Сигнал с Земли-2

Отчет 44 (2)

Отчет #44-2

Прошу прощения за техническую заминку! Я печатал отчет настолько сонным и уставшим, что смартфон выпал у меня из рук и в канал связи с Архивом ушло незаконченное сообщение. Крышка отскочила в сторону и аккумулятор отсоединился. Зато я увидел, как устройство выглядит изнутри. Теперь окончательно стало понятно, что это не чудом работающий девайс, а собранный на технологиях Пробоя.

Итак, на чем я остановился?

Среди домов с этой стороны закрытой территории Юсуф отыскал коммуникационный колодец: кабели питания тянулись от подстанции до Научного Сектора под землей. Для этого мы и брали карту: на ней была вся электросетевая схема города.

Мы спустились вниз и разместили еще один заряд на высоковольтном кабеле, который питал бывшую территорию ученых: он был слишком толстый, чтобы пытаться его перерезать или перекусить.

Когда все было готово, мы поднялись наружу и взяли по пульту в руки. Я скомандовал обратный отсчет от 3 до нуля, и каждый из нашей команды нажал по кнопке.

Я думал, что меня будет колотить от страха, напряжения и адреналина. В прошлую вылазку все было, мягко говоря, нервно. Но я был на удивление спокоен и собран. Видимо, подсознание включило какую-то защитную функцию, которая напрочь отрубила эмоции.

Моя кнопка активировала заряд под землей. Он взорвался глухо (колодец был глубокий), разорвав кабели: прожекторы на вышках потухли.

Кнопка Юсуфа — активировала C4 на лестнице пожарки. Бабахнуло громко (и замаскировало взрыв в колодце). Мы просчитали все так, чтобы здание выстояло, но лестница обвалилась на несколько пролетов.

Кнопка Умара — включила диджейский пульт на верхнем этаже пожарной башни. Который был открыт. По факту, этот этаж был как терраса: несколько больших проемов.

Пульт запустил на колонках страшные ужасающие звуки: рев, вой, потусторонний шепот. Цветные прожекторы дали эффект свечения внутри.

Звуки раздавались такие громкие, что их даже отсюда было слышно. А цветные всполохи не оставляли сомнений в том, где это происходит. Башня была достаточно высокой, чтобы ее было хорошо видно из всей округи.

В секторе началась суматоха. Командование охраны сопоставило два и два: вывод был очевидным. Они решили, что отключение электричества связано с шумом и всполохами, раздающимися из заброшенной пожарки.

Через какое-то время ворота открылись, и из них выехало несколько внедорожников и микроавтобус, явно полные вооруженных ребят.

Они далеко не сразу войдут в здание. Потому что им будет очень страшно: настолько масштабного «прорыва потусторонних сущностей» еще никто никогда не видел.

А когда решатся войти, далеко не сразу поднимутся наверх: лестница теперь обрушена.

Времени у нас более чем достаточно. Я достал «Вал», прицелился и выстрелил часовому на ближайшей вышке в плечо. Небольшой всполох электрического разряда, и он мягко упал. Часовые на соседних башнях ничего не заметили: все смотрели в сторону пожарки, ожидали угрозу оттуда. Я даже удивился, насколько хорошо отработала технология. Спасибо Юре. А ведь до Пробоя он был простым финансистом.

Мы закинули крюки-кошки и поднялись на вышку. Через забор не получалось: там была колючая проволока. Можно было, конечно, перекинуть пару одеял или матрас, но убрать их незаметно не получится: тогда бы наше проникновение быстро раскрыли.

Мы забрались на вышку, забрали крюки и спустились на территорию Закрытого Научного Сектора. Часового оставили лежать на месте, но отскочившую от него пулю я нащупал на полу и подобрал. Он должен очнуться не меньше, чем через час. И тогда он либо вообще ничего не доложит, побоявшись выговора, либо доложит, что отключился и у него на лопатке обнаружится синяк — для патруля наверняка это будет что-то необъяснимое.

Мы быстрыми перебежками продвигались между зданиями. Патрулей практически не встречалось: значительная часть личного состава укатила к пожарке. И они были заметны издалека: ходили с мощными фонариками.

Закрытый Научный Сектор даже спустя 15 лет после катастрофы выглядел лучше, чем центр Гагаринска. Хоть тут здания и не ремонтировались все эти годы, они все равно смотрелись на удивление аккуратно. Белые, опрятные. Одновременно простой, функциональной формы, а при этом с некоторым налетом футуризма в архитектуре.

