Глава 6

До Галича добрались благополучно, ярославские не преследовали, а еще, по пути, я успел найти общий язык с Федором Васильевичем, ярославским князем. Растолковал ему, что грабеж мера вынужденная, что по-другому получилось бы еще хуже. Вроде понял, а там посмотрим. Расстались если не друзьями, то хорошими приятелями. Но это дело такое, как уже говорил, князь живет сообразно выгоде. Будет выгодно — предаст и под нож пустит. Но посмотрим.

Честно говоря, я сильно побаивался, что отец Шемяки распознает подмену: все ж родитель, сердцем чует, но обошлось, к счастью.

Коренастый и крепкий еще мужик, с вислыми усами и умными глазами, немногословный м суровый — таким я его почему-то и представлял.

Он наши действия всецело одобрил, в том числе грабеж Ярославля, а еще одобрил меня, что не допустил расправы над князьями и, выполняя мое обещание, принял Федора Васильевича радушно и быстро отправил домой с почетом и дарами великими. И сразу стал собираться на войну. Споро, без промедления. Дома я всего побыл пару дней, ничего толком понять и разузнать не успел.

Дальше события понесли галопом, не успели прибыть в Галич, как вот уже стоим с войском под Клязьмой, воевать Великого князя Василия. Основное войско от отца, братья мои, старший и младший, со своими дружинами, в том числе и я. К удивлению, моя дружина получилась, довольно великой и боеспособной. Это от того, что помимо своих, удалось уговорить вятских ушкуйников на войну сходить: пограбить да хабаром разжиться. Они охотно стали под мое начало. Сотня добрый ратников дорогого сейчас стоит. Особенно если есть чем их прокормить.

Остальное войско…

Ну что сказать. Дружинный костяк, понятное дело, крепкий, справные вои вятские опять же придачу. А вот остальные… на большинство боярских холопов без слез смотреть не получается. Какие в жопу доспехи? Стеганные тягиляи[7] наше все, да топоры с рогатинами, а верней совнями[8] — палка с клинком от косы. Огнестрела нет, вообще нет, даже завалящей пищали. Беда, да и только.

Как уже не раз писал в своих книгах, без регулярных войск не обойтись. Да откуда их взять? Дорого! Да и людишек мало, хоть начинай своих янычар воспитывать.

Да уж, теперь на своей шкуре почувствовал, что в истории все закономерно. И подстегивать ее не получится. А если получится, то с великим трудом, да и то не факт. Но пробовать буду, так сказать, на практике испытывать мои литературные измышления. Грех не воспользоваться, если судьба подкинула такой шанс.

В общем, набралось тысячи две с половиной боеспособных людишек, да еще громадный обоз, растянувшийся едва ли не на версту.

Однако, к прибытию на место он сильно сократился, больше чем вдвое — отстающих бросили нахрен, отец гнал войско как проклятых, денно и нощно, видимо надеясь на внезапность.

Людишек по пути потеряли немало: кому санями ногу переехало, кто изнемог, кто захворал, а кого и волки по пути задрали. Да, было и такое, схарчили серые дозор, одни клочки одежи остались, да и то мало. Лошадей пало тоже немало.

Видок у рати по прибытию был аховый. Сам я перенес дорогу более-менее нормально, всеж князь и не под открытым небом ночевал.

В утешение себе могу сказать: как увидел войско московского князя, даже улыбнулся. У них то же самое, но кратно хуже. Судя по всему, тот даже посадских в строй поставил.

В общем, как уже говорил, стали на Клязьме, а московские построились, напротив. Нашу рать отец разделил на три части, то есть, на три полка. Головной, он же серединный полк, куда собрали самых боеспособных, тяжеловооруженных всадников, и еще два: левый и правый.

Но прежде всего этого, еще в пути на Галич, меня… как бы это сказать, раскрыли. И кто? Зарка моя, аманатка. Как раз после той памятной ночи, когда случилась любовь в баньке между нами. Черт… знал бы…

С утра заметил, что она начала меня сторониться. Ну как сторониться: аланка по-прежнему опекала меня и заботилась, но чувствовался какой-то странный холодок и отчуждение в отношениях. Я машинально не придал большого внимания: мало ли что, у женщин подобное в обычае, настроение по двадцать раз на день меняется. А чтобы сделать ей приятное, выбрал момент и презентовал на привале кое-что из своей части ярославских трофеев: комплект золотых женских височных сережек — усерезей. Очень старинный, богатый, на диво тонкой и красивой работы, даже под стать современным ювелирным изделиям.

