровой бабушки-людоедки. Неправильные гномы приносят неправильную еду! Но очень вкусную!..

Совершенно нет настроения размышлять о чем-то серьезном. От снега тянет легкой прохладой, а ветерок теплый. И солнышко щеку греет… На ногах лыжи… Пусть деревянные и с железными кантами, а крепления и вовсе смешные, совсем пятку не держат, но вкупе с небольшим рюкзачком и очками на половину лица всё равно создают настроение горнолыжного курорта. Вместо так ни разу и не одетой орочьей одежды, выданные гномами костюмы из мягкой пушистой ткани. И стоило с таким трудом отстирывать эту гадость, чтобы ее просто заменили. Добавив теплые пуховые куртки и пуховые спальники, вспененные подстилки, лыжи, горелку… Одеялами хоть в пещере попользовались…

Ну и бог с ними, так хорошо… Солнце… небо… снег… И Ду рядом… Такой смешной в этих очках…

— Пал, ты готова?

— Конечно, готова, милый. А на что?

— Кончай дурачиться, любимая. Идти надо.

Дунг прижимает меня к себе. Не хочу никуда идти!..

— Слушайте, вы, бараны влюбленные, — взрывается Ветка. — Совсем чокнулись? В вашем распоряжении все ночи ближайшего месяца! До самой твоей мучительной кончины, смертничек!

Это уже конкретно Дунгу. Ветка уже в курсе, что он в курсе… В общем, все в курсе, я счастливая, а Ветка ругается… И зря! Ду что-нибудь придумает. Он же обещал…

Выходим. Аккуратно переставляю лыжи, привыкая к первобытным креплениям. Совершенно непохоже на то, чем приходилось пользоваться раньше. Но если человек стоит на каких-либо лыжах, он справиться с любыми. Не на уровне чемпиона, но так серьезно и не надо… Того, что получается, вполне достаточно. Только с непривычки идти тяжело. Ничего страшного, привыкну. Старательно слежу за дыханием, это немного помогает. Сзади сосредоточенно сопит подруга, похоже, ей не легче. Прокладывать лыжню нас с ней не пускают, братья уверенно прут впереди, время от времени меняясь местами. Собачка сначала носится вокруг, но вскоре пристраивается за Веткой. Не то, чтобы понуро бредет, высунув язык, но жизнерадостности явно поубавилось.

Минут через сорок Дунг сбрасывает рюкзак и плюхается на него.

— Отдыхаем.

Критически оглядываю свой мешок и усаживаюсь на колени к любимому.

— Ну ты, подруга, совсем обнаглела, — заявляет Ветка. — Такими темпами смертничек твой и месяца не протянет.

— Рюкзак мал! — заявляю я, наблюдая, как обернувшаяся Ррыкша следует моему примеру. Хотя, скорее, я — ее.

— Я же поместилась, — парирует Ветка.

Ах так?! Ладно…

— Вет, — спрашиваю я. — А чего сегодня ночью так тихо было?

— В смысле? — не понимает подруга.

— Михал за ночь ни разу не упал. Он что, резко охладел и прекратил покушения на твои многострадальные губы?

Ветка неожиданно заливается краской.

— Я это… Пожалела, в общем… Он такой заботливый… А я его вечно ногами пихаю…

— Короче, подруга, ты всю ночь самым нахальным образом целовалась с высоким и широкоплечим безбородым гномом?!

Ой, мамочки! Смущенная Ветка! Даже в голову не могло прийти, что такое возможно… Но берет себя в руки, и смущение сменяется возмущением!

— Уж чья бы корова мычала! Я его больше не увижу никогда! А потому гарантирую жизнь и полноценное здоровье пациента! Понятно? Через неделю он обо мне забудет и займется какой-нибудь бородатой гномкой!

— Почему бородатой? — тут же влезает Ррыкша. — Гномки… они… того… безбородые!

— Ну значит, безбородой! — отмахивается подруга, не отводя от меня глаз. — А некоторые…

— Странные вы какие, — заявляет синяя. — Все люди без всяких заморочек делают детей в собственное удовольствие, а вы столько проблем придумываете! Вот Куанчик перестанет так уставать, что вечером с ног валится, и мы тоже займемся! Правда, Куанчик?!

— Правда, — меланхолично подтверждает младший.

— Минутку! — уточняет Дунг. — Что за усталость такая?

— Сам не пойму, — отвечает Куан. — Вроде нормально всё. А как лягу вечером — вырубаюсь мгновенно. И просыпаюсь только к завтраку. Даже неудобно перед девушкой… Может, и правда устаю. Но ведь высыпаюсь отлично…

— Это у тебя защитная реакция на притязания нашей ультрамариновой, — ядовито сообщает Ветка. — Что бы ни делать, лишь бы ребенка обидеть!

— Ага! — подхватываю я. — Все бедную оборотню обижа-ают…

— Да я не против, в общем, — произносит Куан. — Только засыпаю…

Пока мы втроем перевариваем признание, синяя усаживается поудобнее, прижимается к младшему и заявляет:

— И неправда совсем! Куанчик хороший! Он меня не обижает! Он меня, наоборот, любит! А что засыпает — не страшно совсем. Вот придем в Город, уставать перестанем, и будем делать детей! Правда, Куанчик?

— Рыг, а как это «любить наоборот»? — выручает окончательно потерявшегося Куана Дунг. — Что-то не припомню такого метода…

— Да ну тебя, — надувает губы Ррыгша. — Я ничего такого не говорила! И вообще…

— И вообще, пошли понемногу… — командует старший.

Чмокает меня в щеку, и сгоняет с колен. Прежде, чем надевать рюкзак, показываю Ветке язык! Мамочки! Веду себя, как малолетняя дурочка! Или все влюбленные такие?..

Выход из пещер оказывается достаточно высоко. Так что удается сразу встать на лыжи. Подарки гномов радуют и огорчают одновременно. Идти с пуховыми спальниками куда приятней, чем с шерстяными одеялами. И остальное лишним не будет. Но получаю лишнее подтверждение своей теории. Нас ведут. Просто тащат в Город, тщательно расчищая дорогу и сдувая пылинки с пути.