Небольшие аллеи уже заросли, но все равно ряды ровных березок смотрелись стройно.

И даже часто встречающиеся около эпицентра аномалии выглядели опасно, но не могли испортить мирное и слегка возвышенное впечатление от этого пристанища академиков.

Еще атмосферности добавляли указатели табличек: Институт ядерной физики, Институт катализа и прочие научные объекты, на которых раньше проводились очень важные исследования.

Я привел братьев в свою квартиру: нам нужно было где-то переждать. Наверняка ключевые объекты вроде ворот и Эпицентра Пробоя временно усилили.

Ностальгия меня захлестнула настолько сильно, что я сам удивился. Это было неприятное сосущее грустное чувство в середине груди. Мы тут счастливо жили с Владленой, планировали будущее. Каждая вещь — теплое воспоминание. Фотографии, ее шарф, наш будильник на столе. Ностальгия сменилась раздражением на себя — ведь я биоконструкт и это даже не мои воспоминания, а воспоминания носителя.

Мы перекусили на кухне сухпайками, достав их из рюкзаков, расстелили спальные мешки (кровать и диван стали слишком пыльными и хрупкими) и стали отдыхать. Спали по двое, третий дежурил. Менялись раз в три часа.

Засыпая, я подумал о том, что мог переждать где угодно: хоть в люксовом номере небольшой гостиницы для регулярно приезжающих академиков (точнее, приезжавших до 2010) или в квартире главы НИИ (наверняка она большая и красивая). Но хотелось еще раз побывать дома.

На следующий день мы не высовывались, только поглядывали наружу из окна, чтобы была возможность заметить заранее военных, которые нас могут искать, если вдруг мы оставили какие-то следы.

Когда начало вечереть, я достал финальный аккорд нашей шпионской симфонии: три арбалета и цепкие стрелы. Я сам их так назвал с иронией.

Они были похожи на манипуляторы в игровых автоматах (такие раньше стояли в торговых центрах), которыми достаются игрушки: три «щупальца», состоящие из двух колен. Посередине находилась небольшая площадка, которая работала до банальности просто: по принципу мышеловки. Если на нее надавить, срывался стопор с пружин и три тросика наматывались на валик, «щупальца» схлопывались, захватывая то, что соприкоснулось с центральной площадкой.

В тире Башни мы экспериментировали с разными предметами (бильярдные шары, яблоки, камни), пока конструкция не была доведена до ума.

Я грустно вздохнул, вспоминая свои расходы. Заказ конструкции «цепких стрел» (хотя формально это болты, а не стрелы, ведь мы стреляем из арбалетов, а не из луков), оплата наемников, оружия, выкуп музыкального оборудования, полная аренда тира и 500 тысяч кредитов за абонемент на недельный выход из Вавилона. Все это обошлось в кругленькую сумму.

Когда стемнело, мы вышли. Никакая карта не была нужна: Пробой ярко освещал окрестные здания и был заметен издалека.

Наш отряд периодически нырял то в кусты, то в ближайшие здания, если появлялись любые признаки патруля: от ритмичного шума шагов до свечения фонариков.

Когда мы подошли к нашей цели, Пробой выглядел таким же, каким я его помнил: большой провал в земле, из которого видно свечение. Рядом лежал бетонный столб с выбоинами от пуль. Я за ним прятался от выстрелов в свою прошлую вылазку.

Мы прицепили тросы к ближайшему дереву, чтобы не свалиться вниз, и подошли к провалу.

После ночной темноты глаза немного резало ярким свечением. Пробой представлял собой голубоватую (с цветными разводами) колеблющуюся на месте пленку неправильной формы. Он не был похож на шар или портал, как его часто себе представляли.

Вокруг Пробоя было помещение лаборатории: столы, стеллажи, шкафы, приборы, компьютеры и прочая техника. Везде наросты голубоватых с зеленцой кристаллов — их цвет был такой же, как и свечение главной аномалии.

Часть кристаллов лежала на полу: их сбивало волнами от возмущений, которые исходили из Пробоя, когда туда что-то попадало. Камень, дурная птица, грызун или несколько ученых.

