Штурмовик из будущего-4

Глава 21

— Значит, вы утверждаете, что сбили, как минимум, восемь немецких самолетов, — капитан Тоносян в последний раз провел лезвием перочинного ножика по карандашу, который он принялся старательно затачивать, едва только Григорий уселся на табурет перед его столом. Разведчик полюбовался на свою работу, провел на листе бумаги короткую черту и удовлетворенно прицокнул языком. — А еще два или три, якобы, подбили. Все верно?

— Совершенно верно, — спокойно произнес экспат. — Вторую неделю по кругу бродим, как дрессированный ослик в цирке. В Куйбышеве видел однажды такого. Очень похоже.

— Ага, — вздохнул Тоносян. Отложил карандаш, поднял голову и впервые за весь разговор посмотрел в лицо Дивину. — Получается, товарищ майор, что вы, походя, переплюнули достижение лейтенанта Иванова. Это, если не в курсе, истребитель-ас из 101-го гвардейского полка. Он в феврале за четыре вылета на своей «кобре» нащелкал семерых фрицев. Читали, поди, в газетах?

— Да, помню, было такое, — согласно кивнул Григорий. И, не удержавшись, добавил с плохо скрываемым сарказмом. — Если мне память не изменяет, он при этом еще и умудрился израсходовать всего лишь около восьмидесяти патронов и снарядов. То есть, десяток на каждого сбитого. Потрясающий результат. Восхищен. Снимаю шляпу.

— Иронизируете? — вопросительно изогнул густую черную бровь разведчик. — Напрасно. Все победы лейтенанта Иванова подтверждены наземной станцией наведения. В отличие от ваших.

— А, вон в чем дело, — поскучнел экспат. — Так бы сразу и сказали. Видишь ли в чем дело, капитан — ничего, если я на «ты» буду?

— Пожалуйста.

— Отлично. Так вот, я подобное уже сто раз слышал. На той же Украине, когда так же, как и здесь, вылетал на «свободную охоту» и бил по ночам транспортники и «сто десятые». Даже не скажу тебе точно, сколько именно тогда гансов ссадил — мне их все равно не засчитали. К чему я это все? Не переживай, скандалить и качать права не собираюсь. Можешь не фиксировать мои слова в боевом донесении.

— Гордый, значит? — ухмыльнулся Тоносян. Потом вдруг встал, прошел к большому, в половину роста человека, сейфу, стоявшему в углу, открыл его, погремев ключами и ругаясь вполголоса на какого-то Мусаллямова, что вторую неделю не может отрегулировать замки, а потом вернулся к столу. Но не с пустыми руками: принес бутылку с простой бумажной этикеткой, на которой были намалеваны синим химическим карандашом странные закорючки, два граненых стакана и тарелку с нехитрой закуской. А еще полплитки пайкового летчицкого шоколада в разноцветной обертке.

Григорий с нарастающим удивлением наблюдал за ним.

— Извини, майор, ничего существенного под рукой нет, а посылать на кухню бойца лень, — смущенно улыбнулся разведчик. Открыл бутылку и плеснул в стаканы на два пальца темно-коричневую жидкость. По комнате тотчас поплыл приятный аромат, в котором сквозили незнакомые экспату нотки. — Коньяк. Настоящий, армянский. В магазине такого не купишь — из дома несколько бутылок с оказией передали. Отец сам делает. Велел открыть по значительному поводу. Держи, — он протянул стакан Дивину.

— И что за повод у нас такой нынче, что ты решил отцовский подарок освоить? — с подозрением осведомился экспат. Поднес стакан к лицу, принюхался и одобрительно кивнул. — Знатная, похоже, штука.

— Повод? Скажу по секрету: наш полк представлен к званию «гвардейский»!

— О, как. Поздравляю, — Григорий не торопился пить. Загадка требовала своего разрешения. — Ну а я-то с какого боку-припеку здесь? Закончится командировка и уеду.

— Не угадал, Кощей, — Тоносян покачал головой. — Пришел приказ: ты назначен на должность помощника командира полка по летной работе и воздушному бою. Так что, ты теперь официально служишь у нас. А, значит, тоже скоро станешь гвардейцем. Давай! — он легонько чокнулся с опешившим летчиком и неторопливо, с видимым удовольствием, сделал небольшой глоток из своего стакана. — Բան![1]

— Чего⁈

— Отличный коньяк, говорю. Почему не пробуешь? Давай, за товарища Сталина и победу!

