Шемяка

Глава 24

Плетеная из конского волоса леса с тихим шелестом легла на воду, поплавок из гусиного пера слегка дернулся и встал неспешно покачиваясь.

Я удовлетворенно улыбнулся, положил удилище на рогатку и поудобней устроился на складном стульчике, изобретенном мной походя.

Тихо шумит камыш, где-то ухает выпь, стрекозы жужжат над водой, божья благодать, не иначе. Ей-ей, любо! Когда вокруг сплошная жопа, даже таким мелочам радуешься словно божьей благодати.

Клюет, что ли?

Перышко неожиданно повело, а потом, постепенно погружаясь, оно шустро рвануло в сторону камышей.

Я запоздало спохватился, подсек и вытащил на берег увесистого карасика размером в две ладошки.

Мелочишка, но как же приятно. Мне по первому щелчку пальцев натаскают белуг с осетрами, но мне этот карасишка милей чем любая белорыбица.

Натягаю рыбешки и сам прямо здесь сварю ушицу, а может и заночую прямо на берегу, ибо опротивели княжьи палаты в край.

— Вот! — блаженно улыбнулся, сунул его в садок, поправил червя и снова забросил удочку.

Вроде пустяки, а чувствую себя словно в раю. Чем я только не занимался со того времени, как меня занесло в средневековые ебеня, а вот на рыбалку выбрался в первый раз.

Заботы, мать их за ногу, гребанные заботы. Не помню ни одного дня, который я провел в безделье, вечно какая-то суета…

Камыши затрещали, из них показалась громадная фигура Вакулы. Стремянной виновато осклабился, хотел что-то сказать, но я показал ему кулак.

— Дам по морде…

Тот печально вздохнул и убрался.

Я про себя чертыхнулся, глотнул из фляги хмельного, выудил из сумы кусок хлеба с салом и принялся мрачно жевать.

Вот как это называется? Ну никак не получается побыть одному, отойти душой от забот насущных. Как моя бабушка говорила: как ни срачка, так пердячка. Может в монастырь на время уйти?

Хотя, сам виноват. Если бы не полез рожать Великую русскую Империю вместе с коллегой, то мирно княжил бы в своих уделах. Хотя, если честно, все само по себе случилось, я сам особо ничего не решал, провидение или кто там, подсуетилось, почитай, меня течением вынесло. Так бывает.

Само по себе меня потянуло на воспоминание, а потом я принялся перечислять про себя, все что успел сделать и что не смог.

Получался очень внушительный список, хотя большую его часть занимали мелочи, типа бытового прогрессорства.

Вон, помимо соления и копчения, освоили сыроделанье, сыр по типу голландского получается на загляденья, купцы возили на продажу с прочим всяким пробную партию — размели и еще попросили. Хотя… справедливости ради, нет никакой перспективы у этой статьи экспорта — ресурсная база у нас маловата, да и местные европейские сорта, пусть хуже качеством, будут для потребителей всегда обходится дешевле. А цена решает все — тут ничего не поделаешь. Да и нам торговать в убыток себе нет смысла.

Но есть новая статья экспорта, которая даст все-таки устойчивый доход, потому что ничего подобного в сраных Европах и в помине нет.

Это… та-дам… вискарь!

Нет, не ослышались — самое настоящее виски.

Мой крестовый брательник вовсю гонит водяру, а я чтобы отличится освоил выгонку виски. Процесс немного проще, дубовых бочек хоть вагонами грузи. Уже ясно, что продукт получился замечательный, хотя только стал на выдержку. Торговать им мы пока еще не начали, но правильная рекламная компания уже началась — для начала создали и запустили среди заморских купцов легенду, что это очень секретный напиток из древних пущ, поднимающий на ноги мертвого, веселящий голову и сердце, в придачу восстанавливающий мужскую силу. А дальше первые небольшие партии уйдут ко дворам европейских монархов в качестве подарка от меня. Думаю, пойдет на ура, да и для правильной коммуникации с монархами не помешает.

Опять же, масштабное промышленное изготовление не получится из-за нехватки ресурсов, но для нас любой приток золота и серебра за счастье.

