Шеф с системой. Гамбит повара

Глава 7

Прошла неделя. Семь долгих, напряженных дней ожидания. Я делал свою работу, тренировал собственное тело, но часть моего сознания постоянно была там, на западе, с отрядом разведчиков. Моя первая большая ставка в этой игре была сделана, и теперь оставалось лишь ждать, как лягут карты.

День, когда они вернулись, начинался как обычно. Крепость жила своей рутинной, размеренной жизнью, но в середине дня эту рутину разорвал резкий, пронзительный звук сигнального рога у главных ворот. Он прозвучал не тревожно, как при нападении, а так, как объявляли о прибытии гонцов или возвращении дозоров.

Новость разнеслась по двору мгновенно. «Разведчики вернулись! Западный отряд!»

У стен ристалища и у казарм начали собираться любопытные. Возвращение этого отряда всегда было печальным зрелищем. Обычно они возвращались не строем, а толпой. Уставшие, измученные, они частенько приносили вести о своих товарищах, сгинувших на болотах в топях или от «гнилой хвори». Их ждали с сочувствием и мрачным любопытством.

Тяжелые ворота со скрипом отворились и в проеме показался отряд.

Все, кто смотрел на них, замерли в недоумении.

В ворота входил весь отряд. Десять человек. Они были грязными, их кожаные доспехи были перепачканы болотной тиной, а одежда истрепана после похода. На их лицах читалась глубокая усталость.

Вот только не было на их лицах серой, болезненной изможденности. Их шаги, хоть и тяжелые, были твердыми. Спины — прямыми. Никто не кашлял. Воины заходили в крепость уставшие, но с высоко поднятой головой.

Этот разительный, невероятный контраст с их обычным возвращением был настолько сильным, что по толпе стражников и слуг тут же пронесся изумленный, недоверчивый шепот.

Я стоял у окна своих покоев, наблюдая за этой сценой, и чувствовал, как с плеч падает огромный груз. Мой план сработал.

Не успел командир отряда, кряжистый мужик по имени Федор, дойти до середины двора, как к нему уже спешил один из помощников управляющего. Он что-то быстро сказал Федору, тот удивленно кивнул и, передав командование своему заместителю, отделился от отряда.

Через минуту в дверь моих покоев постучал Борислав.

— Управляющий ждет тебя, — сказал он, и в его голосе я впервые уловил нотку любопытства. — Немедленно.

Я кивнул, приводя в порядок мысли. Напряжение снова вернулось. Меня явно звали присутствовать при личном докладе сурового ветерана, который не верит в чудеса. Экзамен по принятию моей реформы питания входил в решающую стадию.

Я шел за Бориславом по уже знакомым коридорам господского крыла. Слуги, встречавшиеся на пути, почтительно склоняли головы. За последнюю неделю мой статус изменился. Я больше не был просто «поваром». Слухи о моих методах и, главное, об их результатах, сделали меня в глазах обитателей крепости кем-то вроде придворного знахаря, непонятной, но могущественной фигурой.

Мы подошли к дверям канцелярии. Борислав коротко постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь, пропуская меня внутрь. Он остался снаружи, его работа была выполнена.

В просторной канцелярии управляющего было непривычно людно. За большим столом, на котором была разложена карта западных земель, сидел сам Степан Игнатьевич, но сегодня он был не один. Рядом с ним, прямой, как натянутая тетива, стоял воевода Ратибор — суровый, покрытый шрамами командующий всей дружиной. Стоило мне войти как его взгляд впился в меня, словно измеряя и взвешивая.

Федор докладывал сухо, по-военному, без лишних эмоций. Он начал водить по карте своим пальцем.

— Мы прошли по старому тракту до самых Гнилых топей. Разведка показала, что основной брод через реку все еще проходим для конницы. Дальше мы углубились в леса, проверили старые охотничьи тропы. Людей Морозовых не видели. Но…

Он на мгновение запнулся, подбирая слова. Степан Игнатьевич слушал его, глядя на карту, и лишь изредка кивал.

— Но земля не пустая, — продолжил Федор. — На второй день, у Медвежьего оврага, мы наткнулись на свежие следы конного разъезда. Пятеро всадников. Судя по подковам, не наши и не Морозовские. Скорее всего, люди боярина Боровича. Они прошли там за несколько часов до нас и шли быстро, не таясь. Думаю, просто патрулируют свои границы.

— Вы разговаривали? — спросил Ратибор.

— Наша задача была — разведка, а не бряцание оружием, — воевода удовлетворенно кивнул. — На четвертый день, у самого края болот, видели дозорных Ольговичей. Двое. Сидели у костра. Заметили нас, но тревоги не подняли, лишь проводили взглядами. Похоже, им, как и нам, лишние свары ни к чему. Граница спокойна, но движение есть и его много. Все следят за всеми.

