Венька, гнавший по трассе на приличной скорости, свернул вдруг в переулок, припарковал машину к тротуару и нырнул в массивную дверь, над которой лепилось пять табличек. Елдынбаев прочитал на одной из них, самой большой: «Аудит», на другой, поменьше: «Нотариус», на третьей: «Обмен жилья» и отвернулся, потеряв интерес.
Прошло пять, десять минут — Веньки всё не было. На пятнадцатой минуте мимо «Ауди», зыркнув на Елдынбаева, прошествовал развинченный молодой человек из этих, у которых рубаха торчит из-под джинсовой куртки и ботинки утюгами. Чуть погодя он вернулся с белобрысым парнюгой, одетым точно так же.
Они остановились, парнюга сказал:
— Эй, дядя, выйди-ка.
— Зачем? — спросил Елдынбаев.
— Выйди, говорю, — парень вынул из-под куртки пистолет.
— Ограбление, что ли? — забормотал Самат, выбираясь на тротуар. — Так надо предупреждать, что ограбление.
После чего, как бы оступившись, сделал шаг вперед, очутился рядом с парнюгой и ловко вывернул ему руку. Парнюга уткнулся лбом в собственные колени, а Самат, забрав пистолет из выкрученной руки, сказал:
— Грабить-то надо умеючи.
И тут же рявкнул: «Стоять!», — ибо развинченный резво помчался прочь по пустому переулку.
Куда там, тот припустил еще пуще.
— На машину позарились? — спросил Елдынбаев.
— Дядь, пусти, — пробасил парнюга, чувствуя, что этот недомерок невероятно силен.
— Что с тобой сделать? — скучным голосом сказал Елдынбаев. — Оторвать руку? Ахиллы перерезать, чтоб мог только ползать? Или башку прострелить? Мне ведь всё едино. Вот что: выпишу-ка я тебе пендаль.
И, выпустив руку, от души наподдал ногой по широкому тугому заду. Парнюга побежал на четвереньках этаким крабом.
Из дверей с конвертом в руке вышел Венька. Увидев «краба», заржал: этот Самат учудит, так учудит.
Парнюга, выровняв крен, с низкого старта рванул вперед. Он так топал, что ясно было — не бегун, хотя и очень старается.
— Страшный ты человек, Самат Бекенович, — сказал Венька, показав глазами на пистолет в руке Елдынбаева. — Этакого бугая скрутил, да еще пушку отобрал. Пойдешь со мной?
— Пойду, — ответил Елдынбаев, засовывая пистолет за пояс.
Ковбой да и только.
— Лучше спрячь, — посоветовал Венька. — У нас за ношение оружия могут привлечь. А насчет пойдешь — не пойдешь я пошутил.
— А я нет, — невозмутимо произнес Елдынбаев.
Они сели в машину, и тут Венька, как бы вспомнив, протянул Самату конверт.
— Если со мной что-то случится, вскроешь, — сказал он и врубил зажигание…
На перекреске в них чудом не врезался грузовик, на полной скорости выехавший на красный свет. Венька на своей «Ауди» успел проскочить, а вот ехавшему следом «Москвичу» досталось крепко. К счастью, обошлось без жертв. Водитель грузовика, трезвый, как стеклышко, ничего в своё оправдание сказать не мог. Что тут скажешь, если за 50 метров до перекрестка вдруг навалился сон? Как в черный омут кинуло.
Ничего этого умчавшийся от перекрестка Венька не знал, равно как не знал и того, что двух парней в переулке не так просто притянуло к его лимузину. Было внешнее мощное внушение угнать машину, поколесить по городу, кого-нибудь по возможности сбить, затем бросить авто на пустыре, подкинув в бардачок наркотики…
Дома Венька снял с антресолей новехонький английский чемодан, наполовину заполненный баксами, доложил туда из здоровенной спортивной сумки несколько увесистых свертков (в сумке аналогичных свертков осталось предостаточно) и отвез чемодан родителям, сказав, что это на черный день. Вернувшись, позвонил председателю Госдумы.
Есть факты — пальчики оближешь, сказал он. Правительству сразу можно уходить в отставку. Очень интересно, вяло ответил председатель. Следующее придет еще хуже. Так что за факты? Это не телефонный разговор, сказал Венька, хотелось бы выступить перед депутатами. Перед депутатами не получится, ответил председатель. Сами понимаете — регламент, пресса. Давайте в комитете по безопасности. Завтра, сказал Венька. Давайте завтра, согласился председатель. Приезжайте часика в два, вас встретят.
— Не Бог весть, но хоть что-то, — закончив разговор, сказал Венька Елдынбаеву. — Ну что, голова? Перекусим, да за статью?
— Давай, — отозвался Елдынбаев. Венькина активность ему весьма импонировала.
— В какую газету сунем? — спросил Венька, поставив на огонь приготовленный еще Леной борщ.