— С мыслями собираюсь, — угрюмо процедил Дивин и, следуя примеру разведчика, тоже немного отпил. Не тот был тост, чтобы демонстративно отказаться, подловил его хитрющий армянин. Внутри обдало жаром, в голове почти мгновенно легонько зашумело. Но приятно. — Крепкая «водица», — осипшим голосом произнес летчик, смахивая тыльной стороной ладони выступившие слезы. — С ног, небось, валит запросто.

— Если перебрать, то — да, — довольно ухмыльнулся капитан, протягивая ему небрежно отломанный кусочек шоколада. — Закуси. Во, так-то лучше. Я тебе, Кощей, хочу одну вещь объяснить, — задушевным тоном произнес он. — Ты совсем напрасно видишь во мне…ну, врага — это, наверное, слишком громко сказано, но и не друга. Так?

— Ну-ну, — подбодрил его экспат, мельком подумав про себя, что с людьми подобной профессии, как у Тоносяна, доверчивость может слишком быстро обернуться «уютной» камерой. Проходили уже — до сих пор к непогоде раненая в штурмбате нога ноет.

— Мы проверили твои слова. Запросили партизан, подпольщиков — до кого смогли дотянуться, разумеется, и три дня назад получили ответ. Про восемь «хейнкелей» и «готов» ты, конечно, слегка загнул. Так что, убавим маленько. Но шесть гадов приземлил железно. И еще трое гансов еле-еле доковыляли до своих аэродромов. Один из них скапотировал при посадке и сгорел. Так что можешь смело идти к начфину за премией. Заслужил.

— Что ж, и на том спасибо, — сухо сказал Григорий. — Порадую заодно Савелия, пусть звездочки возле кабины намалюет.

— Обижаешься? — прищурился разведчик. — Думаешь, небось, чего тогда я тебе голову морочил все это время. Так?

— А если и так? — с вызовом глянул на него экспат. — Что, под арест отправишь?

— Да пойми, чудак-человек, — с жаром сказал Тоносян. — На кону стояло слишком много. Вершинин хотел быть уверен на сто процентов, что его донесение в Москву не окажется враньем. Там, — он ткнул пальцем в потолок, — сейчас нешуточная рубка намечается. После замены Петрова на Еременко полетело много голов. И никто не хочет оказаться следующим в этом печальном списке. Верховный, говорят, нынче сильно не в духе.

— Устал я что-то, — зевнул Дивин. Разговор ему наскучил. Сколько можно слушать про очередные подковерные игры командования? — Если не возражаешь, пойду. Надо отдохнуть немного, потом с Шепорцовым переговорить — обсудить мои обязанности на новой должности. И вообще, — он неопределенно покрутил ладонью.

— Не торопись, Григорий Иванович, — разведчик сел на свое место и указал летчику на табурет. — У нас с тобой еще есть несколько важных вопросов, которые требуется обсудить.

Экспат нехотя опустился на жесткое шершавое сиденье. Сделал еще глоток коньяка. Крякнул, поставил недопитый стакан на стол и потянулся за папиросами.

— А как хорошо день начинался, — с тоской протянул он. — Младлей Ченуша — пацан из третьей эскадрильи, прибыл с последним пополнением, — сегодня первый раз сел нормально. Без «козла». Механики из ПАРМа аж перекрестились. Говорят, не придется снова стойки ремонтировать.

— Да хрен с ним, с Ченушей этим, — досадливо отмахнулся Тоносян. — У нас с тобой дела посерьезнее намечаются. Про немецкую РЛС знаешь?

— В курсе, — медленно кивнул Дивин. Вечер переставал быть томным. — Она почти весь Керченский полуостров контролирует.

— Верно. Так вот, во-первых, решено покончить, наконец, с ней. Ты мужик неглупый, ходить вокруг да около не стану. В грядущем наступлении нам эта станция словно кость в горле!