Уверен, не задержись я на склоне «живого ущелья», орки всё равно не прошли бы. Случайный обвал, и пишите письма. А в схватку с крокрысами мы влезли исключительно по своей инициативе. Готов поспорить, что кому-то за это попадет не слабо.

Выданное снаряжение очень характерно. Мало того, что одежда сидит, как влитая, а лыжи идеально подходят по длине и размеру креплений. Но спальники! Два двухместных! Не спарки, куда могут влезть и трое, а именно двухместные! Причем, стыкуются между собой в единый спальник на пять человек. И отдельно личный спальник. Очень редко используемое сочетание, но идеально подходящее для нас. Я уж не спрашиваю, зачем гномам, плохо переносящим высоту, альпинистское снаряжение да еще явно заниженных размеров.

Есть большое подозрение, что с той стороны горы состоится еще одна «случайная» встреча, на которой и выяснится, куда нас ведут. Потому что где-то там мы должны делиться: девочки отправятся к своим ненаглядным эдьфам, а мы…

И что мне делать тогда? Как расстаться с моим счастьем, сосредоточенно сопящим за спиной? Пообещать вернуться? Договориться о времени и месте? И пусть ждет, пока не узнает о казни? Сказать правду? Насладиться тем, что запретно и смертельно опасно для всех остальных мужчин галактики, и понизить и без того не слишком высокие шансы отомстить за родной мир? Или просто разругаться и уйти? Не знаю… Будет день — будет пища.

А еще обещал разобраться в эльфийской проблеме. Нет, я вспомнил, что может снять с эльфиек половину проклятия, а для нас с Пал станет спасением, если я выживу. Простейшее устройство, не используемое больше тысячи лет и надежно забытое передовыми мирами. И я знаю только потому, что экзамен по выживанию проходил на планете начала атомной эры. Вот только не представляю, где достать на Кверте… и название-то знаю только эзхамское! Эта планета до таких вещей еще не доросла…

Но это только одна грань. Удивительное совпадение сроков некоторых событий наводит на мысль, которая, окажись я прав, очень разочарует девчонок. И чем дольше кручу ее в голове, тем больше фактов и фактиков подтверждают реальность моих фантазий. Единственный серьезный вопрос — как до этого не додумались эльфийки за пятьсот лет?

Впрочем, всё это проблемы дальние. Сначала надо выйти из гор. Девчонок явно крутит «горняшка». Уже вынуждены сокращать переходы и увеличивать привалы. А ночевать придется еще выше! Начать бы спуск, сбросить высоту… Но таким темпом — сомнительно.

Выходим в цирк. Наконец, открывается вид на перевал, и я не могу сдержать радостное восклицание. Он совсем недалеко! Снег здесь мягче, тропить приходится достаточно глубоко, но это работа ляжет на нас с братом. А сейчас скорость задается не нами. Девочкам надо только пройти нужное расстояние, оно не зависит от глубины снега.

Останавливаюсь.

— Что ж так тяжко-то, — выдыхает Ветка, падая на рюкзак.

— Горняшка. У вас аклимухи нет.

— Чего?

Перевожу на нормальный галактический:

— Горная болезнь. От высоты. Пока не акклиматизируешься — кислорода не хватает. Ты когда последний раз была в горах?

— Никогда. А вы?

— Незадолго до гонки ездили. Потому и идем хорошо. На ту сторону перевалим, дальше только вниз. Чем ниже, тем лучше.

— А ты уверен, что это та болезнь? — уточняет Пал. — Может, чего похуже?

— Идти тяжко. Дыхалка срывается. Немного нарушена координация. После привала легче. Кроме того у Вет депрессия, а у тебя — эйфория!

— У Пал сейчас всё время эйфория, — язвит Ветка.

— А у тебя депрессия, — огрызается Палочка, зарываясь лицом в мой свитер.

— Я, между прочим, с человеком рассталась… Ой! — эльфийка зажимает рот руками.

Поздно. Слово — не воробей, выскочит — не застрелишь!

— Добавь «с любимым», и будет совсем правда, — говорит Пал. — Обе мы с тобой дуры, подруга!

— И еще какие, — соглашается Вет…

— А вот этот разговор — еще один признак горняшки, — констатирую я. — Как и сонливость, — показываю на Ррыгшу, спящую, уютно привалившись к Куану. — До перевала час. До темноты — два. Успеем хорошо свалиться. Легче будет.

— Что успеем? — переспрашивает Пал.

— Высоту сбросить. То есть… спуститься достаточно низко…

— Я поняла. Пойдем?..

На взлет девчонки ползут еле-еле, дыша при этом, как загнанные лошади. Круто здесь. Бедной Ррыгше приходится идти в человеческом облике. Хорошо хоть заставили сменить вечное платье на нормальную одежду. Чуть ли не силой заставляем всех троих оставить внизу рюкзаки и снятые лыжи.

Вдвоем пробиваем дорогу почти доверху и упираемся в надув. Мощный пласт смерзшегося снега возносится вертикальной стеной. Пролезть по нему несложно. Минут на пять работы. Но это тем, кто уже сталкивался с подобными препятствиями. А неопытным и измученным девчонкам придется туго. Переглядываемся и уходим вправо. Надо делать ступени, вырезая и сбрасывая вниз куски снега. Заниматься этим над головами поднимающихся людей несколько необдуманно. Куан уходит вниз, а я достаю меч. Сейчас он эффективней ледоруба. Вырезаю из надува здоровенные кирпичи и отправляю их по склону. Пока вгрызаюсь в снег, брат успевает сбегать вниз дважды, а девчонки еще на середине пути. Постоянно останавливаются, переводя дыхание, но упрямо ползут вверх.

А я тем временем зарылся в надув настолько, что смотреть могу исключительно вниз. В остальных направлениях снег. Зато дорога за мной остается просто слоновья! Кирпичи теперь падают на нее. Подчищать приходится Ку. В очередной раз всаживаю клинок в склон, и он проваливается в пустоту. Есть! Выход расчищаю мгновенно. Убеждаюсь, что стою на перевале, и бегу назад, за рюкзаком.

