Глава 5–1. Капля света в океане тьмы

Улыбка Великого Гао светла и приветлива. Собравшиеся возле экранов люди кричат от восторга, зовут его, хотя и понимают — он их не услышит.

Ён радуется со всеми. Недолго, но радуется. Затем в сердце его закрадывается неприятное сомнение. Кажется, что-то в происходящем не так. Что именно, уловить в духоте улиц не получается. Ну же! Ещё чуть-чуть и додумается! Совсем немного. Но нет, причина гложущего чувства ускользает.

Великий Гао говорит, сохраняя лучезарную улыбку:

— Раз вы видите меня, и слышите меня, и снова полны надежд, значит это моё наказание. Ад распростёрся на тысячи километров, целый иной мир, наполненный страданиями. А самое жуткое место для меня — не он. Нет! Самое жуткое место для меня здесь. В городе. Перед вами.

Радость людей сменяется молчаливым удивлением, которое затем превращается в ужас. Одни начинают вопить, вторые — хватаются за головы, рвут на себе волосы. Бесчисленная толпа в секунду сходит с ума.

Нечленораздельные звуки, мычания, гневные выкрики, но не в сторону Гао, а на того, кто стоит рядом. Последователи ищут предателей, которые разочаровали Гао; тех, из-за кого он расстроен, получил настолько сильные душевные раны, что говорит не менее ранящие слова. И находят их в лицах своих соседей.

Ён успевает уйти от потасовки до того, как она его затронет.

Жара по-прежнему наполняет город, однако теперь сливается с запахом крови и дыма. Пять минут. Ён идёт по улицам города, сворачивая то там, то здесь, всего пять минут. Как за такой короткий срок мог случиться полнейший хаос?

На всём пути с экранов его сопровождает добродушная улыбка Гао.

Ён сворачивает в очередной переулок, когда из окна, разбив стекло, ему на голову вместе с осколками летит стул. Людям больше не страшны наказания. В людях больше не осталось веры. Люди лишились надежды. Вместе с чувствами, которыми их одаривал Великий Гао, ушло и нечто иное. Они по-прежнему выглядят как люди, ходят как люди, даже кричат как люди. Вот только поступать как люди они больше не в состоянии.

Внутри Ёна тоже образуется пустота, разрастается, но сердце пока нет захватила, только колет, сильно так, иногда даже дышать нет сил. Он никогда не верил в чистоту намерений Гао, никогда не считал его лучше любого, кого встречал на своём пути. Так почему?

Ён открывает глаза. Лоб холодят капли пота, на грудь камнем ложится тьма. Он не сразу вспоминает, где он и почему вокруг хоть глаз выколи. Из кабинета Врача доносится храп — Диль сегодня ночует в лечебнице. Обычно он заглядывает ненадолго, а потом снова исчезает в неизвестных направлениях. Однако Дед дал ему передышку.

Как понял Ён, Диль должен был следить за тем, чтобы он ничего не выкинул перед походом в город. Однако самодовольного крысёныша вообще не волнует, имеет ли Ён на уме какие коварные планы, готовит ли какие пакости. После припадка он как ни в чём ни бывало нажрался неведомой гадости и улёгся спать на кушетке.

— Вы не боитесь, что его подкосит в городе? — Ён смотрел на спину отвернувшегося от них Диля. — Во время драки?

На первый взгляд и не скажешь, что дурачок. Если не брать во внимание шрамы и бродяжнический вид, то вполне здоровый парень. Идеальной по стандартам города высоты, широкоплечий — такому завидовать в пору. Худоват, правда, ну и что с того? Силы-то ему не занимать. Одним ударом несколько костей сломает и не почувствует. И почему что-то важное зачастую достаётся тем, кто этого не оценит? Если ещё окажется, что до того, как его лицо было исполосано, он отличался естественной красотой, Ён, вероятно, ненадолго, но возненавидит вселенскую несправедливость. Обидно, да только что тут поделаешь?

— Мы? — приподнял бровь Врач. — Не боимся. Я ему всегда на дорожку лекарств даю. А то, что у Яблоневого сада произошло, так это скорее случайность. Наверное, в городе лекарство использовал, а новое я ему выдать не успел. Кое-кто, — смешливо посмотрел он на Ёна, — потащил его достопримечательности смотреть. Да если и прикончат его, кому от этого плохо будет? Деду разве что? Он на Третьего большие надежды возлагает. — Он шмыгнул носом, заметив, что Ён задумался. — Ну что поделать, если у него никого, кроме меня с Дилем, и не осталось.

— Раньше было больше?

Врач молчал какое-то время — взвешивал, что говорить, а что лучше оставить при себе.

— Да не особо, — почесал он за ухом, не горя желанием продолжать опасную тему. — Не знаю я. Откуда мне? Ты бы тоже спать шёл. Если не можешь заснуть, я тебе снадобий каких отолью. Их у меня завались.

Ён от такого блага отказался, отправился в отведённый ему чулан и долго метался по лежанке.

И как он докатился до самого низа? До Серого дома? Вернее даже не дома, а его задворков? Жизнь в маленькой квартире казалась ему убогой, но теперь… Ён невольно коснулся Борд, которая теперь цеплялась к нему мёртвым грузом.

Если он попадёт в город, она ведь снова заработает? У Диля наверняка найдётся глушилка, но если от неё избавиться, то…

То что? Ён ворочался с одного бока на другой, не в силах перестать думать. Его схватят, осудят по-быстрому, как собирались сделать это с кем-то другим до донесения Че Баля — этой продажной мразоты (Ён никогда не поверит, что он сдал его исключительно из лучших побуждений) — и отправят обратно, в или за серые стены, из которых он выбрался. Ещё и флешку заберут, они методы знают, сомневаться не стоит. Тогда Ён окажется один на один со здешними трущобами. А может и не дойдёт даже до них, если припомнить слова старика об отборе, который ждёт всех новоприбывших прямо в холле серой махины…

Как провалился в сон, он не помнит, только как протяжным эхом слышались вскрики за тонкими стенами и шуршания на улице.

И вот теперь Ён лежит в темноте и обливается холодным потом. Если бы ему сказали, что можно отмотать жизнь к тому моменту, когда он отправился за булками к ресторану Оли-Вара, нужно только помолиться, он бы помолился — чего уж там — даже Гао бы помолился, от него не убудет. Да только никто не говорит!

Ён видит через тонкую щель между стеной и полом, как в чулан начинает пробиваться утренний свет. Он вскакивает. Недосып и недоедание дают о себе знать именно сейчас, когда Ёну важно оставаться в строю. Он, качаясь, идёт к двери, нащупывает ручку и хочет выйти, но не слышит обычного скрипа петель.

Закрыт. Однако он не помнит, чтобы слышал щелчок замка. Значит всё-таки проваливается в сон, но не замечает этого из-за бессменной темноты. Кто-то пришёл?

Ён прислоняется ухом к ржавому железу и прислушивается. Глухие голоса раздаются где-то у входа в лечебницу. Говорящие ругаются, но тихо. Первый, Врач — не повышает тонов. Второй, он же гость — хрипит то ли от бессилия, то ли манера речи у него такая, Ён пока не разобрал.

— Ты что же уговор нарушаешь? — бормочет незнакомец.

— Не я был тем, кто его нарушил, — отвечает Врач.

— Это как же? — сипит тот. Голос звучит громче — гость проходит в кабинет, и Ёну ничего не остаётся, кроме как затаить дыхание. — Мы как договаривались? Ты нас лечишь, мы вас не трогаем.

