Штурмовик из будущего-4

Глава 9

— Зента, ты чего там? — негромко позвал Дивин, сонно жмурясь и позевывая. — Иди ко мне.

Латышка, как ему показалось, недовольно дернула плечом, но все же отошла от стола и, не сказав в ответ ни слова, молча юркнула к нему под одеяло. Смело и, кажется, даже как-то привычно, что ли? Прижалась всем телом, крепко обхватила и уткнулась горячими губами в шею. Ее руки жадно и проворно зашарили по телу экспата.

— Ты такой смешной. Большой, грозный, весь в шрамах и ожогах, а, на самом деле, еще просто мальчишка.

— Ага, — коротко хохотнул Григорий, бесцеремонно заваливая девушку на спину, — знаешь, как иногда про служивых говорят: «Бойцы — они как дети. Только хер больше и автомат настоящий».

— Пошляк!..О-ох!

В кабинет Карпухина экспат попал не сразу. Утром пришлось улаживать какие-то срочные вопросы, накопившиеся за последнее время, и к контрразведчику Дивин сумел выбраться только после обеда. Да и то, когда подошел к нужной комнате, то услышал от дежурного, что Дмитрий Вячеславович нынче в отъезде. С самого утра. В ответ на все расспросы старлей лишь пожимал плечами и привычно талдычил, как попугай: «Не могу знать, товарищ майор!»

Поэтому пришлось еще дважды возвращаться и справляться о неуловимом чекисте. Но, уже под вечер, все же обнаружил того за столом кабинета, читающим какую-то бумагу насквозь официального вида — с кучей печатей и штемпелей.

— Проходи, садись, — рассеянно махнул рукой Карпухин, мельком поглядев на экспата. — Покури пару минут, мне кое-что закончить требуется.

Григорий присел на жалобно скрипнувший под ним колченогий стул и выложил на стол портсигар с зажигалкой. Лениво прикурил папиросу и уставился в низкий бревенчатый потолок. Задумавшись, не сразу обратил внимание на то, что Дмитрий Вячеславович положил документ на стол и пристально разглядывает его, словно видит впервые.

— Что⁈

— Да нет, ничего, — устало мотнул головой контрразведчик. — Пустяки, не обращай внимания.

— Я, собственно, хотел доложить, — подобрался Дивин.

— Ох, да знаю я все, — отмахнулся Карпухин. — Молодец, неплохо сыграл. Почти нигде не сфальшивил. Была пара моментов, где следовало поступить иначе, ну да ладно. Ты все же не наш кадровый сотрудник, поэтому простительно. Опять же, Круминя увидела, что ты обычный летчик, не подставной.

— Документы в моей планшетке она брала, — кивнул Григорий. — Я специально обратил внимание на то, как они внутри лежали. Никаких контрольных меток не делал, как вы и сказали, но для себя запомнил. Сто процентов, что лазила.

— Замечательно, — довольно потер руки Дмитрий Вячеславович. — Просто замечательно!

— Разрешите вопрос?

— Валяй.

— Мне вот что не совсем понятно: как так получилось, что она столько времени уже орудует на аэродроме, но ее до сих пор не прижали?

— А за что? — с интересом осведомился контрразведчик.

— Ну, как за что, — удивленно глянул на него экспат. — Мне тут понарассказывали, как из-за нее летчики бились, стрелялись, вешались, пропадали без вести. Сами же знаете, в авиации народ суеверный, к такого рода вещам относятся без энтузиазма. Мягко говоря. Неужели не нашлось никого, кто бы вышвырнул эту латышку ко всем чертям?

— О! — поднял вверх указательный палец Карпухин. — Латышку! Если бы не спал во время политинформаций, то помнил о той роли, что сыграли доблестные красные латышские стрелки в годы революции и гражданской войны.

— Так это когда было-то? — недоуменно посмотрел на своего собеседника летчик.

— Верно. Только вот судьба распорядилась так, что у некоторых из этих героев потом родились дети. Выросли, выучились, пошли по разным дорожкам.

— Погодите, — потер лоб Дивин. — Вы хотите сказать, что Зента из такой семьи?

