– И что это за предложение? – заинтересовался Шнырь.
– Так у нас же в области сеют коноплю, правильно?
– Наверно сеют, – согласился он, – из неё потом верёвки и канаты вьют. Только при чём тут наркота?
– Конопля, дорогой Шнырь, по-латински называется каннабис, она содержит психоактивные вещества, так называемые каннабиоиды, которые работают ничуть не хуже морфия с кокаином… слышал про такое?
– Не, первый раз слышу…
– Её в основном в Азии разводят и употребляют в таком смысле… не на канаты… а у нас почему-то почти что и нет… так вот, предложение у меня такое – ты с Ножиком обеспечиваешь меня коноплёй, как выбирать нужные растения и чего у них там собирать, я потом объясню, а я вырабатываю конечный продукт. Сбыт тоже на тебе. Доходы пополам.
– Надо подумать, – сказал Шнырь задумчиво, – дело для нас новое, с кондачка решить сложно… а какой твой интерес, я не понял?
– Там в этой конопле много ещё чего интересного содержится, так что я в обиде не останусь, – отвечал я, – ну ладно, заговорились мы что-то, а у меня ещё дел по горло, прощевай.
А в мастерской нашей меня ещё один сюрприз ждал – пришёл высокий строгий господин в шляпе, сразу же с порога представившийся Поповым Александром Степановичем.
– Мой бог, – воскликнул я, – неужели тот самый Попов?
Видно было, что ему польстила моя реакция.
– Наверно тот самый, а откуда вы обо мне слышали?
– Помилуйте, драгоценный Александр Степанович, да в России каждый прогрессивно мыслящий человек не может не знать изобретателя беспроводного радио. Позвольте поинтересоваться целью вашего посещения?
– Охотно расскажу ээээ Александр – прочитал в газете о ваших необычайных приключениях, а также о мастерской, расположенной буквально в двух шагах от места моей работы, и не смог не зайти и лично, так сказать, познакомиться.
– Так вы на городской электростанции, кажется, работаете?
– Да, директором. Но скорее всего на днях поменяю место службы – зовут в столицу.
– Ну что же, большому кораблю, как говорится, большое плавание… а если вам интересно, чем мы тут занимаемся, то пожалуйста – могу показать…
И я провёл его по цеху, коротенько рассказав о наших нынешних и будущих достижениях.
– Значит, это вот камера замеса теста, это пресс-формы, а это сушилки… а там в итоге всё будет автоматически упаковываться в бумажные коробки… но главное конечно не это, а ингридиенты и сырьё, от него результат будет зависеть больше, чем на три четверти… а вот здесь образцы готовой продукции, если пожелаете, можем продегустировать…
Попов пожелал – я тогда быстренько отдал три варианта наших макаронов в столовую с просьбой отварить, а мы тем временем вышли на улицу.
– Также хотелось бы лично осмотреть поле вашего, так сказать, боя с нечистой силой – всё-таки такое не каждый день у нас случается…
Ну удивил меня Степаныч, взрослый же и образованный человек, а туда же… но спорить не стал и провёл его по местам нашей, так сказать, боевой и трудовой славы.
– Все вещественные доказательства, к сожалению, полиция забрала, так что только на словах могу рассказать и показать…
– А это что такое? – спросил Попов, подняв из травы монетку.
– Значит, не всё полиция забрала, – ответил я, разглядев монету, это был александровский рубль, – с помощью вот этого нехитрого приспособления мне и удалось победить нечистую силу, она же серебра боится…
– Ясно, – отвечал Попов, – и ещё один вопросик имеется, про святого Серафима…
– Да он такой же святой, как я градоначальник – чернокнижником он оказался, так что пробу некуда ставить…
– Ну надо же, – вытер пот со лба Степаныч, – а когда я с ним беседовал, ничего подобного даже и заподозрить нельзя было.
– Вы с ним беседовали? – удивился я, – когда и о чём, если не секрет?
– Не секрет, месяц назад… он заходил ко мне на станцию и интересовался подробностями генерации электрической энергии…
Тут пришла пора мне удивляться – вот кто бы мог подумать, что этот старый хрен чего-то понимает в технике.
– А зачем ему это надо было, он не рассказал?
– Хотел провести свет в своё жилище… – отвечал Попов, – так, по крайней мере он выразился.