Мы зарядили арбалеты цепкими стрелами (Юсуф в шутку назвал их «куриными лапками») и начали стрелять по упавшим кристаллам. Стрелы крепились к нашим поясам тонкими стальными тросиками, чтобы стрелу можно было подтянуть к себе, зарядить пружинный механизм и выстрелить заново, если конструкция не деформировалась.

Далеко не каждый выстрел попадал в цель. Тем более, что мы метились в дальнюю часть помещения, подальше от Пробоя — на всякий случай. Но постепенно мы набрали достаточно большую коллекцию.

Услышали отдаленный шум моторов и быстро свернулись: убрали арбалеты, отстегнули тросы, убрали Зимий в мой рюкзак и короткими перебежками добрались до ближайшего здания, в котором я уже бывал. Увидели, как подъехало несколько УАЗов со стационарными прожекторами, откуда высыпало полтора десятка солдат.

Услышали голос в громкоговоритель, который убеждал нас сдаться: патрули усилили, когда нашли разрыв кабеля. Я бегом повел свой отряд в столовую: помнил, что там есть еще один выход на улицу, с другой стороны здания.

Мы выскочили и постарались раствориться в темноте, но на нас вышел еще один отряд солдат. Они были с фонариками, мы заметили их первыми. Вояки ничего не успели понять, когда наши «Валы» стали выплевывать электрические пули: они свалились как подкошенные. Очнутся не скоро.

Пот градом катился со лба, пульс стучал в висках. Я чувствовал себя загнанным зверем. Со стороны окраин в нашу сторону сжималось кольцо людей с автоматами: прорваться не выйдет, всех не перестрелять.

Я скомандовал братьям, чтобы двигались за мной, и бросился к машине с громкоговорителем. Ее охраняло несколько человек, а внутри сидел толстый майор. Щелк, щелк, щелк — встроенные глушители не издавали громких звуков. Люди около машины упали как мешки с картошкой.

Я дал короткую очередь через стекло. Пули разбили его, и майор дернулся, теряя сознание. Юсуф вытащил его, положил на землю и сел за руль. Умар сел рядом, стряхнув осколки на пол.

Я забрался назад. Двигатель работал, и машина рванула к выходу. Умар поливал огнем еще одну группу служивых, которые двинулись нам наперерез.

В багажнике что-то лязгнуло, я заглянул туда. Там перекатывался гранатомет. Это просто отлично! Не придется выбивать ворота передним бампером: я не знал, насколько они крепкие.

От пеших мы, вроде, оторвались, когда впереди показались ворота. Они нас отделяли от выхода из Закрытого Сектора. Юсуф резко затормозил, развернув машину боком. Я открыл дверь и выстрелил. Ракета с хлопком вылетела, оставляя дымный след, и ударила в створки. Они, протяжно всхлипнув, раскрылись. Одна упала, вторая жалостливо повисла на одной петле.

Я захлопнул дверь, Юсуф вдавил газ в пол так сильно, что меня вжало в сидение (не ожидал от УАЗика такой прыти). Мы сбили уцелевшую половину ворот и вырвались наружу, когда заметили несколько машин, которые гонятся за нами.

Я указывал дорогу, район знал хорошо. В Патрики ехать было бы безумием: это может вызвать вооруженный конфликт между «Молотом» и Губернатором.

Поэтому мы двинули за город, к Ферме. На ухабистой дороге нас трясло как проклятых. Но Юсуф выжимал из машины все, на что она способна. Преследователи не отставали, держась в полутора сотнях метров от нас, но медленно догоняя.

В какой-то момент почва стала слишком болотистой, УАЗ забуксовал. Пришлось выйти и дальше передвигаться пешком. Свое оружие мы бросили, оно нас слишком сильно замедляло, а против пары десятков вооруженных людей не сильно помогло бы.

Мы выскочили на поляну, которую я узнал сразу. Я остановил братьев, снял рюкзак, достал мясо и грибы, уже на периферии зрения замечая шевеление в нескольких метрах от меня в темноте. Я бросил туда провизию, поднимая взгляд. Уже знал, что именно увижу. Там стоял старый знакомец, Леший. Выжил, чертяка, в стычке с пчелами.

Я крикнул ему, что еда вкусная, и попросил задержать преследователей. Он на пару секунд задумался, а потом кивнул. Мы рванули дальше. Бежали быстро: в этих местах было много аномалий (некоторые — высоко в воздухе), и вся иллюминация слабо освещала окрестности, давая обзор.