— И воду нам даёте, — соглашается Врач. — Даже рану залатать нынче недёшево стоит. Сам должен понимать. А вы что же? — Некоторое время висит неловкая тишина. — Кто недавно Дилю череп проломил, когда он у колодца был?

— Не признали, — снова бормочет тот. От его неумения врать даже у Ёна зубы сводит, а он к этому делу человек давно притерпевшийся.

— Ну так и я в тебе того, с кем договаривался, никак признать не могу.

— Ишь как возгордился! — гость сплёвывает, не обращая внимания на то, что находится в лечебнице, месте, где чистота одно из важнейших условий. Судя по шагам, он хромает к столу. — Кем это себя возомнил! Вот погоди! Наскучите вашему хозяину, Деду этому, вмиг с вами покватаемся! Сколько из себя мните, настолько вас и опустим! Даже и не помышляйте помирать раньше! Тебя я точно верну, откуда вылез! — со смаком хрипит он. — Будешь со своими сородичами из одного корыта хлебать! И никто больше тебя не прошляпит! Не сбежишь! А как время подойдёт, все твои внутренности оставшиеся выскребем под чистую. — Ёна передёргивает оттого, с каким удовольствием он проговаривает каждое слово. — Что язык проглотил? Прошлое своё вспоминаешь? Ха-ха! То цветочки были, поверь мне! Когда в низах живёшь, это ещё не кошмар. А когда выбился повыше, жизнь получше повидал, а потом снова на дне оказался — это куда страшнее. А? Али я не прав? — Гость болезненно хохочет, затем его накрывает кашель. — До чего жадный, — говорит он. Его жалоба сопровождается тяжёлым звоном. Гость хватает пепельницу бесшумно, а вот ставит обратно небрежно, оттого сперва кажется, что резкий звук идёт из ниоткуда. Однако следующая фраза помогает восстановить события. — Последнее портишь? Чтоб никому не досталось? Тебе для чего на свет позволили появиться, самовлюблённая ты скотина? — затем изо всех силёнок кричит, правда, получается у него не очень: — Лечи, ублюдочный! Не то главарю нашему доложу на тебя!

— Ты сначала живым до него доберись, — спокойно отвечает Врач. — А сейчас вали-ка отсюда, пока моё терпение не лопнуло. Заляпал мне тут всё слюнями и кровью. Тьфу!

— Вот ведь… — гость медленно шаркает в сторону выхода. — Попляшешь ещё у меня… Так просто сдохнуть не дам…

Его проклятья долго не растворяются и жужжат по лечебнице, словно мухи. Затем, когда гость наконец отходит настолько, что становится понятно — он не вернётся, Врач начинает оттирать оставленную им грязь. Ён по обыкновению считал, что любое место, где проводят операции должно быть чистым, но Врач сейчас трёт пол с усердием и на миг ужасает своей одержимостью, уж не сошёл ли он с ума?

Ён дёргает ручку, давая знать, что проснулся и хочет выйти. В ответ ему летит тишина, затем равномерные шаги. Щелчок — и замок с той стороны снят. Утреннее солнце слепит, когда двери открываются, и Ён некоторое время не двигается.

— Голоден? — Врач не изменяет себе. — Диль ушёл за едой. Скоро что-нибудь принесёт. Советую не отказываться. Сегодня тебе потребуется много сил.

— Кто-то приходил? — невзначай спрашивает Ён, оглядывая кабинет. Ни единого пятнышка. — Ты меня закрыл, — возвращает он взгляд на молчащего Врача. — Значит один из твоих пациентов нагрянул?

Врач морщится, затем вроде как сдаётся и улыбается.

— Да, заваливаются, когда хотят, будто мне не нужны ни сон, ни отдых, — он швыряет пропитавшуюся кровью тряпку в мусорный ящик. — Ты выглядишь не очень. Если сильно нервничаешь, у меня тут есть пузырёк с таблетками… — открывает он шкаф.

— Ты когда-нибудь был в городе? — осторожно спрашивает Ён.

— Частично, — игриво щурится Врач, опираясь на дверцу шкафа, — ведь одно моё лёгкое и одна почка сейчас там.

— Не понимаю, почему нельзя использовать искусственные органы?

Врач искренне удивлён досадой Ёна. Даже не сразу находит, что сказать.

— Среда слишком захимичена, — решает он не мучить Ёна долгими разъяснениями. — Быстро износятся. Искусственный органы сегодня — удел людей, не способных позволить себе натуральное. Но если очень хочется, то можно ведь и в кредиты залезть… — Он прикусывает губу, и Ён догадывается, лишнего сболтнул. Вполне вероятно, что здешняя торговля органами как-то связана с кредитными организациями в городе.

Тут же в голове начинают работать шестерёнки. Диль в клубе «Холодная Луна» разделался с одной такой группировкой. По словам Со Вы, действовала она по чьей-то указке. Отсюда следует, что Дед охотится за кем-то, кто связан с незаконной торговлей и выдачей информации под большие проценты.

Кто, чёрт возьми, они такие? Дед, которого боятся даже за пределами города, и его жертва, которая причастна к крупнейшему чёрному рынку и сумевшая избежать наказания. Тот, кому важна последняя воля Гао.

Ён перебирает в уме важных личностей города — всех, кого знает. Пока что у него есть только этот список, и он отнюдь не маленький. Если удастся найти нужного человека вперёд Деда, поможет ли он узнать, кто убийца Гао? А вдруг он и есть тот, кто избавился от мессии? А причины? Всё равно нужно докапываться, во что был втянут сам Гао. О чём он знал. Какие тайны хранил. Тогда станет яснее, кто желал ему смерти и кто имел возможность отправить его на тот свет.

— Плотный завтрак — залог утехи!

Появление Диля знаменуется звоном от сломанной застёжки и вонью свежеобжаренных крыс. Ён, как ни странно, уже привык. Словно не пару дней живёт с этими ребятами, а гораздо дольше.

Диль широко улыбается и кладёт крыс на стол.

— Сегодня жирненькие! — Для него звучит аппетитно, но не для Ёна. — Налетайте, пока тёпленькие! — и давай хрустеть одной из них.

Ён подходит не сразу, однако его не отпускает мысль, невзначай заселённая в его голову Врачом: с голоду он и так ходит еле-еле, что же будет в городе? Есть жареных крыс он не хочет, но выбора нет. Он берёт одну и аккуратно надкусывает. Вкус точно такой же, как запах. Ён давится, стараясь не выплюнуть кусок мяса и сдержать рвотные позывы. Кажется, к голоду теперь прибавится несварение.

— Жуй как следует, — находит другую причину Врач, — и всё будет в порядке.

Предписания действуют.

Если Ён не спешит поскорее разделаться с порцией, Диль приканчивает свою в два маха. Затем он разваливается на своей любимой кушетке, кладёт руки под голову и спрашивает:

— Когда ему лицо менять будем?

Ён снова давится. О чём он забыл подумать, так это о том, как попадёт в город незаметно. Эти двое, кажется, уже всё решили за него.

— Ничего… — начинает он.

— Сейчас всё подготовлю для вас обоих, — кивает Врач. — Какого цвета глаза хотите? А какого цвета кожу?

— Ничего… — повторяет Ён, но его снова игнорируют.

Врач достаёт из ящика стола два плоских контейнера.

— С тебя начнём? — подносит он их к кушетке.

