Сказка

Глава двадцать третья

огда я был новичком в Хиллвью, я изучал латынь. Занимался этим, потому что изучение мёртвого языка показалось мне классной идеей; кроме того, папа сказал, что мама тоже учила латынь в той же школе и у той же учительницы, мисс Янг. Мама, по словам отца, считала её классной. К тому времени, когда подошла моя очередь, мисс Янг, преподающая ещё и французский, была уже немолода, но всё ещё классная. Группа насчитывала всего восемь человек и на второй год уроков латыни не было, потому что мисс Янг ушла на пенсию, и эту часть языковой программы закрыли.

В наш первый день мисс Янг спросила, знаем ли мы какие-нибудь латинские фразы. Карла Йоханссон подняла руку и сказала «carpe diem», что означало «лови мгновенье». Больше желающих не нашлось, так что я поднял руку и повторил то, что обычно слышал от дяди Боба, когда ему нужно было куда-нибудь идти: «tempus fugit», что означало «время летит». Мисс Янг кивнула, и когда больше никто не решился поднять руку, она назвала нам ещё пару фраз: «ad hoc, de facto» и «bona fide». Когда урок закончился, она подозвала меня, сказала, что хорошо помнит мою мать и ей жаль, что она ушла от нас так рано. Я поблагодарил её. Без слёз, ведь прошло шесть лет, но к горлу подступил комок.

— Tempus fugit — хорошее выражение, — сказала она, — но время не всегда летит, как знают все, кому когда-либо приходилось чего-то ждать. Но думаю, tempus est umbra in mente — лучше. Примерный перевод: время — это тень в сознании.

Я часто думал об этом в Глубокой Малин. Поскольку мы были заточены под землёй, единственным, что отличало день от ночи было то, что при дневном свете — где-то там, а не в нашем столь отдалённом месте — ночные солдаты приходили реже, их голубые ауры тускнели, а человеческие лица становились более заметны. По большей части это были несчастные лица. Усталые. Измождённые. Я задавался вопросом, не заключили ли эти существа, когда ещё были людьми, какую-то дьявольскую сделку, о которой теперь сожалеют, когда уже слишком поздно идти на попятную. Может быть, не Аарон и некоторые другие, и, определённо, не Верховный Лорд, но остальные? Возможно. Или, может, я хотел видеть то, чего не было.

Мне казалось, что в течение первой недели в темнице я более-менее следил за временем, но после этого потерял счёт. Думаю, нас водили на стадион для игр каждые пять-шесть дней, но по большей части это были обычные тренировки, а не кровавые бои. Единственным исключением стал случай, когда Янно (извините, что продолжаю закидывать вас этими именами, но вы должны помнить, что кроме меня там было ещё тридцать узников) слишком сильно замахнулся боевой палкой на Эрис. Она пригнулась. Он промахнулся на фут и вывихнул себе плечо. Я не удивился. Янно, как и большинство моих товарищей, не походил на Дуэйна Джонсона, и то, что большую часть времени он провёл запертым в камере, не способствовало его укреплению. Я же упражнялся даже в камере; мало кто делал то же самое.

Другой узник, Фрид, вправил плечо Янно, когда нас завели в раздевалку. Он велел Янно сидеть смирно, взял его за локоть и дёрнул. Я услышал глухой щелчок, когда сустав Янно встал на место.

— Неплохо, — сказал я, когда нас вели обратно в Малин.

Фрид пожал плечами.

— Раньше я был врачом. В Цитадели. Много лет назад.

Только он сказал не «лет». Знаю, что говорил это раньше; вы знаете, что я говорил это раньше, но я должен объяснить — по крайней мере, попытаться — почему у меня никогда ничего не укладывалось в голове. Я всегда слышал «лет», но когда задавал вопросы об Эмписе и использовалось это слово, казалось, что оно имеет разное значение для разных людей. Пока шли недели (проведённые с пользой), я получил примерное представление об истории Эмписа, но так и не разобрался во временной последовательности.

На папиных собраниях АА новичкам советовали вынуть вату из ушей и засунуть её себе в рот; учитесь слушать, чтобы вы могли слышать и познавать, говорят они. Иногда я задавал вопросы, но в основном развешивал уши и держал рот на замке. Они болтали (потому что делать больше нечего), они спорили о том, когда случилось то-то и то-то (и случалось ли оно вообще), они пересказывали то, что слышали от своих родителей и бабушек с дедушками. Картина начала обретать форму, туманную, но лучше, чем ничего.

Когда-то, давным-давно, монархия была настоящей монархией с настоящей армией, и, насколько я знаю, даже с флотом. Примерно такой, я полагаю, была Англия во времена Якова, Карла и Генриха со всеми их жёнами. Древние короли Эмписа — не могу сказать, была когда-нибудь среди них королева; это одна из многих вещей, о которых я не знаю — предположительно были избраны высшими богами. Их власть была непререкаемой. Их самих тоже считали чуть ли не богами, и насколько я понял, так оно и было. Разве трудно поверить, что короли (и, возможно, члены их семей) могли левитировать, поражать врагов взглядом, или излечивать болезни прикосновением в стране, где жили русалки и великаны?