Ну дела, подумал я, чем дальше, тем всё чудеснее…
– Понятно… но Серафима тут не было, он по-моему раньше всех из этой шайки-лейки понял, что игра проиграна, и пропал с концами. А с Сулейкой и двумя его подручными всё закончено.
– Спасибо, – отвечал Попов, – я всё уяснил, что хотел, пойдёмте теперь дегустировать вашу продукцию.
Повар уже отварил все три наших опытных образца и выдал нам их в трёх жестяных мисочках каждому, естественно, где что, подписано не было – дегустировать, так уж по-взрослому.
– Вот, изволите видеть, Александр Степаныч, – начал я, – три разных варианта нашего, так сказать, опытного производства. Один из самой что ни на есть обычной пшеничной муки без добавок, второй из гречневой муки, третий в виде завитушек и с добавками, а какими, не скажу. Попробуйте, как оно на вкус незаинтересованному человеку со стороны будет?
Попов с интересом изучил содержимое всех мисок, потом взял вилку и начал с той, которая ближе к нему стояла.
– Могу про макароны небольшую лекцию прочесть, пока вы пробуете, – предложил я ему, закрутив здоровый шмат гречневых макарон на вилку.
– Сделайте одолжение, – любезно ответил мне Попов.
– Итак, слово макароны по первой версии происходит от греческого «макария», что значит еда из ячменной муки (святой Макарий, который у нас на Волге, это скорее всего тоже оттуда же), а по второй – от итальянского «макаре», мять-месить, значит. Лично мне вторая версия ближе, всё-таки это блюдо в основном в Италии едят, а не в Греции. Первые упоминания макарон восходят аж ко второму тысячелетию до нашей эры, в древнем Китае и в Египте при фараонах ели что-то очень похожее. А вот в письменных источниках макароны первый раз появились в Древнем Риме, был там такой кулинар Апикус, это уже наша эра, он и описал в своих книгах рецепты приготовления лазаньи… не совсем макароны, но похоже. В 10 веке в Италии появилось наставление о кулинарном искусстве, где подробно описано приготовление и применение макарон – там они называются «паста». Вариант макарон с начинкой, это хорошо всем известные пельмени, равиоли, хинкали, манты и так далее, используются в кухнях самых разных стран. Я вас не сильно утомил?
– Нет-нет, Александр, – живо отозвался Попов, к этому времени он уже съел первую миску и доедал вторую, – очень вкусно, а вы продолжайте.
– Продолжаю, – согласился я, – в Средней Азии макароны называются чузма, они входят в состав популярного блюда лагман. В Китае их готовят в основном из рисовой муки, пшеницы они мало выращивают. А вот в Японии основа макарон это бобовый крахмал, называются они там сайфун. Но лидер по производству и потреблению этого продукта, это конечно же Италия, там существуют сотни сортов и вариантов спагетти. Есть даже такая байка про композитора Россини…
– Это который «Севильского цирюльника» написал?
– Точно, он самый – так вот, этот Россини плакал в своей жизни только два раза, первый, когда услышал игру Паганини на одной струне, а второй, когда уронил на пол собственноручно приготовленную пасту…
А Попов тем временем прикончил и третью тарелку, вытер рот салфеткой и сказал, что готов высказать свой приговор.
– Дада, конечно, – быстро свернул свою лекцию я, – слушаю вас со всем вниманием.
– Продукт достойный, это сразу скажу, больше всего мне понравились гречневые макароны, вот эти, тёмного цвета, но если позволите, пара замечаний у меня также имеется…
– Говорите прямо и не стесняясь, Александр Степанович, я человек необидчивый и критику воспринимаю нормально.
– Так вот – цвет у вас гуляет, то совсем белые, то желтоватые, то коричневатые, а надо бы, чтобы всё равномерно было…
– Есть такое дело, – согласился я, – мы с этим недостатком боремся, но пока не победили. А ещё что скажете?
– Далее – эти вот последние… да в виде рожков, они конечно вкусные и всё такое, но слишком сильно разварились, смотреть на них неприятно.
– И это тоже знаем… мука для этого сорта у нас подгуляла.
– И наконец последнее – русскому народу всё же привычнее самая обычная лапша, её у нас каждая деревенская баба умеет делать. Так вот, чтобы продвинуть в массы такой новый вид лапши, придётся затратить немало сил и денег… как мне кажется… а то ведь неходовой товар получится.