— Именно. Много латышей полегло на фронтах гражданской, еще больше затерялось после нее. Но некоторые оказались достаточно честолюбивы и пошли во власть. И, надо сказать, сделали весьма неплохую карьеру. Кто — в армии, кто — в ЧК. Некоторые — в народном хозяйстве. В общем, не стану забивать тебе голову, но скажу лишь, что тронуть старшего лейтенанта Круминя мог разве что форменный самоубийца. Один звонок этой девочки в Москву и от смельчака лишь клочки по закоулочкам полетели бы. Собственно, пару раз так и происходило. Вот, совсем незадолго до твоего приезда здешний замполит не на шутку на нее взъелся. И где он нынче? Вроде бы в полку ночных бомбардировщиков где-то под Ленинградом. Смекаешь?

— Ерунда какая-то, — нахмурился Григорий. — Герои революции, высокие связи. А какого черта тогда она здесь делает? Что особенного можно узнать в Липецке? Вас послушать, так ей прямая дорога в Кремль. Вот там и развернуться можно по полной, и доступ к информации заполучить такой, что любой фашистский шпион себе локти до костей сгрызет лишь за легкий намек на такую возможность.

— Была она в Москве, — скучным голосом произнес Дмитрий Вячеславович. — Накуролесила знатно. Извини, без подробностей обойдусь, не твоего ума это дело. Скажу лишь, что подобрались к ней тогда совсем близко, да предъявить ничего так и не сумели. Все ниточки, что к ней вели, оказались обрублены. А некоторым нашим людям, что наибольшую активность в раскручивании того дела проявили, погоны с мясом вырвали и загнали туда, куда Макар телят не гонял. И приказ с самого верха пришел.

— Прям шпионский детектив, — ухмыльнулся экспат. — Вы мне, часом, не сюжет книжки пересказываете?

— Если бы, — мрачно покачал головой контрразведчик. — У нас после ее московских похождений руки оказались связаны. И действовать пришлось очень и очень осторожно. Буквально, по шажочку двигаться. Как на минном поле. Ошибешься — и пиши пропало.

Дивин задумался. Прикурил очередную папиросу и долго молчал. Карпухин также молча наблюдал за ним, не предпринимая никаких попыток продолжить разговор.

— Все равно не понимаю, — экспат тряхнул головой. — Не вяжется у меня. Как-то нарочито все, по киношному. Яркая фифа, что привлекает к себе всеобщее внимание, череда скандалов вокруг, смерти летчиков…натуральная дешевая пьеска.

— Есть такое, — согласно улыбнулся Карпухин. — Но подумай вот над чем: кто тебе сказал, что она играет в этой «пьеске» главную роль? Может быть, ее задача как раз и заключается в том, чтобы отвлекать наше внимание от какого-нибудь невзрачного человечка, что сидит, например, на вещевом складе и преспокойно получает оттуда ценнейшую информацию. Представляешь, сколько всего стекается в руки таких вот канцелярских крыс в нашем учебном центре? Сколько летчиков со всех фронтов здесь бывает, какие разговоры они за «рюмкой чая» ведут, расслабившись от спокойной тыловой жизни? Это же настоящее Эльдорадо! Клондайк!

— Это вы предполагаете или есть точная информация? — подозрительно поинтересовался Григорий.

— Есть, как не быть, — тяжело вздохнул Дмитрий Вячеславович. — Я когда вник в детали, то за голову схватился. Представляешь…стоп! Давай-ка, друг ситный, по протоколу. — Он покопался в бумагах на своем столе, отыскал нужную и пододвинул ее к летчику. — Прочти и распишись.

— Подписка, — понимающе хмыкнул Дивин. — Какая уже по счету? В прошлый раз, помнится, вы мне таких штук пять давали.

— Кашу маслом не испортишь, — назидательно сказал Карпухин. — Во всем должен быть порядок. Подписал? Молоток, давай ее родимую сюда. Пусть полежит пока у меня в папочке. Ей там самое место.

— Так что там дальше?

— Дальше? Ах да, дальше. Так вот, нам удалось выйти на людей, что были здесь не то специально оставлены, не то завербованы немецкой разведкой еще в конце двадцатых — начале тридцатых.

— А откуда здесь, в Липецке, тогда взялись немцы? — обалдел экспат.

— В то время здесь существовала секретная авиашкола, — сухо пояснил контрразведчик. По лицу его пробежала легкая гримаса недовольства. — В нашей стране обучались их летчики, наблюдатели, штурманы. Германия ведь после поражения в империалистической войне лишилась возможности официально, в открытую, готовить своих военных специалистов. А наша страна тогда оказалась в изоляции на международной арене. Не приняли буржуи советскую власть. Вот два изгоя и объединились. Мы от них получили новейшие технологии, они — закрытые полигоны, где можно было безбоязненно стрелять по мишеням и бомбить учебные цели.