В глазах аланки вспыхнула радость, которую она тут же потушила и подчеркнуто сухо поблагодарила.

— Спасибо, хозяин…

— Что не так? — я взял ее за руку.

— Все так, — очень знакомо отговорилась она, но по тону было понятно, что все совсем не «так».

Я подавил в себе вспышку злости и потребовал:

— Рассказывай, пока я совсем не осерчал. Ну?

— Другой ты стал! — с жалобным надрывом всхлипнула Зарина. — Совсем другой! Во всем. Как подменили!

— Мы же говорили об этом… — начал я и тут до меня дошло.

Твою же мать! Распознала, зараза, в постели, что чужой! У женщин же все это на уровне рефлексов! Тело то Шемякино, а привычки любовные и стиль самого процесса другие!!! Ведь у каждого мужика по-разному! Позы и все такое. Дурень я дурень, придется отбалтываться.

— Ты о баньке, что ле?

— Угу… — в глазах аланки блеснул неожиданный страх. — Не злись, хозяин, я даже испугалась. А как кто вселился в тебя, какой-нить нечестивый?

— Не любо было?

— Любо! — со подчеркнутым стыдом в голосе ответила Зарина. — Ой, любо! Но…

— Что, «но», дурища? — рыкнул я. — Решил попробовать по-другому и сразу плохой?

— Не плохой, хороший! — плаксиво возразила аланка и тут же пытливо, со скрытой угрозой спросила: — А кто научил? Можыть баба какая?

— Баба… — передразнил ее я. — Когда?

— Ну да. А как ты еще… ну… придумаешь? Ну скажи…

— Обойдешь, буду пользовать как пользовал раньше. Ишь…

— Дурак!!! Ой, прости хозяин. Ну скажи, молю!

Я склонился к ее уху и нашептал такого, что аланка залилась пунцовой краской. Ну а чего она? Я еще тот в этом деле затейник.

Как позже выяснилось, прежний хозяин тела занимался этим делом со своей аманаткой сугубо посконным способом, сиречь, «бутербродиком». А еще молился усердно перед тем, как…

В общем, на этом недоразумение прояснилось, но я решил впредь быть осторожней. Хотя, сей фортель мог быть просто бабской хитростью. Муж попробовал что-то новенькое, а баба что думает? Правильно, мол: почитает гулящей и развратной, так что надо сначала изобразить из себя святую невинность, для бережения. А после того, как мужику мозг вынесет, уже можно. Как-то так.

От приятных воспоминаний я улыбнулся, но при виде московской рати снова впал в уныние. Это что, мне туда впереди на лихом коне переться? А кому еще вести свою дружину? Конечно, мне. А если совней пырнут? Етить…

В общем, предстоящая битва никакого энтузиазма не вызывала. Да, страдаю излишней лихостью, бывает, но жизненный опыт большой. Не всегда, но частенько бережет. Опять же, дико претит своих рубить, особенно после этой гребанной войны в современности. Свои иззводят своих, а чужие пролучают профит. Всегда так.

Из мыслей вырвал один из моих ратников, притащивший какого-то встрепанного монаха.

— Грит к тебе, княже.

Монах согласно тряханул козлиной бороденкой.

Я ненадолго задумался, предположил, что это может быть гонец от игумена Зиновия и отъехал в сторону.

Монась долго копался за пазухой, потом подал мне маленький кожаный футлярчик в виде трубки.

Я угадал, он привез мне письмо от Зиновия.

Игумен очень подробно расписывал состояние дел при дворе великого князя Василия, выражал уверенность в том, что он отхватит люлей и слезно молил оного князя не лишать живота, а если получится, отпустить на все четыре стороны. Аргументируя заветом еще Калиты, потомкам княжеского роду, боронить другу друга пред внешней и внутренней опасностью. Писал, что если отпущу князя, то пойдет на пользу Руси, мол, есть предпосылки, а он всячески подмогнет.

Сему желанию монаха я не удивился: церковь всегда выступала на Руси миротворцем. Но вот свои личные интересы пока не увидел. Ну отпущу, а дальше? Снова окрепнет, опять война. Гарантий на полное замирение никаких. Может лучше наглухо извести?

