Шествие динозавров

Глава вторая

— …а теперь, Вячеслав Иванович, с вами все в порядке?

Я размыкаю слипшиеся, набрякшие веки. И тут же в панике жмурюсь. Нестерпимое свечение тараном бьет в мозг.

— Да, вполне… — бормочу потерянно. — Где я? Это что — больница?!

— Занятно, у всех без исключения первое впечатление об этих апартаментах совпадает. С точностью до интонации. Не беспокойтесь, телесное здоровье у вас приличное. Единственный серьезный изъян — зубы. Врача давненько не посещали?

— Лет эдак… сейчас вспомню… зачем вам?

— В семьдесят пятом, Вячеслав Иваныч. То бишь без малого двадцать годиков тому назад. По вашему личному времени, разумеется. Вы только что спихнули очередной зачет и по обыкновению своему отметили это событие выходом на пляж. В одиночестве — девочки вас в ту пору практически не занимали. Затянувшийся инфантилизм личности ввиду искаженной сексуальной ориентации… К вам присоединился знакомый, тоже студент, но курсом младше, которого вы не сильно привечали, но уже тогда вы были человек предельно тактичный и сдержанный. Говорить было особенно не о чем. И вот он для поддержания беседы похвастался, что-де на днях посетил стоматолога и теперь у него ко крайней мере с зубами полный ажур. Сказанное осело в вашем мозгу, и вы, скорее чтобы испытать себя, нежели по суровой необходимости, на долгих четыре дня отдались в лапы здравоохранения… Должен признать, что в ваше время это было актом немалого мужества. Могу только аплодировать вашему поступку.

— Елки зеленые, откуда вы это знаете? — С трудом нахожу силы вновь приоткрыть глаза. Адское сияние. В ореоле бьющих наотмашь, физически ощутимых лучей темнеет размытая фигура. Это и есть мой собеседник. — Я и то почти забыл… Ага, понятно. Вы меня застукали в архиве. Этот подонок меня таки продал; вы подкараулили, отключили и с размаху кинули в черный воронок. Заранее все признаю, виновен. Посягнул на монопольную общегосударственную собственность. Судите меня, люди. Только пусть стукач ваш тридцатку мне вернет. Или она причитается ему как гонорар? Учтите: он сдал меня вам, а я сдам его общественности на суде. Сексоты нынче особенно не в почете…

— И снова не угадали. То есть, разумеется, используя терминологию вашей эпохи, орган мы вполне компетентный. Но не более всякого иного собрания специалистов и единомышленников.

— Так. Вот теперь мне ясно все.

Лицо незнакомца расплывается в улыбке облегчения, которая тут же сменяется озадаченным выражением.

— Вы случайно посадили свою летающую супницу на крышу конторы, — продолжаю я. — Естественно, провалились до самого подвала. А там я. И взяли меня в виде трофея. Продешевили только. Во-первых, кроме меня там были еще крысы, а за ними с их приспособляемостью будущее. Во-вторых же, документы там интереснее и меня, и всех крыс вместе взятых.

— Уже теплее, — мурлычет он. — Но крысы для нас большого интереса не представляют. Вы, конечно, можете не верить, но мы от них избавились. Не сами, правда. Вирус один помог. Ваши СПИД и Эбола против него все равно что самокат против танка. Хорошо, что мы заранее подготовились и не дали ему пересечь межвидовой барьер. Иначе сейчас вы беседовали бы не со мной и не с дальним потомком той самой крысы, что сидела в вентиляционном отверстии. А, к примеру, с осьминогом. С таким, знаете, в пенсне и галстуке. Интеллектуалом в первом поколении… Видите, я вам указал практически все ключи. Как в классическом детективе. Сделайте последнее усилие, напрягите воображение, «и отверзется вам».

— Судя по предложенным мне ключам, вы из будущего.

Незнакомец откидывается на спинку своего кресла. К слову сказать, я сижу точно в таком же кресле — глубоком, как ванна, из весьма приятного на ощупь материала. Глазам уже не так больно, как поначалу, и я могу разглядеть собеседника. Здоровенный мужик в белом спортивном трико и сандалиях на босу ногу. Не то лысый, не то бритый наголо. Очень напоминает мне фотографию Маяковского, когда тот вдруг обкорнался под ноль. Лицо и плешь ровного бронзового колера. «Опаленный адским пламенем…» Нет, эту гипотезу мы оставим на самый крайний случай.

— Точно, — объявляет он. — Мы из вашего будущего. Будущее это отстоит от момента, когда вы неправедными путями проникли в архив, на шестьдесят семь лет пять месяцев и двенадцать дней. Теперь между нами установилась полная ясность, хотя я вижу, что вы сами не верите собственной догадке.

— Ну, я же не идиот, — я принимаю самую непринужденную из доступных мне поз. — Во всяком случае, не полный. Это какой-то нелепый розыгрыш. Очевидно, вы из неких темных соображений оглушили меня, затащили в эту дурацкую клинику с дурацкими прожекторами, от которых я почти ослеп, и проводите на мне дурацкий эксперимент. Так вот, чтобы вы знали. Я верю в пришельцев из будущего в той же мере, что и из космоса. То есть ни на грош.