В какой-то момент правящей семьёй стали Галлиены. По словам моих товарищей по заключению, это случилось — как вы уже догадались — много лет назад. Но с течением времени, может, пять или шесть поколений спустя Галлиены начали ослаблять королевскую хватку. Во времена, предшествовавшие приходу серости, Эмпис была монархией только по названию: королевская семья по-прежнему имела вес, но больше не являлась единой и всеобъемлющей силой. Возьмём Цитадель. Док Фрид сказал, что ею управлял Совет семерых, члены которого избирались. Он говорил о Цитадели так, будто это был большой важный город, но у меня сложилась картина маленького и богатого городка, который процветал благодаря торговле с Приморьем и Лилимаром. Возможно, другие города и княжества, такие как Деск и Уллум (по крайней мере, до того, как он погряз в религиозном безумии), были примерно такими же, со своей специализацией; их жители просто занимались своими делами.

Узники, большинство из которых стали моими друзьями — загруженными верой в то, что я некий волшебный принц — знали лишь немногое о Лилимаре и дворце. Это не являлось великим секретом, просто они жили своей жизнью в своих городах. Они платили дань королю Джану (Дабл вообще думал, что короля звали Джем, как то, что вы намазываете на хлеб), потому что требуемые суммы были умеренными, и армия — к тому времени значительно сокращённая и переименованная в королевскую гвардию — следила за дорогами и мостами. Дань также платилась некоторым людям, которых Том назвал наездными шерифами, а Эммит — поссменами (так я услышал). Жители Эмписа также платили дань, потому что Джан — та-да! — король, и потому, что люди склонны делать то, что требуют традиции. Возможно, они немного ворчали, как и все люди в отношении налогов, а затем забывали об этом, пока снова не наступал эмписийский аналог 15-го апреля.[45] А как же магия, спросите вы? Солнечные часы? Ночные стражи? Здания, которые порой могли менять свою форму? Они принимались, как должное. Если вы находите это странным, представьте путешественника во времени, переместившегося из 1910 года в 2010-ый, в мир, где люди летают по небу на гигантских стальных птицах и ездят в автомобилях, развивающих скорость девяносто миль в час. Мир, где все разгуливали с мощными компьютерами в кармане. Или представьте человека, который видел всего несколько немых чёрно-белых фильмов, сидящего в первом ряду кинотеатра IMAX и смотрящего «Аватар» в 3-D.

Вы привыкаете к удивительному, вот и всё. Русалки и IMAX, великаны и мобильные телефоны. Если они существуют в вашем мире, вы живёте с этим. Замечательно, правда? Но стоит взглянуть на это под иным углом, и в некотором роде это становится ужасным. Думаете, Гогмагог страшен? Наш мир завален ядерными бомбами, которые потенциально могут привести к его концу, и если это не чёрная магия, тогда я не знаю, что.

В Эмписе короли приходили и уходили. Насколько я знал, забальзамированные тела Галлиенов хранились в одном большом сером здании, мимо которого мы с Радар прошли, следуя за инициалами мистера Боудича, к солнечным часам. Король Джан был помазан на царство с соблюдением обычных ритуалов. Балт утверждал, что это проходило с использованием священной золотой чаши.

Джека настаивал, что женой Джана была королева Клара, или Кара, но большинство считало, что её звали Кора, и они с Джаном были троюродными братом и сестрой. Никто из моих товарищей, казалось, не знал точно, сколько у них было детей. Некоторые говорили четверо, некоторые — восемь, а Эммит клялся, что их было десять. «Эти двое, должно быть, трахались, как королевские кролики», — сказал он. Судя по тому, что я узнал от лошади одной принцессы, они все ошибались — детей было семеро. Пять девочек и двое мальчиков. И вот тут история становилась для меня довольно интересной, даже, можно сказать, актуальной, хотя и оставалась неприятно туманной.

Король Джан заболел. Его сын Роберт, который всегда был его любимцем, а также старшим из двух сыновей, ждал своего часа, готовый испить из священной чаши. (Я представил выгравированных по кругу бабочек.) Элден, младший из братьев, был почти отодвинут на задний план… но не Лия, которая боготворила его.

— Говорят он был уродливым хромоногим ублюдком, — как-то ночью сказал Домми. — И не с одной косолапой ногой, а с обеими.

— Весь в бородавках, — сказал Ока.

— С горбом на спине, — сказал Фремми.

— И с шишкой на шее, — добавил Стукс.

Интересно и даже примечательно, что они говорили об Элдене — уродливом, хромоногом, почти задвинутом на задний план принце — и о Летучем Убийце, как о двух разных людях. Или как о гусенице, которая превращается в бабочку. Как минимум часть королевской гвардии тоже трансформировалась, подумал я. В ночных стражей.