— Ну да, — ложится поровнее Диль. — Дай хиляку доесть. Он какой-то совсем не торопливый. Не очень-то, видимо, в город хочет.

Ён вгрызается в крысу, поглядывая на то, что собирается делать Врач. Ну нет! Ничего он менять в себе не позволит!

— Вы и глаза пересаживаете? — вдруг говорит он, наблюдая за тем, как Врач открывает один из контейнеров.

— А ты как думал? — улыбается Диль. И чему рад? Может, его как конструктор, и перебирают частенько, но Ён такого отношения не потерпит. — Всё надо изменить! Иначе, даже если Борд твоя не работает, распознают по камерам… И когда входишь или выходишь куда, там же постоянно глаза сканят.

— Благо, у нас их полно, — добавляет Врач. Этот своей ухмылки и не убирал. — Мёртвым они ни к чему, а нам хоть какой прок да будет.

А не такие уж они несведущие. Знают, что некоторое время после смерти или осуждения на Серый дом данные о человеке висят в общих архивах. Даже программы не успевают сразу обработать запросы на смерть или изгнание и перенос информации в отдел расформирования. Всё, что хранится в снятых Борд, передаётся на сортировку машинному интеллекту. Он-то и определяет степень важности знаний. Полученная информация сортируется на типы и выходит в свет уже как валюта.

То есть если глаза свежие — человека, умершего всего день-два назад, — охранные системы пропустят без заморочек. Конечно, с условием, что личность эта не имеет проблем с законом. Ну или, по крайней мере, ни разу не попалась на своих провинностях.

Ёна его глаза устраивают, потому он лихорадочно ищет иной путь, никак не пересадку. Длится его паника недолго. Врач достаёт из контейнера поменьше баночку, внутри которой в прозрачном растворе плавают то ли имплантаты, то ли линзы.

— Что… — теряет он всякую волю. — И что? Срабатывает?

Подделку и охранные, и рекламные системы распознают с лёгкостью. Стали-Вар собаку на мошеннических уловках съел. Его такой ерундой не обыграть.

Врач улыбается шире, услышав от Ёна насмешку.

— Это настоящая радужка. — Он пододвигает подготовленный столик с микроскопом, затем пинцетом захватывает линзу в растворе и, поглядывая в увеличительное стекло, аккуратно вставляет её в глаз Диля. — Работа ювелирная, но стоит потраченного времени.

Ён, как ему и положено, не верит на слово. Откуда у нищих, вроде них, дорогущие приспособления? Потом он вспоминает, что Дед не лыком шит, и тем самым сам отвечает на свой вопрос.

Далее, по обыкновению, он сам себя спрашивает, почему же передовая технология ведома только этим остолопам? И что же, в самом деле, больше никто не использует адаптированную под линзы радужку?

— Продаёте? — уточняет он у Врача.

— Не-а, — трудится тот над вторым глазом. — Дед против. Говорит, что творец пускай что хочет то и делает со своим изобретением, но только после его, Дедовой, кончины. А пока мы используем и никто больше.

— И творец согласился?

— Дед ему оплатил исследования и подопытных предоставил. Конечно, согласился! Куда он денется?

— И как? Хорошо видно?

— В два раза лучше, — откровенно врёт Диль, пока пытается сфокусировать взгляд, а по его щеке на плешивую подушку катится слеза.

Ёну щиплет глаза от одного его вида.

Из другого контейнера, побольше, врач достаёт пачку аккуратно сложенных лиц.

— Они же не с людей сняты? — проводит аналогию Ён. Врач улыбается, но молчит. — Нет, я серьёзно.

— Это обычная 3D печать, — успокаивает он Ёна. — Одноразовые. Из биоматериала, но не прочные.

— У меня таких ого-го-го сколько! — отмахивается Диль, но тут же замирает. Доктор не спеша укладывает на его шрамы гладкую псевдо-кожу. — Всегда с собой. Иногда прямо в городе меняю.

Обычная театральщина в купе с высокими технологиями вызывает в Ёне противоречивые чувства: он одновременно и восхищён, и разочарован.

— Я могу просто надеть свою маску, — пытается отказаться он.

Его никак не покидает ощущение, что специально для него правду слегка — а может, и не слегка, кто их поймёт, — смягчили.

— По городу ходят пастыри, — говорит Диль, но Врач его одёргивает. Начал объяснять как раз тогда, когда нужно без бугорков уложить маску на нижнюю часть лица. — Людей со скрытыми рожами, как у тебя, немного. Но с тех, кого ловят, маски срывают, не спрашивая разрешения.

— Так что не противься, — сгоняет Диля взашей Врач, — и не трать наше время, да и своё, попусту.

Ён откладывает недоеденную крысу и ловко занимает подогретое Дилем место на кушетке.

С глазами вопрос разрешился, но желая отвлечь себя от процедуры перевоплощения, Ён задаёт новый вопрос:

— А где вы всё-таки храните удалённые органы?

Врач теряет дар речи. Он встревоженно смотрит на него и лишь затем выдаёт:

— Какие ещё органы?

— Ну… — приходит время Ёна пожалеть себя. Давление и жжение в глазу настолько сильное, что он тяжко вздыхает.

— Больно? — уточняет Врач. — Может, всё же местный наркоз?

Ён видит над склонившимся доктором расплывчатое лицо Диля. Ехидничает небось! Не дождётся! Ён ему не проиграет, не покажет слабину.

— Не надо… — отвечает он. Изображение двоится, и как мозг ни пытается вернуть нормальное зрение, у него не получается. — Когда очнулся здесь, вы говорили о том, как распродадите меня по частям. Вот я и подумал…

— А! — возвращается к Врачу хорошее настроение. — Это глупости… Болтовня… Мы таким не занимается. Дед говорит, и так времени мало, да и у нас другие цели. Нам торговля как телеге пятое колесо.

— Совсем нас претупниками считаешь? — встревает Диль.

— Ты в курсе, сколько на твоём счету смертей? — напоминает Ён. — И говори уже нормально! Чушь городишь. Но вот когда приказы Деда вашего раздаёшь, так ни единой помарочки. Так что не коверкай слова! Не смешно. Раздражает.

— Ну я же не… — Диль затыкается, словно в одно мгновение лишился голоса, отворачивается к столу и спрашивает так, будто ничего важного они до этого не обсуждали: — Доешь?

— Угощайся, — отвечает Ён. — Как долго будет двоиться в глазах?

— Пока не снимешь. — Врач разглаживает бугорок на маске, что плотно прилегла к коже и словно сдавливает настоящее лицо, превращая его в сморщенное яблоко. Он так же бесцеремонно, как и Диля, взашей сгоняет Ёна с кушетки. Чем его обидел, Ён никак не возьмёт в толк. Тот в сторону его даже не смотрит, когда продолжает: — Походи-ка немного. Попривыкни к новому зрению.

Ён поочерёдно закрывает один глаз, затем другой — не помогает. Несколько раз натыкается на мебель и один раз, но сильно, ударяется о косяк. Болезненный опыт приходит под смешки двух наблюдателей.

— Как почувствуешь, что перестал быть слепым болданчиком, — хохочет Диль, — скажи. Отправимся в город.

— И как здесь можно жить? — ругается Ён, когда они пролезают между шалашами и по его спине прочерчивает острый выступ.

— Никак, — пробирается за ним следом Диль. — Это смрады.

