Глава 11

Федот кивнул, и под его руководством поварята начали выкатывать тяжелые котлы к импровизированной линии раздачи. Столовая располагалась рядом с кухней, что упрощало работу. Моя работа как повара пока закончилась. Теперь начиналась работа стратега. Я встал в тени, чтобы лично проконтролировать самый сложный прием пищи.

Воины, уставшие после утренних тренировок, начали стекаться к столовой. Слух о революции на кухне и падении Прохора уже облетел всю крепость, подкрепленный невероятными рассказами о сегодняшней утренней каше. Да, она была на удивление вкусной и сытной, но один удачный завтрак не мог смыть годы недоверия. Была ли это разовая акция? Подачка от нового начальника, чтобы задобрить их в первый день?

У самого входа я поставил Матвея. Он стоял, выпрямив спину, и хоть я видел, как дрожат его колени, голос его звучал на удивление твердо. Он был моим глашатаем, моим распорядителем, живым воплощением нового порядка.

— Лучники и дозорные — налево, к малому котлу! — выкрикивал он, указывая на дымящуюся похлебку из птицы. — Тяжелая пехота — направо, к рагу! Остальная дружина — по центру, к каше!

Воины, привыкшие сваливаться в одну общую, беспорядочную очередь, озадаченно тормозили. Затем ставили свои миски на дубовые прилавки, переглядываясь и пытаясь понять новые правила. Разделение! Для них это было в новинку. Подгоняемые голодом и командами Матвея, они нехотя начали расходиться, формируя три отдельные, еще неровные очереди.

Первые реакции были именно такими, как я и ожидал. Воины из основной дружины, заглядывая в котел Федота, недоуменно хмурились.

— Это что за варево? — пробасил один из ветеранов, тыча ложкой в густую, темно-коричневую кашу, от которой шел невероятный мясной дух. — Где привычная еда? Эта какая-то… темная.

— И пахнет странно, — подхватил его сосед. — Жареным чем-то. Не отравят нас, часом, с этими новшествами?

Федот, стоявший на раздаче, сжал черпак так, что побелели костяшки. Я видел, как в его глазах вспыхнула ярость, как ему хочется рявкнуть в ответ что-то привычное, грубое, поставить наглеца на место, но он сдержался, помня мой приказ. Это была не его битва, а моя как нового шефа.

Я вышел из тени. Прошел мимо растерянных поварят и встал рядом с Федотом, прямо перед недовольным ветераном. Я не стал кричать. Посмотрел ему прямо в глаза — спокойно, без страха и без злобы.

— Отравят? — переспросил я, и мой голос, хоть и негромкий, разнесся по всей столовой. — Прохор травил вас годами, подавая вам гниль и отбросы, и никто из вас не сказал ни слова. Сегодня, впервые за долгое время, перед вами настоящая еда, и ты говоришь о яде?

Ветеран опешил от такой дерзости. Он открыл рот, чтобы возразить, но я не дал ему.

— Я видел, как вы возвращаетесь с дозоров, — продолжил, обводя взглядом всю очередь. — Видел ваши серые от усталости лица. Видел, как вы валитесь с ног после смены и я знаю, почему. Потому что еда, которую вам давали, была плохой. Она не давала силы, она ее отнимала.

Я указал на котел с кашей.

— Эта еда другая. Она сварена не для того, чтобы просто набить живот и уснуть. Она сварена для того, чтобы дать вам силу на весь день. Чтобы ваша рука, держащая копье, была твердой, а спина — прямой. Я отвечаю за это своей головой.

Я замолчал, и в этой тишине мои слова повисли в воздухе. Я говорил с ними не как повар, а как человек, который понимает их нужды лучше, чем они сами.

— Если не веришь мне, — я снова посмотрел на того самого ветерана, — можешь не есть. Иди в казарму голодным. Остальные — пробуйте, а вечером, после тренировки, сами решите, какая еда делает вас сильнее — эта или помои Прохора.

Это был рискованный, но единственно верный ход. Я не заискивал, не оправдывался. Бросил им вызов, апеллируя к их воинской логике и здравому смыслу и это сработало. Ветеран, смущенный и обезоруженный, пробормотал что-то себе под нос и, взяв свою миску с кашей, отошел в сторону.