Элден ревновал к своему брату и ревность переросла в ненависть. Все, казалось, были согласны с этим, а почему бы нет? Это классическая история соперничества отпрысков, которая была бы уместна в любой сказке. Я знал, что хорошие истории не всегда правдивы или не до конца правдивы, но эта была достаточно правдоподобной, поскольку такова человеческая природа. Элден решил взойти на трон, либо силой, либо хитростью, и отомстить своей семье. Если Эмпис в целом тоже пострадает, так тому и быть.

Пришла ли серость до или после того, как Элден стал Летучим Убийцей? Некоторые из моих товарищей утверждали, что «до», но я считал «после». Думаю, что каким-то образом он наслал её. Кое в чём я точно был уверен — в том, как он получил своё прозвище.

— Бабочки заполонили Эмпис, — сказал док Фрид. — Они затемняли небо.

Разговор шёл после тренировки, когда он вправил плечо Янно. Мы возвращались в темницу, шагая бок о бок. Док говорил тихо, почти шепотом. Было легче разговаривать, спускаясь по лестнице, и шли мы медленно, потому что устали. Его слова заставили меня вспомнить, как когда-то странствующие голуби затемняли небо Среднего Запада. Пока их всех не переловили. Но кто стал бы охотиться на бабочек-монархов?

— Они съедобны? — спросил я. В конце концов, именно поэтому странствующие голуби сказали «пока»; они были дешёвой пищей во время путешествий.

Фрид фыркнул.

— Монархи ядовиты, Чарли. Съешь одну и получишь только расстройство желудка. Съешь несколько и можешь умереть. Как я и сказал, они были повсюду, но особенно много их было в Лилимаре и его пригородах.

Он сказал «пригородах» или «окрестностях»? Смысл был общий.

— Люди выращивали молочай в своих садах, чтобы личинки могли им питаться, и цветы, чтобы бабочки пили нектар, когда вылупятся. Считалось, что они приносят удачу королевству.

Я подумал о всех изуродованных статуях, которые видел: распростёртые крылья, превращённые в щебень.

— История гласит, что как только семья Элдена была убита и остался только он один, он прошёлся по улицам в красной мантии с белоснежным горностаевым воротником, и с золотой короной Галлиенов на голове. Небо было тёмным от бабочек, как обычно. Но каждый раз, когда Элден возводил руки, тысячи их падали замертво. Когда люди бежали из города — некоторые остались, преклонившись и поклявшись в верности — они бежали через кучи мёртвых бабочек. Говорят, что внутри городских стен эти кучи достигали десяти футов в высоту. Миллионы мёртвых бабочек-монархов с их яркими красками, потускневшими до серого цвета.

— Это ужасно, — сказал я. К тому времени мы почти вернулись. — Ты в это веришь?

— Я знаю, что они также умирали в Цитадели. Я своими глазами видел, как они падали с неба. Остальные скажут тебе то же самое. — Он вытер глаза, затем посмотрел на меня. — Я бы многое отдал, чтобы увидеть бабочку, пока мы на этом игровом поле. Всего одну. Но, полагаю, они все пропали.

— Нет, — сказал я. — Я их видел. Великое множество.

Фрид взял меня за руку; его хватка была на удивление сильной для маленького человека — хотя, если придёт «Честный», я не думал, что док протянет дольше, чем Хэйми. — Это правда? Ты клянёшься?

— Да.

— Теперь поклянись именем своей матери!

Один из надзирателей оглянулся, нахмурился и сделал угрожающий жест своей гибкой палкой, прежде чем снова отвернуться.

— Клянусь именем моей матери, — произнёс я тихим голосом.

Бабочки не исчезли, как и Галлиены — по крайней мере, не все из них. Они были прокляты той силой, которая теперь жила в Элдене — той же самой, которая, как я предположил, превратила ближайшие пригороды в руины — но они живы. Хотя я не сказал этого Фриду. Это могло быть опасно для нас обоих.

Я вспомнил рассказ Вуди о том, как Хана преследовала остатки его семьи до городских ворот, и как она отсекла голову племяннику Вуди, Алоису.

— Когда появилась Хана? Почему она появилась, если великаны живут на севере?

Док покачал головой. «Я не знаю».

Я подумал, что, возможно, Хана гостила у родных в Кратчи, когда мистер Боудич предпринял свою последнюю экспедицию за золотом, но точно сказать было невозможно. Он был мёртв, и как я сказал, история Эмписа оставалась туманной.

В ту ночь я долго лежал без сна. Я не думал об Эмписе, бабочках или Летучем Убийце. Я думал о своем отце. Скучал по нему и переживал за него. Насколько я знал, он мог подумать, что я погиб, как и моя мама.

Время бежало незаметно и неисчислимо. Я собирал свои крохи информации, хотя и не знал для какой цели. И вот однажды мы вернулись с тренировки, чуть более трудной, чем остальные за последнее время, и обнаружили в камере Йоты бородатого мужчину, намного крупнее меня, Домми или самого Йоты. На нём были грязные короткие штаны и такая же грязная полосатая рубашка с обрезанными рукавами, демонстрирующими груду мышц. Он сидел на корточках в углу, подтянув колени к ушам, как можно дальше от синего свечения, окутывающего камеру. Его источником был Верховный Лорд.