Выскочив из прорытого мной туннеля громко кричу вниз:

— Уже всё! Перевал!!!

Девочки совсем близко, уже видны выражения лиц. Идущая первой Палочка останавливается, смотрит на меня и вымучивает улыбку.

Пока они доползают, перетаскиваем вещи. Любимая первой выбирается из прорытого мной туннеля. Подхватываю ее, довожу до своего рюкзака и сажаю. Чуть поотстав выбирается Ветка. Уже наверху спотыкается, падает на колени. Стоит на них, повиснув на лыжных палках, и тяжело дышит. Подхожу, беру на руки, отношу к Палочке.

— Знаешь, подруга, — говорит Вет, — совсем мы здесь расслабились. Ничего без мужского плеча не можем…

— Может, так и надо? — спрашивает Пал. — А мы живем неправильно?

— Может быть, — вздыхает Ветка. — Только очень уж непривычно…

Присаживаюсь перед ними на корточки, обнимаю обеих и притягиваю к себе.

— Все нормально, девчат! Горняшка — тяжелая штука. На следующем перевале быстрее нас бегать будете.

— Что, будет еще и следующий?! — хором спрашивают эльфийки, разом оторвавшись от меня. — Михал говорил — один!

— Ну, раз Михал говорил… — улыбаюсь я. — Но ведь когда-нибудь будет…

— Дунг, — интересуется Пал, — тебе никто не говорил, что ты страшная сволочь!

— Убила бы! — добавляет Ветка. — Но подруга расстроится… И сил нет.

И обе снова утыкаются в мою грудь.

— Мы славно поработали, и славно отдохнем, — говорит Дунг. — Девочки, как вы относитесь к снежным горкам?

— Я их ненавижу, — честно признаюсь я.

— И я! — присоединяется подруга.

— Что, даже в детстве не ездили? — удивляется старший.

В душу закрадывается подозрение.

— Ты о чем?

— Сейчас мы сядем на задницы и быстро-быстро поедем вниз!

— Пал, — говорит Ветка. — Давай, макнем твоего мужчину головой в снег.

— Давай, — отвечаю я.

Но с места не двигаюсь. Лень. Нет сил. И голова болеть начала. И вообще… от хорошего настроения и следа не осталось. К тому же солнце зашло. Холодно стало… Подруге, похоже, не лучше.

— Головки бо-бо? — спрашивает Дунг.

Хочу кивнуть. Но боюсь.

— После первого же спуска легче станет. Вот увидишь. А теперь смотрите, что надо делать.

Дунг встает, берет лыжные палки в одну руку и принимает довольно своеобразную позу. Потом другую. Что-то рассказывает.

— Ты решил побаловать нас стриптизом, — спрашивает Ветка. — А раздеваться будешь?

Маркваш шутку не принимает.

— Девочки соберитесь! Надо съехать с одной снежной горки. И там заночуем…

Ночевка… Можно никуда не идти… Не двигаться… лежать в кольце теплых рук… целоваться… пустить его руку под рубашку… И даже… Ой!

— Только горка большая! Раскрутить может. Хотите посмотреть?

Посмотреть? Хотим! Пойдем, посмотрим… Встаю и, напевая «Надо съехать с горки, надо съехать с горки, как в детстве…», иду за Дунгом. Десять метров.

Мама моя королева! С таких горок я в детстве не ездила! Таких не бывает! Она не большая, она бесконечная! Донизу даже ушей не доедет! Рядом ахает Ветка.

— Пал, — заявляет подруга, — он решил нас убить!

— Зачем? — интересуюсь я.

— Он осознал, что ты не можешь быть с ним, и не хочет, чтобы ты была с кем-то еще.

— А тебя зачем?

— За компанию, — рявкает Дунг. — А ну собрались! Вы эльфийки или клуши тормакские?

Мы клуши эльфийские! Мы размякли на добром и ласковом Кверте, где пара сумасшедших марквашей прикрывает нас от всех превратностей судьбы! Но мы еще можем собраться. Наверное. Покажи еще раз, как тормозить палками. Ага! Тогда я поехала! Рюкзак? Хорошо, возьму рюкзак. Отдать тебе лыжи? Хорошо, отдам лыжи. Ты первый? Хорошо… Видишь, какая я добрая и покладистая?! Надо кого убить — непременно убью! И тебя убью! Но до этого — любой каприз!

Ой, как он смешно едет! Такой столб снежной пыли из-под палок! Куан? Я? Да, я поняла! Сесть на попу ровно. Ноги чуть согнуть. Палки вместе, штычки в склон слева. Опираться, как учил Дунг, и тормозить чем сильнее, тем лучше. Поехали! Ух ты! Здорово как! А если чуть меньше тормозить? Быстрее же будет! А еще быстрее?! А-а-а-а!!! Невероятно! Лучше, чем на горных лыжах! А-а-а-а!!! Вон Дунг стоит! Ой, тормозить надо, он мне сейчас голову оторвет! И правильно сделает, разогналась, дура!

Изо всех сил наваливаюсь на палки. И не успеваю… Не успеваю… Дунг прыгает на меня и прижимает к снегу, скольжение рывком замедляется.

Открываю глаза. Его лицо так близко…

— Дунг, милый, это так здорово! Почему ты это от меня скрывал?

— Снега не было, — смеется он. — Ты зачем так разогналась?

— Там так… так… — какие вкусные у него губы!

— Сумасшедшая авантюристка! Я тебя люблю!

Он еще раз целует меня и встает.

— Надо подругу твою ловить. Такая же психованная, как некоторые!

Усаживаюсь на рюкзак и смотрю на перевал. Ух ты! Я оттуда съехала?! Склон еще больше и длиннее, чем с той стороны! А крутой!.. С перевала прямо вниз спускается пробитый нами желоб, а по нему, радостно визжа, с огромной скоростью несется Ветка.

— Сумасшедшая! — вырывается у меня. — Разве так можно!

— Ты еще быстрее летела, — косится Дунг.

— Правда? — искренне удивляюсь я. — Но Ду… это так здорово!