— Что? — он точно имеет в виду другое, но Ён не в состоянии играть в слова. Из-за того, что в глазах двоится, начинает давить в затылке. Собраться получается с большим трудом, а тут ещё недалёкий на ум вздумал с ним развлекаться. — Нормально скажи.

Диль умолкает и не говорит вообще ничего.

В полнейшей тишине они добираются до стены.

Вход в Серый дом не примечателен. Маленький — высотой в полтора человека среднего роста, шириной в два стандартных. И всё — больше ничего, только ровная стена до небес.

— И её никто не охраняет? — Ён вплотную приближается к двери. — Любой же может зайти или выйти!

С другой стороны, только для городских попадание в Серый дом считается наказанием. Для тех, кто живёт по другую сторону, картина может быть иной.

— Наверно, нет, — чешет раскрасневшийся на локте укус Диль. — Я здесь почти не хожу. — Затем отмахивается от насекомых и добавляет: — Вот ведь заразы! Низко летают — к дождю.

Ёна его знание примет не интересует. Покусать успели и его, но он не особо чувствует зуд: его перебивает то ли боль в глазах, то ли волнение перед возвращением в город.

— Как же ты…? — Он поворачивается к Дилю, но тот рывком проходит мимо и надавливает плечом на дверь.

Она открывается без проблем, и из нутра серой махины выливается прохлада; к ним тянется мрак, который солнце рассеивает в тот же миг, как он покидает здание. Ён смотрит в разверзнувшуюся перед ними бездну в недоумении.

— Как же ты попадаешь в город? — всё же повторяет он свой вопрос.

— Не твоё смело, — толкает его внутрь Диль. — Иди давай. Возиться ещё с тобой…

Ён шагает на грязный, усыпанный пылью и кусками отвалившейся краски пол. Вблизи входа никого нет. В полнейшей тишине к высоким потолкам взвивается звон Дилевской застёжки. Здесь он звучит намного громче, чем есть.

— Погоди, — Ён не уходит с белой полосы света, отбрасываемой дверным проёмом. — Вернись. — Диль подходит к нему, морща лоб. — Дай свою побрякушку.

— Ещё чего, — отступает тот. — Ты не задирайся! Я тебе вмиг косточки-то пересчитаю!

— Не сомневаюсь, — не сдаётся Ён. — Шумит она сильно. Не попортила бы мне планов. Починю.

— Починишь? — Брови Диля взмывают вверх. Вероятно, ему впервые предлагают помощь. Да и кто осмелился бы? — Я, по-твоему, не достаточно пытался? — и отступает ещё.

— Может, и пытался, — тянет руку Ён. Тень от неё сливается с темнотой дома, в которой прячется Диль. — Да, что толку, если не умеешь?

Диль шевелится, и новый звон колокольными переливами летит ввысь.

— Испортишь — прибью, — Диль кладёт мешочек на ладонь Ёна.

— И что ты к нему так прикипел? — садится он на пороге.

Ён мотает головой в поисках подручных средств. Проблема невелика, здесь — затянуть, там — зажать, но не сильно, а то вконец сломается. Дел на две минуты. И чего Диль не смог?

Ён косится на огромную тень на полу. Умеет только ломать, а вот на созидание ни сил, ни интеллекта не хватает. Но как бы там ни было… Сколько его не меняй, а взгляд всё равно остаётся выразительным и добрым. Кто ж, глядя на него, поверит, что он злой и глупый? Чтобы ни сотворил плохого, в голове не укладывается, что это его рук дело. Учудила же природа, создавая этакого зверя.

Ён стучит застёжкой по косяку, поправляя скривившийся бегунок, затем сдавливает его зубами и сплёвывает металлический привкус. Несколько раз застёгивает и расстёгивает мешочек — готово. Здесь гением инженерной мысли быть не надо. После переезда в свою душную квартирку Ён привык экономить. Что бы ни сломалось, он сперва пробовал починить — пытался и пытался, пока у него не получалось. Так что застёжка это мелочь. Примечательнее скорее то, что у него всё же было чему ломаться, чтобы потом появилась возможность это ремонтировать.

— Исправил? — Диль сперва удивляется, затем смеётся, как дитё малое.

Вот кому много для счастья не нужно.

— Ты чем чинил, что у тебя ничего не получилось? — смеётся вместе с ним Ён.

Когда Диль забирает своё сокровище обратно, он уточняет:

— А он точно твой? Больше на девчачий похож? Цветочи вон какие-то! Сердечки!

Конечно, есть в этом вопросе и желание поддеть, однако Диль вроде как и не замечает его вовсе:

— Ты чего расселся? Или передумал идти?

Ён вскакивает с порога и на слух следует за ним.

Привыкать к темноте не приходится. Диль молча включает фонарь, ещё один бросает Ёну. Когда и тот включает свой источник света, два огонька торопливо скользят то по стенам, то по полу, так ни разу и не добравшись до высокого потолка.

Ёну кажется, что они вовсе не в здании. На самом деле, это пространство — пустота. Нет ни предметов, ни света, только постоянное ощущение того, что ты проваливаешься всё глубже и глубже во мрак.

— Так чей он? — Ён держится поближе к Дилю, не желая сгинуть в зыбучей темноте. — Подружки? — Диль и ухом не ведёт. — Матери? — Снова никакой реакции. — Сестры?

— Давно по шее не получал? — наводит на него фонарь Диль. Ён жмурится, но продолжает: — Младшая? — Диль отводит фонарь в сторону и отворачивается от него.

— Старшая, — говорит он как бы невзначай.

Так-так. Что у нас тут? Есть старшая сестра. Сам он зовёт себя Третьим. Выходит… крысиное гнездо.

Ён снова буравит спину своего надзорщика:

— Значит, ты младший?

— Ты всегда такой болтливый?

Вопрос заставляет Ёна призадуматься. Про него обычно говорят, как воды в рот набрал. Он и сам за собой болтливости ранее не замечал. Может, оттого, что в городе каждое неверно истолкованное слово грозило ему наказанием, а здесь… Сколько бы Диль не ворчал, ни одной своей угрозы до сих пор не выполнил. Неизвестно, что будет, когда Ён перестанет быть для них важной фигурой, но что-то подсказывает, что и тогда самого Диля или того же Врача ему бояться нечего. Разве что Деда… Его образ маячит за спинами подчинённых, будто тень кукловода, ведущего своих марионеток под пилу.

— Ну что? Младший?

— Нет, — отвечает Диль.

Не очень-то он любит о себе говорить. Всё больше о драках да о еде. Но Ён бесстрашно продолжает:

— И много же вас было?

Перевести вопрос можно, как: и сколько же вас было отправлено в Серый дом?

— Первая, — загибает пальцы Диль, — Второй, Третий, — указывает он на себя, — и Дурак. — Он смотрит на четыре загнутых пальца и утвердительно кивает головой. Всё верно, по его подсчётам.

— Четверо. — Не так уж и много. Так или иначе, трое должны шататься где-то здесь, рядом с Дилем. Разве нет? Ён машинальное осматривается, будто прямо сейчас наткнётся на одного из крысиного гнезда. — Значит Первая отдала тебе на прощание этот мешок?

Диль мотает головой:

— Сам забрал. С её трупа.

Ёна пробирает жгучий холод. Он тут же отходит от Диля на два шага:

— Убил?

— Хочешь к ней присоединиться? — косится на него через плечо Диль.