– И это знаю, дорогой Александр Степанович, – с грустью отвечал ему я, – к сожалению революционные товары и услуги в России продвигаются с большими трудностями. Однако у нас в планах широкая рекламная кампания значится, будем внедрять в массы новый товар.
Попов поблагодарил повара, встал из-за стола, я за ним, и мы вышли на свежий воздух.
– А если в общем и целом, то мне очень нравится ваша коммуна – это… это как глоток свежего воздуха после сиденья целый день в душном кабинете. Как она у вас называется-то?
– Алексей Максимыч дал согласие на использование его имени, – ответил я, – так что теперь она у нас «Коммуна имени Горького» называется.
– Хорошее название, – одобрил Попов, – ну спасибо вам большое, Александр, за доставленное удовольствие, а я наверно уже пойду…
– Подождите, Александр Степаныч, – вспомнил вдруг я об одной детали, – вам знакома такая фамилия Маркони?
– Да, слышал конечно – итальянец, работает в моей области, радиоволнами занимается.
– Так вот, в любой отрасли, неважно, изготовление макарон ли это или передача информации без проводов, очень важны две вещи – приоритет и реклама. Спорить не будете?
– Пожалуй, что и нет. А к чему это вы сейчас?
– К тому, что этот самый итальянец Маркони вполне может отобрать у вас приоритет в изобретении радиосвязи, а помогут ему в этом яркие рекламные акции, кои он без устали проводит в разных странах.
– Да, я что-то слышал об этом – передача радиосигналов через Бристольский залив.
– Что залив, это слишком мелко, у него в планах, насколько я знаю, радиосвязь из Лондона в Нью-Йорк, и всё это будет произведено с максимальным оповещением масс и привлечением средств массовой информации. Так что мой вам скромный совет – попробуйте опередить господина Маркони… пусть это будет не трансатлантическая связь, а… ну я не знаю, транссибирская что ли, из Петербурга во Владивосток. Или сразу в Пекин. И чтобы это дело как можно шире освещалось в прессе. Год у вас, как мне представляется, есть.
– Вы меня прямо озадачили, молодой человек, – задумчиво ответил Попов, – хорошо, я обдумаю ваше предложение в ближайшем времени…
Он повернулся было уходить, но напоследок сказал ещё вот что:
– Буду рад видеть вас в числе моих помощников – переходите на городскую электростанцию, там есть вакантное место механика…
Тут уже я призадумался.
– Мне очень лестно ваше предложение, Александр Степаныч, но право, у меня ещё много незаконченных дел в своей коммуне… если нужна будет какая-то помощь, обращайтесь, помогу без вопросов, но вот так, чтобы с концами переходить… в любом случае было чрезвычайно интересно с вами пообщаться.
И Попов удалился по направлению к своей электростанции, а я сел было сочинять очередной блок макаронной линии, но сразу вспомнил, что надо бы организовать транспортировку дизелей с ярмарки. Решил попросить помощи у Фрола, он вроде бы мужик адекватный. Фрол выслушал мою просьбу, смощившись, но отказать не решился, как-никак гражданин в фаворе у биг-босса.
– Иди на конюшню… да, она в начале оврага, там найдёшь старшего конюха Аристарха, скажешь, что я распорядился выдать тебе телегу и двух лошадей. На два часа, не больше.
Рассыпался в благодарностях и побежал истребовать гужевой транспорт согласно распоряжению начальства. Аристарх был очень занят, очень бородат и очень зол, ладно, что не на меня. Для начала он вызверился в пространство в том смысле, что последних лошадей забирают, на чём работать-то? Но тут же сменил гнев на милость и лично запряг в телегу двух вороных коней… а может и кобыл, я в этом деле специалист никакой.
– Сам-то управлять умеешь? – спросил меня Аристарх.
Я робко сказал, что попробую, но он, видя мою робость, тут же прикрепил к телеге и кучера, мальца чуть постарше меня, назвавшегося Ванькой. Вместе и покатили через мостик на ярмарку. По дороге, хотя и недалеко было, но он, этот Ванёк, сумел достать меня расспросами про нашу коммуну, про Сулейку и про Максима Горького – тут, оказывается, все и всё про всех знают. И под конец попросился, чтоб и его тоже приняли.