Келлин поднял руку. Жест был почти ленивым, но пара ночных стражей, ведущих нас, сразу остановилась и встала по стойке смирно. Мы все остановились. В тот день Джайя оказалась рядом со мной, и её рука скользнула в мою. Она была очень холодной.

Келлин вышел из камеры Йо и оглядел нас.

— Мои дорогие друзья, я хочу представить вам вашего нового соплеменника. Его зовут Кла. Его нашли на берегу озера Ремла после того, как его маленькая лодка дала течь. Он чуть не утонул, ведь так Кла?

Кла ничего не ответил, только взглянул на Келлина.

— Отвечай мне!

— Да. Я чуть не утонул.

— Попробуй ещё раз. Обращайся ко мне: Верховный Лорд.

— Да, Верховный Лорд. Я чуть не утонул.

Келлин повернулся к нам.

— Но он был спасён, мои дорогие друзья, и как вы можете видеть, на нём нет и пятнышка серости. Только грязь. — Келлин хихикнул. Это был отвратительный звук. Джайя сжала мою ладонь. — В Глубокой Малин не принято представляться, как вы, без сомнения, знаете, но мне показалось, что мой новый дорогой друг Кла заслуживает этого, потому что он наш тридцать второй гость. Разве не замечательно?

Все молчали.

Келлин указал на одного из ночных стражей во главе нашей невезучей процессии, затем на Бернда, который стоял впереди рядом с Эммитом. Ночной солдат ударил Бернда по шее своей палкой. Бернд вскрикнул, упал на колени и прижал ладонью выступившую кровь. Келлин наклонился к нему.

— Как тебя зовут? Я не буду извиняться за то, что забыл. Вас тут так много.

— Бернд, — выдавил он. — Бернд из Ци…

— Нет такого места — Цитадель, — произнёс Келлин. — Не теперь и никогда впредь. Просто Бернд. Так, скажи мне Бернд из Неоткуда, разве это не замечательно, что король Элден, Летучий Убийца, теперь имеет тридцать два? Отвечай громко и гордо!

— Да, — сказал Бернд. Между его сжатых пальцев сочилась кровь.

— Что «да»? — И затем, будто учил маленького ребёнка читать: — За… за… за…? Теперь громко и гордо!

— Замечательно, — сказал Бернд, глядя вниз на мокрые камни коридора.

— Женщина! — воскликнул Келлин. — Ты, Эрин! Ты — Эрин?

— Да, Верховный Лорд, — ответила Эрис. Она бы ни за что не осмелилась поправить его.

— Разве это не замечательно, что Кла присоединился к нам?

— Да, Верховный Лорд.

— Насколько замечательно?

— Очень замечательно, Верховный Лорд.

— Это твоя манда так воняет или твоя жопа, Эрин?

Лицо Эрис было непроницаемым, но её глаза горели. Она опустила их, что было мудро.

— Вероятно, и то и другое, Верховный Лорд.

— Да, я тоже так думаю. Так, теперь ты, Йота. Подойди.

Йота шагнул вперёд, почти вплотную к защитному голубому свечению, окружавшему Келлина.

— Ты рад появлению сокамерника?

— Да, Верховный Лорд.

— Разве это не за… за…? — Келлин взмахнул белой рукой, и я понял, что он счастлив. Нет, не просто счастлив, а улетел на луну от счастья. Или, учитывая, где мы находились, на луны. Почему бы нет? Ему была поставлена задача сбора, и теперь он её выполнил. Я также понял, насколько сильно ненавижу его. И я авансом ненавидел Летучего Убийцу.

— Замечательно.

Келлин медленно потянулся к Йоте, который попытался устоять на месте, но отпрянул, когда рука оказалась меньше, чем в дюйме от его лица. Я услышал, как потрескивает воздух, и увидел, как волосы Йо зашевелились в ответ на ту силу, которая поддерживала жизнь в Келлине.

— Замечательно что, Йота?

— Замечательно, Верховный Лорд.

Келлин получил свою долю веселья. Он нетерпеливо прошёл сквозь нас. Мы попытались отбежать, но некоторые из нас оказались недостаточно быстры и попали под его ауру. Они упали на колени, некоторые молча, некоторые со стонами от боли. Я оттолкнул Джайю с дороги Келлина, но моя рука вошла в голубую оболочку вокруг него, и обжигающая боль пробежала по плечу, сковывая мышцы. Прошли долгие минуты, прежде чем они расслабились.

«Им стоит отпустить серых рабов и запустить свой старый генератор от этого тока», — подумал я.

У двери Келлин развернулся к нам лицом, топнув ногой, как прусский инструктор по строевой подготовке.

— Послушайте меня, дорогие друзья. За исключением некоторых изгнанников, которые не имеют значения, и нескольких беглых цельных людей, сбежавших, возможно, в первые дни правления Летучего Убийцы, вы — последние представители королевской крови, разбавленной развратниками, мошенниками и насильниками. Вы будете служить в угоду Летучему Убийце, и это случится скоро. Время игр закончилось. В следующий раз, когда вы ступите на Поле Элдена, бывшее Поле Монархов, это будет первый раунд «Честного».