— Ничто меня так не умиляет, как варварский жаргон, на котором вы изъясняетесь. Жуткая смесь воровской фени и тусовочного арго. Поддерживать контакт подобными языковыми средствами способен лишь специалист по вашей эпохе — вроде меня.

— По эпохе, разумеется, перестройки и гласности?

— Да нет. Мы называем ее иначе. Для большинства ваших современников этот термин показался бы обидным…

Несмотря на сатанинское палево, в помещении отнюдь не жарко, даже наоборот. Я не испытываю ни малейшего дискомфорта в своей курточке, попиленных джинсах и кроссовках поверх шерстяных носков. Любопытно, что как раз ему должно быть зябко в его прикиде. Но он сидит развалясь, блаженствуя, будто кот на солнцепеке. Может быть, у него кресло с подогревом под задницей?

— Не морочьте мне голову, — говорю нагловато. — Если уж вас интересует мое мнение… У нашего общества нет будущего. Общество, сжигающее свои архивы и библиотеки, обречено. Для смягчения участи скажу также, что и у остального человечества, которое не мы, будущего тоже нет. СПИД, экология, то-се… Все закончится гораздо раньше и противнее. Хотя вашу байку о крысином вирусе я воспринял не без интереса.

— Есть будущее, Вячеслав Иванович, — говорит он с легкой тенью раздражения. — И у вашего общества, и всех остальных. Правда, оно сильно отличается от того, что постулировалось вашими догматами. До справедливости и гармонии еще далеконько. Но все-таки гораздо ближе, нежели в вашу эпоху.

— Не смейте говорить: ваши догматы! — я отваживаюсь повысить голос. — Никаких догматов у меня нет. И, если на то пошло, я не во всем разделяю политику партии и правительства. Даже сейчас.

— Ну, допустим, в ваше время не разделять официальную точку зрения было хорошим тоном… А вот когда это было чревато последствиями, вы сидели смирно и не высовывались. Как та крыса. И в архивы зарылись, потому что наплевать вам стало на окружающую реальность. Будто одеяло на голову набросили.

— Е-рун-да! Я профессиональный историк. У меня диссер по восточноазиатской дипломатии на выходе.

— И монография по культам личности в тумбочке. Вы начали писать еще студентом, хотя отчетливо понимали, что работаете исключительно на себя, а не на общество. В ту пору заниматься исследованием культов личности было равноценно суициду. А вы никогда не стремились в самоубийцы. Настало время, когда только ленивый не обличает сталинизм и не катит бочку на партию, но монография по-прежнему в тумбочке.

Это он меня приложил. Никто в целом мире — даже, по-моему, Маришка — не мог знать, что хранится в самом глухом закутке правой тумбочки моего письменного стола. Неужели наши советские телефоны уже поставляются вместе со встроенными телекамерами?…

— Очень уж специфический поворот темы, — медленно, для отыгрыша времени на раздумье, говорю я. — Меня занимали не столько сами культы, сколько порождаемый ими механизм социальных провокаций. Я пока не пришел к осознанию общих закономерностей. Нахожусь где-то, на стадии первичного накопления информационного капитала…

Лихо вам удалось меня раскрутить. Знали, на чем поймать. На интересе! И про монографию проведали. И про зубы… А могу я взглянуть на свое досье? В Штатах это, по слухам, разрешено.

— Опять же после вашего согласия на сотрудничество. И строго избранные места. Но дату и причину смерти мы все равно от вас утаим. Для человека вашей эпохи такое знание обременительно.

— Нет, вы положительно меня интригуете… Хорошо, согласен на сотрудничество. Что от меня требуется? Кровавый росчерк в договоре?

— Вячеслав Иванович, — сердится он, — я вижу, вы так и не поверили моим словам. Вот и дьявола приплели. Кровушку свою оставьте при себе, она у вас не Бог весть какая ценность. Придется нам покинуть ненадолго это помещение и совершить маленькую экскурсию в наш мир. Может быть, это убедит вас в моей искренности, — он легко поднимается из кресла и теперь нависает надо мной, как башенный кран. Родил же кто-то такую орясину! — Хотя должен уведомить вас заранее, что во все времена существовали способы порождения мнимых реальностей. Раньше — наркотики, литература, кинематограф. Сейчас мы умеем создавать реальности, достоверные не для одного-двух, а для всех органов чувств. Это называется «фантоматика». Лема по случаю не читали? Поэтому надо вам знать, что если я захочу вас обмануть, то непременно обману, и вы не обнаружите подлога. Мнимая реальность может быть неотличима от истинной. Но я даю вам честное благородное слово, что пока не хочу вас обманывать.

— Да будет вам… — я тоже встаю и озираюсь. Ни черта не разобрать из-за этого полыхания, где окна, где двери. — Куда прикажете? А руки за спину?

— Прекратите ерничать, Вячеслав Иванович, — он протягивает мне обыкновенные темные очки. — Наденьте лучше, солнышко наше покажется вам излишне ярким. Что поделаешь, озоновый слой вы порастранжирили, мы потихоньку заращиваем… И возьмите меня за руку. Не ровен час, грохнетесь в обморок от впечатлений, такое тоже бывало…