Но решения так и не принял, решив доверится интуиции. Монаху велел устно передать Зиновию, что приложу все усилия.

А еще, я серьезно принял во внимание предупреждение игумена о неком боярине Всеволже, перебежчике из московского стана к отцу. Мол зело вредный и пакостный человек, продаст при случае за полушку.

Я его уже видел и уже успел по внешним признакам определить, как льстивую и корыстную тварь. Полненький, морда угодливая и пронырливая, в глазенках великая алчность. Сразу видно: нашим и вашим, а больше всего себе; никогда не любил таких. Но батя к нему прислушивался. При отце обретался еще один такой, но уже свой, а не перебежчик. Боярин Морозов, тоже крайне хитрая скотина. Отчего они с Всеволжем люто ненавидели друг друга.

Кубло змеиное, мать его.

В общем, отпустил гонца с устным ответом и вернулся к себе. Но тут примчался отрок от Юрия Дмитриевича, то бишь, моего родителя и по совместительству верховного главнокомандующего.

— Князь совет собирает! — проорал он с преисполненной важностью мордой и рванул дальше.

— Бля… — с чувством ругнулся я и отправился в импровизированную ставку на холм.

— Храни тебя святой Георгий! — перекрестила меня в спину аманатка.

Отчего мне стало еще страшней, ведь словно на убой проводила.

Твою же мать!

— Немедля выступаем, — сухо заявил Юрий Дмитриевич. — Смотрите… — он ткнул рукой в московскую рать.

Я присмотрелся и понял, что он показывает на участок обороны занятый московскими посадскими, которых великий князь неосмотрительно выставил в первую линию обороны.

— Туда наперво ударим! — твердо продолжил князь. — А головной полк поведет… — он провел взглядом по сыновьям.

И задержал взгляд на мне.

Я взмолился, чтобы выбрал не меня. Чуть на колени не упал, стыдоба, да и только.

И господь услышал, вести головной полк отец назначит моего старшего брата Ваську.

Впрочем, и я без дела не остался, возглавив усиленный полк правой стороны. Левый отдали нашему меньшему брату Дмитрию, прозванному Красным, за пригожее личико. Левому и правому полку назначалось контролировать и обхватывать фланги московских.

После совета собрался к своим, но отец Шемяки меня остановил:

— Погодь пока, Димитрий.

Я молча подошел к нему. Но приметил, что остальные ушли, а Всеволж зачем-то остался.

И рыкнул:

— Чего окаменел? Не твоего ума дело. Пшел…

В глазенках боярина мелькнула злость, но он только поклонился и убрался.

— Зачем ты так с ним? — недовольно заметил отец. — Полезный человечек. Мой, не твой. Чуешь?

— Каин… — сухо ответил я. — Предаст за полушку. За версту чую таких. — И чтобы пресечь развитие темы, с сыновьей покорностью поинтересовался: — Зачем звал, батя?

— Экий ты стал! — с отцовской любовью заметил князь. — В силу вошел! Богатырь, да и только.

Я пожал плечами: мол, что есть, то есть.

— И умом изряден, — улыбнулся Юрий Дмитриевич. — Есть в тебе разумение нужное. Тут такое дело…

Я насторожился. Как оказалось, правильно.

— Женить тебя пора! — с доброй и язвительной ухмылкой выдал князь. — Не кривись. Когда твоя змея при тебе, я за тебя спокоен. А когда при тебе будет два бабы — вдвойне буду спокоен. Опять же, до внуков хочу дожить.

Извести шибануло мне по башке не хуже дубины. Правда я быстро отошел: плавали, знаем. Почему нет? Женитьба дело страшноватое только на первый взгляд. Опять же, пятнадцатый век на дворе, никакого сраного феминизьма и в помине нет. И жаловаться некуда. Муж — хозяин, прочее неважно. Опять же, монастыри еще никто не отменял.

— Хорошую девку подобрали, Софья Дмитриевна, дочь Дмитрия Васильевича, князя Заозерского. Пригожая девка, доволен останешься. Все при ней. Токмо худоватая на мой скус, но то такое, откормим.

— Лишь бы с головой была, — машинально буркнул я.