Конечно, Ён не хочет. Кто его знает, что в голове людей, вроде Диля. Врач сказал, что в загородные трущобы он попал мальчишкой. С сестрой, получается, должен был расправиться до этого момента. То есть ещё ребёнком. Хотел угробить старших, чтобы Борд ему досталась? Так она всё равно зарегистрирована на имя старшей, на её возраст, группу крови, ту же радужку… При этой мысли глаза начинают зудеть и чесаться. Ён трёт их, пока не чувствует сильную колющую боль. Ну вот, не хватало ещё ослепнуть! И, что страшнее, не порвать бы ту тонкую плёнку на них, чужой идентификатор! Испортишь — и преспокойненько прощайся с походом в город!

Он держится на расстоянии от Диля, водя фонариком то вправо, то влево. Долгое время ничего интересного не попадается. Затем он видит железные двери в одной из стен и подходит к ней. Нужны либо карта-ключ, либо скан руки или лица.

— А в другие помещения, кроме холла, попасть можно? — спрашивает он у Диля.

— Нет, — важно отвечает тот. — Намертво запечатаны. Думаешь, там кто-то есть? — Он шаркает к двери, и Ён предпочитает уступить ему место, отступив в сторону. Диль сперва проводит по системе распознавания, но та никак не реагирует — сломана. Тогда он бьёт дверь кулаком, затем пытается выломать ногой, после таранит с разбегу. На той не остаётся и царапины. — Если есть, то замурованы внутри навечно. — Он трясёт руку, на костяшках теперь кровоточит разодранная кожа.

— Мог бы так и не стараться, — подмечает Ён.

— Увидел, поверил, отстал.

Ён вовсе не ждёт, что кто-то будет ему что-то доказывать. Он просто вспоминает о бабушке с дедушкой, которых отец отправил в Серый дом. Возможно ли, что они не остались в холле и не попали в руки торговцам, а нашли где жить здесь, среди многочисленных коридоров и комнат. В здании протяжённостью в сотни километров наверняка нашлось бы место для одной пожилой пары.

Постепенно нарастает гомон. Они идут ещё немного и выходят на людей, оставшихся у порога после изгнания из города.

Тьму рассеивают лампады, поскольку электричества нет. Местные сидят и спят прямо на полу. Нет никаких укрытий, ведь они и так под крышей. Воняет, как и упоминал Врач, хуже, чем возле химзавода. Тут же и помойка, и отхожие места. Выносить это всё некуда и отгораживаться тоже нечем.

Ён затыкает нос, пробираясь мимо сидящих у лампад людей. Небольшими группами они расползлись по ширине холла и почти не двигаются. Хуже наказания и не придумать. Среди них сплошные старики. Так что же? Они провинились лишь в том, что постарели и больше не могут работать?

Ён обходит одного старика и сперва думает, что он спит. Но потом через пальцы, прикрывающие нос, пробивается трупный запах. Старик бледен, лицо застыло в страдальческом смирении. Они здесь даже похоронить никого не могут.

— Чего встал? — толкает его плечом Диль. Его запах — вонь пережаренных крыс и свежесть утра — перебивают зловония Серого дома и пробуждают Ёна от кошмара, который застрял в голове и крутится снова и снова, не давая выбраться из своей паутины самостоятельно. — Шагай резвее!

Для Диля видеть подобное в порядке вещей, потому его нисколько не трогает положение здешних людей. Более того, он идёт мимо, будто их и не существует вовсе. Они тоже его не замечают, будто он случайно забредший в эти проклятые стены призрак.

— Мы же не через дверь пойдём? — догоняет его Ён. — Насколько мне известно, она только снаружи открывается.

Диля его знания не впечатляют. Конечно, любой, кто держит путь через Серый дом, в курсе этой байки.

Вопреки ожиданиям, Диль доводит его до самого порога. Он достаёт из мешочка прозрачную наклейку и надевает её на палец, затем прикладывает его на компьютер. Система оживает. Мигает зелёная лампочка, и на панели одна за другой высвечиваются предложения: «Добрый вечер, доктор Бон! Первая ступень аутентификации успешно пройдена. Пожалуйста, чётко скажите кодовую фразу, чтобы программа смогла распознать ваш голос».

Система давно не обновлялась, путает утро и вечер. И этот доктор Бон… Сомнительно, что он до сих пор жив. Ён наблюдает за тем, как Диль достаёт диктофон и скучающе нажимает на кнопку. «Главное, чтобы без сверхурочных!» — трагично декламирует мужской голос.

Снова горит зелёная лампочка, и дверь легонько гудит. Диль не без усилия проталкивает её вперёд, пропускает Ёна, выходит сам и только затем отпускает. Она встаёт на место и шипит, будто выкипающий чайник. Неисправна. Раздавит любого, кто окажется недостаточно силён. Никого не пожалеет. Ён вдруг понимает, как близко он находился от смерти. Он перекидывает взгляд с двери на Диля, но тот снова ведёт себя, будто вышел на прогулку.

И кто, мать твою, этот Дед? Разве так просто добыть информацию из архивов? А она ведь явно скрытая! Отпечатки пальцев и голосовые сообщения абы кому под скупую расписочку не выдают.

— Стой, — пробуждает его от мыслей Диль. — Знаешь, как ставится глушилка? — Ён тормозит и мотает головой. Диль возвращается к нему и, достав из кармана мелкий генератор помех, резким движением цепляет его к Борд. Снова полголовы немеет.

Диль усмехается, наблюдая за тем, как меняется выражение на лице Ёна. Похоже маска полностью повторяет движение мышц и действительно не отличается от настоящей кожи. Ён касается её и кончиками пальцев чувствует, что она даже образует мелкие заломы, этакие морщинки, доказывающие естественность показываемых эмоций. У Диля маска грубее. То ли материал, из которого она сделана, отличается, то ли дело в том, что натягивали её на шрамы и плохо зажившие ссадины. Оттого-то она не может идеально изобразить чувства, которые испытывает её хозяин. Вот Диль улыбается, а кожа гладкая, только на лбу слегка бугрится. Можно подумать, перед тобой кукла стоит.

— Плохо легла, — ни с того, ни с чего выносит свой вердикт Ён.

Диль не сразу понимает, о чём он.

— Будто кто-то прибадриваться будет, — отворачивается он, смеясь. — Вот увидишь, никому до нас дела нет, даже если очутимся при смерти посередине улицы.

Далее их путь пролегает по длинному коридору, но до конца они не доходят. Здесь уже есть окна. Одно из них Диль открывает изнутри, приподнимает раму, снова пропускает вперёд Ёна, выбирается сам. Он колдует с задвижкой, резво захлопывает окно, и та встаёт аккурат так, как была.

Пока он проделывает свои махинации с окном, Ён оглядывается. Они оказываются в переулке, который заканчивается тупиком. Камер здесь нет, зато есть странная конструкция, похожая на ту, что Ён видел во дворе Врача. Он обходит её, но и это непонятное произведение искусства ничего особенного из себя не представляет.

— Как же мы назад вернёмся? — спрашивает Ён. — Внутрь же теперь не попасть.

— Другим путём пойдём.

На самом деле, Ён немного разочарован. Он-то уже воображал, как они блуждают по катакомбам, ища выход на нужную улицу. Или попадают в город через секретный вход. Однако они буквально проходят через парадную дверь.

Диль неспешно прогуливается до тупика и с разбегу забирается на стену.

— Издеваешься? — застывает на месте Ён.

Диль, уже готовый прыгать на ту сторону, смотрит на него сверху вниз и в который раз смеётся. Да-да, Ён прошёл через здание, из которого нет выхода, но не может преодолеть обычную стену.