Он треплет меня по волосам, быстро целует и встает, чтобы через минуту хищным зверем прыгнуть на другую женщину! Его тело накрывает Ветку, Дунг резко падает вперед, удерживая подругу коленями и втыкая в снег ледоруб. Облако снежной пыли. Маркваш встает. Следом Ветка. Неужели у меня тоже было такое лицо?

— Как самочувствие? — спрашивает Дунг. — Получше?

А ведь и правда! Голова не болит, и не кружится. Пропала одышка и апатия. А как вспомню своё сегодняшнее поведение, стыдно становится! А уж мысли… некоторые…

Дунг произносит что-то на марквашском. По-моему, неприличное!

С перевала спускается Рыг! Начав, как все, оборотня уже в самом начале не выдерживает, оборачивается собакой и скользит вниз головой, пытаясь тормозить всеми четырьмя лапами. Ее тут же подбрасывает в воздух, кувыркает через голову, снова подбрасывает. Синяя приземляется на лапы, но теперь головой вверх. Это положение оказывается более устойчивым, и Ррыгша едет вниз, победно помахивая хвостом. Потом ее вновь начинает бросать. Спуском псина не управляет совершенно, только жалобно скулит и взвизгивает на ухабах.

С перевала срывается Куан и мгновенно набирает скорость. Догоняет собаку, каким-то образом заходит сбоку и одним движением руки перебрасывает Рыг на колени. За парой тут же вырастает снежный шлейф: младший тормозит.

Ду еще какое-то время стоит с ледорубом наизготовку, потом расслабляется и садится. Пара подъезжает к нам и останавливается. Ррыгша соскакивает с Куана, становится человеком и набрасывается на парня.

— Ты!.. Ты!.. — голос срывается от обиды. — Я!.. Тебе!.. Так верила!.. Детей делать хотела!.. А ты!..

— Ты что?! — удивляется Ку.

— Я тебе никогда!.. Не прощу!.. За шиворот!.. Как нашкодившего щенка!.. Ты!..

Куан резко делает шаг вперед, обхватывает девчонку и, не взирая на сопротивление, прижимает к себе:

— Рыг, лапочка моя, я не хотел тебя обидеть! Я так испугался, когда тебя закрутило! Там не получалось иначе! Прости идиота, золотце…

— Ты!.. — не слушает его оборотня. — Ты!.. Предатель!..

Но обида в голосе постепенно сменяется слезами, а попытки высвободиться затихают.

— Я люблю тебя, — говорит Куан и закрывает ей рот своими губами.

— Правда? — спрашивает Ррыгша после поцелуя. — Правда-правда?

— Правда-правда! — заверяет Куан.

Синяя замирает, уткнувшись головой в грудь младшему.

— Первая семейная сцена благополучно закончена! — комментирует Дунг.

Отвешиваю несносному мальчишке подзатыльник. Он уворачивается и хватает меня в охапку. Фиксирую левую руку, перебрасываю через себя и падаю сверху.

— Начинается вторая, — заканчивает фразу старшего Ветка. — Ночевать-то где будем, женатики?

Вырыть пещеру — дело несложное, но трудоемкое. Впрочем, нам везет. У моренки в цирке находим отличный надув, и мечами выпиливаем нишу нужных размеров. Закрываем стенкой из полученных при рытье кирпичей. Тщательно замазываем щели и прорываем подснежный вход. Именно поэтому я отказался брать у гномов палатку. Полухижина-полупещера, вырытая в снегу, куда теплее и комфортнее. И тащить на себе ее не приходится.

Заползаем внутрь уже в темноте. Похолодало сразу, как зашло солнце, а с темнотой начинает задувать. Но в построенном доме это почти не ощущается. Даже хорошо, в плохую погоду не надо бояться нежелательных визитов. И наши разговоры не будут слышны снаружи, хоть ухо к стене прикладывай. Какая-то нелогичность в моих рассуждениях присутствует. Неважно, никто не придет, не увидит и не услышит. Спокойно переночуем, а с утречка пораньше — вниз. До ближайшей деревни четыре десятка километров. Можно добежать за день. Тем более, еще раньше леса фей и руконогов.

А вот в деревне нам расставаться. Ближайший эльфийский лес в дне пути на восток. А Город — на север. Но это всё завтра. А сегодня Ку топит снег на той самой горелке, подаренной Михалу Егором, Ррыгша ему помогает. Дела там и на одного не хватает, но эта парочка найдет, чем заняться. А мы с эльфийками стелимся. Раскладываем подстилки, спальники. Оценив температуру, состегиваю двухместные.

— Зачем? — спрашивает Ветка.

— Так больше места для драки, — доверительно сообщаю я.

— А если серьезно?

— Холодно. Одна замерзнешь. Не насмерть, но неприятно. А так — залезешь между девчонками, тепло будет.

— Так не холодно же.

— Это пока горелка горит.

— Тогда! — решает эльфийка. — Я с краю лягу. Принцесса, поделишься мужчинкой? Раз он обо мне так заботится.

Палочка усмехается, мол не высокий и не широкоплечий, но кивает.

— С краю холоднее, — предупреждаю я.

— Замерзну, перелезу через тебя!

— Эй, я так не согласна, — возмущается Пал. — Поделиться, а не отобрать!

— Через тебя тоже перелезу, — смеется Ветка. — Через вас только в паре и получится…

— В своем спальнике ложись. Прямо внутрь. Можешь не застегивать, главное — спину прикроет.

— Ага! Поняла.

— Дунг, — говорит вдруг Куан, раскидав по мискам еду. — Давай, проводим девочек до эльфов. Мало ли как там сложится.

— Мы не маленькие дети, — вспыхивает Ветка. — Гор не знаем, но там лес и равнина.

— Четыре меча всегда лучше двух, — отвечаю я. — Город не убежит.

— Ребята правы, — соглашается Палочка.

Ветка порывается что-то сказать, но сдерживается. Видно опять что-нибудь по сумасшедших и смертника.

— Ой, все вместе пойдем, да? — радуется Ррыгша. — А куда?

— Недалеко, — отвечает Куан. — Денек на восток. Девчонки разберутся, что им там надо, и в Город. Может, тоже вместе…

А заодно проверим реакцию ведущих, когда свернем с прямого пути.