— Однако! — присвистнул летчик. И, не удержавшись, витиевато выругался. — Там, если мне память не изменяет, несколько зенитных батарей со всех сторон понатыкано, и постоянно в воздухе истребители прикрытия барражируют. А еще замаскировано все по высшему разряду. С ложными позициями и прочими сюрпризами. Поди, найди ее. Сшибут еще на подходе.

— Что, и лучший штурмовик советских ВВС не справится с этой задачей? — с тонкой улыбкой поинтересовался разведчик. Вкрадчиво добавил. — Сколько у тебя боевых вылетов, Григорий Иванович?

— Триста восемь.

— О! — с преувеличенным восхищением выдохнул капитан. Хорошо еще, что глаза не закатил, иначе форменная оперетка получилась бы. — Покажи мне еще кого-нибудь с подобной статистикой.

— Да легко, — невесело засмеялся экспат. И предложил.– Пойдем к девчонкам из ночного бомбардировочного — у них там некоторые уже и полтысячи давным-давно разменяли.

— Ну, ты сравнил! «Кукурузник» и «ильюха» с «бостоном». Нет, я знаю, что они дерутся геройски, не хмурься, но это ведь совсем другое дело.

— Ты меня на «слабо» хочешь взять? — спросил напрямик Григорий. — Не старайся, я уже мальчик взрослый. На такую дешевую подачу не ведусь.

— Хорошо, — неожиданно покладисто отозвался разведчик. — Не буду. Скажу все, как есть. Наверху очень внимательно изучили твой недавний удар по фашистскому штабу. Впечатление ты, конечно, произвел сильное. Не каждый сумеет спланировать с двумя тоннами бомб точнехонько к цели. Сможешь повторить со станцией? Тем более, что бомбовая нагрузка для нее потребуется гораздо меньше.

— А координаты? Не будет точных координат — высыплю все в «молоко».

— Раз уж по РЛС мы договорились, то плавно переходим ко второму вопросу, — осклабился Тоносян, демонстративно проигнорировав опасения экспата. — Скажи, ты можешь в одиночку слетать ночью кое-куда? Без штурмана и стрелка.

Раньше в этом здании был небольшой сельский клуб. Потом пришли немцы и сделали из него солдатскую казарму. Засрали, конечно, белокурые бестии все преизрядно. И бойцам БАО после освобождения этой местности, пришлось здорово потрудиться, чтобы привести помещение в божеский вид. Надо было все отмыть, очистить, выгородить отдельные комнаты, обставить их немудрящей мебелью. Так, чтобы летчикам было где разместиться и отдохнуть после тяжелых полетов, без боязни подхватить какую-нибудь болячку, оставшуюся в наследство от «гордых арийских воинов». Клопы, правда, все равно время от времени пробовали на вкус новых обитателей дома. И чихать хотели на американский вонючий порошок, который комендант в очередной раз щедро рассыпал по всем углам, матеря проклятущих кровососов и обещая, в сердцах, сжечь все и вся к бисовой матери.

Дивин устало прошел до своей импровизированной комнаты, которую с недавнего времени делил с Мессингом. Открыл тихо скрипнувшую дверь и невольно замер на пороге при виде открывшейся ему картины. Гипнотизер стоял у окна и курил, выпуская дым в приоткрытую форточку. В руках он держал банку из-под тушенки, служившую пепельницей. Артист что-то негромко рассказывал Ангелине, которая сидела на стуле возле кровати экспата, сложив руки на коленях, точно примерная школьница-отличница. Шварц, как обычно, нахально развалился поверх подушки, и мирно дрых. Ну, или делал вид, что спит.

Идиллия. Почти.

— Ой, Гриша! — девушка первой заметила летчика и радостно улыбнулась. — А мы тебя ждем с Вольфом Григорьевичем, — она поднялась и порывисто шагнула навстречу Дивину. — Знаешь, он мне так интересно рассказывал о своей жизни в Польше до войны…Что-то случилось? — Ангелина остановилась и с тревогой посмотрела на экспата. — На тебе лица нет, — Шварц приоткрыл один глаз, смерил хозяина оценивающим взглядом, глухо мявкнул и вновь приладился спать.