Диль ложится и тянет руку Ёну. Тот не торопится принимать его помощь, оглядывается в поисках мусорного бака или другого предмета, способного поднять его повыше. Однако попадает впросак. Ничего другого не остаётся, и Ён хватается за руку человека, которого два дня назад видеть не желал. Он никогда не считал себя лёгким — каждое утро Борд напоминала, что он больше допустимых стандартов, — но Диль подтягивает его до края стены на удивление бодро.

Спрыгнув, он снова тянет руки.

— Уж спуститься-то я смогу, — Ён хватается за край, чтобы без резких движений сползти со стены, но как бы он ни старался удержаться, в итоге пальцы соскальзывают и он мешком камней валится на землю. Не лучшее из его представлений.

— Ты никогда по стенам не лазил? — Диль садится рядом с ним на корточки и осматривает весёлым взглядом. — Если сломал что, не понесу. Назад вернёмся, понял? Чем же ты занимался, когда мелким был?

Вот ещё стручок из крысиного гнезда будет его жалеть!

Ён встаёт как ни в чём ни бывало и смахивает налипший сор. И почему нужно было выставить себя дураком именно сейчас, когда он на своей территории? Ведь город — его дом, не Диля.

Диля его напускная невозмутимость смешит сильнее. «Я тебе шут что ли? — не отпускает Ёна злость. — Некоторые рождены не для того, чтобы по стенам прыгать, а чтобы думать».

— Нам нужно в полицейский участок, — сообщает Ён.

— И в чём же мы провинились? — перестаёт смеяться тот.

— В недостатке информации, — Ён смотрит на Диля.

Сдать бы и его сразу, да только не доберётся он тогда ни до убийцы Гао, ни до Деда. Сам вместе с Дилем сгинет, и только.

— Ну так иди, — Диль явно ему не доверяет, напрягается сразу.

— Причина нужна, — говорит Ён. — Без неё и минуты внутри не продержусь. А мне нужно собрать информацию. И раз Борд отключена, то придётся забирать бумажный вариант или, если его не найдётся, то самому запоминать, — стучит он по виску. — А это процесс не быстрый.

— И что ты предлагаешь?

Диль услышав про полицейский участок, сперва растерялся, но теперь загорается идеей не меньше Ёна. Ему вроде как и интересно походить по лезвию ножа. Ён видит его задор, и не может отделаться от вопроса: что он в жизни сделал не так? Только гляньте, он ведёт опасного преступника в участок, вернее тот сам идёт, но не чтобы посадить за решётку, а чтобы самому поступиться кой-каким правилами и «позаимствовать» информацию.

— Идём, — выдыхает он. — Нам нужно в район моего патрулирования.

Диль нисколько не сомневается, что выйдет сухим из воды. Он шагает вровень с Ёном, время от времени смеясь. Ёну кажется, что смеётся он над ним, что сердит его, разумеется, сильнее. Однако что он может сделать? Не вернётся же в детство и не научится лазить по стенам, чтобы сегодня не ударить в грязь лицом — можно сказать, в буквальном смысле. Да и пустяк это, в самом-то деле. В другой ситуации Ён и не стал бы заморачиваться. Задевает только, как это он, житель города, полицейский, сын кандидата в мэры вдруг стал причиной смеха для парня из крысиного гнезда, самого низкого и беспринципного из нынешних преступников!

Выйдя на Черничный переулок, Ён первым делом осматривается, далеко ли камеры. Подобравшись к одной из них поближе, он сам не верит, что говорит следующее:

— Теперь ударь меня.

Диль задумчиво смотрит на висящую над ними камеру, затем на Ёна.

— Какую информацию ты собираешься там искать, если тебя самого допрашивать будут? — придирается он к плану.

— Полицейскому нужно будет отойти, как минимум, чтобы распечатать показания, как максимум перепроверить мои слова по камерам наблюдения. — Диль всё ещё в раздумьях. — На крайний случай, пошумишь, отвлечёшь их ненадолго.

— То есть тебя отпустят, а мне за решёткой сидеть, — мотает он головой. — Так темя не пойдёт.

Ён собирается поправить его, но быстро соображает, что сейчас не время спорить и выводить его из себя.

— Я потом просто заберу заявление, скажу, что прощаю тебя и не хочу проблем из-за обычного недопонимания, — объясняет Ён.

Оставить бы его, по-разумному. Такому самое место за решёткой и нигде более.

— Какого ещё недопонимания?

— Скажем, что спорили… — Ён предлагает первое, что приходит в голову. — …кто умнее.

Ругаться можно из-за чего угодно, главное — чтобы оба участника знали причину и вовремя допроса не запели по-разному.

Дилю слова больше не нужны. Он сжимает руку в кулак и с размаху бьёт Ёна в живот. Лицо трогать не стоит, мало ли маска съедет, а другие части тела — милости просим, для дела не жаль. В этот раз силу свою он контролирует, и если со стороны может показаться, что удар сильный, то по сути Ён согнулся пополам скорее от неожиданности, чем от боли.

Теперь остаётся и дальше разыгрывать сценку поссорившихся товарищей, пока не приедет полицейская машина и не заберёт зачинщиков беспорядка в участок.

— Что? — удивляется Диль. — Всё ещё слишком сильно?

— Не-не, — уверяет его Ён, держась за живот. — Самое то! Теперь я тебе отвечу.

Ён действительно дотрагивается кулаком до плеча Диля, но тот снова смеётся.

— Это ты так дерёшься?

— Мне запрещено, — одёргивает его Ён. — Я второй ребё… — Он исподлобья глядит на Диля и продолжает не так рьяно: — Любая драка может закончиться для меня Серым домом. Конечно, я не умею. Да ты не ржи, а вид посерьёзнее сделай!

Они обмениваются парой-тройкой ударов, больше похожих на постановку в дешёвом кино, перекидываются ничего не значащами фразами, снова якобы мутузят друг друга и только затем слышат сирену.

Должны подъехать новички — те, кого приняли на работу, когда отстранили Че Баля и пока Ён находится под следствием. Ну и дело досталось! За раз двоих коллег потеряли, хотя Ён намерен ещё побороться за свою работу.

Однако не везёт сразу — за рулём сидит Лия. Ён отступает, но быстро берёт себя в руки. Чего ему переживать? Чего волноваться? Его не признает, вероятно, даже собственный отец, чего уж говорить о коллегах, которые старались лишний раз на него не смотреть. Вот бы была возможность голос изменить, тогда бы Ён почувствовал себя гораздо уверенее.

Лия выходит из машины, не удостоив их даже коротким взглядом. Видок ещё тот — вся в своих мыслях, мешки под глазами, мятая форма.

— Давай, — кивает она напарнику. — Задерживай.

Ён отпускает футболку Диля, которую схватил между делом, чтобы пару раз хорошенько его тряхнуть. Ему даже удалось, однако теперь пора принимать вид добропорядочного гражданина, которому вскружила голову секундная вспышка гнева. Диль же не уверен, что пора кончать с представлением, поэтому для натуральности залепляет Ёну подзатыльник.

— А ну прекратили! — повышает голос Лия, пока к ним семенит новичок.

Явно нервничает и едва не забывает зачитать им права, прежде чем загнать в машину.

