Сироты

15

— Специалист Уондер?

Вошли двое сержантов в черных беретах, повязках на рукавах с надписью «ВП» — «военная полиция» — и элегантных белых перчатках.

Черт! Черт, черт, черт! Попасться пьяным в опиумном притоне. И еще в мои годы — документы-то с липовой датой рождения остались у Орда в конверте. Да в постели с такой же пьяной красоткой — нет, это просто слишком хорошо, чтобы быть законным.

Сержанты захлопали зенками на Крисси, потом один сказал:

— Тебе приказано возвращаться в строй.

Я замотал головой.

— Я в увольнении.

— Вызывают обратно.

Суровый сержант номер один помахал бумажкой.

Крисси завернулась в простыню и надулась.

— А куда являться-то?

— На ближайшую базу. В Канаверал.

— Когда?

— Сейчас же. Собирайся.

— Хорошо. Дайте мне десять минут.

— Я сказал: собирайся, специалист. — Сержант потянулся к кобуре.

Я миролюбиво развел руками.

— Ребят, я три месяца спал в одной казарме с полусотней волосатых парней. Ну десять минут, а?

— Можешь хоть с яками спать, армии это не касается. Пошевеливайся давай. — Он шагнул вперед.

Неподчинение приказам на войне равносильно дезертирству: тебя могут расстрелять на месте, даже не церемонясь с такими мелочами, как конституция. А я в последнее время не очень-то хорошую репутацию себе заработал. Я еще раз глянул на кобуру, вздохнул, заправился и застегнул ширинку. Крисси со стоном отвернулась к стене.

— Как вы меня нашли? — поинтересовался я, поднимаясь.

Сержант постучал себя пальцем по груди, потом ткнул в небо.

— Радиожетон.

Ну конечно. При записи в войска каждому солдату за грудину вживляют идентификационный микрочип. Одна из его задач — опознание трупов; поэтому и суют его в центр самого защищенного куска мяса. Кроме того, чип посылает сигналы навигационным спутникам, как любой мотоцикл или машина. Тридцать восьмая поправка к конституции*[4] запрещает спутниковое наблюдение за людьми, но армии не впервой пренебрегать гражданскими правами. Говорят, радиожетоны сперва опробовали на собаках и хотели назвать «бирками». Не знаю, правда или нет.

Я бросил прощальный взгляд на Крисси. Она послала мне воздушный поцелуй, и мое сердце облилось кровью. Ну ладно, ладно, не сердце. Кровь хлынула кое-куда пониже.

Громыхая солдатскими ботинками, мы прошагали по мраморным ступенькам, преодолели через бесконечную прихожую и вышли к уродливой полицейской машине. Через открытую дверь я увидел на заднем сидении Мецгера — голова запрокинута, глаза закрыты. Сержант номер один пригнул мне голову и толкнул в машину, рядом к Мецгеру.

— И тебя загребли? — изумился я. — За что?

Мецгер нехотя повернулся и приоткрыл один глаз.

— Вызывают всякий раз, когда засекают приближающийся снаряд. А вот на кой черт ты им сдался, ума не приложу.

— Я думал, за пьянство, — выдавил я, чувствуя себя круглым идиотом.

Мецгер закрыл глаз.

— Расслабься. Наслаждайся минутами, которые остались от увольнения. Скоро они кончатся.

Как когда-то кончилось мое детство.

Нас везли той же дорогой, какой Мецгер добирался сюда, только медленнее, и я, несмотря на мучившие меня вопросы, задремал. Мне снились мама, и Вальтер, и космический корабль, отправлявшийся без меня на Юпитер. Я вдруг осознал, как сильно переменился. Я почти не горевал, что на самом интересном месте меня оторвали от восхитительной красотки (а ведь раньше я буйствовал бы из-за этого целый день). Конечно, я предпочел бы ехать рядом с Крисси, а не с храпящим Мецгером, но это так, мелочи. Больше всего мне сейчас хотелось пробраться на корабль, отбывающий к Юпитеру.

Разбудил меня свет прожекторов у ворот Канаверальской базы. Я застонал: разговоры о том, что после дорогих вин не бывает похмелья, оказались таким же враньем, как и «готовые к употреблению блюда» в нашем пайке.

Машина остановилась на потресканном асфальте перед старым темным зданием без окон. Мы вышли. Сержант хлопнул дверцей, и я скривился — так сильно отдало в голову.