– А чего ты умеешь делать? – спросил уже я его.
– С лошадьми вот умею обращаться.
– Это я уже понял, но может ещё чего-то? А то лошади у нас в коммуне не в приоритете.
Тот задумался и сказал, что стреляет хорошо, у них в деревне на Керженце все стреляли метко. И ещё знает, как зверей выслеживать и птицу бить.
– Я подумаю, – отвечал я, – может и сгодишься ты нам, завтра видно будет. А мы уже и приехали.
Ванька затормозил возле дизельного павильона, а на пороге там уже стоял разлюбезнейший Людвиг Карлович с широко расставленными руками, символизирующими его гостеприимство.
– Сейчас я позову пару грузчиков от соседей, – и он кивнул куда-то направо, – затащим моторы на вашу телегу.
Через полчаса мы уже громыхали обратно по мостику, я придерживал один из дизелей, погрузили его не очень ровно, как бы не свалился в речку родимый. Но всё обошлось – вызвал всех ребят из нашей мастерской, и мы впятером уже как-то с божьей помощью перегрузили моторы в пустой угол нашего цеха.
– Вместо паровых машин будут, – гордо сказал я, – когда всё было закончено. А это Ваня, с конюшни местной, просится к нам в бригаду.
Пацаны обступили Ваню и тоже начали его расспрашивать, что мол и как и почему. Когда они угомонились и Ваня слинял обратно на свою работу, спросил у общества – как мол, пойдёт такой новый работник или нет?
– Да сгодится наверно, – ответил за всех Лёха, – чем больше народу, тем лучше.
– И ещё двое беспризорников с ярмарки к нам с утра просились, – вспомнил я.
– Я видел, – признался Пашка, – как ты с ними базарил. Знаю обоих, нормальные пацаны, не подведут, если что.
--
Прошла неделя.
Матвей Емельяныч выдал своё начальственное добро на расширение нашей коммуны, так что нас теперь не четверо, а семеро – два беспризорника прибавились, Алтын с Гривенником, и конюх Ванька без прозвища. В семь пар рук макароно-агрегат гораздо быстрее начал строиться, так что сегодня мы проводим показательный замес и выдачу первых пудов (вот никак на метрическую систему никто переходить не хочет) готовой продукции. Трёх разных сортов. С цветом я вопрос решил, он теперь однородный… ну почти что однородный, не будем излишне придираться. Рекламная кампания стартует на следующей неделе, а продажи через две, так босс распорядился.
Алексей Максимыч заходил к нам, и даже не один раз – полюбовался на художественно выполненную вывеску, один из апостолов оказался у нас не лишённым зачатков художественного дарования, он и нарисовал. Макароны Горькому тоже понравились. И ещё он с собой фотографа привёл, тот отщёлкал целую пачку снимков, а на следующий день в «Нижегородском листке» появилась статья про нас, не на первой странице, конечно, на третьей, но немаленькая, на поллиста. Горький сказал, что вскорости отбывает в Петербург, дела издательства зовут, но он обязательно найдёт время продолжить наше знакомство.
Из двух привезённых дизелей один мы запустили. С горем пополам – там всё очень сыро и неотработано было. Да, работал он не на мазуте, а на чистой нефти, пришлось пару бочек прикупить на ярмарке. Изобретатель же и хозяин этих дизелей Тринклер Густав Васильевич так и не собрался к нам заехать – да и не сильно-то хотелось.
Тир с нашими арбалетами удвоил выручку за эту неделю, договорился с владельцем на треть от этого – не такие уж и большие деньги, но в хозяйстве не помешают. А со Шнырём у нас было аж четыре дополнительные встречи, где мы разграничили наши зоны влияния целиком и полностью, так что отсюда денежные потоки потекли на порядок большие, чем от всех остальных сфер нашей деятельности. С коноплёй пока затык случился, перенесли на весну это дело.
Дело о потусторонних силах заглохло само собой, смерть сына Башкирова же полиция повесила на какого-то левого босяка, чтобы не устраивать висяк. Газеты пошумели еще пару дней и тоже утихли. Старец Серафим сгинул с концами, говорили, что видели кого-то похожего в районе Саровского монастыря, но слухи не подтвердились. А второго блудного сына Матвей сослал на перевоспитание в глухие керженские поселения староверов, вроде бы на год.