— Как насчёт него, Верховный Лорд? — спросил я, указав на Кла рабочей рукой. — Разве у него не будет возможности потренироваться?

Келлин посмотрел на меня с лёгкой улыбкой. Позади его глаз я видел пустые глазницы его черепа.

— Ты потренируешь его, малыш. Он пережил озеро Ремла, и переживёт тебя. Посмотри на его размеры! Неа, неа, когда начнётся второй раунд, ты не будешь участвовать, мой нахальный друг, а я буду рад избавиться от тебя.

С этими ободряющими словами он ушёл.

В тот вечер на ужин были стейки. Их почти всегда давали после игры. Перси катил свою тележку по коридору, бросая наполовину приготовленное мясо в наши камеры — шестнадцать камер, в каждой теперь по двое узников. Перси снова поднёс свою уродливую руку ко лбу и бросил мне мой кусок. Быстрый и скрытный жест, но ошибиться было невозможно. Кла поймал свой стейк налету и сел в углу, держа полусырое мясо в руках и отрывая от него куски. «Какие же у тебя большие зубы», — подумал я.

Хэйми откусил несколько символических кусочков от своей порции, затем предложил мне. Я отказался.

— Ты можешь съесть больше.

— И для чего? — спросил он. — Зачем есть, страдать от схваток в животе, а потом всё равно умереть?

Я обратился к приобретённой мудрости моего отца: «День за днём». Как будто в Малин существовали дни, но ради меня Хэйми съел ещё несколько кусочков. Как-никак я был наречённым принцем, сказочным НП. Хотя единственная магия во мне была связана с таинственным изменением волос и цвета глаз, и я не мог её контролировать и пользоваться ею.

Йо спросил Кла о том, как тот чуть не утонул. Кла не ответил. Фремми и Стукс хотели знать, откуда тот родом и куда держал путь — было ли это какое-то безопасное прибежище? Кла не ответил. Галли хотел знать, как долго тот исхитрялся прятаться? Кла не ответил. Он съел своё мясо и вытер жирные пальцы о полосатую рубашку.

— Не очень-то ты любишь разговаривать без присутствия Верховного Лорда, да? — спросил Дабл. Он стоял перед решёткой камеры, которую делил с Берндом, чуть дальше от моей. В руках он держал последний кусок своего стейка — который, как я знал, прибережёт на потом, если проснётся ночью. Тюремная рутина печальна, но проста.

Кла ответил из своего угла, не вставая и не поднимая глаз.

— Зачем мне говорить с тем, кто скоро умрёт? Я понимаю, что будет какое-то состязание. Очень хорошо. Я выиграю. Если дают награду, я её заберу и отправлюсь восвояси.

Мы приняли это в ошеломлённом молчании.

Наконец Фремми сказал: «Он не понимает».

— Получил неверные сведения, — сказал Стукс. — Или, может быть, у него в ушах вода и он плохо слышит.

Йота зачерпнул из своего ведра, напился, вскочил на решётку своей камеры, которая до сегодняшнего дня была одиночной, напрягая мышцы и тряся прутья, как обычно, затем отпустил их и повернулся лицом к здоровенному увальню, скрючившемуся в углу.

— Давай я тебе кое-что объясню, Кла, — сказал он. — Проясню ситуацию. «Честный» — это турнир. Такие турниры часто проводились на Поле Монархов во времена правления Галлиенов, и посмотреть на них собирались тысячи людей. Они прибывали отовсюду, даже, как говорят, великаны из Кратчи. Участниками обычно были члены королевской гвардии, хотя обычные люди тоже могли участвовать, если хотели проверить твёрдость своих черепов. Соревновались до крови, и участников часто уносили с поля без сознания, но это в старой версии, задолго до Галлиенов, когда Лилимар был всего лишь деревенькой не больше, чем Деск.

Кое-что из этого я знал, но даже по прошествии долгих дней и недель, не всё. Я внимательно слушал. Как и остальные, потому что здесь, в темнице, не часто обсуждали «Честный». Это было табу, как, я полагаю, в прежние времена электрический стул, а сейчас — смертельная инъекция.

— Шестнадцать из нас будут сражаться с шестнадцатью другими. До самой смерти. Без пощады, без отговорок. Любой, кто откажется биться, окажется на дыбе, в железной деве, или растянется на страппадо, как конфета тянучка. Ты понимаешь?

Кла сидел в своём углу, будто задумавшись. Наконец, он сказал:

— Я буду сражаться.

Йо кивнул.

— Да, кажется, что ты это можешь, когда перед тобой не стоит Верховный Лорд или не захлёбываешься в озёрной воде. Шестнадцать бьются снова, пока их не станет восемь. Те бьются до четверых. Из них останутся двое.

Кла кивнул.

— Я буду одним из них. И когда второй упадёт замертво у моих ног, я получу свою награду.