Затем настоящая буря разразилась у другого котла. Туда подходили лучники и дозорные — люди, для которых я создал свой «Легкий» рацион. Когда первый из них заглянул в котел и увидел почти прозрачный золотистый бульон с нежными кусками белого мяса птицы и зеленью, он отшатнулся, как от оскорбления.

— Эй! — крикнул он на поваренка, стоявшего на раздаче. — Ты мне это предлагаешь⁈ Этой водицей и котенка не накормишь! Я после ночного дозора, мне сила нужна, а не пойло для хворых!

Его крик стал сигналом. Очередь лучников загудела, как растревоженный улей.

— Совсем ополоумели!

— Мы во-о-оины, а не больные девки!

— Верните еду! От нее хоть живот полный был!

Я отошел от котла с кашей и остановился прямо перед очередью лучников, напротив самого громкого из них. Он был выше меня на голову, шире в плечах, и смотрел на меня сверху вниз с откровенным презрением.

— Ты прав, воин, — сказал я спокойно, и мой голос, лишенный страха, заставил его удивленно замолчать. — Эта еда не наполнит твой живот тяжестью, от которой клонит в сон. Она не для этого.

Я обвел взглядом их хмурые, недовольные лица.

— Скажи мне, что важнее для лучника: набитое брюхо или острый глаз и твердая рука? Тяжелая еда делает кровь густой, а разум — сонным. Она затуманивает зрение и заставляет руки дрожать. Вы это знаете не хуже меня. После сытного обеда из котла Прохора вас тянуло спать на посту, а не высматривать врага.

Они молчали. Я попал в точку.

— Эта еда, — я указал на котел с похлебкой, — другая. Она даст вам быструю, чистую энергию, которая пойдет не в живот, а в мышцы и в голову. Она сделает ваш взгляд острее, а руку — тверже. Это еда для охотников, а не для пахарей.

Я видел в их глазах сомнение, смешанное с любопытством. Моя логика была им понятна, но привычка требовала своего. Тогда я решил пойти на риск.

— Я предлагаю сделку, — объявил я громко. — Вы едите эту похлебку сегодня. Без жалоб, а после обеда вы идете на стрельбище? Так вот, если сегодня вы не покажете лучший результат за последний месяц, если ваша стрела не полетит точнее, а рука не станет тверже, — я даю слово, что с завтрашнего дня вы будете есть из общего котла вместе с тяжелой пехотой. Но если я прав… — я сделал паузу, глядя им прямо в глаза, — то вы будете есть то, что я для вас готовлю. И будете благодарны за это.

В очереди повисла тишина. Это был дерзкий вызов.

Тот самый лучник, что кричал громче всех, смотрел на меня несколько секунд, а затем на его лице появилась грубоватая ухмылка.

— А что, парни, — сказал он, поворачиваясь к своим. — По-моему, сделка честная. Либо мы завтра едим нормальную кашу, либо этот малец и впрямь колдун. В любом случае не проиграем. Наливай свою водицу, повар! Посмотрим, чего стоят твои слова.

Очередь согласно загудела. Напряжение спало. Они приняли мой вызов. Битва за признание еще не была выиграна, но я получил главное — шанс доказать свою правоту делом.

И в этот самый момент, когда первый из лучников с сомнением подносил ложку ко рту, гул в столовой стих по другой причине. Толпа воинов у входа начала расступаться.

В столовую вошли двое.

Первым шел воевода Ратибор, его тяжелая, уверенная походка заставляла скрипеть половицы. Следом за ним шел княжич Ярослав.

Они взяли миски и, игнорируя всеобщее внимание, встали в разные очереди, как простые дружинники. Ратибор — к котлу с «Силовым» рационом. Ярослав — к тому самому, который только что вызвал бурю негодования, — к «Легкому».

Наступила мертвая тишина. Все взгляды были прикованы к ним.

Ратибор получил свою порцию густого, темного рагу и, пройдя к ближайшему столу, сел среди обычных пехотинцев. Он зачерпнул полную ложку, отправил в рот, прожевал, а затем с грохотом опустил ложку на стол и громко провозгласил: — Наконец-то! Мясо, которое можно жевать, а не глотать целиком! Отличная работа, повара!

