Синхронность. Файл №419

6-й полицейский участок Кембридж, штат Массачусетс 14 апреля 1997 года, 12:22

Малдер подошёл к стеклянной стенке кабинета, за которой сидел Джейсон Николс, подозреваемый в убийстве Лукаса Менанда. В кабинете он был не один. Напротив Джейсона расположилась тёмноволосая и, к сожалению, совершенно Малдеру незнакомая красавица.

— …Я потратил на эту тему восемь лет! — говорил Джейсон, и его слова были хорошо слышны из коридора. — Восемь лет!

— Джейсон, — отвечала девушка, — обвинение более чем серьёзное. Тебе хотят навесить убийство второй степени…

Тут биохимик заметил движение за стеклом и взмахнул рукой, призывая свою визави к молчанию Девушка повернулась и посмотрела на Малдера. Малдер кивнул ей, показывая, что он здесь не просто так стоит, а по делу. Несмотря на то что девушка была одета в поношенный джинсовый костюм, специальный агент решил, будто Николс разговаривает с адвокатессой, на встречу с которой он имеет право сразу после предъявления обвинения. Но предположение не подтвердилось. Девушка взглянула на Фокса. Потом на Джейсона, потом снова на Фокса и закончила беседу с подозреваемым так:

— Я приду к тебе, как только переговорю с адвокатом.

Выходя из кабинета, тёмноволосая красавица смотрела исключительно в пол. Малдер проводил её долгим взглядом, но не окликнул. Вместо этого он открыл дверь и переступил порог кабинета.

— Вы из ФБР? — сразу же спросил Малдер.

— Да, — подтвердил специальный агент, подходя к столу и протягивая руку. — Меня зовут Фокс Малдер.

— Очень приятно, — Николс ответил на рукопожатие.

— Кем приходится вам та девушка? — поинтересовался специальный агент, усаживаясь в кресло.

— Это моя невеста, — не стал скрытничать биохимик.

Малдер одобрительно покивал.

— Спасибо, что согласились встретиться со мной, — сказал он, переводя беседу в более практическое русло. — Ваш адвокат наверняка посоветовал бы вам этого не делать…

— Я хочу, чтобы хоть кто-нибудь меня выслушал, — заторопился Николс, — и, может, попытался бы найти того старика.

— Его поисками уже занимаются, — сообщил Фокс.

— Кто? — в глазах биохимика блеснул огонёк надежды.

— Те, кому положено заниматься этим по роду службы, — уклончиво ответил Малдер. — Кстати, раз уж мы заговорили о старике, вы знаете, что полицейский, арестовавший его, умер?

Губы Николса задрожали. Надежда растаяла, как дым от сигареты «Морли» под порывом холодного ветра, и стало видно, что молодой биохимик находится в том состоянии, когда человеку кажется, будто весь мир ополчился против него и выхода нет — только в петлю.

— Этого полицейского… — Николс закашлялся и с трудом сглотнул, восстанавливая дыхание, — его тоже повесят на меня?

— Никто не собирается никого на вас вешать, — заверил Малдер. — Если только вы не признаетесь, что способны заживо заморозить человека.

— Как вы сказали?…

— Тело полицейского сейчас в морге. Его температура чуть выше, чем у снеговиков, которых по зиме лепят дети.

В первый момент Николс изумлённо выдохнул, но затем его лицо закаменело, а взгляд под очками стал ледяным и колючим.

— По-вашему, это смешно?! — спросил он громко.

— Что смешно? — не понял Фокс.

Молодой биохимик порывисто вскочил, навис над столом:

— Вы думаете, это смешно — морочить мне голову какими-то бреднями?

Малдер уже привык к тому, что его слова часто называют «бреднями», и внешне остался невозмутим. На самом же деле спецагента очень позабавило, что человек, рассказывающий совершенно невероятную историю о гибели своего коллеги, тем не менее отказывается верить в очевидный, хотя и не менее фантастический факт. Малдер решил сделать скидку на перевозбуждение, которое испытывал подозреваемый, а потому не стал вступать в дискуссию, продолжив допрос.

— Это происшествие имеет отношение к вашей ссоре с Лукасом Менандом? — спросил он.

Надо отдать должное Николсу: он почти сразу же переключился на основную тему.

— Да поймите же вы! — воскликнул он. — Это Лукас угрожал мне!

— Вашей жизни?

— Моей репутации.

— Каким образом?

— Пригрозил во всеуслышанье заявить, будто данные моих работ фальсифицированы.

— Это правда?

— Нет.

Повисла неловкая пауза. Малдер даже не пытался изобразить доверие к словам Николса или как-то поддержать его — это не входило в его планы. Но биохимик сам нарушил молчание.

— Видите ли, — сказал он, опустив глаза, — сама теория вполне обоснована. Если в интерпретации некоторых данных и есть какие-то натяжки, то лишь потому, что меня очень торопили с результатами. Мне обещали новую субсидию от Агентства национальной безопасности, и Лукас знал, как мне навредить.

— Он сам хотел получить эту субсидию? — уточнил Малдер.

— Не совсем так… — Николс выглядел растерянным, словно впервые задумался о мотивах Менанда. — Он был достаточно богат, чтобы оплатить любые расходы на проведение исследований без помощи АНБ. Просто… просто Лукас понимал, что если я получу грант, эта тема будет официально закреплена за мной, и ему не найдётся места в лаборатории.

— Что же это за тема?

Тут Николс почему-то сделался невнятен:

— Я… и он… занимались… криобиологией… изучали влияние низких температур на живые организмы… от этого лежит путь к анабиозу… к созданию идеальных консервантов… к решению других практических задач…

— Понятно, сказал Малдер.

Он хотел задать следующий вопрос, но во внутреннем кармане плаща запиликал сотовый телефон, и специальный агент был вынужден прервать допрос. Извинившись перед Николсом, он покинул кабинет и вытащил трубку:

— Малдер слушает.

— Что говорит Николс? — спросила Скалли.

— Пока ничего существенного он мне не сказал, — признался Фокс. — Но я с ним работаю.

— Очевидно, придётся обвинить Николса ещё в одном убийстве.

— Патрульного офицера? — удивился Малдер.

— Именно, — подтвердила Скалли. — Но форме полицейского имеются отпечаток большого правого пальца Николса. Кроме того, его отпечатки обнаружены внутри патрульной машины. Я думаю, Николс и есть тот старик. Вернее, станет им, когда отсидит двадцать пять лет за убийство.

Разумеется, её последнее заявление было лишь своеобразной метаморфозой. Таким образом Скалли намекала Малдеру, что в лице Николса они имеют дело с серьёзным расстройством психики, и старик, предсказывающий будущее, — лишь плод больного воображения.

Скалли и не догадывалась, насколько её метафора оказалась близка к истине…