Что еще? Пережил несколько покушений, выиграл несколько битв и создал вполне жизнеспособное русское государство, началось медленное реформирование армии, появилось самая передовая на данный момент артиллерия, пошли подвижки в выходе на европейскую арену.

Много всего получилось, правда, список того, что не сделано и чего не удалось сделать, куда больше достижений. Даже несмотря на то, что вертелся, как вошь на гребешке.

Второй карасик сорвался, я посидел чуток, вытащил еще парочку, вздохнул и позвал Вакулу: что не говори, дела сами себя не сделают.

— Иди сюда, слышу же, что сопишь аки зверь лесной. Ну? Садись, чисти рыбу и докладывай, что стряслось неотложного.

— Дык… — Вакула отступил в сторону, показывая Никифора Вяземского. — А рыбешку мы завсегда с охотой…

Он дернул садок из воды достал засапожник из голенища.

— Другое время найти не мог? Не видишь — отдыхаю, — зло поинтересовался я у дьяка. — Чего стоишь, садись если пришел, мать твою за ногу.

— Прости, княже… — дьяк неловко примостился на бревно. — Но я тебя уже три дня догнать не могу, а дела важные, отлагательства не терпят…

Я слегка смутился — это правда, последние деньки вышли суматошные, летал по местам как та хреновая торпеда.

— Тогда чего медлишь, говори, выслушаю…

Никифор покосился на Вакулу, я подал знак и тот убрался обратно в камыши вместе с рыбой. Вяземский прав, стремянному я доверяю, но соблюдения режима секретности святое дело, тут и на холодную воду дуть научишься.

— Много разговоров непотребных пошло… — дьяк кашлянул. — Нынче взяли десяток баб, твердили сред люда, что дитенков из сиротских изб ты уговорился латинянами продать. Били кнутом, злого умысла не сыскали — пошло то от бабки Секлетеи, она сама выдумала по глупости и дурости, а остальные дурищи подхватили, однако оная Секлетея наслушалась от других…

Я едва стер в крошку зубы от злости. Что плохого от сиротских изб? Сирот на Руси по нынешним временам очень много, что и неудивительно, люди мрут как мухи по разным причинам. Как правило, сирот определяют на прокорм общины или забирают родичи, которым эти дети как собаке пятая нога, потому что своих полные лавки сидят, а жрать особо нечего. Вот я и решил разобраться с этим вопросом.

Достались от родичей сироты, не можешь прокормить — неси, воспитают за княжий кошт. Обходится мне это в копеечку, но зато со временем так появится верный и грамотный людской ресурс, коего напрочь не хватает. К слову, избами я поставил заведовать Ипатия и из него получился просто замечательный воспитатель. Правда Ипашка периодически уходит в штопор, но процесс он наладил, а свой кадровый состав держит в кулаке в буквальном и переносном смысле.

Так вот, люди сначала как бешенные ломанулись сдавать детей и на тебе, тут же сами пакостные слухи начали распускать. Зачем, не пойму?

— Главных сплетниц изъяли, — продолжил дьяк, — но разговоры все идут, наладились на майданах кричать, так я приказал сразу на месте имать и волочить на правеж.

— Все правильно, — зло прокомментировал я, — без жалости клеймить железом и отдавать в каторжные работы без срока, доки не помрут. Что еще?

Дьяк еще раз кашлянул, переставил свою клюку и ровным голосом начал говорить.

— Пошли разговоры, что ты задумал церковь на откуп латинянам отдать, мол, для начала разрешил в немецких слободах по-латински служить и туда кафоликов привечаешь. Сыскали, что оно пошло от юродивого Ивашки, при нем нашлись листы писаные немецким письменами, но на неведомом языке, он ими на торговищах тряс. Однако кто дал сему сие подметные листы сначала не выявили, ибо сей Ивашка вельми разумом слаб…

Вот тут я насторожился; как говорят, на злой роток не накинешь платок, народ будет всегда судачить, но одна религиозная подоплека в разных сплетнях — это всегда серьезно. Опять же, одновременная резкая активизация намекает, что сплетни инициированы из одного источника. А еще настораживает, что сплетни пошли в аккурат перед моей свадьбой.