— Вот это да! — разинул рот Григорий. — Нам никогда про это не рассказывали.

— Секретность, — развел руками Карпухин. — Секретность и высокая политика. Сказать по правде, это такая гремучая смесь, что я охотно держался бы от нее подальше. Потому как, сунешь нос не туда, куда надо, и от тебя даже имени-фамилии не останется. В порошок сотрут и по ветру развеют. Но, служба — приходится!

— Понятно. То есть, вы хотите сказать, что немцы тогда здесь организовали шпионскую сеть?

— Ну, это слишком громко сказано, — недовольно поморщился контрразведчик. — Поверь мне на слово, и в то время мои коллеги работали вполне неплохо. И большую часть тех, кто шел на контакт с зарубежными «гостями», тут же брали на карандаш для последующей разработки. Но, к сожалению, всех отследить невозможно. Немчура ведь не только на аэродроме сидела — они и в город регулярно выбирались. Пивка попить, в киношку прошвырнуться, девицу какую-нибудь закадрить. Всяко бывало. А контингент здесь тоже был непростой. Впрочем, как и по всей стране. Время сложное: недавно гражданская война закончилась, голод, разруха, бандиты, уголовники всех мастей. Массу народа эта лихая волна сорвала со своих мест и разбросала от Владивостока до Киева. У многих биография с пятнами, документы подозрительные. Поди, проверь всяк и каждого! Старались, конечно, но мы ведь не всемогущи. Основную массу прошерстили, наиболее подозрительных выявили. Но, как оказалось, корешочки все же остались. Немного, но они есть. И сейчас эта погань зашевелилась, голову подняла. Хозяева, видать, приказ отдали.

— А я опять в роли живца оказался, — криво улыбнулся Дивин. — Товарищ майор, не слишком ли жирно? Ну кто поверит, что обычный фронтовой летчик допущен к стратегическим секретам? Что такого важного я могу знать?

— Ну, это если заранее про тебя слухи не распустить, — хладнокровно заметил Карпухин. — Про твое знакомство с Верховным, его сыном, выполнение особых заданий Ставки и прочие подобные вещи. Здесь шепнул, тут обмолвился, там многозначительно поулыбался — и готово. Тем более, что фрицы на тебя и так уже давно зуб точат. Помнишь ведь, как за тобой специальную группу диверсантов на фронте прислали?

— Забудешь такое, — поежился экспат.

— Ну вот, поэтому «дезу» они проглотили не жуя. Нет, точно тебе говорю: поверили, зашевелились, зашевелились гады, как только стало известно, что здесь у нас особая авиагруппа будет боевое слаживание проводить. Мы не так давно засекли работу неизвестного передатчика в окрестностях города. Накрыть гадов, правда, не сумели. Но наши шифровальщики недаром свой хлеб жуют — сумели частично раскрыть текст отправленных фрицам радиограмм.

— И что там? — жадно спросил Григорий.

— Неважно, — насупился вредный «контрик». — Главное, что немцы поверили в ту легенду, что мы им подсунули. И захотели тебя проверить. А Круминя — это одно из звеньев этой шпионской цепочки.

— А инцидент возле театра?

— Сам-то как думаешь? — Карпухин откинулся на стуле и с легким прищуром уставился на экспата.

— Что тут думать? Я перед тем, как вся заваруха со шпаной началась, видел в отдалении машину, — медленно сказал Дивин. — Она в темноте стояла, без света, но, вы ведь помните — я иногда могу такое рассмотреть.

— Ну-ну? — подался вперед Дмитрий Вячеславович. — Рассказывай, Кощей, не тяни кота за одно место.

— В машине той Зента была. Причем не одна, а в компании Мочалина. Я еще тогда поразился — она ведь на спектакле с Кармановым сидела. А тут вдруг с начальником связи в салоне оказалась. Решил, было, что они полковника ждут, что задерживается он просто в театре. А потом как-то это все из головы вылетело.

— Дать бы тебе, как следует, по твоей бестолковке! — ругнулся беззлобно Карпухин, напряженно обдумывая слова летчика. — Утаил такую ценную информацию!

— Говорю же, забыл.

— «Забыл», — передразнил его контрразведчик. — Башка дырявая. Ладно, с этим я разберусь. Но ты уж, пожалуйста, больше ничего старайся не забывать. Надеюсь, ты голову после ночки с нашей знойной красавицей не потерял?