Ну так вот – сегодня понедельник, а это значит, что ровно в полдень состоится презентация макаронного монстра… в смысле линии по производству макаронной продукции. С нашей стороны участвуют все семеро, с противоположной всё руководство империей Башкировых. А также пара репортёров из местных газет.
– Уважаемые дамы и господа! – так я начал презентацию, – вашему вниманию представляется механическое приспособление для производства макаронных изделий самого широкого профиля.
В руках у меня указка была, Лёха вчера выточил на токарном станке, так я этой указкой и начал тыкать в разные части нашего приспособления.
– Вот здесь чан для замеса теста, происходит всё это почти что без участия человека – сюда засыпается мука определённых сортов, в это отделение идут вкусовые добавки, сюда наливается вода, потом включается винт Архимеда и в течение примерно получаса происходит замешивание, показываю.
И я включил тумблер, управляющий этим блоком – всё прошло без накладок.
– Далее, по мере готовности теста, она начинает поступать в прессовый узел со сменным набором пресс-форм. Ну и выдавливается в виде уже готовых макаронин вот на эту подложку, отрезание на равные отрезки происходит этим вот ножом. В процессе выдавливания сразу обдувается горячим воздухом и подсушивается, но окончательная сушка производится всё же в отдельном отсеке и пока слабо автоматизирована, здесь всё вручную.
Далее под моим чутким руководством вся наша бригада нарезала и развесила километров… верст то есть… пять макаронин на специально подготовленные брусья.
– Завтра эти макароны будут готовы к употреблению, а пока желающие могут попробовать образцы нашей продукции в столовой.
– Какова же производительность вашей машины? – спросил один из репортёров.
– Примерно сто пудов в сутки… это в идеале, а так поменьше конечно.
– И вы уверены, что все эти пуды будут востребованы в нашем городе? – это уже второй репортёр подключился.
– Это мы скоро увидим, – скромно отвечал я, – продажи начинаются через неделю.
А далее всё общество переместилось в столовую, где началась дегустация.
Понравиться-то оно всё понравилось народу, все три сорта без исключения, но особых восторгов не вызвало. Преобладали разговоры, что обычная лапша проще, доступнее и наверняка дешевле выйдет. Башкиров выслушал все эти разговоры со стоическим равнодушием, а когда процедура приёма пищи завершилась и гости потянулись на выход, кивнул мне, дескать пошли поговорим. Говорили в его кабинете.
– То, что ты такую машину скрутил, это ты, конечно, молодец, – начал он свою речь, доставая табак из табакерки. – Но больших прибылей я в этом деле не вижу, слишком новый и неизвестный товар для масс получился…
– Так, Матвей Емельяныч, – зачастил я, – я когда ещё говорил, что нужна рекламная раскрутка, маркетинговое продвижение, акции разные там…
– Умных слов ты много знаешь, – строго ответил Матвей, – но толку с них пока что никакого.
– Дайте добро на рекламную кампанию, сразу увидите и толк, – угрюмо возразил я.
– Что тебе нужно для этой кампании? Деньги поди опять?
– Не нужно мне ваших денег, у меня и свои на это дело имеются, – дерзко возразил я, – а нужна только бумага с вашей подписью, что я назначаюсь вашим заместителем по рекламе и получаю право вести переговоры и заключать договора по этой теме.
Матвей посидел полминутки, переваривая услышанное, потом громко крикнул в приёмную секретарю:
– Напишешь ему, чего он там хочет, потом мне на подпись, – и продолжил мне, – сроку даю неделю, если товар продаваться не будет, выгоню в шею и тебя, и всю твою голоштанную команду. Понял?
– Да как же не понять, дорогой Матвей Емельяныч, – расплылся в улыбке я, – умеете вы объяснять просто и доходчиво.
Короче говоря, получил я искомую бумагу и даже печать у Фрола на неё сумел поставить, а потом вернулся в свой родной практически цех и призадумался – как же мне эту рекламную кампанию-то проводить? С чего начать, как углубить и чем финишировать? Телевидения же в этом времени пока что даже и изобретать не начали, радио вон, и то через десяток лет в лучшем случае появится, такое, чтобы по нему рекламу можно было крутить. Остаются газеты и наружка… а что газеты, их читает в основном образованная публика, а у простого народа, основной, так сказать, целевой аудитории наших макаронов, с грамотностью не очень, не увидят они газетной рекламы от слова «никогда»…
И тут у меня в голове неожиданно всплыло слово «синематограф» – его ж уже изобрели браться, как их там… Люмьеры. И кино уже крутят по всему миру, в том числе и на нашей родимой ярмарке, как уж оно там называется… «Прожектор из Парижа».