— Это что? — спросил я, кивнув на здание.

Мецгер завел меня внутрь и провел в комнату, уставленную старомодными мониторами, за которыми сидели операторы, наговаривавшие что-то в микрофоны. С дальней стены светил экран. Ну прямо ожившая голограмма из исторического кино.

— Капитан Мецгер! Джейсон!

Знакомый голос. Я повернулся и увидел того самого чудаковатого капитана из военной разведки, с которым мы таскались по Питсбургу. Говард Гиббл.

Он пожал нам руки и потащил в застекленный конференц-зал. Мы уселись друг напротив друга.

— Мы бы, конечно, все равно тебя нашли, — улыбнулся он мне, — но я и не ожидал, что ты так близко окажешься.

Вошел медик в хирургическом костюме и с переносным компьютером. Гиббл кивнул на меня. Медик обернул мое предплечье подсоединенной к компьютеру манжеткой.

— Давление в нижних пределах нормы, — пробормотал он.

— Да я в порядке, — сказал я Гибблу. Они чего, на наркотики меня проверяют?

Тем временем медик сунул мне в ухо термометр и удовлетворенно буркнул, глядя на экран. Он приступил к моим коленным рефлексам, а я все еще переводил недоуменный взгляд с Мецгера на Гиббла и обратно.

— Это что за музей такой?

— Музей? — фыркнул Мецгер.

Я показал на экран за стеклом конференц-зала, где шел документальный фильм о ракете. Вот она стоит, снежно-белая в лучах прожекторов, а снизу поднимаются пары жидкого азота. Я раньше собирал фантики с ракетами — в основном, ради жвачки — так что сразу ее узнал.

— Это ж «Сатурн-5», ракета-носитель для «Аполлона». Триста шестьдесят футов в высоту. На ней летали на Луну в прошлом веке. — До чего грустно, что эпоха покорения космоса окончилась семьдесят лет назад. — Это который из «Аполлонов»?

— Это реальное изображение, — сказал Гиббл.

— В смысле, было реальным, когда его давным-давно снимали?

— Вся техника того времени хорошо сохранилась до наших дней, — вмешался Мецгер. — Корпус и двигатели воссоздали по старым чертежам. Добавили только современные компьютеры — и теперь для управления ракетой достаточно одного пилота.

Я присмотрелся к машинам, сновавшим, как муравьи, у нижней ступени «Сатурна»… и тут до меня дошло. Электромобили! Их ведь пустили в производство не более десяти лет назад. Так мы и вправду заново отстроили «Аполлон»! Как расконсервировали форт Индиантаун с боевыми пайками и соорудили перехватчики для аэрокосмических войск. До какого же отчаяния дошло человечество!

Рассказывают, сто лет назад, в тысяча девятьсот тридцать девятом году, польские кавалеристы с копьями бросались на немецкие танки. А во время Тибетского восстания в две тысячи двадцатом году повстанцы кидались камнями по китайским вертолетам. Да, за этот век мы победили СПИД и распространили права человека в самые отдаленные уголки планеты. Тогда это были главные задачи, затормозившие разработку двигателей на антиматерии, лучевого оружия и так далее. И вот теперь приходится кидаться по противнику трехсотфутовыми ракетами — все равно что камнями по вертолетам.

Вдруг меня осенило. Ну конечно! Наши-то камни с сюрпризом будут. Впервые я был горд, что мы изобрели водородные бомбы. Так значит, десант на Ганимед — это утка! Зачем слать в космос пехоту, если можно расплющить врага ядерным оружием? На душе вдруг стало радостно и легко, хотя и слегка жалко, что пехоте особой славы не достанется.

— Понятно, — улыбнулся я Гибблу. — «Сатурн» понесет ядерный заряд, чтобы разнести Ганимед на мелкие кусочки.

Гиббл нахмурился.

— Нагрузить «Сатурн» плутонием и превратить его в межпланетную атомную бомбу? В принципе, это осуществимо — только совершенно бесполезно.

Бесполезно?

Мецгер подхватил эстафету.

— Первая ядерная ракета, которой мы попытались сбить снаряд с курса, не взорвалась. Мы сначала решили, что ракета неисправна — никто ведь их не проверял с конца прошлого века.