— Вряд ли, — бурчит Ветка.

— Вполне возможно, — отвечает Пал. — Вероятность пятьдесят процентов.

Подруга удивленно смотрит на нее:

— В смысле?

— Или пойдем, или нет! — улыбается принцесса.

— Этой шутке сто лет в обед, если не тысяча. Серьезно скажешь?

— Если найдем — договариваться надо. Если нет — искать другие варианты. И то, и другое — в Городе. Вет, чего ты такая сердитая сегодня?

— Не знаю, — та пожимает плечами. — Устала, наверное… Поспать надо.

Забираемся в спальник. Привычно поворачиваюсь к любимой, обнимаю ее… Не тут то было! Меня рывком укладывают на спину. На второй руке тоже пристраивается голова.

— Ты сегодня греешь двоих! — Ветка почти шипит.

Пал освобождает мою руку и легонько подталкивает в спину. Поворачиваюсь к Ветке, обнимаю ее и прижимаю к себе.

— Эй! — возмущается она. — Ты чего? Я сама решаю!..

— Вот и решай! Тебе же нужна жертва! Можешь прокусить мне горло и напиться крови. Или расслабиться и наслаждаться.

— Чем наслаждаться? Ты, вообще, знаешь, кто ты?

— Знаю. Грязная, противная полуобезьяна!

— Ты дурак! Полный и законченный дурак! И Палка твоя любимая — такая же дура! — эльфийка добавляет еще пару выражений. — Два законченных идиота!

Нежно провожу рукой по ее волосам и говорю:

— Настолько хреново?

— Что ты понимаешь! — эльфийка пытается вырваться из моих рук.

— Ты поплачь. Легче будет. Честное слово.

— «Поплачь!» — передразнивает она. — Разве слезами что-то поправишь?

И совершенно нелогично всхлипывает и утыкается в моё плечо:

— Почему, ну почему именно мы? А? Почему он не эльф?.. Так похож… Может у нас получилось бы, а?

Глажу ее по плечам, по голове. Ей это не нужно. Нужно выговориться.

— Поцелуй меня! — произносит Ветка. — Ну!

Нахожу губы. Поцелуй получается не очень долгий.

— Как следует!

Еще одна попытка.

— Не то. Совсем не то… — и новое всхлипывание.

Провожу рукой по волосам, вытираю мокрую щеку.

— Всё будет хорошо, Вет. Вот увидишь.

Она мотает головой, заодно стирая слезы со второй щеки.

— Если бы я не знала, что здесь есть эльфы, не удержалась бы… Он такой… такой… А вдруг у него иммунитет на нас?.. Может такое быть? А если нет? Я же его убью! Вам хорошо, вы точно знаете, что нельзя! — она спохватывается. — Ой, извини!

Только прижимаю ее крепче.

— Ты прости меня, Ду. Я тоже дура… Такая же, как Пал. Только она дура-принцесса, а я обычная дура…

— Не наговаривай на себя. Ты хорошая.

— Не знаю… Толку с этой хорошести… Спасибо тебе… Ладно, полегче стало. Отпускай меня. Только не совсем. Мне была обещана доля на сегодня. На спину ложись… Пал, забирай свою половинку! Мне столько не нужно!..

И я снова лежу, прижимая к себе обеих. Как же мы мало знаем о тех, кто рядом. А копни чуть поглубже, и страшные эльфийки оказываются беззащитными девчонками, носящими в себе боль поколений и жуткий груз безнадежности. Они крепятся, держатся, смотрятся и выглядят. Они сильны и ловки. Ничем не хуже мужчин. Вот только хотят ли на самом деле они быть такими?

Чем они отличаются от нас с братом? Наши народы мертвы. Наш недавно, но окончательно, их давно, но с надеждой, больше похожей на издевательство. Надеждой, которую очень легко убить… И совершенно непонятно, можно ли им помочь? А если можно, то как?

Неожиданная мысль приходит в голову:

— Вет, спишь?

Тишина.

— Пал?

— У? — сонный, не слишком довольный голос.

— Бывает, что из Поиска приходят беременными?

— Угу!

— А как часто?

— Почти всегда! Ду, поцелуй меня и давай спать, а?

Целую. И больше не мешаю. А сам не сплю. Прижимаю к себе двух несчастных девчонок и размышляю о сволочности окружающих нас миров. И тех, кто этими мирами руководит…

И снова утро, яркое солнце и сверкающий снег. От вчерашней эйфории не осталось и следа. Просто хорошее настроение. Ду пойдет с нами к эльфам. Как здорово! Лишний день, а может и не один! Здесь останется наш снежный домик, последний приют на пути в «цивилизованные земли». И неважно, что понятие цивилизации на диких планетах не совпадает с привычным. Там будет легче…

А пока укладываем рюкзаки. Снаряжение надо отдать внизу, на «сторожевом посту». Каким-то образом его вернут гномам. Повеселевшая Ветка надумала отправить с ним записку Михалу. Пусть пишет. От записки еще никто не умирал. Это не любовь.

— Как ты? — спрашивает подругу Дунг.

Та улыбается.

— Ты очень хорошая полуобезьяна. Я бы в тебя влюбилась. Но между нами два человека.

— Если не найдете эльфов, — говорит старший, — я провожу тебя через горы.

— Ну уж нет! — машет руками Ветка. — Пусть сам ко мне идет!

Встаем на лыжи. Вниз не вверх, и даже незакрепленные пятки мешают не очень сильно. Приходится, правда, обходиться без сложных маневров. Но нам важны не секунды… Закладываем виражи по широким полям, стараясь не разъезжаться слишком далеко. Ррыгша бежит по прямой, не повторяя наши выкрутасы. В сумме у нее получается быстрее. А у нас веселее!

Мы с Вет стоим на лыжах не хуже мальчишек! Как давно не было ничего подобного. Уже комплекс неполноценности успел развиться. Дунг пытается держаться ко мне поближе! Догони сначала! Закладывая вираж за виражом отрываюсь от него. Совсем немного, но отрываюсь! Я лучшая! Лыжа чиркает по спрятавшемуся по снегу камню и я кубарем лечу в снег. Ду резко тормозит, налетев на тот же самый булыжник, падает рядом.