— Письма при тебе?

Дьяк подал мне замызганную бумажку с кривыми строчками написанными латинскими буквами.

Я попробовал прочитать, но получалась настоящая абракадабра — судя по всему, неведомый пока писец просто составлял слова из произвольного набора букв.

— Дальше.

Дьяк вновь принялся «радовать» пакостными новостями, а я глубоко задумался.

Неспроста все это, очень неспроста. Дело в том, что ко мне недавно прибыли эмиссары из Ватикана, предлагать послать своего представителя на Флорентийский собор. Прибыли они тайно и по моему велению пока остановились в Немецкой слободе. Со смоленским епископом Михаилом и архиепископом Фотием мы уговорились никого на собор не посылать, но ни я ни мои церковники с ними пока не встречались, о прибытии никто кроме самых близких не знал. Но несмотря на это слухи моментально пошли в народ. О чем это говорит? Целенаправленный вброс! И сделали это те, кто знал, что ватиканцы прибыли. Получается довольно узкий круг причастных, при желании и должном старании найти нетрудно.

Было собрался изложить свои соображения Никифору, но не стал перебивать, так как дьяк имел дурную привычку излагать самое важное и итоги розыска в самом конце разговора.

Так и случилось. Оказалось, Вяземский уже почти все распутал.

— Из розыска стало ведомо, что те подметные письма запустили по приказу Юшко, старшего сына боярина Братоша… — он сделал паузу.

У меня начала складываться более-менее ясная картинка. Род Братошей приблизил к себе еще Витовт, у Свидригайло они тоже пользовались милостями, а вот уже я их отодвинул от почти всех кормушек за ненадежность. Вот и шатают власть пользуясь любым поводом.

— А оному Юшко о прибытии латинян донес десятник Ходко из нашей охраны Немецкого двора, а писал письма ближний человек Юшка Митрофан, ученый грамоте… — дьяк снова сделал паузу.

— Ежели будешь вытягивать из себя по ложке, озлюсь, понял? — не выдержал я.

Дьяк сокрушенно вздохнул и выдал:

— Заговор, княже. Хотят убить тебя. Выведут людей на улицы, зажгут город, а под шумок вырежут всех, кто собрался на свадьбе.

— Мать! — зло ругнулся я. — Да сколько можно…

Дьяк тактично смолчал.

— И что думаешь?

— Всех имать и на дыбу, — лаконично высказался Вяземский. — У меня все готово. Ежели вовремя не пресечем — будет беда, наплачемся вдоволь.

— Кто участвует?

После того, как он подробно доложился, мне стало ясно, что без очередной чистки боярства не обойтись — в рядах заговорщиков было слишком уж много представителей влиятельных боярских родов, в том числе даже из тех семей, кого я допустил к власти.

Твою же мать!!! Да когда они угомонятся?!

И что делать?

Звучит легко: вырезал несогласных, да и правь себе спокойно дальше, но на практике все гораздо сложней. Только-только стихли разговоры среди знати о том, что Шемяка из злобы и зависти напрасно уничтожил рода Гаштольдов и Бельских, а тут новые репрессии. А еще свадьба на носу — скажут, что с руками по локоть в крови кровью под венец пошел. Боярство надо держать в ежовых рукавицах — спору нет, но перегибать тоже нельзя. Вот и ломай голову, как ловчей устроить.

— Княже, у меня все готово. Твое слово только надобно… — продолжил настаивать дьяк. — Почти все тати уже в городе, собрались к свадьбе твоей. Нельзя медлить!

Думал недолго.

— Хорошо. Бери своим в помощь полк копейщиков Ивашки Вермеерова. Делай по своему усмотрению, однако сначала оного Юшка ко мне доставь, но так, чтобы не понял, что вскрыли заговор.

С рыбалкой пришлось закончить, злился так, что боялся зарубить первого попавшегося под руку. Гребанная княжеская доля, не продыху от всякой хрени!

Юшка Братоша доставили быстро, под предлогом того, что князь собрался выдать ему важное поручение.