— С головой, с головой, — довольно закивал князь, видимо моя реплика ему понравилась. — С разумением. В общем, решим дело с великим княжением и будем сватов засылать. А сейчас… — он понизил голос. — Посматривай, забегать вперед не буду, но посматривай, может получится Ваську Московского перенять. Токмо живота не лишай ни в коем разе, да старшего придержи, у него в башке разумения ни на копейку. Одни пакостные страсти. Понял?

Предстоящая женитьбы, как бы это странно не звучало, подняла настроение, опасения, связанные с предстоящей битвой, ушли на второй план. Делиться новостью с аланкой пока не планировал. Будет еще время.

А в расположении застал довольно интересную картинку.

Брабантец устроил из ратников, что-то вроде строя западных спитцеров: первые два ряда с копьями, третим с бердышами, а дальше опять копейщиков. Вместо длинных пик выступали копья, а вместо алебард — бердыши. А точнее, просто древка с прилаженными топорными билами.

А Вакула с вятским старшим Минаем несщадно его критиковали.

— Так-то оно так, — кривился стремянной. — В лоб, особенно ежели длинные копия, не возьмешь конному. Да кто ж к тебе в лоб попретси, дурашка? Ась? Татарва обойдет, со сторон накинется. Оне верткие, с малолетства на коне обретаются.

— Да стрелами засыпят! — вторил вятский. — Положат с далины.

Брабантец кинулся и развернул строй пинками, не особо церемонясь с ратниками.

— Видали? Перестроиться не сложно. А с боков строй тоже защищен. Будут из луков поливать? А доспех на што? Арбалетчики на што? Даже на сто шагов не подпустят.

— Што за арыбал… арбул… — Минай запнулся. — Што за хрень такая?

— Самострелы, — сплюнул Вакула. — Изрядная хрень немецкая. Заряжать долго, из лука ловчее. А бьют на далину так же.

Я улыбнулся при виде всей этой возни. Как с такими критиками прогрессорствовать? Но у Вакулы и Миная своя правда.

Пришлось вмешаться.

— У каждого своя правда. Арбалет, ежели с зубчатым воротом, на две сотни шагов насквозь воя в полном облачении прошибет. Да, заряжать долго, да, тяжелые, но приспособиться можно. Что до татар. Вы токмо с татарами собрались ратиться? А если у нас на Литве скоро тоже интерес появится? Так что Ванька тоже прав. Но сейчас не ко времени. Потом будем думать. Поняли? Разойдись…

Зарина кинулась ко мне:

— Ну что?

— Дали правый полк. Скоро выступаем.

Аланка хищно ощерилась. Словно кошка при виде свежего мяса. Вот же бабу господь дал…

— Крови хочешь? Будет тебе кровь. Но полезешь вперед — схлопочешь.

Я отдал указания старшим, а потом по-быстрому проверил свое оружие.

При коне и седле лук и колчан со стрелами, копье, топор на длинном древке. При мне, щит, сабля, длинный кинжал, да чекан сзади за поясом. Какой-то ходячий арсенал, мать его ети.

Немного подумал и опустил железную личину в виде жуткой морды. Обзор сильно ухудшился, но поберечься от шальной стрелы не помешает.

Волнение исчезло, меня прямо распирало от желания сунуться в сечу. И матюги, которыми я себя щедро сдабривал, не помогали. Вот же дурень!

Так и протерзался до сигнала выступать.

Неожиданно на поле упала гробовая тишина, которую разорвал мерзкий ор одинокой вороны. И сразу заревели трубы.

Галичская рать дрогнула, серединный полк сдвинулся с места и быстро ускоряясь полетел на московских. От ударов копыт задрожала земля.

— Выступаем…

Отрок при мне замахал копьем с флажком.

Мои вышли шагом, а головной полк уже был на середине пути. Среди конников мелькал личный флажок Васьки-брата. Он летел в первых рядах, в смелости этому бешеному не откажешь.

Удар!

Я ожидал какого-то сопротивления, но…

Но галичские прошибли строй московских словно прошли через пустое место. Московская рать сразу распалась на две части. И эти части тоже дрогнули….

Сеча считай закончилась едва начавшись.

По команде мои ускорились и тоже ударили по бегущим московским, сопротивления почти не было.

Меня вперед никто не выпустил, ближники обступили и оттеснили, чему, честно говоря, я обрадовался, хотя запал бунтовал.

Битва распалась на несколько очагов, организованные отряды московских все еще сопротивлялись.