— Да хватит уже, — Григорий слегка покраснел. — У меня к ней теперь совсем иное отношение. Когда только познакомился, то да, не стану врать, кое-какие романтические мыслишки в голове проскальзывали. Было! Но потом, когда стал анализировать ее поведение, слова, поступки, то быстро понял, что она играет. Причем, не совсем умело. Вы понимаете, у нас — штурмовиков — наблюдательность и постоянная бдительность являются неотъемлемыми чертами летной работы. Иначе долго не проживешь. Вот поневоле и стараешься обращать внимание даже на самые мелкие детали всего того, что происходит вокруг тебя.

— Ага, вы те еще параноики, — одобрительно улыбнулся Дмитрий Вячеславович. — Почти, как в нашей организации.

— Точно. Так вот, Зента переигрывала. Видимо, привыкла ко всеобщему обожанию и тому эффекту, что производила, вот и решила, что я такой же, как все, — экспат умолчал, что у него, ко всему прочему, за плечами имелась ведь еще и подготовка в имперской Академии. И кое-какие довольно специфические знания, полученные там, резко отличали его от здешних офицеров. Равно как и умения мантиса, что прятался внутри. Но контрразведчик, разумеется, ничего подобного не знал и лишь понимающе улыбнулся той версии, что скормил ему летчик.

— Молодец! Девочка и впрямь переборщила. Совсем чуть-чуть, но нам и этого оказалось вполне достаточно. Ты, главное, не дай ей повода усомниться, что втюрился в нее по уши и готов носить на руках. Ей такое поведение кавалеров привычно.

— Противно! — помрачнел Дивин. — Верите, я с ней в постель когда ложился, то словно в лужу с помоями окунулся. Утром даже в душе тер себя мочалкой что есть мочи. Все время казалось, что эта грязь ко мне намертво прилипла.

— Терпи! — безапелляционно потребовал «контрик». — Сцепи зубы и терпи! Придет время, тогда все сделаем, как надо. А пока следует улыбаться, говорить комплименты и, что уж теперь, кувыркаться с нею в койке. Думаю, что пока тебя считают не очень опасным. Ну-ну, не хмурься, подобное мнение сейчас сродни награде. Значит, все делаешь правильно. Будет гораздо хуже, если вдруг тебя заподозрят. Вспомни, что случилось с Рыжковым. Эти ребята кровь прольют, не задумываясь. Шарахнут из-за угла кирпичом по кумполу, как Прорву, и привет!

А ведь ты тоже сейчас переигрываешь, подумал вдруг экспат. Карпухин, войдя в раж, самозабвенно вещал, раздавая все новые и новые «ценные указания», а Григорий, послушно кивая в ответ, с кристальной четкостью видел — врет! Не во всем, но врет. Как принято здесь говорить, вешает ему лапшу на уши. Весь разговор, что состоялся с контрразведчиком, был туфтой. Ну ладно, почти весь! Кое-что правдивое, разумеется, в нем проскочило. И теперь следовало хорошенько проанализировать услышанное, попытаться понять те потаенные мотивы, которыми руководствовался Дмитрий Вячеславович, подписывая летчика на эту непонятную, сомнительную авантюру. А потом принять непростое решение. И почему-то экспат все больше склонялся к тому, чтобы, не мудрствуя лукаво, рубануть со всей силы наотмашь по этому мудреному узлу, что завязался вокруг него. И взмыть, наконец, в небо, чтобы громить дальше фрицев. Там все просто и понятно: вот ты, а вон — враг. И его нужно уничтожить.

— Уразумел? — выдохся, наконец, контрразведчик.

— Да, вроде бы все понятно.

— Отлично. Тогда свободен. Да, если Круминя поинтересуется, зачем ты ко мне приходил…

— Я скажу, что проводили очередной допрос из-за случившегося возле театра, — покорно сказал экспат.

— Вот-вот. Заодно посмотришь на ее реакцию и послушаешь вопросы, что она станет задавать. Наверняка ведь захочет узнать, что мы нарыли на этих пацанов.

— То есть, они с немецкой разведкой связаны?

— Да ну, — презрительно пожал губы Карпухин. — Куда им. Разыграли дурачков в темную. Тот крендель, что к вам с Рыжковым в театре подошел, он среди местной гопоты невеликий, но все же авторитет. Ему сунули сотню-другую, показали вас издали, он и рад стараться. А остальные так…шелупонь.

И снова врешь, автоматически отметил про себя экспат. Эх, Дмитрий Вячеславович, зря ты так со мной. Очень зря! Что ж, выходит, ты сам напросился. Не взыщи теперь!