Вот в эту сторону и будем работать, дорогой Александр Потапыч, сказал я сам себе. Вспоминай теперь, как у нас в России сейчас не с прокатом, а с производством фильмов дела обстоят… Подумал и вспомнил, что только через пяток лет начнёт развиваться отечественный кинематограф-то… А кто у нас в городе всё и про всех знает? Конечно газетчики.
– Лёха, – крикнул я брату, – я по делам в город, а вы пока точите ещё по одной железяке, чтобы у нас запасной агрегат для макарон был.
Лёха конечно сделал попытку увязаться со мной, но не очень настойчивую, так что через четверть часа я уже входил в здание «Нижегородского листка».
– О, Александр, – это я сразу нарвался на Горького, он почему-то на входе стоял, раскуривая сигару, – как дела, что нового?
– Добрый день, Алексей Максимыч, – поздоровался я с ним, – дела идут и жизнь легка, но возникло одно непредвиденное затруднение, требующее консультации с уважаемыми людьми.
– На меня намекаешь? – спросил он, – ну давай, выкладывай своё затруднение.
– Как у нас в городе… да и вообще в стране обстоят дела с синематографом?
– Даааа, – протянул Горький, – широкий у тебя круг интересов, ничего не скажешь.
– Не жалуюсь, – скромно отвечал я.
– Ну так значит кинематограф… а пойдём прогуляемся на ярмарку, я тебе по дороге всё и обскажу, что знаю.
И мы спустились по Зеленскому съезду с Нижне-базарный ряд.
– Недавно я большую статью по этому поводу написал, так что ты обратился по адресу, – говорил он мне, не переставая курить свою сигару, – игрушка новая и довольно модная, залы для просмотра фильмов, как грибы растут по всей России. Один, кстати, на ярмарке есть, можем зайти.
– Обязательно зайдём, Алексей Максимыч, – ответил я, – но меня больше интересует не прокат, а съёмки фильмов – этим у нас кто-нибудь занимается? Или хотя бы планирует?
– С этим гораздо хуже… в основном привозные кинокартины крутят… хотя стой, слышал я такую фамилию Сашин, звать Володей… он артист московского театра.
– Неужели МХАТа? – спросил я.
– Нет, попроще – театра Корша кажется… так вот, это якобы наш первый российский режиссёр, он же и сценарист, он же и продюсер, он же и во всех ролях играет. Снимает что-то на закупленный в Америке киноаппарат, потом пристраивает ленты в кинотеатры, вот он-то наверно тебе и нужен… и ещё раз стой, я же его видел вот буквально вчера, он вообще-то нижегородец, в Москву недавно перебрался.
– Алексей Максимыч, а если вы меня ещё и познакомите с ним, благодарность моя не будет иметь никаких границ…
– Ладно, потом сочтёмся благодарностями, мы уже пришли.
Да, это был самый он, «Прожекторъ изъ Парижа», он же «Волшебный мiръ» (блин, как же меня бесит эта дореволюционная орфография), на Самокатной площади.
– А почему она собственно так называется, это площадь? – спросил я у Горького.
– Так вон же трактир стоит, «Самокатом» называется, – и он показал направо, – внутри он устроен в виде карусели, столы и стулья по кругу вращаются, очень популярное место у купечества. Да и просто карусели с другой стороны стоят, их тоже самокатами зовут.
– Понятно, – ответил я, – а вон кажется хозяин кинотеатра вышел.
– Точно, он самый, Болеслав Вацлавович… пойдём познакомлю.
– Поляк что ли?
– Кажется да, но давным-давно в Нижнем живёт… дзень добрий, пан Болеслав!
Болеслав, мужчина средних лет в красивом белом костюме с жилеткой, повернулся к нам, узнал Горького и расплылся в широкой улыбке. Далее они некоторое время вспоминали прошлую встречу в ресторане Шустова, а потом Горький вспомнил и обо мне.
– Вот, Болеслав, представляю тебе молодое дарование с мельницы Башкирова, звать Александром.