— Конечно, получишь, — сказал Хэйми. Он подошёл ко мне. — В старые времена наградой был мешок золота и, как говорят, пожизненное освобождение от королевских сборов. Но то было в старые времена. Твоей наградой станет бой с Рыжей Молли. Она великанша и слишком большая для специальной ложи, где сидят лизоблюды Летучего Убийцы, но я много раз видел её стоящей внизу. Ты большой, семь футов, насколько я могу судить, но рыжая сука больше.

— Она меня не поймает, — сказал Шустро. — Она медленная. Я быстрый. Шустрым не называют без причины.

Никто не сказал очевидного: быстрый или нет, тощий Шустро выбыл бы задолго до того, как кому-либо из нас повезло встретиться лицом к лицу с Рыжей Молли.

Кла сидел, обдумывая услышанное. Наконец, он встал, большие колени хрустнули, как сучки в огне, и подошёл к ведру с водой. Он сказал:

— Я побью и её. Буду бить, пока её мозги не вылезут через рот.

— Допустим, ты победишь её, — сказал я.

Он повернулся ко мне.

— Но это всё равно будет не конец. Убьёшь дочь — скорее всего, нет, но допустим — и у тебя не будет ни единого шанса против её матери. Я её видел. Это сраная Годзилла.

Конечно, это не то слово, которое я произнёс, но что бы я ни сказал, в других камерах раздался ропот согласия.

— Вас всех били, пока вы не начали бояться своей собственной тени, — сказал Кла, возможно, позабыв, что, когда Келлин велел Кла обращаться к нему «Верховный Лорд», он мигом подчинился. Разумеется, Келлин и остальные ночные солдаты — это другое дело. У них были эти ауры. Я вспомнил, как у меня сковало мышцы, когда Келлин дотронулся до меня.

Кла взял ведро с питьевой водой. Йота схватил его за руку.

— Неа, неа! Используй кружку, дубина! Перси больше не принесёт воды, пока…

Я никогда не видел, чтобы такой крупный мужчина, как Кла, двигался так быстро, даже в повторах по «И-Эс-Пи-Эн Классик» с Шакилом О’Нилом, когда в студенческие годы тот играл за Университет штата Луизиана — даже при росте в семь футов и весе в триста двадцать фунтов у Шака были потрясающие движения.

Ведро находилось у губ Кла и приближалось. Через секунду, или так показалось, оно прогрохотало по каменному полу, расплескав воду. Кла повернулся. Йо лежал на полу, опираясь на одну руку. Другой он держался за горло. Его глаза выпучились. Он хватал ртом воздух. Кла наклонился и поднял ведро.

— Если ты убьёшь его, тебе это дорого обойдётся, — сказал Янно. Затем обнадеживающе добавил: — И не будет «Честного».

— Будет, — печально произнёс Хэйми. — Летучий Убийца не станет ждать. Место Йо займёт Рыжая Молли.

Но Йо не был убит. В конце концов он поднялся на ноги, доковылял до своего тюфяка и улёгся на него. Следующие два дня ему приходилось шептать. Пока не появился Кла, Йо был самым большим из нас, самым сильным; можно было ожидать, что он всё ещё будет стоять на ногах, когда кровавое состязание под названием «Честный» подойдет к концу, но до этого я никогда не видел, чтобы его свалил один удар по горлу.

Кто мог противостоять человеку, который мог сделать это в первом же раунде состязаний?

Зная Келлина, полагаю, этой чести удостоился бы я.

Мне часто снилась Радар, но как-то ночью, после того, как Кла свалил с ног Йоту, мне приснилась принцесса Лия. На ней было красное платье с талией в стиле ампир и плотно облегающим лифом. Из-под подола выглядывали красные туфли в тон платью, пряжки которых украшали бриллианты. Её волосы были забраны назад и стянуты витиеватой нитью жемчуга. На округлой груди висел кулон в форме бабочки. Я сидел рядом с ней, одетый не в лохмотья, в которых пришёл в Эмпис со своей умирающей собакой, а в тёмный костюм с белой рубашкой. Костюм был бархатный. Рубашка — шёлковой. На ногах у меня были замшевые сапоги с загнутым голенищем наподобие тех, что у мушкетёров Дюма на иллюстрациях Говарда Пайла. Обувь, без сомнения, из коллекции Доры. Неподалёку паслась умиротворённая Фалада, в то время как серокожая служанка Лии расчёсывала ей волосы.

Мы с Лией держались за руки и смотрели на наши отражения в неподвижной луже воды. У меня были длинные и золотистые волосы. Моя небольшая угреватость исчезла. Я был красив, и Лия была красива, особенно потому, что её рот вернулся на место. На её губах лёгкая улыбка. В уголках её рта были ямочки, но никаких признаков язв. Скоро, если сон продолжится, я поцелую эти красные губы. Даже во сне я понял, что это: финальная сцена диснеевского мультфильма. В любой момент лепесток мог упасть в лужу, вызвав рябь и заставив наши отражения дрогнуть, когда губы воссоединившихся принца и принцессы встретятся и зазвучит музыка. Никакой тьме не позволено будет омрачить идеальный финал сказки.