В какой-то момент послышались крики сзади. Леший явно нашел способ подпортить жизнь воякам. Не знаю, что он сделал: вырастил на их пути крапиву (как только эта шутка пришла мне в голову в такой опасный момент) или еще что-то, но погоня, хоть и не прекратилась, слегка отстала.

Мы обошли пасеку стороной: слишком неразумно было туда соваться, пчелы от людей не оставят живого места.

На востоке занялся рассвет, и небо начало светлеть, когда мы вышли к Горе. Сил уже почти не оставалось, а погоня нас нагоняла: лай и крики раздавались все ближе.

Гора — это местное название. Непонятно откуда взявшийся огромный вырост камня метров 40 высотой, довольно широкий. Скал тут не было, это их единственный представитель в Гагаринске. Справа от Горы вилась узкая тропинка. Мы побежали по ней, когда поняли, что завели себя в ловушку.

Слева — скала, на которую просто так не залезть. Под ногами — тропинка, а справа — вязкое болото. Но путь преграждала огромная синяя аномалия. Называется «Холодок». Температура в ней — нормальная, но вот все, что проходит сквозь — промерзает сразу. Если в «Холодок» попадали листья, то они опадали на землю полностью ледяными и разбивались на осколки. Как розы в эксперименте про жидкий азот, который иногда до Пробоя показывали в научных передачах по ящику.

Братья замерли, но я сказал им прижаться ко мне и двигаться вперед. Они посмотрели на меня как на сумасшедшего. Логично, парни же не знали о свойствах Зимия, даже кусочек которого способен защитить от любой аномалии.

Как показала практика с цилиндром, у кристалла есть свой предел прочности. Мне он помог пару десятков раз, пока не рассыпался. Но сколько им пользовались до меня за прошлые годы — неизвестно. Может, много. А у меня был целый мешок кристаллов.

Я пробежал аномалию насквозь и вернулся. Они поверили. Прижались ко мне по бокам, и мы прошли сквозь «Холодок», когда в спину засвистели пули: преследователи нас догнали.

Мы бросились на землю и отползли за камень. Я выглянул и увидел, что один из солдат, подумав, что аномалия не работает, бросился в нее за нами. Настолько силен был у него кураж от погони.

Он тут же обледенел. Не успел донести ногу до земли, чтобы завершить шаг. Упал тяжелой глыбой, расколовшись на красно-голубые осколки. Страшное зрелище. Мы с братьями двинулись дальше. Аномалия скрылась за изгибом тропы, солдаты нас уже достать не могли. Да, они обойдут скалу с другой стороны, если там нет болота или других аномалий. Но мы уже будем далеко.

Наша группа почти сразу свернула на восток, потому что дальше на север идти было нельзя: мы приблизились к Кордону: зоне, из которой люди, покинувшие Гагаринск, не возвращаются.

День выдался очень тяжелым. Мы были уставшими, голодными, ободранными. Сделали пару привалов, которые не особо дали сил.

Я брел, переставляя ноги на автомате. В какой-то прострации. Хорошо, что Юсуф и Умар были покрепче и контролировали ситуацию.

Через бесконечное количество шагов мы вышли к каким-то развалинам. Братья оставили меня там отдохнуть и ушли. Вернулись через час на машине. Это был старый жигуленок шестой модели белого цвета. Где-то угнали.

Я забрался на заднее сидение, и мы поехали. Из заброшек выбрались в райончик, который я узнал: Привокзальный. На улице стояло несколько Измененных. Они смотрели на нас, не шевелясь. Обычно у меня появлялись мурашки от страха, когда я их видел: настолько потусторонними и жуткими они казались. Но сейчас я даже не занервничал, настолько был уставший.

На заднем сидении было мягко. Умар включил печку. Юсуф поймал какую-то волну развлекательного радио. Я закрыл глаза и провалился в сон.

Меня разбудили уже внутри Патриков. Я с трудом вылез из машины, попрощался, зашел в Вавилон (на ресепшен был вежливый светловолосый парень), поднялся к себе и лег спать. Уснуть мне не дал звонок — звонил ресепсионист и вежливо поинтересовался, не нужен ли мне доктор. Я не менее вежливо послал его к черту, выдернул из аппарата шнур и провалился в сон.