Глава III. Изобретатель

Паром вёз экспресс через Ла-Манш. Рядом с ним располагается Немецкое море, и само название этого моря говорило о немецком высокомерии, так как оно омывает берега не только Германии, но и Великобритании, Дании и Голландии. Мы обсуждали то, как мы должны будем попасть в Германию. В первую очередь мы придумали псевдонимы, и Холмс стал Готлибом Хаузером, я стал Иоганном Сименсом, а Исаев снова стал Штирлицем, так как этим именем он пользовался в Третьем Reich. Сначала Штирлиц хотел назвать себя «ограбленным в Шанхае немецким аристократом фон Штирлицем», так как эта легенда уже была использована им. Но жители Берлина должны были знать, что такого аристократа у них нет, и от такой затеи нам пришлось отказаться. Поскольку мы, намереваясь поселиться в гостинице, должны были выглядеть приезжими, мы не просто учили немецкий язык, но и штудировали саксонский диалект, позволявший нам отличаться от коренных берлинцев. Исаеву оставалось подучивать английский язык.

— Мы не должны никого эксплоатировать. Мы отправляемся в Германию во имя гуманизма, — учил нас Исаев, раскладывая фигурки из спичек.

Наша поездка по Голландии не отличилась ничем особенным, чтобы рассказывать о ней. Правда, я вспомнил, что Холмс проводил расследование по поручению голландской королевской фамилии. В ответ на вопрос рассказать о расследовании он отмахнулся.

— Эта история может опозорить голландскую королевскую фамилию. Прошу вас, простите меня, но я пока не могу ничего рассказать[13].

Мы вышли из поезда около границы с Германией. На горизонте пересекались граница и железная дорога. Невдалеке находилась голландская деревушка. Мы сели на чемоданы и задумались над нашей проблемой. Как мы пересечём границу, если у нас нет паспортов на вымышленные нами имена? И как быть, если нам понадобится вдобавок изменить внешность, а в то время паспорта имели антропометрические данные?

— Если бы мы не знали немецкого языка, мы могли бы использовать паспорта глухонемых немцев, — заметил Исаев. Эта мысль выглядела несколько витиеватой, так как мы знали немецкий язык, но пересечь границу всё равно не могли независимо от знания немецкого языка.

— Вы не замечаете ничего странного? — спросил Холмс.

— Я не вижу ничего странного, — ответил Исаев.

— А как же этот приближающийся предмет, похожий на птицу?

— В нём нет ничего странного.

К нам по воздуху приближался человек, поразительно напоминавший Икара. Его руки держали широкие крылья, которые не махали по воздуху, как у птицы, а неподвижно планировали. За человеком следовали ещё два крыла, образовывавшие хвост. Летучий человек перелетел границу и приземлился на поляне.

— Боже, мне нужно обуздать свой энтузиазм! Как я мог пролететь такое расстояние, ума не приложу! Ладно, допустим, этот полёт вплотную приблизил меня к изобретению летательного аппарата. Но как я смогу поднять аппарат в воздух, если он приземлился на ровную поверхность, и здесь нет холмов?

Исаев шагнул к незнакомцу и пожал ему руку.

— Вы Отто Лилиенталь?

— Да, я Карл Вильгельм Отто Лилиенталь. А вы кто такой, извольте спросить?

— Я пока не знаю, можно ли вам доверять.



— Почему вы не уверены в том, можно ли мне доверять?

— Вы собираемся совершить дело огромной важности. — Исаев повернулся к нам. — Идите сюда, перед вами один пионеров авиации.

— Кто вы такие? Я не знаю слова «авиация», но я вижу, что вы знаете больше меня.

— Дело в том, что я попал сюда из будущего.

— Да? Если вы попали сюда из будущего, то простите мне нескромный вопрос. Стану ли я изобретателем летательного аппарата?

— К сожалению, вы погибнете во время испытания.

— Боже, неужели это нельзя исправить?

— Можно, — решительно ответил Холмс. — Если вы, мистер Исаев, из будущего, то сможете помочь герру Лилиенталю создать летательный аппарат. И мы перелетим через границу. Дальше часть территории Германии и, в конце нашего пути, Берлин.

— Но сможет ли планёр поднять в воздух четверых человек?

— Это будет не планёр, — возразил Исаев. — Это будет самолёт с двигателем.

— Вы совершенно правы. Я продвигаю концепцию «подпрыгнуть прежде, чем полететь». Нужно сначала поднять в воздух планёр, вместо того, чтобы создавать машину с двигателем, надеясь, что она сразу полетит. Я в порыве энтузиазма пролетел расстояние от Берлина до места, где мы сейчас стоим. А если я преодолел это расстояние на планёре, то мы сможем преодолеть это расстояние и на машине с двигателем.

— В таком случае мы должны приняться за работу. Видите деревню? Кузнецы и плотники изготовят нам двигатель и деревянный каркас. Виноделы предоставят нам спирт для горючего. Но поскольку мы не эксплоататоры, нам тоже необходимо присоединиться к работе.

— Но я должен напомнить, что у нас нет аэродинамической трубы. Я строго документирую работу и делаю фотографии, однако в моём распоряжении нет фотоаппарата. Снимки моей новой машины, если она будет, смогут быть сделаны лишь в Берлине.

— Зато у меня есть знание о том, какими будут самолёты в следующем веке.

— Зато я знаю об аэродроме, то есть летательном аппарате, разрабатываемом профессором Ленгли из Смитсоновского института. Американцы продвинулись в изобретении летательного аппарата дальше меня, и я надеюсь, что вы обгоните их.

Мы рассказали Лилиенталю о нашем грандиозном замысле и встретили поддержку. Авиатор узнал наши имена и обещал сохранять наш инкогнито.

Кузнецы воодушевились необычным заказом и изготовили двигатель, в котором я тогда ещё мало что понимал. Виноделы ради топлива пожертвовали всем алкоголем деревни. Плотники сделали двухэтажные крылья шириной 11 ярдов[14]. Их края сгибались вокруг продольной оси, обеспечивая управление движением. Два пропеллера должны были вращаться в противоположных направлениях, так как, по словам Исаева, «иначе аппарат, что очевидно, будет вращаться в ту сторону, в которую вращаются пропеллеры».

В деревне нашлось стекло, и мы изготовили четверо защитных очков. Теперь мы не опасались опасности для глаз во время полёта.

Чемоданы были надёжно прикреплены к аэроплану, чтобы мы потеряли багаж во время полёта. Когда мы были готовы, герр Лилиенталь был потрясён такими темпами изобретения.

— Вам ещё повезло, что мы встретили меня, а не полоумного графа Цеппелина с его проектом дирижабля чудовищных размеров.

— Счастливого полёта! — пожелал голландский кузнец. — Переиначивая слова моряков, желаем двадцати метров под аэропланом!

— Нам некогда разводить разговоры, — напомнил Шерлок Холмс. — Мы отправляемся в полёт.

Мы надели защитные очки. Герр Лилиенталь потянул рычаг, и двигатель затрещал, прилагая силы для раскручивания пропеллеров. Мы почувствовали себя так, будто сидим в поезде, удивительно быстро отбывающем со станции, и аэроплан взлетел над лесом. Встречный поток воздуха трепал нам волосы, но не мог снести шляпы, прикреплённые к защитным очкам. Мы осторожно взглянули на землю, и увидели, как под нами проплывает немецкая территория. Нам оставалось лететь 248 миль[15]. Поневоле нам приходилось обходиться без еды, что Холмс умел совершать в течение долгого времени. К сожалению, мы не могли спать в таком положении, а Лилиенталю это тем более было заказано.

Загрузка...