Только одна вещь была не на своём месте. На коленях принцесса держала фиолетовый фен. Я не мог ошибиться, хотя мне было всего семь лет, когда погибла моя мама. Все её полезные вещи, включая фен, отправились в «Гудвил Стор», потому что, по словам моего отца, каждый раз, когда он смотрел на то, что называл её «женскими штуками», у него снова щемило сердце. Я был не против, что он отдал большую часть маминых вещей; я только попросил оставить её духи и ручное зеркальце. Отец согласился. Они всё ещё стояли у меня дома на комоде.

Мама называла свой фен Фиолетовой Лучевой Пушкой Смерти.

Я открыл рот, спросить Лию, зачем ей мамин фен, но прежде чем успел это сделать, её служанка сказала: «Помоги ей».

— Я не знаю как, — ответил я.

Лия улыбнулась своим новым и безупречным ртом. «Ты быстрее, чем думаешь, принц Чарли».

Я начал объяснять ей, что я не такой уж быстрый, вот почему я играл на линии в футболе и на первой базе в бейсболе. Правда, я продемонстрировал некоторую скорость в «Тёрки Боул» против Стэнфорда, но это было короткое и наполненное адреналином исключение. Однако, прежде чем я успел что-либо сказать, что-то ударило меня по лицу, и я мигом проснулся.

Это оказался ещё один стейк, маленький, едва ли больше клочка. Перси зашаркал по коридору, бросая такие же маленькие куски в другие камеры, приговаривая: «Оф’уатки, оф’уатки» Что, как я предположил, на его языке означало «остатки».

Хэйми храпел, измученный игрой и своей обычной борьбой после ужина за опорожнение кишечника. Я взял свой маленький кусочек стейка, сел, прислонившись спиной к стене камеры и откусил от него. Что-то хрустнуло у меня под зубами. Я взглянул и увидел засунутый в ломтик мяса кусок бумаги, едва ли больше того, которые кладут в печенье с предсказаниями. Достал его. Мелким и ровным почерком образованного человека там было написано:

«Мой принц, я помогу, если смогу. Отсюда есть выход через комнату ЧИНОВНИКОВ. Это опасно. Уничтожь записку, если тебе дорога моя жизнь. К твоим услугам, ПЕРСИВАЛЬ».

«Персиваль, — подумал я. — Не Перси, а Персиваль. Не серый раб, а настоящий человек с настоящим именем».

На следующий день у нас на завтрак были сосиски. Мы все понимали, что это означает. Хэйми посмотрел на меня опустошёнными глазами и улыбнулся: «По крайней мере, я перестану мучиться болями в животе. И напрягаться, чтобы посрать. Ты хочешь сосиски?»

Я не хотел, но взял четыре штуки, надеясь, что они придадут мне немного дополнительной энергии. Сосиски свинцом упали в мой желудок. Из камеры на другой стороне коридора на меня смотрел Кла. Нет, не так. Он сверлил меня взглядом. Йота пожал плечами, как бы говоря: «Что поделать». Я пожал плечами в ответ: «И правда».

Оставалось только ждать. У нас не было возможности следить за временем, но казалось, что оно замедлилось. Фремми и Стукс сидели бок о бок в своей камере. Фремми сказал: «Остаётся только ждать, старина, пока они не поставят нас друг против друга».

Я подумал, так и будет. Потому что это жестоко. Или, по меньшей мере, неправильно.

Как раз в тот момент, когда я уже начал верить, что это случится не сегодня, появились четверо ночных солдат во главе с Аароном. Он всегда присутствовал на поле во время игры, размахивая своей гибкой палкой, как дирижёрской палочкой, но он впервые пришёл в Глубокую Малин с тех пор, как отвёл меня на встречу с Верховным Лордом. И, конечно же, когда показал камеру пыток.

Двери камер с грохотом открылись на своих ржавых направляющих.

— Выходите! Выходите, малыши! Хороший день для половины из вас, и плохой для остальных!

Мы вышли из камер… все, кроме худощавого лысеющего мужчины по имени Хэтча.

— Я не хочу, — сказал он. — Я болен.

Один из ночных стражей подошёл к нему, но Аарон махнул ему рукой. Он стоял в проёме камеры Хэтчи, которую тот делил с парнем по имени Куилли, родом из Деска. Куилли отпрянул, но аура Аарона задела его. Куилли тихо вскрикнул и схватился за руку.

— Ты Хэтча, из места, которое когда-то называлось Цитаделью, я прав?

Хэтча кивнул с жалким видом.

— И ты болен. Наверное, это сосиски?

— Может быть, — ответил Хэтча, не отрывая глаз от своих узловатых трясущихся рук. — Скорее всего.

— И тем не менее, как я вижу, ты съел их все.

Хэтча ничего не ответил.

— Слушай сюда, малыш. Либо «Честный», либо железная дева. Я лично позабочусь, чтобы ты посетил эту леди, и визит этот станет очень долгим. Я медленно закрою дверь. Ты почувствуешь, как шипы вонзаются в твои веки… потихоньку… прежде, чем проткнут их насквозь. И твой желудок! Не такой мягкий, как твои глаза, но достаточно мягкий. То, что осталось от твоих сосисок, будет вытекать, пока ты будешь кричать. Как тебе такое лечение?