— Сунуть-то можно в любую, — ответил Елдынбаев. — Напечатают ли? Давай попробуем в «Дуэль», эти точно тиснут.
— Или в «МК».
— Эти тоже тиснут, но предварят какой-нибудь хохмочкой, так что народ может счесть за юмор.
— Что у нас еще в программе? — спросил Венька, нарезая хлеб. — Чеснок будешь?
— Команда нужна, — убежденно сказал Елдынбаев. — Чтоб везде кучей ходить. В каком-нибудь «Шпигеле» напечататься. Ну и так далее по ходу дела. А чеснок давай, чеснок я люблю…
Статья написалась на удивление легко. Разумеется, про потустороннее тут не было ни слова. В этом не было необходимости — изложенные факты о заработках, жилье, заморских счетах, вечернем времяпрепровождении высших чиновников сами по себе казались потусторонними. Про помойки, про это Эльдорадо для стариков, где можно было приодеться и разжиться просроченной колбасой, в статье также не было ни слова, хотя сравнение так и напрашивалось.
Про помойки, после которых тебя неделю преследует запах пропавшей капусты, гари и еще чего-то химического, острого, въевшегося до печенок, вспомнил Елдынбаев. Оказывается, он побывал на знаменитых подмосковных помойках, подпитываемых жирующей столицей. Как в Елисеевский магазин попал. Стариков здесь была пропасть, и все с каталками, с рюкзаками. Это были еще достаточно крепкие старики и старухи, способные набить свои мешки и допереть их до дома. Прочим старцам немощь позволяла лишь шарить по дворовым бакам.
Вот про эти баки и помойки тоже нелишне было бы вспомнить, но тогда статья получилась бы перегруженной. Кстати, посетители помоек с каждым месяцем всё более стремительно молодели, что вызывало нарекание старой гвардии. Молодым нужно пахать, зашибать трудовую копейку, а помойки — вотчина стариков, которые уже оттрубили свой срок, отдали дань Родине. Заслужили, так сказать, право на бесплатную помойку…
Максимчик с Куреповым уже имели встречу по поводу наглого выверта Рапохина-младшего. Приболевшего Президента решили об этой неприятности не оповещать, Президент был гарантом благополучия, гаранта следует беречь и лелеять. Судя по всему, Рапохин отбился от рук окончательно, а потому участь его была решена. Да тут еще Венькин звонок председателю Госдумы, о каковом звонке председатель незамедлительно уведомил Курепова. Ясно было — безнадежен и вследствие этого опасен.
Пристрелить Рапохина, как бешеную собаку, подослать ночью Дохлера-крысу, чтобы перегрыз ему, спящему, сонную артерию, или растерзать в каземате как-то рука не поднималась. Курепов помнил, что Венька не единожды спасал его от верной гибели. Другое дело несчастный случай, какая-нибудь автокатастрофа, наезд, кирпич сверху. Всё должно быть натурально и эффективно.
Тут еще вот какая закавыка. Веньку, оказывается, охранял некий ангел. Гыгу шуганул только так. Потом вроде как исчез, и Гыга провел пару операций, правда неудачных — то этот казах встрял, то сам Рапохин за рулем оказался верток. Исчез-то исчез, а где гарантия, что вновь не объявится? Поэтому Гыга осторожничал. Вариант с Дохлером или ему подобный вариант был палкой о двух концах — ангелы терпеть не могли мелкопакостной нечисти из потустороннего подвала. Так что действовать должны были представители человеческого племени.
Три внештатника должны были «доработать» Венькину «Ауди» таким образом, чтобы в нужный момент отказали тормоза. Дело было минутное, и они рискнули сделать это днем. На случай неудачи с машиной ребятишки из спецслужбы Резиденции, бывшие Венькины соратники, были расставлены по постам и имели единственной целью создать предпосылки для несчастного случая. Засвечиваться было рискованно — узнав, Венька мог запросто убить.
Игра эта была опасная и мало кому из спецназовцев понравилась. Такого клиента следовало «снимать» издалека снайперской винтовкой с оптическим прицелом, не приближаясь ближе, чем на 50 шагов. На более близком расстоянии роли менялись, уже не Венька, а ты становился мишенью. И тут не имело значения, что ты мог опередить и выстрелить первым. Попасть в этого дьявола было невозможно, он чувствовал до миллиметра траекторию пули. Зато следующий выстрел был за ним, а он никогда не промахивался.
Засевшего у себя дома Веньку нужно было вытащить на улицу, и Гыга, не мудрствуя лукаво, «обратился» к Елене Карповне. Ей ничего не понадобилось внушать, при одном только напоминании о Веньке она вспыхнула, как порох. Гыге потребовалось лишь облечь её пылкое чувство в надлежащее словесное обрамление. Как только нужные слова возникли в её хорошенькой головке, она позвонила Веньке.