Стая копошилась, трудилась над добычей, отрывая куски, чавкая, перемалывая мощными зубами косточки.
С ухом в руке из кучи-малы выбрался Кирилл, пьяно помотал головой, взглянул на то, что в руке, уронил на пол и, давясь, поплелся на выход. За ним, повизгивая, заспешило сморщенное существо.
Венька, окаменев, смотрел на всё это. В воздухе стоял непрерывный напряженный звон, подчеркивающий дикость происходящего. Наверное, это был звук, присущий извращенной ненормальности, избавиться от него было невозможно.
Насытившись, монстры по одному покидали стаю, разбредались по каземату. Куча-мала быстро таяла. Последним был шакал, который что-то там торопливо догрызал.
От бедняг пленных ничего не осталось. На полу валялись стулья, обрывки веревок, кровавые ошметки.
К Веньке вперевалку подошла раздувшаяся, как шар, крыса, посмотрела снизу вверх отсвечивающими красным глазками-пуговицами и вдруг выросла в Дохлера.
В тот же миг все прочие превратились в людей. Звон сошел на нет.
— Не обмочился, пупсик? — заботливо спросил Дохлер. — Привыкай.
И отошел к Хлебникову.
Министры переговаривались, пересмеивались, будто ничего особенного не произошло. Курепов, только что бывший волком, смотрел на Веньку и ухмылялся. Венька понял, что нужно срочно хряпнуть стакан, желательно водки, чтоб по мозгам ударило. А лучше два стакана.
Кирилла, кажется, не было, хотя нет, вот он, мокрый, дрожащий появился на пороге каземата. Сзади Лазарев. Стая есть стая, когда делается общее дело, никому не позволено отсутствовать.
Вот почему увечья, нанесенные Боцманом, зажили на них в считанные часы. Это были звери, нелюди.
Веньку затрясло. Угораздило же выбрать компанию. Не дай Бог что-то сделать не так. Этим убить, что барану чихнуть, и проблем с трупом никаких — просто сожрут и всё.
Из воздуха вышел Гыга, одетый в черную пару, с желтой медалькой на лацкане. Сейчас на вид ему было лет пятьдесят, он был хорошо выбрит, аккуратно причесан, торжественен.
Погрозив Веньке пальцем, не сметь, мол, тут у меня про Бога, он деловито произнес:
— Ну-ка, быстренько от этой стены, зашибет.
Министры шустро отошли.
— Господа, — провозгласил Гыга. — Его Сиятельство вами доволен. За выдающиеся заслуги каждый из вас будет иметь честь приложиться к стопе Его Сиятельства. Внимание, господа.
Каземат сотрясло, из стены выдвинулось гигантское, покрытое лаком копыто. Видна была лишь его часть, прочее осталось в другом измерении. Завоняло потными ногами, тут никакой лак не помогал.
— Живее, господа, живее, — заторопил Гыга. — Не все скопом, по одному.
Курепов первый чеканным шагом приблизился к копыту, взасос поцеловал его, громко сказал: «Благодарю за честь, Ваше Сиятельство».
Следом за ним к сиятельной стопе потянулись остальные.
Когда Венька, стараясь не дышать, коснулся губами шершавого копыта, его вдруг пронзил электрический разряд. От боли Венька вскрикнул. Гыга реготнул и объяснил: «Это чтоб лучше запомнил».
Кирилла, кстати, тоже шарахнуло током.
Потом, когда все отцеловались, копыто вдвинулось обратно в стену, а сверху ссыпалась пригоршня таких же, как у Гыги, медалек, судя по звуку жестяных.
— Знак отличия, господа, — объявил Гыга, подбирая с пола медальки. — Он же знак невозвращения и особой благодати. Вы уже не вернетесь в свой подвал, господа, в каждом новом воплощении вам суждено быть правителями.
Он разогнулся, весь красный от натуги, приказал сипло:
— Для награждения в колонну по одному становись…
Этой ночью Веньку мучили кошмары.
В самый разгар мучительного кровавого действа грянул будильник. Венька, потный, пьяный еще, с бешено колотящимся сердцем вывалился из сна.
Пора было вставать.
«Боже, когда же это кончится?» — подумал он, садясь на мокрой постели и нащупывая ногами тапки.
Перед глазами плыло, значит вчера он превзошел самого себя. Надо же так нахлестаться.
Вспомнилась вдруг раздувшаяся, как шар, крыса, она же Дохлер.
Венька застонал. Кошмар этот теперь будет длиться вечно — и во сне, и наяву. Бесконечный кровавый кошмар, от которого никакая водка не спасет.
Мотаясь от стены к стене, прошлепал на кухню, вытряхнул на ладонь пару спасительных пилюль… и остановился, прислушиваясь.
— …добровольная трансмутация, — торопясь, говорило загогуйловское ядро. — Организм перестраивается, ты превращаешься в животное, Вениамин. Таблетки сии медленно, но верно делают из тебя обезьяну. Выброси их, перемоги себя, перетерпи.
— Глупость какая, — пробормотал Венька, в душе которого было посеяно сомнение. — Не поеду же я пьяный на работу.
— Таблетки эти произведены в подземной лаборатории дядюшки Лю, — ответило на это ментоядро. — Знаешь такого?
— Нет.
— Люцифер, — объяснило ментоядро. — Враг рода человеческого.
— Врешь, — произнес Венька.
— Не забудь, что я тонкая материя, — сказало ментоядро. — Умею читать мысли и посещать астрал. Гыга, которого ты называешь Повелителем, всего лишь прихвостень при дядюшке Лю.
И добавило просительно:
— Умоляю, Веня, выброси таблетки. В них загробная эманация, обратная спираль, движение вспять.
— Чтоб тебя, — с чувством сказал Венька, бросая таблетки в унитаз.
Вода в унитазе зашипела, запузырилась и вроде как потемнела. Не веря себе, Венька включил свет — вода была черная, как деготь.
«Черт, — подумал Венька, смывая. — И эту гадость я глотал».
Однако же надо было что-то делать. Венька, заранее давясь, сунул два пальца в рот.
Потом он постоял под контрастным душем, терпя то кипяток, то ледяную воду.
Помогло, но этого было мало.
Он осушил стакан томатного сока, потом стакан огуречного рассола. Не успокоившись на этом, нацедил из банки с квашеной капустой полстакана ядреной мутной жидкости, не торопясь выкушал.
Тем временем согрелись голубцы, которые Венька обнаружил в холодильнике. Как они туда попали — одному Богу известно, но были они сочны и невероятно вкусны. Венька, который не думал одолеть и одного голубца, схряпал сразу три.
Выпил бокал абсолютно безвкусного кофе, и тут капустный сок властно запросился наружу. Венька еле успел на стульчак.
На работу он, разумеется, опоздал, но кто посмеет выговорить министру?
Вместо старой мымры на Ленином месте сидела миниатюрная блондиночка, молоденькая, с голубыми глазищами и с косой, как у Ани Курниковой. «Здрасьте, Вениамин Олегович», — тоненько сказала блондиночка.
Венька кивнул и, стараясь не дышать, прошмыгнул в кабинет. «Дирол», который он жевал, вряд ли нейтрализовывал тяжелый запах перегара.
Спустя пару минут тренькнул селектор, блондиночка доложила, что по городскому телефону звонит прежняя секретарша. Что ответить?
— Сам отвечу, — сказал Венька и поднял трубку. — Слушаю.