Хэтча застонал и спотыкаясь вышел из камеры.

— Отлично! Все готовы! — воскликнул Аарон. — Мы отправляемся на игры! Вперёд, вперёд, вперёд! Нас ждёт веселье!

Мы двинулись вперёд.

Пока мы совершали восхождение, которое повторяли много раз до этого — но никогда не знали, что вернётся только половина из нас — я вспомнил свой сон. То, что сказала Лия: «Ты быстрее, чем думаешь, принц Чарли».

Я вовсе не чувствовал себя быстрым.

Вместо того, чтобы идти прямо на поле, нас провели в раздевалку, куда мы обычно приходили после тренировки. Только в этот раз там присутствовал Верховный Лорд, блистающий в парадной форме, сине-чёрной под его свечением. Которое было сильнее обычного по такому случаю. Я раньше размышлял, откуда берётся энергия, питающая их ауры, но в тот день подобные вопросы отошли на второй план.

На полке, где прежде стояло тридцать одно ведро для мытья после игры, теперь осталось только шестнадцать, потому что лишь шестнадцать человек будут умываться после празднества. Перед полкой на мольберте стоял большой щит с надписью «ПЕРВЫЙ РАУНД „ЧЕСТНОГО“» в шапке. Ниже шёл попарный список участников. Я прекрасно его помню. Думаю, что в такой ужасной ситуации человек либо запоминает всё… либо вообще ничего. Я прошу прощения за то, что вываливаю на вас всё больше новых имён, но я должен, хотя бы по той причине, что те, с кем я делил заключение, заслуживают, чтобы их помнили, хотя бы недолго.

— Здесь вы видите боевой состав, — сказал Келлин. — Я ожидаю, что все вы устроите достойное зрелище для Его Величества Элдена. Вы поняли?

Никто не ответил.

— Вы можете столкнуться с тем, кого считаете другом, но дружба больше не имеет значения. Каждое состязание идёт насмерть. Насмерть. Повергнув вашего противника, но не убив его, вы оба только заслужите гораздо более мучительную смерть. Вы поняли?

Лишь один Кла решился ответить.

— Да. — Сказав это, он посмотрел на меня и провёл большим пальцем по своей толстой шее. И улыбнулся.

— Первая группа скоро выйдет на поле. Будьте готовы.

Он ушёл. Остальные ночные стражи последовали за ним. Мы молча разглядывали щит.

ПЕРВЫЙ РАУНД «ЧЕСТНОГО»

Первая группа

Фремми против Мёрфа

Джайя против Хэйми

Эммит против Уэйла

Вторая группа

Янно против Фрида

Джека против Йоты

Мизел против Сэма

Третья группа

Том против Балта

Домми против Кэммита

Бендо против Шустро

ПОЛДЕНЬ

Четвёртая группа

Дабл против Эвы

Стукс против Хэтча

Паг против Куилли

Пятая группа

Бернд против Галли

Хилт против Оки

Эрис против Виза

Шестая группа

Кла против Чарли

Я видел подобные сетки не только по ТВ во время отборочного тура НАСС, но и лично, когда каждую весну на каждом поле афиши объявляли матчи турнира «Аркадиа-Бэйб-Рут». Список сам по себе был довольно несусветным, но самым нереальным элементом казалось единственное слово в середине: «ПОЛДЕНЬ». Летучий Убийца и его свита собирались понаблюдать за смертью девятерых узников… а затем насладиться обедом.

— Что будет, если мы все откажемся? — спросил Эммит задумчивым тоном, которого я никак не ожидал от парня, выглядевшего так, будто он когда-то зарабатывал на хлеб и сыр, подковывая лошадей. И ушатывал их, если они отказывались стоять смирно. — Просто спрашиваю.

Ока, крупный парень с близоруким прищуром, рассмеялся.

— Ты имеешь в виду забастовку? Как мукомолы во времена моего отца? Хочешь лишить Летучего Убийцу его дневных развлечений? Я думаю, что лучше доживу до завтра, чем проведу этот день, крича в агонии. Спасибо большое.

И я думал, что Ока, скорее всего, доживёт до завтра, учитывая, что ему выпало драться с тощим маленьким Хилтом с увечной ногой. Ока мог выбыть во втором раунде, но если он победит сегодня, то проживёт достаточно, чтобы потом помыться и съесть ужин. Я огляделся и увидел на многих лицах те же мысли. Однако не у Хэйми. Бросив один взгляд на щит, он подошёл к скамейке и теперь сидел там, повесив голову. Мне было невыносимо видеть его таким, и я ненавидел тех, кто поставил нас в такое ужасное положение.

Я снова посмотрел на щит. Я ожидал увидеть Фремми против Стукса, а двух женщин, Джайю и Эрис, друг против друга — девчачий бой, что может быть забавнее? Но нет. По-видимому, в сетке не было никакой логики. Будто тыкали пальцем в небо. За исключением последнего боя. Только мы вдвоём под конец дня.

Кла против Чарли.