Вошел невысокий, но широкоплечий парень в нарядном кафтане, кудри смоляные, физиономия пригожая — эдакий лубочный витязь. В глазах проглядывает настороженность, но морда спокойная. Чтобы не пугать, у него даже саблю не отобрали. Смотрит на меня смело, неприязни не скрывает, даже поклонился с вызовом.

Я подавил в себе желание приказать без разговоров удавить боярского сына и с трудом состроил приветливую физиономию.

— Здрав буди. Хвалили мне тебя, как хваткого молодца, да и сам чувствую, что обошел твой род милостями.

По лицу Юшка скользнуло недоумение, он еще раз поклонился:

— Исполню, что прикажешь, княже. Приказывай!

Я потянул время и веско бросил.

— Стало ведомо, что заговор против меня собрали…

Парень дернулся, его сразу со всех сторон окружили люди из моей ближней охраны, саблю из ножен выдернули, но не тронули.

— Знаю, что и тебя причислили к заговорщикам, на не верю тому. Напраслину возводят. Дед и отец твой верно служил и тебе тоже предстоит послужить, а за то, милостями не обижу.

У Юшка Братоша начал дергаться уголок рта, он мертвенно побледнел. Я даже стал побаиваться, что его хватит удар.

— Все сделаю, княже… — парень начал заикаться.

Я еще помедлил и резко приказал.

— Изведешь крамолу, возвысишься! Людей дам, а кого имать — сам знаешь! Сам понимаешь, крамолу надо изводить под корень.

Парень как подкошенный упал на колени и всхлипнул:

— Брата мово меньшего пощади, княже! Отца, мать и сестру пощади! Клянусь богородицей, псом твоим верным стану!!!

Я криво усмехнулся и тихо сказал.

— Семью твою пощажу, а остальных под корень твоими руками. Ну?

— Сделаю!!! — истерично взвыл Юшко. — Сделаю, милостивец!!!

— Верю тебе, а родня твоя пока у меня побудет, для пущего ее бережения. Иди.

Сразу после него в комнате появился Никифор и непривычно для себя почтительно мне поклонился.

— Понял, зачем я так сделал? — я встал и подошел к нему.

— Понял, княже. Кровь на руки Юшка падет, его за Иуду сред остальных почитать будут, а ты тут не причем. Что с ним потом?

— Удавите… — тихо ответил я. — Сделайте так, будто сам повесился. Но семью его не трогать. Остальных резать на месте, потом пустишь слух, что князь приказывал брать для разбирательства, но Юшко по своей подлости своеволие проявил, чтобы скрыть свою причастность к заговору. Семьи татей в заложники.

— Сделаю, княже.

После того как он ушел, меня от отвращения к самому себе чуть не вырвало. Гребанная княжья доля! Хочешь благополучно править и поднять государство — замешивай власть на крови, чистеньким все-равно остаться не получится. Интересно, как мое правление в будущем историки назовут? Кровавым?

Но в чем я виноват? Правлю справедливо, никого без дела не обидел. Всего-то хочу поднять государство, не дать задушить. Если дам слабину — задушат, ей-ей, задушат. Мне для себя ничего не надо, обхожусь малым. А этим тварям плевать кому продаваться, лишь бы к власти дорваться. Служите верно — все будет, ан нет — единая твердая власть им как кость в горле, потому что привыкли к вольности.

Упал на колени пред иконами и истово взмолился:

— Господи! Молю, верни меня обратно, хочу просто писать книги…

Не вернул, сколько не просил.

Резня шла три дня, к концу недели еще два боярских рода прекратили своей существование, остальных я тщательно профильтровал на предмет верности. Прилюдных казней не было, некоторых заговорщиков после короткого допроса убивали на месте, а остальных отправляли навечно в монастырские застенки.

Не знаю, как долго получится прожить без смут, но сделаю для этого все, потому что на кону стоит помимо моей жизни, существование будущей Великой Русской Империи.

А на Стаське я все-таки женился.

Описывать свадьбу нет нужды, скажу только, я едва дождался окончания свадебных торжеств и снова с головой окунулся в работу.

Еще полгода прошли в наведении порядка, а потом я уехал в Москву, повидаться с коллегой…