— Да какое право вы имеете… — напоминает ему Ён, прикрывая помощь возмущением. — Подумаешь, повздорили немного…

— Вы применили насилие в общественном месте, — без особого энтузиазма объясняет Лия, опираясь на дверь. — Прямо под камерами. Господа, — она щурится, видимо, выслушивая свою Борд, — Не Хвен Тай и… господи! Вы уж извините, но произносить это не буду! Кто так называет своих детей? Должна же быть грань между креативностью и глупостью?

— Как тебя зовут? — шепчет Дилю Ён. Тот пожимает плечами.

Реакция коллеги пробуждает щекочущее желудок любопытство. Врач вставил им радужки умерших людей. Ён не знает, кто такой Не Хвен Тай, но сейчас благодарен ему от всего сердца. Тот, чьё имя никто не хочет произносить, скорее всего получил его не при рождении. Кличка привязалась к нему после поступка или поступков, которые он совершил. Малоприятное прозвище лишь подтверждает, что ничего хорошего он не сделал. То есть даже перевоплотившись, Диль по сути своей остаётся тем же, кем был, отбросом.

— Он драку начал! — Ён отступает подальше от Диля, не забывая указать на него пальцем.

— В участке разберёмся, — морщится от дневного света Лия. — Вы же хотите разобраться поскорее, верно? А значит, сами поедете с нами?

— Хорошо-хорошо, — заискивающе соглашается Ён.

Диль не двигается с места. Неужто сомневается, крысёныш этакий? Однако он, приподняв голову, вовсе не ищет пути для побега. Он смотрит на рекламный экран.

— Сегодня какой-то праздник? — спрашивает он.

— Не то чтобы праздник… — Лия потирает живот и слегка склоняется в их сторону. Кажется, у кого-то несварение. — Сегодня открытие церкви имени Великого Гао… из какого подвала вы вылезли, ребята? Даже глухой бы услышал, так об этом событии трубили на каждом углу.

Восторга она не выражает, хотя при упоминании Гао её мутный взгляд проясняется.

— Я знаю! Конечно, знаю, — тут же встревает Ён, не давая удивлению взять верх.

И когда только Больга Враш успели? Постойте! Не значит ли это, что…

— Тело Великого Гао будет храниться там, — осторожно озвучивает он свою догадку. — Непременно нужно сходить и помолиться. Да, сходить и попросить немного удачи.

— Придётся с ней подождать, — нервно ухмыляется Лия. — Очередь туда выстроилась на лет пять вперёд. Залезайте уже в машину! Пока по-хорошему просим!

— Слышал? — Ён легонько толкает Диля локтём, и тот нехотя отрывается от экрана. — Пять лет! Если хочешь увидеть Великого Гао, придётся дождаться своей очереди.

Плечи Диля безвольно опускаются, и во всей его сущности вдруг проскальзывает… потерянность что ли. Следом к ней примыкают гнев и скорбь. Ён чётко улавливает злость в мелкой дрожи его пальцев и нахмуренных бровях. Горечь утраты видимых признаков не имеет. Человек просто проходит мимо, и чувство его так сильно, что ты понимаешь без всяких подсказок, он подавлен.

Неужели Диль тоже верит в сладкие речи Гао. Уж кому, как не ему, понимать, пустые слова погоды не делают. Так, самообман, который глубже и глубже погружает в псевдо идеальный мир с псевдо идеальной жизнью.

Пока они едут до участка, Ён всячески доказывает, что драку завязал его буйный товарищ.

— Он первым на меня напал, — утрирует он. — Начал махать ручищами. А я что? Не должен что ли защищать себя? Стоит ли мне написать заявление? Нет, ну вы только посмотрите! Кажется, у меня будет синяк. А я лицо на днях новое сделал!

Если новичок и пытается проявить участие — поворачивается к нему и слушает с заинтересованным видом, то Лия откровенно плевать на него хотела. Ему легчает. Не будет обращать внимания, не будет подмечать деталей. И не признает его, хоть вот он — сидит прямо у неё перед носом. Точнее, за спиной, но это уже мелочи.

Как Ён и предполагал, Диля запирают в КПЗ, а его садят за стол новичка, когда-то принадлежавший Че Балю, оставив на бедолагу допрос. Справляется он из рук вон плохо, чем сильно затягивает время, которого у Ёна и так не много.

Когда он наконец идёт распечатывать показания господина Не Хвен Тая, поблизости остаётся только Лия. Однако она, надев наушники-капельки, сосредоточенно смотрит в экран компьютера, прокручивая страницы документов.

Ён, стараясь сделать вид, что просто прогуливается в ожидании нерасторопного полицейского, подходит к своему рабочему месту, якобы случайно задевает рукой стопку бумаг, покоящуюся на краю стола. Склонившись над клавиатурой и убирая учиненный им беспорядок, он выводит компьютер из режима сна и заходит в свою учётную запись. Однако система сообщает: “Пользователю Ён Ширанья доступ запрещён”. Ну разумеется! А Ён-то наивно предполагает, что его пожалели и не удалили из базы сотрудников. В этот раз сработали очень быстро. Настолько быстро, что стало чуточку досадно.

— Когда меня выпустят! — бьёт по решёткам Диль.

Ён садится на корточки, укрываясь за столом. Не то чтобы он сразу догадывается, что вот-вот попадётся, просто на громкий неожиданный звук срабатывает инстинкт самосохранения.

— Когда поймёшь, что не всё решается кулаками, — отчитывает его Лия.

«Сиди! — думает Ён. — Сиди!»

Однако как назло она поднимается со стула и оглядывается.

— Система сообщает о незаконном входе, — говорит она и отпивает кофе из одноразового стаканчика. — Так что нет смысла разыгрывать передо мной сцену. Кто ты? И откуда знаешь пароль от учётной записи сотрудника полиции?

Ничего себе! Она до сих пор считает Ёна одним из своих, хотя обвинений ему накидали нехилых. Сам Великий Гао стал его жертвой!

Спокойный непреклонный тон её голоса исключает непослушание. Да и что тут поделаешь? Его поймали с поличным. Ён поднимается и старается сложить в стопку разлетевшиеся листы.

— Оставь ты их в покое, — ставит она стаканчик на свой стол. — А ты сгинь! — командует она новичку, когда он, разобравшись с распечатками, возвращается за подписью господина Не Хвен Тая. Тот без лишних слов разворачивает и пропадает из поля видимости юрче мыши. — И не побоялись ведь, — продолжает она, когда, кроме них, больше никто не может услышать разговор. — Наглости вам обоим не занимать. — Знала бы она, кто сидит сейчас в КПЗ, смелости бы у неё точно поубавилось. Диль может превратить участок в русло кровавой реки. Ён, конечно, сделает всё, чтобы не допустит этого, однако одна подобная мысль о безжалостной расправе перекрывает всякий намёк на «наглость». Скорее речь идёт об… уверенности? — Ну? Что тебе известно о Ёне? Или хочешь поболтать в более официальной обстановке?

— Я… — начинает он.

— Кнопка твоей Борд мигает, однако я не могу к ней подключится, — констатирует она.

Ён ищет подходящий ответ на её замечание, но навряд ли он существует.

— Не Хвен Тай… Не Хвен Тай… Борд, — громко запрашивает она, подходя ближе. — Предоставь данные. — Телефон гудит быстрее, чем Ён успевает вздохнуть. Лия открывает файл и чётко читает: — Осуждён за мошенничество. Отправлен в Серый дом. Борд находится в очереди на расформирование. — Телефон бесшумно отправляется обратно на стол. — Мне этим воспользоваться? — касается она кобуры на ремне.