Когда формальная часть доклада была окончена, управляющий отложил карту и поднял на командира свой тяжелый, пронзительный взгляд.

— Как люди, Федор? — спросил он, и этот вопрос был главным. — Как перенесли поход на этот раз?

На суровом лице ветерана впервые появились эмоции. Смесь глубочайшего удивления, недоверия к собственным словам и уважения. Он медленно повернул голову и посмотрел прямо на меня.

— Поход прошел хорошо. Заболевших и потерь нет, господин управляющий, — произнес он, и его грубый голос прозвучал в тишине канцелярии гулко и отчетливо. — Впервые за всю мою службу мы вернулись боеспособными. Обычно-то после этих походов долго отдыхать надо и восстанавливаться, а сейчас такое чувство, что хоть завтра в бой.

Степан Игнатьевич не шелохнулся, но я увидел, как его пальцы, лежавшие на столе, чуть сильнее сжались. Ярослав подался вперед, не в силах скрыть своего изумления. Ратибор впился взглядом в лицо своего подчиненного.

— Рассказывай, — приказал воевода, и его голос не оставлял места для недомолвок.

— Да, нужны подробности, — поддержал его Степан Игнатьевич.

Федор тяжело вздохнул, словно собираясь с силами, и начал свой рассказ. Он говорил с неохотой, как человек, которого заставляют описывать чудо, в которое он сам не до конца верит.

— Поначалу мои люди роптали, господин управляющий. Брикеты эти… — он снова покосился на меня, — на вкус странные. Жесткие, как камень. Пахнут смолой, хвоей, еще чем-то горьким… Не еда, а лекарство какое-то, но приказ есть приказ. Мы ели их, как было велено, по одному в день, запивая водой.

Он перевел дух, собираясь с мыслями.

— На второй день я заметил первое. Ночью никто не жаловался на озноб. Обычно у костра сидим, зуб на зуб не попадает от болотной сырости, а тут — тишина. Воины спят спокойно, ровно дышат. Я сам сначала не поверил, думал, просто ночь теплая выдалась. На третий день… прошел кашель. Тот самый, вечный наш спутник, который рвет глотку и не дает дышать. Он просто исчез. У всех. Сначала у молодых, потом и у старых. Просто перестали кашлять, будто и не было его никогда.

Степан Игнатьевич подался вперед, его глаза внимательно изучали лицо ветерана.

— А на обратном пути, — продолжал Федор, и в его голосе прозвучало откровенное изумление, — мы сделали переход, на который обычно уходит два дня, за один. Потому что у людей были силы. Они не тащились, как дохлые мухи, считая каждый шаг. Они шли ровным, быстрым шагом.

Он замолчал, и в его глазах, смотревших то на меня, то на управляющего, была смесь шока, уважения и почти суеверного страха.

— Я не знаю, что за колдовство в этой еде, господин. — закончил он. — И знать не хочу, но оно — за нас и это хорошо.

В тот самый миг, когда он произнес эти слова, я почувствовал знакомый отклик.

[Миссия «Железный Рацион» успешно завершена!]

[За успешное выполнение сложного задания государственной важности вы получаете +200 ед. опыта.]

[Ваша репутация в гарнизоне значительно выросла!]

Я стоял, стараясь не выдать своего триумфа, и чувствовал, как по телу разливается тепло от полученного опыта. Экзамен был сдан. Сдан с блеском.

Командир разведчиков закончил свой доклад, и в канцелярии на мгновение повисла тишина, наполненная весом его слов. Степан Игнатьевич медленно кивнул, его лицо было непроницаемо, но я видел в его глазах удовлетворение. Затем он повернулся к воеводе.

— Ратибор? Твое мнение как воина?

Старый воевода, который все это время стоял, скрестив могучие руки на груди, и слушал с непроницаемым лицом, медленно выпрямился. Он посмотрел не на управляющего, а прямо на меня. Его взгляд был долгим, тяжелым, изучающим.

— Я не верю в колдовство, — пророкотал он наконец. — Но я верю своим глазам и ушам. Я знаю Федора двадцать лет. Он не из тех, кто преувеличивает. И я видел его людей, когда они входили в ворота.

Он сделал паузу, повернувшись к Степану.

— Если этот повар, — он кивнул в мою сторону, — своей едой может сделать так, чтобы отряд возвращался из Гнилых топей без потерь и был готов к бою, то мне плевать, как это называется. Эти навыки тоже оружие. Оружие, которого нет ни у кого другого.

Он снова посмотрел на меня, и в его суровых глазах я впервые увидел не просто любопытство, а профессиональное уважение. Уважение воина к создателю нового, смертоносного клинка.