Тот прищурился и воскликнул:
– А не тот ли это самый Александр, который призрака недавно победил?
– Тот, не сомневайся.
– Почту за честь познакомится – Болеслав Вачовский, предприниматель, – и он кивнул головой мне. – Кино пришли посмотреть? Так заходите, билетов брать не надо.
– Спасибо, – ответил Горький, – кино мы в другой раз посмотрим, а вот у Александра к тебе есть дело по кинематографической части.
– Да что ты говоришь? – поразился Болеслав, – какая у нас шустрая молодёжь пошла.
– И не говори, – согласился с ним Максимыч, – ну я его оставляю тебе, поговорите, а у меня ещё одна встреча сегодня, так что откланиваюсь.
И он зашагал широкими шагами куда-то по направлению к Гордеевке, а Болеслав взял меня за локоть и предложил пройти в свой кабинет, я не отказался. Сначала он меня попросил поподробнее рассказать об исторической битве с Сулейкой, не отказал уважаемому человеку – расписал в красках, так что самому страшно стало. Ну а далее он предложил мне лимонаду, я не отказался, и мы перешли к содержательной, так сказать, части нашей беседы.
– Господин Вачовский (можно просто Болеслав), хорошо, Болеслав, у меня… у нас, группы единомышленников с предприятия господина Башкирова есть небольшая творческая задумка – снять первый российский фильм.
– Продолжайте, Александр, – благожелательно кивнул Болеслав.
– Но, к великому нашему сожалению, мы… то есть я ничего не знаем ни про технологию съёмок, ни про технические приспособления, применяемые при этом, да и вообще нам… то есть мне не помешал бы квалифицированный консультант по всем этим вопросам. Помощь, естественно, будет оплачена, – быстро добавил я.
– Очень любопытное желание, – сказал Болеслав, – у нас ведь тут, знаете ли, только прокатываются уже снятые фильмы, хотя…
– Что хотя? – подтолкнул его я.
– Знаю я одного человека, занимающегося именно тем, что вам надо… зовут его Владимиром, фамилию не знаю… он артист в театре, а на досуге снимает кино…
– Да, мне Алексей Максимыч уже говорил наверно как раз про него – фамилия Сашин, а служит он в театре Корша, верно?
– Точно не скажу, но вполне может быть. Он сейчас в Нижнем, не далее, как вчера я имел с ним приватную беседу, он предлагал для проката пару фильмов собственного производства…
– И как, договорились о чём-нибудь? – сделал я вид, что мне это страшно интересно.
– Нет, пока нет, будем продолжать переговоры… а остановился он на Рождественской улице в номерах Дулина, можете навестить и сослаться на меня…
– Прекрасно, – обрадовался я, – теперь я ваш должник, дорогой Болеслав, обращайтесь, если возникнет такая необходимость.
И на этом мы распрощались, а я побежал на Рождественскую в номера Дулина, знаю я где это, соседний дом с трактиром Рукомойникова… с бывшим трактиром Рукомойникова конечно, заодно посмотрю, к кому хозяйство перешло.
Хозяйство перешло к какому-то Ванюшкину, именно это имя значилось на трактирной вывеске. Надо будет зайти, посмотреть, подумал я, входя в номера. А нету Сашина, сразу огорошили меня там, с утра как ушёл по делам, так и не возвращался, может передать чего? Я попросил ручку и листочек бумаги и накорябал там с грехом пополам (сто лет не писал ничего ручкой) свою фамилию, адрес и просьбу навестить меня по вопросу киносъёмки…
А на обратном пути я заскочил в этот самый трактир, половой покосился на меня, но ничего не сказал и пропустил. Водку я конечно не стал там заказывать, взял чай с двумя бубликами, сел за столик. Через некоторое время ко мне ещё один мужичок подсел, он точно с водкой был. Выпил он стаканчик и завёл разговор ни о чём, ну а я поддержал, всё время пытаясь вырулить на интересующую меня тему. И вырулил таки – Ванюшкин этот оказался аж внучатым племянником покойного Рукомойникова, оказавшимся в нужное время в нужном месте. Других наследников у бывшего владельца не нашлось, сгодился и такой вот племянничек…
– Да вон он за стойку как раз встал, – показал мужичок мне в сторону винного прилавка, – зовут его Порфирий Степаныч.