— Ладно-ладно! — Ён не горит желанием раскрывать себя, впутывать Лию да и вообще — мало ли как отреагирует, но раз уж она сама так упорно напрашивается, он умывает руки. — Мне нужна информация с места убийства Гао.

Лия щурится, оглядывает его с ног до головы. Голос она узнаёт, однако его вид сбивает её с толку.

— Ён? — наконец предполагает она. Он разводит руками, но ничего не успевает сказать: — Ты вообще в своём уме? — озирается она по сторонам и подходит ближе, чтобы снизить громкость их разговора. — Ты откуда? Майстер Диль… Как тебе удалось убежать? — Вопросы льются из неё без остановки, так что Ён бросает первоначальные попытки ответить на них. — Я первая приехала на место преступления. Ну, твою квартиру! — Она оживает, лицо её постепенно румянится и вскоре уже походит на лицо живого человека. — Забегаю такая, поскальзываюсь бог весть на чём и падаю. До сих пор спина болит, — потирает она копчик. — Но дело даже не в этом. Когда поняла, во что упала… Одежда, волосы…Я вся была в этой крови… Ещё подумала, что там есть и твоя… Знатно ты нервишки потрепал! Когда провели тесты, и стало известно, что среди жертв тебя нет… — Она позволяет себе выдохнуть.

Ён едва улавливает нить её повествования, но понимающе кивает, чтобы Лия поскорее закончила изливать душу и они могли перейти к делу.

— Ты что же, — приходит она в себя, — дело Гао расследуешь? Пытаешься оправдать себя?

— А ты бы на моём месте не стала? — Её пренебрежительный тон возвращает Ёна к реальности. — Смотрю, ты уверена, что я к его смерти не причастен.

— Конечно, не причастен, — она издаёт короткий смешок. — Ты размазня. — Ёна будто с головой окунают в ледяной омут прошлого. — Так что тебе нужно?

— Файлы по делу Гао, — повторяет он. — Они есть у меня на телефоне, но…

— Он сейчас в хранилище улик, — кивает Лия. — Я перекину на свой. — Она садится за компьютер и подсоедяет телефон. Начинается вялая загрузка данных.

— Кому передали дело? — спрашивает Ён. Участку, в котором работает потенциальный виновник преступления, навряд ли доверят дальнейшее расследование.

— Придуркам из 613 округа, — жалуется она. — Они в прошлом году по проценту раскрытых дел были первыми. Такие самодовольные, ты бы их видел! Но они тебя как главного подозреваемого рассматривают. Дурочки полнейшие! Так что мы с Дианом сделали резерв данных, — указывает она на экран, — и сами продолжаем расследование. Тайно, конечно, иначе влетит.

— Дианом? — Ён проверяет, не ослышался ли. — Разве Майстер Диль не прикончил его? — он косится на откровенно скучающего Диля. Тот водит пальцами по решёткам и легонько бьётся о них лбом.

— Так он с ним и не пересекался, — объясняет Лия. Ён не знает версии, которая преобладает в городе, зато точно знает, что все трое — он, Диль и Диан — встретились на лестничной площадке. — Диану повезло. Его сзади огрел один из бандитов ещё до того, как пришёл Диль. И тот, видимо решил, что Диан уже мёртв, поэтому не стал его трогать. Что? — Она внимательно следит за Ёном, потому от неё не ускользает его замешательство. — Что-то не так? Не думай, что он легко отделался. Он долго пробыл без сознания, а когда пришёл в себя, тут же сообщил о нападении. Но к тому времени твоё местоположение уже нельзя было определить. Ты где, кстати, прячешься, что тебя никаким спутником не отслелить? Неужели в Сером доме? — Её глаза расширяются. Если бы Ён жестом не попросил её продолжать, они наверное выкатились бы да так и остались выпученными. — Проследить за твоими передвижениям за последние часы удалось только до «Холодной Луны». Ты не знаешь, как связаны…?

— Не сейчас. У меня не так много времени. — Ён тянется к телефону, на экране которого высвечивается «Передача данных завершена».

Любимая фразочка Диля и Деда выручает сейчас и Ёна. Телефон почти в его руке, но Лия ловко его перехватывает.

— Сперва окажи мне услугу.

— Какую ещё услугу? Ты не хочешь поймать убийцу Гао?

— Хочу, но мы и так этим занимаемся. Ты уже по гроб жизни мне обязан тем, что я на тебя не сообщаю.

— Что же тебе нужно? — не спускает глаз с телефона Ён.

— Информация! — заявляет она.

— Ты и без меня прекрасно находишь любую информацию. Лучшая в отделе, — не понимает он.

— Да, но того, что мне нужно, в Городе нет. Вернее, скорее всего, нет. Потому что я пытаюсь что-то нарыть, но вечно натыкаюсь в тупик.

— Что-то важное? — На плечи Ёна медленно наваливается ещё один груз. Своя ноша тянет к земле, а вместе с чужой не то что на колени ставит, придавливает вплотную.

— Думаешь, я просто так выбрала участок, где ничего не происходит? — начинает она. — Здесь много времени, которое я могу потратить на поиски, — она недолго думает и добавляет: — Отца.

Она действительно всегда выделялась. Единственная не провинившаяся. То есть Ён изначально был тем, кого никто не хотел видеть, и отправить его в отдел, где нет работы, было решением, за которое нужно скорее хвалить, чем понукать. Диан не сдержал гнева и побил того, кого трогать не следовало. Че Баль был пойман на взятке — вот уж горбатого могила исправит, — но поскольку она была некрупной, а ни за какими другими провинностями он не был замечен, его перевели сюда. Но Лия… Всегда такая из себя честная, справедливая и уверенная. Ничего. Она не сделала ничего, чтобы оказаться среди них.

— Что такого натворил твой отец, что приходится узнавать о нём аж в Сером доме? — спрашивает Ён.

— Ничего, — отвечает она. — Он просто пропал. Пришёл домой с ночной смены, лёг спать. Когда я уходила в школу, он дрых без задних ног, — она начинает мельтешить взад-вперёд. — Вернулась, его и след простыл. Замки целы, система безопасности включена. Все вещи на своих местах. Только его нет.

— Почему говоришь об этом только сейчас?

Они проработали больше полугода, но решает рассказать о своих проблемах она лишь тогда, когда у него самого их по горло.

— А раньше от тебя была бы какая-то польза? — поджимает она нижнюю губу, делая вид, что размышляет над своим же вопросом. — О! Никакой! Ну так что?

— Он мог просто… — Ёну неловко озвучивать неприятную правду.

— Уйти? — кивает она. — Мне все так и говорили. Вот только… Не было у него причин. И даже если были, как он в наш век технологий, где камеры и сканы распиханы даже по помойкам, ушлёпал бесследно? Человек не может просто взять и испариться!

Ён согласен с ней. Более того, теперь он знает, что творится за городом и подозрения Лии не кажутся ему пустыми.

— Хорошо, — с тяжёлым сердцем соглашается он. — Но ничего не обещаю.

— Достаточно будет и того, что сделаешь всё, что в твоих силах, — отдаёт она телефон. — На нём есть данные, которые мне удалось собрать об исчезновении отца.

— Слушай, — шепчет Ён, пряча его в карман. — Не могла бы ты подержать его, — кивает он в сторону Диля, — подольше?

— Не ладите? — догадывается она.

Ён ничего не отвечает и быстрым шагом отчаливает из отдела. Кажется, Диль кричит ему вслед. Что именно кричит, не разобрать — Ён уже далеко.