Встаем, смеясь, отряхиваем друг с друга снег. Короткий поцелуй, и снова — вперед и вниз. Последний день перед цивилизованными землями…

Ррыгша уже дошла до бесснежной зоны. Стоит в начале тропы и нюхает воздух. Интересно, какой он, мир запахов, доступный собачьему носу? Увы, чтобы это узнать надо стать псиной! Или, хотя бы оборотнем. Посинеть… Хотя. Оборотни здесь разных цветов бывают.

Синенькая легла на камень и греется. Подъезжаем поближе к псине. Дальше надо аккуратней, снега всё меньше, а камней — больше, навернуться и легче, и неприятней. Подтягивается Ветка. Потом Ку. Некоторое время лавируем между камнями. Потом снимаем лыжи. Дальше пешком. Добегаем до Рыг и сбрасываем рюкзаки. Пристраиваюсь рядам с Ду, приваливаюсь к его боку, кладу голову на плечо! Как же хорошо…

Только мешает что-то неопределенное, слегка подзабытое… Это…

Успевшая пристроится на обычном месте оборотня переворачивается прямо с колен. Шерсть дыбом! Орем хором:

— Кто-то идет!

— Серые!

Восемь здоровенных фигур перегораживают дорогу вниз. Еще столько же вылезают с боков.

— Рыг! Уходи на снег! И драпай.

Поздно! Боковые четверки разделяются, дорога назад отрезана. Тролли быстры. Не так велики, как Матрена, но куда больше гномов и даже дваргов. Сквозь серую свалявшуюся шерсть выпирают бугры мускулов. На широченных плечах сравнительно небольшие головы. В маленьких круглых глазках ни следа интеллекта. Только злоба. Огромные узловатые дубины порхают в могучих руках. Слишком большие, чтобы пытаться блокировать или отводить удар. Только уклоняться. А значит, не будет работы в двойках и прикрытия спин. Единственный шанс — скорость…

Мы уже на ногах. Четыре стрелы уходят вправо, туда, где осталось всего двое. Снова стреляем по-разному, и на этот раз правы мы. Стрелы парней застревают в густой шерсти. Зато наши входят точно в глазницы. Тролли валятся назад.

— Рыг, беги!

Оборотня выскакивает из кольца.

— Беги, нас не спасти! — орет Дунг, с его губ срываются первые звуки Песни.

«Руби…», — вторит ему Куан.

Дальше я не слышу, вызывая в памяти свою мелодию. Какие же мы были дураки, любимый! Мы могли… Могли… Я не успевала тебя убить… Кто же знал… А теперь поздно… Но я станцую для тебя, любимый… Я уже танцую… Дубина со свистом проносятся над головой, другая разносит камень. Далеко, очень далеко, в паре ладоней… Клинок вспарывает живот, раздвигая шерсть, кожу, мышцы… Падают на землю внутренности… Мечутся серые тени, неповоротливые, медленные… Тело движется само, без участия сознания, оно ненужно, оно только мешает танцу. Самому главному танцу в жизни. Танцу Любви. Танцу Последней Надежды. Танцу Смерти…

Где-то недалеко танцует Ветрододринилаель, Ветка, Веточка, подруга с детства и до конца, до Последнего Танца. И поют братья, последние воины погибшего мира, еще так недавно чужие и незнакомые, а теперь самые близкие люди. Нежная мелодия Танца сплетается с жестким ритмом Песни в единую смертоносную симфонию. Невидимые нити протягиваются между исполнителями, объединяя нас в квартет, в единый ансамбль, связанный навсегда. Ансамбль, рожденный для этого Танца, собранный воедино для этого, единственного исполнения. А всё, что мешает, должно быть уничтожено, отброшено, смято и разорвано…

Легкое движение, и серая кисть с зажатой дубиной, пачкает красным белый снег отдельно от своего хозяина… Еще одно, и к руке присоединяется голова… Я кружусь в Танце, то стелясь по земле, прижимаясь к камням и снегу, то взлетая в небо, птицей смерти, отринув всё несущественное и обыденное, забыв прошлое и не думая о будущем. Я отдаюсь танцу, раз уж не могу отдаться тебе, любимый. Я танцую с тобой и для тебя… Ритм убыстряется, музыка торжествующе ревет над миром, заполняя его и меня, и вне ее ничего нет, и не может быть.

С тонким жалобным звуком рвется первая нить… Прощай, Вет, прощай вечная участница моих детских шалостей и полувзрослых авантюр. Прощай! Прости, что не уберегла тебя. Скоро мы снова будем вместе, там, где все мирские проблемы мелки и несущественны… Только потанцую еще немножко, пока вокруг мельтешат уродливые неповоротливые серые туши, своим существованием нарушающие гармонию мира, и пойду за тобой, Вет…

— МОЛИТЕСЬ СУКИ! ПЕСПЕЦ ПРИШЕЛ!!!

Громовой рев врывается в мелодию, но не рвет ее, а гармонично вплетается в ритм. Проносится по полю боя стремительное бело-рыжее пятно, плещет на камни кровь, валятся на землю большие серые туши…

И Танец кончается. Надо же! А я еще жива?!

Ноги не держат. Опускаюсь на снег и оглядываюсь. В живописном беспорядке разбросаны серо-красные груды мохнатых тел. Дунг, уткнувшись лицом в камень, пытается восстановить дыхание. Куан блюет, опираясь на воткнутый в землю меч. Ветка… Вет!!! Подруга сломанной куклой лежит на земле. Ее голова покоится на коленях незнакомой девушки. Видны только такой же, как у нас, гномий комбинезон и грива двухцветных волос. Белое с рыжим. Вскакиваю и бегу. Точнее, падаю. Снова встаю и ковыляю к Ветке. Как могу… Краем глаза замечаю ребят. Лишь бы она была жива!

Подходим одновременно.

— Рыг? — удивленно спрашивает Куан.