Я приметил, что на холме, где располагалась ставка Великого князя уже никого нет. Покрутил башкой, а потом проорал своему боярину Тихону Сутулому.

— Веди рать сам! Дожимай, а я за Васькой Московским. Вакула, мать твою! За мной со своими!

Пришпорил жеребца и рванул в сторону Москвы в обход сечи. Зачем? Бог весть, тут уже не мое решение, тело и норов все решили сами за себя.

За мной увязалось четыре десятка ближников, напополам с вятскими отборными воями.

Личину с морды сорвал, нахрен и завыл по волчьи от избытка чувств.

— Ай любо!!! — взвизгнула Зарина и загикала словно понукала свору псов.

Черт… ничего более прекрасного я последнее время не испытывал. Увещевания и матюги не срабатывали, ноги сами по себе горячили жеребца. Ой, как я угадал с ощущениями одного из своих героев, которого тоже перло не по-детски от подобного.

Через десяток минут бешеной скачки впереди в сотне метров из леска вывернулся отряд московских, человек двадцать пять, да как на подбор, все в броне, на хороших конях, у одного из них на копье вился флажок, но по незнанию я не разобрал чей и сначала принял отряд за великокняжескую свиту.

Было собрался осадить своих, но потом сообразил, что не поймут и плюнул.

Ближники завыли как псы по зрячему, расстояние стало сокращаться.

Замыкающие московские на ходу пересели в седлах задом наперед, в руках у них мелькнули луки.

Я прикрылся щитом и с перепугу еще пришпорил жеребца.

— Йех-йеху-у-у!!! — аланка вскинула лук.

Один из замыкающих на полном ходу сверзился из седла.

— Перенимай, слева перенимай… — бешено ревел Вакула.

У меня чуть сердце через глотку не вылетело, бешено стиснутое в ладони древко копья едва не хрупнуло, запал напрочь исчез, но уже было поздно.

К счастью, настоящий Шемяка взял все в свои руки. Я привстал на стременах и с силой метнул копье — московского ратник в начищенном шишаке с воплем вылетел с седла, копье попало ему куда-то в поясницу.

Выдернул топор с чехла, с воплем замахнулся на второго.

Тот прикрылся щитом и ударил мечом в ответ.

Я его снес, но и он попал, сука! Вскользь, по плечу, но попал.

Рука сразу онемела, топор едва не выскользнул из ладони.

Придержал коня, оглянулся на визг аланки и машинально выдохнул — она верещала оттого, что враги закончились. Двое, пригнувшись к седлу и бешено горяча коней все-таки уходили, остальные валялись на земле.

— Чьи, обзовись? — Вакула вздернул с окровавленного снега тяжко стонавшего ратника.

— Боярина Дмитрия Хромого… — пуская кровавые пузыри, прохрипел тот и показал на распластавшегося на снегу дородного бородача в красном плаще.

— Тиша, Хмырь, Скула… — заорал Вакула. — Ловите коней, обдирайте мертвяков. Живо, лядащие. Идем дальше? — он глянул на меня.

Я с трудом кивнул: меня после сшибки все трясло, а зубы стучали аки кастаньеты. Больше всего хотелось вернуться в теплый шатер, да засадить добрую чарку меда, но я прекрасно осознавал, что меня не поймут.

Темп сбавили, чтобы дать отдохнуть коням, слева мелькнул обогнав нас еще один небольшой отряд галичских.

Мы выехали на холм, и уже оттуда я неожиданно увидел, как обогнавшие нас ратники налетели на еще одну группу московитов, количеством уже больше чем первая. А еще… в этих я точно опознал свиту Василия под номером два. А возможно и его самого.

— Васька! — обрадованно взревел Вакула. — Он самый!

Но у наших не сладилось с московскими, князя обороняли крепко — потеряв нескольких, галичские отскочили в сторону.

Правда, если бы мы сейчас вступили в дело, великий князь был бы обречен.

Я скрипнул зубами, догонять и брать в полон Василия очень не хотелось, по многим причинам, но, опять же, деваться было некуда.

— Вперед, вперед!!!

Но, к счастью, из этой затеи ничего не вышло. При спуске с холма вы угодили в притрушенное снегом незамерзшее болотце и завязли в нем надолго. А к тому времени как выбрались, Василия и след простыл.

А уже вечером, вступили в Москву…

Загрузка...