— Та же история случилась со следующими четырьмя, — продолжил Гиббл. — Мы попробовали обычные заряды — те сработали. Похоже, противник умеет нейтрализовывать ядерное оружие. Как — мы не знаем. Думаем, они распространяют вокруг себя элементарные частицы, которые замедляют нейтроны. Ты понимаешь, конечно, что это останавливает цепную реакцию.

— А то! — Я понятия не имел, о чем они лопочут. Что я им, Эйнштейн? Однако, глядя им в глаза, я видел, они не врут. Хана нам без бомб.

И тут еще постепенно начало доходить, что ведь не случайно нас сюда военная полиция приволокла, как бандитов каких-нибудь.

— А при чем тут мы и эта ракета? — Я кивнул на мастодонта на экране.

Гиббл глянул на медика, который к тому времени перестал меня мучить и собрался выходить.

— Он может отправляться, капитан.

— Куда отправляться? — удивился я.

Говард подождал, пока за медиком закроется дверь, потом достал из стола бумажную книгу. Здоровую книгу, больше тех, которые я не так давно читал в комнате отдыха. Размером со старый ноутбук. Вернее нет, со стопку ноутбуков. На обложке большими желтыми буквами было написано: «Совершенно секретно». Говард крякнул, уронил книгу на стол и накрыл обложку ладонью.

— В этом альбоме сведены воедино и детально описаны все части снарядов, которые нам удалось отыскать. Чем больше мы знаем о противнике, тем больше у нас шансов повернуть ход войны. Пока мы знаем слишком мало. Нам, в основном, попадаются головешки величиной не больше репки.

Я никогда не видел репок, но понял, что они небольшие. Я тряхнул головой.

— Так. И почему вы вызвали меня?

Говард взмахнул позабытой сигаретой, зажатой в костлявых, пожелтевших пальцах.

— Что наука не может объяснить, называют удачей или совпадением. Некоторым, как нам теперь известно, везет на инопланетные контакты. Мне вот не везет. А ты в Питсбурге сразу отыскал крупнейший из всех обнаруженных прежде осколков. Я не знаю, как это у тебя получилось, да и ты, наверное, тоже. Но я занес тебя в нашу базу данных. На следующие две недели ты прикомандирован к нашему взводу.

Я — к слюнтяям-разведчикам? Как ни сомнительна честь, мое сердце радостно забилось. Я — избранный! Вот только чей?

— Что ж получается: я — ищейка для поиска инопланетян?

Говард передернул плечами.

— Я так думаю. Кроме того…

— Кроме того что?

Говард опустил взгляд.

— Специалистка, которую мы тренировали, искала обломки в Нигерии и свалилась с дизентерией.

— Вот как? — Меня, значит, взяли от безысходности. — И что я должен найти?

— Ничего. Мы уже сами нашли. Четыре дня назад упал практически целый снаряд. Документы о неразглашении ты подписывал…

— Вы хотите, — сердце чуть не выпрыгивало из груди, — взять меня к обломкам?

Я попаду в историю! Это почти так же хорошо, как отправиться на Юпитер, если не лучше. Я едва соображал. Я рисовал себе, как пробираюсь сквозь джунгли, прорубая дорогу мачете, и веду Говарда к его сокровищу, заросшему лианами, как заброшенный храм. Но что-то не сходилось в моей картинке…

Дверь в конференц-зал вновь открылась и впустила опрятного капрала квартирмейской службы. На шее у него висела желтая измерительная лента. Гиббл молча кивнул в мою сторону. Пока меня измеряли, я продолжал говорить:

— Ладно, допустим я запасная ищейка. А он-то, — я показал на Мецгера, — тогда что здесь делает?

Гиббл переждал, пока капрал измерял мне руки, надиктовывая цифры себе на наручный компьютер, и когда тот вышел, сказал:

— Капитан Мецгер — один из двух пилотов, умеющих управлять «Аполлоном-Марком II». Второй пилот — в постоянной боевой готовности на базе в Лобноре, в Китае.

Нехорошее предчувствие закралось мне в душу.

— Пилот? А куда лететь?

— Снаряд упал в районе десяти градусов двух минут южной широты и пятидесяти пяти градусов сорока минут восточной долготы…

— То есть… — Я наморщил лоб, пытаясь представить себе земной шар.

— Посреди моря Изобилия. — Говард посмотрел на часы. — Завтра ровно в десять утра мы вылетаем на Луну.