— Ерунда, — с трудом выдавил из себя Григорий, входя внутрь. Аккуратно прикрыл за собой дверь, расстегнул молнию куртки, снял ее и повесил на вбитый в стену гвоздь. Поверх пристроил фуражку. — С офицером из разведотдела посидели немного в штабе. Даже выпили по чуть-чуть. Ему отец потрясающий коньяк из дома прислал. Божественный напиток. Нектар. Да что там, амброзия!

— Ничего себе, — тихо засмеялась Гришина. Но в глазах ее по-прежнему плескалась тревога. — Повезло. А что за повод?

— Говорят, скоро мы тоже станем гвардейцами, — рассеянно ответил экспат. Он сел возле небольшого стола в центре комнаты и устало потер лоб.

— Ух ты, поздравляю!

— Да ладно, чего уж, — отмахнулся Дивин. — А ты как здесь? Неужто Бершанская разрешила? Раньше, вроде, шипела похлеще Шварца, если кто-то из вас хоть на метр к нашему общежитию приближался.

— Так это когда было-то? Евдокия Давыдовна лично разрешила, — гвардии лейтенант слегка покраснела. — Говорит, заслужил. Мол, не болтун, а настоящий боец. К слову, и все девочки тебе очень благодарны.

— За что? — искренне удивился Григорий.

— Мы уже несколько ночей летаем спокойно, — объяснила Ангелина. — Ни одного «шмитта-охотника» не видно. Говорят, ты всех посбивал.

— Врут, — открестился экспат, недовольно поморщившись. — Не расслабляйтесь, красавицы. Фрицы просто взяли небольшую передышку. Оценят масштаб потерь, придумают какую-нибудь гадость, на которую они большие мастера, и снова начнут вас ловить.

— Да? Жалко, — вздохнула летчица. Кинула быстрый взгляд на Мессинга и негромко предложила. — Может быть, пойдем погуляем? На моем «старшине» мотор меняют, я пока на земле кукую.

— Прости, солнце, — покаянно улыбнулся Дивин. — Сегодня никак не получится. Мне тут одну задачку подкинули, боюсь, что придется до утра кумекать. Так что давай я тебя провожу до твоей хаты.

— Спасибо, обойдусь! — обиженно фыркнула Гришина. Вихрем пронеслась по комнате, сдернула свою шинель с вешалки и громко хлопнула дверью. Экспат и глазом не успел моргнуть, а каблуки сапог девушки уже дробью простучали в коридоре.

— Зря обидели девочку, — мягко сказал Мессинг. — Она к вам со всей душой, а вы: «Провожу до хаты!»

— Так это по вашей вине, — усмехнулся Григорий и неприязненно посмотрел на артиста.

— По моей⁈

— Ага. Ну, не делайте такие круглые глаза. Скажите, Вольф Григорьевич, история про покупку для меня «Ильюшина»…чья была идея сочинить эту сказку? Я долго размышлял. И после всех этих размышлений у меня в башке вертятся две фамилии: Карпухин и Борискин.

— Да, вы очень громко думаете, — согласился Мессинг.

— Опять лезете мне в голову? — возмутился экспат. — Мы ведь договаривались, что ничего подобного не будет. Хватило, знаете ли, клички собаки тогда, на летном поле.

Гипнотизер стеснительно улыбнулся.

— Простите, я не нарочно. А, что касается вашего вопроса…да, все верно. Нет никакого Ил-2. Правда, не подумайте, что я записной враль — есть Як-7. Вот его построили по моему заказу на авиазаводе в Новосибирске. И передали геройскому летчику-истребителю Константину Ковалеву. Он теперь на нем успешно воюет где-то под Ленинградом.

— И на том спасибо, — скрипнул зубами Дивин. — Концерты ваши здесь, на фронте, тоже фикция?

— Не совсем. Просто они оказались очень удобной ширмой. Все видят, что я мотаюсь по гастролям, но не могут сказать точно, где именно нахожусь, с кем встречаюсь. Нет-нет, не нужно задавать следующий вопрос! Я все равно не отвечу. Не имею права. Вы человек военный, Григорий Иванович, должны меня понять.

— Черт с вами, — буркнул экспат. — Это и правда меня не касается. Дела ведомства, в котором служат упомянутые товарищи, лучше не ворошить. Целее будешь. Поэтому придержу мысли при себе. Но есть еще кое-что. Капитан Тоносян мне недавно сказал, что ваше пребывание здесь подходит к концу. Это так?