— Можно, вы убьете меня немного позже? — говорит девушка знакомым голосом. — Когда я исправлю хотя бы одну свою ошибку…

— А мы справимся? — улыбается Дунг.

— Я не буду сопротивляться, — не принимает она шутку. — Только позвольте вытащить Вет. Пока еще не поздно…

Это Ррыгша? Деревенская сексуально озабоченная простушка? Смешная и болтливая?.. Синяя оборотня?

Уверенные движения опытного бойца. Светлая кожа, белые волосы, с вкраплениями рыжих прядей. И трупы серых троллей. Скольких она положила? Шесть? Семь?

— Пал, — просит она, — помоги!

Спохватываюсь.

— Что делать?

— Верить! Что она выживет. И выздоровеет. Просто верить. Вы устали. Но надо. Я не справляюсь… Дунг! Сделай бульон! Много.

Устали? Да начхать! Ветка, живи, пожалуйста! Ты же сильная! Ты сможешь, Давай, девочка, нам с тобой еще чемпионат галактики выиграть надо! Мы же обещали! Живи, Ветка!!!

Ощущение времени исчезает. Только неподвижное тело подруги, безвольно раскинутые руки, восково бледное лицо и красное месиво вместо правой половины грудной клетки… И словно молитва: «Живи, Ветка…»

А потом что-то меняется.

Ветка откликается… Ни слова, ни движения, но я чувствую… Розовеет лицо. Появляется и выравнивается дыхание. Затягивается жуткая рана на боку. Забытье, очень похожее на смерть, сменяется сном.

— Всё! Выживет! — девушка, словно пушинку, поднимает подругу и переносит на расстеленный Куаном спальник. Возвращается к нам.

— Пал, автомед!

— Он не работает…

— Уже работает! Потом напоить бульоном. Греть. Как проснется — накормить.

Прикладываю коробочку к плечу подруги. Прибор оживает, подмигивая зелеными огоньками. Жужжит. Режим диагностики…

— Дунг, я готова!

К чему она готова? Поворачиваюсь. Ррыгша стоит на коленях, склонив голову. Волосы убраны с шеи. Маркваши в растерянности.

— Дунг! — требовательно произносит оборотня.

— Рыг, — бросается к ней Куан.

Короткий повелительный жест, и младший замирает.

— Дунг!!!

— И не подумаю!

— Допрос? — спрашивает девушка.

— Дура! — бросает старший. — Умная, грамотная, профессионал. Но полная дура! Как ты могла даже подумать?!

— Сам дурак! — огрызается Ррыгша. — Я…

— Да насрать мне, на кого ты работаешь!

— Но…

Почему-то их перепалка приводит меня в бешенство.

— А ну, заткнулись! — рычу я. — Болтать потом будем! Ррыгша, кончай протирать одежду, ее еще гномам возвращать! Поднялась с колен, и со мной поить Ветку! Дунг! Собери барахло! Эти серые уроды по всей округе вещи разбросали! Куан! Притащи еды какой-нибудь, жрать хочется!

Все приходят в движение. Еще бы, когда я говорю таким тоном, даже мама подчиняется! Только оборотня, придерживая Ветку в полусидячем положении, пытается что-то сказать, но нарвавшись на безапелляционное «потом!», растерянно замолкает.

Минут десять каждый занят своим делом. После чего все сосредотачиваются вокруг спальника подруги. Куан приползает с горелкой и котелком. Дунг стаскивает вещи именно сюда.

Ветка сначала не пьет, но, наконец, делает первый глоток, потом второй, хватает кружку руками, залпом вливает в себя бульон, открывает глаза, обводит всех взглядом и облегченно выдыхает:

— Живые…

Потом запрокидывает голову и удивленно произносит:

— Эй, а ты кто?

— Это Ррыгша, — сообщаю я.

— Рыг? — Ветка удивленно смотрит на придерживающую ее белую руку. — А что это с ней?

Приходится пояснять:

— Имидж сменила.

— Точно! — подтверждает Дунг. — А заодно дизайн, интерфейс и технические характеристики.

— Это как?

Вроде подруге не по голове прилетело…

— Рыг, золотце, — говорю оборотне, — выйди, яви свой новый лик народу. Народ должен знать своих героев!

Синяя, то есть теперь белая, энергично мотает головой.

— Выходи, выходи! Как кого с того света вытаскивать, так первая, — подключается Дунг, — а за медалью не дозовешься! Вет, ты как себя чувствуешь? Сможешь сама сидеть?

— Конечно, — удивляется подруга, — я что, раненая, что ли? Тогда почему не ощущаю?

— Вообще-то, — информирую подругу, — час назад ты была почти мертвая. Правого бока не хватало!

— Да? — Ветка оглядывает себя. — Не заметно… Опять «синюшка зализала»? Или ты теперь «белюшка»?.. Рыг, да вылези, наконец! Дай на себя посмотреть! Я же от любопытства сдохну!

Ррыгша нехотя выбирается из-за ее спины и зачем-то оборачивается собакой. Не так уж она и отличается от себя синей. Чуть более поджарая, и грудь немного пошире. Густая белая шерсть с рыжими подпалинами…

— Ой, какая симпатяга! — вскрикивает Ветка и обвивает руками собачью шею. — Ты зачем от нас такую красоту прятала? Надо шерсть расчесать!

— Подожди, Вет, — подруга, дорвавшаяся до «симпатяги», всё, что угодно, в балаган превратит. — Рыг, переворачивайся. И кстати, как тебя зовут?!

— Рыг, — спрашивает Пал, — Как тебя зовут?

— И сообщи звание! — жизнерадостно добавляет Ветка. — А также пароли, явки, маршруты эвакуации в случае пожара и адрес квартиры, где деньги лежат!

— Ракша, — говорит белокурая, упрямо рассматривая спальник. — Пес специального назначения третьего ранга…

— Контрразведка? — уточняет Пал.

— Ну… не совсем… — бурчит Ррыгша. То есть, Ракша.

— И?.. — спрашиваю я.

— Что «и»? — отвечает она вопросом на вопрос.

— Рыг, — Куан садится рядом с ней и берет за руку. — Расскажи то, что можешь, ладно? Ты же ничего плохого не делала!