Я встал, подошёл к нему, поздоровался и представился.
– Тот самый Потапов что ль? – тут же спросил хозяин.
– Ага, тот, – подтвердил я.
– Ну и чё надо?
– Сам не знаешь что ль? – сурово сдвинул брови я.
– Так приходил уже от тебя один, мы все вопросы с ним решили.
– Не знаю, я никого не посылал, теперь вопросы со мной решать будешь… короче так – здесь у тебя будет фирменная точка по нашим макаронам, рекламные плакаты завтра-послезавтра будут, а с тебя включение макаронов во все дежурные блюда.
Трактирщик тяжело вздохнул, потом ответил:
– Деньги-то больше этим ребятам не платить?
– Нет, освобождаешься с сегодняшнего дня.
– А если они придут, чё сказать-то им?
– Посылай ко мне, разберёмся.
И на этом я убыл в свою мастерскую… ничего там интересного не случилось, ребята уныло точили запчасти для линии, а Лёха сидел в углу, надувшийся, как мышь на крупу.
– Ты чего такой? – спросил я.
– А то ты сам не знаешь – ты-то интересными делами занимаешься, по всему городу бегаешь, а мы тут железки точим, как эти… как рабы на галерах.
– Да брось ты, – начал успокаивать его я, – скоро у нас у всех будет очень занимательное дело.
– Какое? – встрепенулся брат.
– Кино снимать будем, всех задействую, это я твёрдо обещаю.
– Ух ты, – восхитился брат, – это такое, как в иллюзионе на ярмарке кажут?
– Точно, практически такое же, только там же иностранное кино кажут, а у нас будет своё, российское.
– Расскажи поподробнее, – попросил Лёха.
Сел рядом с ним, нас окружили все остальные члены нашей коммуны, ну тут я и выдал свою концепцию мыльно-макаронной оперы.
– Это будет детективно-любовная драма с жуткими страстями-мордастями… главным героем сделаем Виктора, сына Башкирова, ну того, которого убили… он, значит, работает в поте лица (на нашей макаронной мельнице – панорама выползающего из пресса продукта крупно, висящие в сушке макароны тоже крупно), а по окончании работы идёт к подруге (подберём в «Весёлой козе» например), но его подкарауливает предыдущая его женщина и устраивает сцену ревности. Виктор посылает её, а она, обидевшись, идёт, допустим к чернокнижнику Серафиму (который тоже ест макароны), а тот вызывает из подземелья тёмные силы в лице Сулейки и его подруги Зульфии. Я понятно объясняю? – спросил я на всякий случай.
– Да всё путём, – дружно высказалось общество, – продолжай.
– А тут немного и осталось-то – тёмные силы подкарауливают Виктора на кривой дорожке и хотят его уконтрапупить, но на его защиту (дело происходит рядом с нашей фабрикой – панорама вывески «Мельницы Башкирова» крупно) выступают работники этой фабрики, случайно оказавшиеся рядом, ну это будут я и Лёха. Они и убивают Сулейку с Зульфиёй из арбалета серебряными стрелами. Виктор спасён, он одаривает спасителей по-королевски, его бывшая подруга, узнав, что её план рухнул, вешается на люстре, предварительно съев тарелку макарон. Старец Серафим бежит от возмездия, потрясая руками и посылая проклятия разрушившим его замыслы. Финальная сцена, мне думается, может быть такой – у Виктора с его нынешней подругой свадьба, все веселятся, пьют шампанское и едят макароны, потом камеру уползает в сторону и выхватывает злодейскую рожу Серафима с пачкой макарон под мышкой.
– Нормально, чё, – ответил за всех апостол Пашка, – у меня только два вопроса – почему везде макароны и где мы будем заняты, ты же только про себя и Лёху рассказал.
– Отвечаю по порядку, – сказал я, – в макаронах-то вся и суть, затеяно это дело исключительно с целью их рекламы. А вы будет в массовке заняты… ну когда они по ярмарке ходят, будете мелькать рядом, в цеху опять же именно вас и заснимут… крупно… о, а это кажется наш режиссёр пожаловал…
В цех тем временем вошёл низенький и толстенький господин в дурно сшитом костюме и шляпе набекрень. Он встал в дверях и откровенно начал озираться вокруг, не зная, к кому обратиться.