— Да. Я очень скоро уеду, — подтвердил Вольф Григорьевич. — Но перед отъездом хочу закрыть для себя один очень важный вопрос.

— Какой же?

— Пока не время его задавать.

— Опять эти ваши сверхъестественные штучки, — нервно дернул щекой Григорий. — Да и плевать. Развлекайтесь. А мне на самом деле нужно поработать, — экспат достал из планшета карту, шуганул оборзевшего кота и расстелил ее поверх колючего суконного одеяла. Недовольный Шварц тяжело спрыгнул на пол, потянулся и лениво принялся драть внушительными когтями ножку стула. — Вот я тебе! — прикрикнул на него Дивин. — Иди на улицу.

— Я, пожалуй, чайник поставлю, — сказал Мессинг и тихонько выскользнул из комнаты. Кот черной молнией просвистел вслед за ним. Понял, видать, что хозяин нынче не в настроении. А, значит, лучше переждать грозу на расстоянии.

Экспат проводил его задумчивым взглядом и взялся за карандаш. Предстояло разработать план будущего полета, которым его озадачил капитан-разведчик. И права на ошибку в этот раз не было. Предстояло обойти наблюдательные посты немцев, их прожекторные и зенитные засады, ускользнуть от бдительного ока РЛС и доставить в нужную точку ценного пассажира. Или пассажирку — в такие детали летчика никто посвящать не спешил. Обозначили, куда и когда надо добраться, и амба. Главное, провернуть все нужно было так, чтобы и фрицы ничего не заподозрили. Та еще проблема, если честно.

— От радара можно скрыться, если идти на бреющем, — размышлял Григорий, вполголоса приговаривая себе под нос. — Опуститься как можно ниже, прижаться к воде. Глядишь, не заметит. Вряд ли гансы притащили сюда гигантский «Вюрцбург», что стоит на вооружении ПВО Германии. Для него понадобилась бы железнодорожная платформа. Не, чересчур хлопотно. Да и обстановка на фронте не располагает к подобной авантюре. Скорее, в наличии у крымской группировки его младший собрат «Вюрцбург D» на грузовом прицепе. На самом деле, тоже не подарок. Что можно ему противопоставить? Улететь подальше в море, а потом зайти из тыла фрицев. При всей мобильности, круговой обзор он, вроде бы, не ведет. Эх, подгадать бы под какой-нибудь транспортник для страховки! Пристроиться к нему и тихой сапой прошмыгнуть. Тоносяна что ли попытать — вдруг добудет график полетов по своим каналам? В конце концов, ему это нужно не меньше, чем мне.

— Григорий Иванович, оторвитесь ненадолго, — позвал Мессинг. Он разлил по алюминиевым кружкам свежезаваренный чай, выложил на расстеленную газету немного сахара, полбуханки хлеба и пачку трофейных немецких галет. — Час уже колдуете над бумагами. Если хотите, разузнаю насчет ужина? Сообразим что-нибудь посущественнее.

— Что? А, нет, спасибо, не надо, — рассеянно отозвался Дивин. — Я сыт. А вот чайку, пожалуй, выпью.

Экспат поднялся с кровати. Сладко, с хрустом потянулся, покрутил шеей. Нанес пару быстрых энергичных хуков воображаемому противнику, разминаясь, и сел за стол. Аккуратно, чтобы не обжечься, взял парящую кружку.

— Морковный? — недовольно скривился он, потянув носом.

— Ну а где сейчас можно раздобыть настоящий китайский? — виновато пожал плечами Мессинг. — Знаете, мне как-то давно, еще перед войной, привезли в подарок пару мешочков. Вот это был чай! Кстати, хотел спросить, а у вас на завтрак что обычно пьют?

— У кого это — «у вас»? — не понял Григорий. — У летчиков? Так чай обычно и пьют. Или кофе. Про «ворошиловский завтрак» не слыхали разве?

— Да нет, я про ваш мир, — благостно улыбнулся артист. — Про ваш настоящий мир!

[1] Բան! (армян.) — Вещь!

Вольф Мессинг у самолета, построенного на собственные деньги