Девушка качает головой.

— Я всё плохо делала. Внедрилась только чисто… А так сплошные ошибки… Первое же задание провалила с треском. Да еще…

— А в чем задание?

— Довести вас до Города. Живыми и здоровыми.

— Почему провалила? — удивляется Куан. — Мы живые и здоровые. А до Города не так далеко.

— Потому, — объясняю брату, — что раскрывшийся агент не только теряет возможность нормально работать сам, но и затрудняет внедрение преемника. Второй раз на синюю простушку мы не купимся. Ты же собиралась с нами и в Городе оставаться?

Оборотня кивает.

— А почему ты считала, что мы пойдем в Город. Мы же к эльфам собирались.

— Потом всё равно в город бы пошли… И так пойдете. Только без меня…

— Почему без тебя? — удивляется Куан.

— Потому, — отвечаю ему на марквашском, — что мы не знаем, каких еще сюрпризов от нее ждать. А она знает, что мы не знаем…

— Знаю, — грустно соглашается Ракша.

— И считает, что это принципиально, — заканчиваю я фразу и перехожу на галактический. — А кроме марквашского, Рыг знает галакт и, думаю, эльфийский. Правильно?

Оборотня кивает:

— Еще ваш птичий свист.

— А это откуда? — сумела всё-таки меня удивить.

Она разводит руками:

— Свистели…

— Не понял, — говорит брат. — Но на такие сюрпризы, — он кивает на разбросанные трольи туши, — я согласен.

— Всё-таки, влюбляясь, человек тупеет, — сообщаю я. — Причем капитально.

— Тогда мы здесь все тупые, — «радует» Пал. — Кроме… Нет, просто все!

— Куана могу излечить, — сообщает Ракша и пытается освободить руку.

— Не надо, — говорит Ку, — мне и так хорошо…

— Ты же ничего обо мне не знаешь! Я даже не человек.

— Неважно! Как не человек?

— Вот видишь! — усмехается оборотня. — Собака я. Наполовину.

— А-а, — машет рукой брат, — это трудно не знать…

— Ты не понял. Не оборотень. Именно собака. Животное… У меня папа — пес.

— А мама? — спрашивает Ветка.

— Перевертыш. Белый.

— А почему ты синяя?

Ракша оглядывает себя.

— Уже нет.

— Но была!

— Маскировка…

— А снова можешь синей стать?

— Подожди, Вет! — прерывает Пал. — Как это генетически возможно: пес и оборотень? Разные виды.

— На Кверте возможно всё. Куан, прекрати!

— Что прекратить?

— Вот это! — оборотня показывает на руку брата, привычно обхватившую ее талию.

— Тебе не нравится?

— Ты обнимаешь зверя!

— Это еще что! — сообщает Ку. — Сейчас я этого зверя поцелую!

— Дурдом! — возмущаюсь я. — Мне сегодня дадут допросить пойманного агента местной контрразведки?

— А кто ее поймал? — интересуется Ветка.

— Куан, — сообщает Палочка, кивая на целующуюся пару. — Видишь же.

— Так пусть Куан и допрашивает, — глубокомысленно отвечает ей подруга.

— Он не может, — говорит Пал, приваливаясь к моему боку. — У него губы заняты. И у нее тоже. Дунг, и я так хочу!

Похоже, наши шпионские игры на сегодня отменяются. Или. как минимум, откладываются! В силу обстоятельств чрезвычайных и никоим образом непреодолимых при данных условиях… Война войной, а любовь всегда вне расписания… И без очереди…

Не самый спокойный денек выдался. И ведь так хорошо начинался… А потом то уроды какие-то нападают, то подруга помереть норовит, то деревенская девочка сотрудником местных спецслужб оборачивается… Впрочем, ей положено, она оборотень… Так и не дошли никуда. Только от места драки отошли немного, не ночевать же в окружении трупов. Вообще, от этих троллей никакого толку! Взять совершенно нечего. Разве что на последствия Ракшиной работы полюбоваться… Так не самое аппетитное зрелище!

Эти полчаса ходу дались тяжелее, чем вчерашний подъем на перевал. А теперь спать не дают! И ладно бы Ду с поцелуями приставал, он-то как раз уснул в самый разгар процесса! Соседний спальник покоя не знает! Шум, возня, шлепки, и шепот! Неужели и мы с Дунгом так шепчемся, что на все горы слышно?

— Ку, послушай! Я, действительно, собака!

— Неважно!

— И не деревенская!

— Какая разница?!

Звук поцелуя.

— И не болтушка!

— Не заметил!..

Звонкий шлепок. Опять возня.

— И совсем не синяя!

— Этот цвет мне тоже нравится!

Еще один поцелуй.

— Ку!!! Ты еще столького не знаешь!

— И знать не желаю!

— Я тебя каждую ночь усыпляла!

— Зачем?

— Чтобы детей не делать!

— Я думал, ты этого хочешь.

Тишина. Вздох.

— Хочу. Только не умею. Никогда не пробовала.

— Я тебя научу.

— Ой!

— Что ой? Опять усыпишь?

Негромкая возня, звук поцелуя.

— Нет… Я больше не буду…

Снова шебуршание… Дунг дрыхнет… И Ветка тоже, судя по дыханию. А я не могу под такой аккомпанемент…

— Ку! Что ты делаешь?.. Ку, не надо!.. Мне страшно, Ку…

— Всё будет хорошо, маленькая… Не надо бояться…

— Я не боюсь… Мне страшно…

— Я тебя люблю…

— Я тоже тебя люблю… Ой!.. Не надо!.. Мамочка!.. Ой-ей!.. Нет! Нет, продолжай… Пожалуйста… Ку!.. Я боюсь!..

Не спится… Пожалуй, так они дойдут и до детей… Или не дойдут… Разве это важно? Они могут решать сами, без оглядки на последствия. Я тоже так хочу! Я бы сейчас разбудила Дунга долгим нежным поцелуем… Или дала ему поспать, а под утро… Или на следующей ночевке… В любой момент, когда мы этого захотим… Как же я завидую синей… Которая теперь белая… Неважно, я всё равно ей завидую!..