— Хорошая работа, Федор. Отряд заслужил отдых и двойную порцию мяса на ужин, — сказал Степан Игнатьевич, его голос был полон удовлетворения. — Можешь идти.

Командир отдал честь обоим — и управляющему, и воеводе — и вышел, бросив на меня еще один быстрый взгляд.

— Я тоже пойду. Мне нужно еще обсудить кое-что с воинами, — пророкотал Ратибор и вышел следом за Федором.

Не успела за ним закрыться дверь, как в нее снова постучали.

— Войдите! — раздраженно бросил управляющий.

На пороге появился начальник стражи — высокий, угрюмый мужчина, отвечавший за порядок внутри крепости.

— Прошу прощения за беспокойство, господин управляющий, — сказал он, — но случилось происшествие. Купец Михей в спешке покинул крепость.

Степан Игнатьевич поднял бровь. Ярослав, до этого расслабленно сидевший в кресле, тут же подобрался.

— Покинул? — переспросил управляющий. — Что значит «в спешке»?

— Он бросил почти весь свой товар и даже двоих своих людей, — доложил начальник стражи. — Причина, как я полагаю, — скандал в кабаке, где он остановился.

— Подробнее.

— Ночью, по словам кабатчика, Михей был в прекрасном настроении. Он сидел за столом с двумя своими людьми и одним из наших стражников, который был не на службе. Пили вино, травили байки. А потом, — начальник стражи понизил голос, — все трое, кто пил, один за другим потеряли сознание. Их не могли разбудить ни криками, ни водой. Кабатчик перепугался, думал, что купец их отравил. Пока один из них не начал храпеть на весь кабак. Они недавно проснулись с жуткой головной болью и полным провалом в памяти о вчерашнем вечере. Все трое говорят, что чувствовали себя нормально, да и выпили не так много. Говорят, что купец им что-то подмешал. Кабатчик сообщил нам и мы тут же отправились за Михеем, но его и след простыл. Мы обыскали его комнату. В общем, купец собрал самое ценное и сбежал до рассвета. Вылез из комнаты через окно.

Начальник стражи закончил свой доклад. Я увидел, как плечи Ярослава трясутся от беззвучного смеха. Он отвернулся к окну, чтобы скрыть свое лицо.

Степан Игнатьевич же не смеялся: — Как он покинул крепость? — рыкнул он. — Ворота на ночь заперты!

— Выясняем, — начальник стражи нахмурился еще сильнее. — Мы думаем, что ему кто-то помог.

— Замечательно, просто замечательно, — прошипел Степан Игнатьевич.

Он медленно, очень медленно, повернул голову и посмотрел на меня. получилось так, что я, не выходя из своей кухни, не пролив ни капли крови, одним хитроумным, почти шутовским ходом, не только защитил свои секреты, но и заставил вражеского шпиона в панике бежать, выставив его полным идиотом.

В его глазах я прочитал не просто одобрение.

Степан Игнатьевич жестом отпустил начальника стражи. Когда за тем закрылась дверь, и мы остались втроем — я, он и Ярослав, — управляющий медленно повернулся ко мне. Его вечная маска холодного прагматика треснула, и на лице появилась искренняя улыбка.

— Ты доказал свою ценность дважды, Алексей, — сказал он, и в его голосе я впервые услышал довольные нотки. — Сначала — укрепив наших людей, превратив самый слабый отряд в крепких воинов, а затем — обезвредив врага своим умом. Крепость в долгу перед тобой.

Он подошел к своему столу, выдвинул ящик и достал оттуда туго свернутый свиток пергамента, перевязанный лентой. Он развернул его, взял со стола тяжелую сургучную печать и, расплавив воск над свечой, с силой прижал ее к документу.

— Князь Святозар дал свое согласие, но оставил конечное решение за мной и, как видишь, я его принял, — сказал он, протягивая свиток мне. — Твой план по реформе питания дружины утвержден.

Я с замиранием сердца взял в руки этот документ. Было приятно осознавать, что хитрый лис, хоть и проверял меня, но все же немного доверял и заранее подготовил свиток.

— С этого дня, — продолжил Степан Игнатьевич, и его слова звучали как официальный указ, — ты получаешь полный контроль над общей кухней. Прохор будет… переведен на другую работу. Очень далеко отсюда.

Я сжал свиток в руке. Я сделал это, победил. Получил все, что хотел, и даже больше.

Ярослав, стоявший рядом, ободряюще положил мне руку на плечо.

— Это только начало, наставник.

Я посмотрел в окно, в сторону общей кухни, где прямо сейчас все еще царила тирания Прохора. Где Матвей и другие мальчишки ждали и надеялись.

Моя клятва. Пришло время ее исполнять.