Ярослав, в свою очередь, сел за стол к лучникам. Он медленно, с видимым удовольствием, съел несколько ложек своей похлебки, а затем повернулся к тому самому воину, который кричал громче всех. — Как раз то, что нужно перед стрельбой. С полным брюхом каши в цель не попадешь.

Военный лидер и наследник публично, своим авторитетом, поддержали мою реформу. Мой дерзкий вызов получил самую мощную поддержку, какую только можно было вообразить. Ни о чем подобном я с ними не договаривался и это было приятно.

Сомнения на лицах воинов окончательно растаяли, сменившись энтузиазмом. Теперь они не просто пробовали новую еду — они приобщались к чему-то, что одобрено их командирами и самим княжичем. Ворчание полностью прекратилось. Воины с удивлением и удовольствием обнаруживали, что новая еда не только сытнее, но и намного вкуснее старой

Когда ложки закончили стучать по тарелкам началось самое интересное.

Мой разум захлестнул настоящий водопад системных сообщений, вспыхивающих одно за другим с невероятной скоростью.

[ВНИМАНИЕ! Активирован уникальный бонус «Первая Реформа»! За первое успешное применение новой системы питания к каждой цели вы получаете опыт × 10!]

[Вы успешно применили блюдо [Рагу «Силовой рацион»] к цели «Воин тяжелой пехоты»!]

[Получено 20 ед. опыта.]

[Вы успешно применили блюдо [Похлебка «Острый глаз»] к цели «Лучник»!]

[Получено 15 ед. опыта.]

[Вы успешно применили блюдо [Каша «Сила Земли»] к цели «Воин дружины»!]

[Получено 10 ед. опыта.]

Они шли нескончаемым, непрерывным потоком, сливаясь в сплошное голубое сияние в моем сознании. Десятки. Сотни.

Лавина опыта, обрушившаяся на меня, была настолько мощной, что я почувствовал, как шкала моего Дара, до этого заполнявшаяся так медленно, несется вверх, сметая все преграды.

И прежде чем последний воин успел доесть свою порцию, это случилось.

[Суммарный опыт превысил порог уровня!]

[Ваш уровень Дарования повышен! Текущий уровень: 10!]

[Суммарный опыт превысил порог уровня!]

[Ваш уровень Дарования повышен! Текущий уровень: 11!]

Два уровня. За один раз. Я почувствовал, как по телу прокатились две мощные волны силы, расширяя мое восприятие, углубляя мою связь с Даром.

Я смотрел на пирующих воинов и понимал, что нашел не просто способ накормить армию, а нашел ключ к своему развитию. И пусть такая огромная награда была возможна лишь в первый раз, за сам факт внедрения новой системы, но даже десятая часть этого опыта в день — это невероятная скорость роста, недоступная мне ранее.

Успех обеденной раздачи преобразил кухню. Удивление и восторг воинов стали лучшей наградой для моих поварят. Весь остаток дня они работали с невиданным доселе рвением.

Под руководством Федота «горячий цех» без суеты готовил ужин — настоящую купеческую гречневую кашу.

В огромном котле куски сала медленно таяли, превращаясь в прозрачное, шкворчащее золото, источающее густой аромат. В это кипящее золото с громким шипением обрушились горы нашинкованного лука. Он тут же зашипел, добавляя к запаху свою сладкую ноту, а сами луковые кольца становились мягкими и золотистыми.

Следом в котел отправились отжатые от лишней влаги, но все еще упругие и сочные грибы. И, наконец, финальный аккорд: Федот всыпал в котел прокаленную на сухой сковороде гречневую крупу. Тысячи маленьких, раскаленных зернышек с жадностью начали впитывать в себя горячий жир и ароматы, обещая превратиться в невероятно сытное и вкусное блюдо.

Это было идеальное блюдо для ужина: полное медленных углеводов, оно должно было дать воинам не только сытость, но и долгую энергию на всю ночь и следующее утро.

Вечерняя очередь в столовую выглядела совсем иначе. Недоверие сменилось нетерпеливым ожиданием. Воины заглядывали в котел, и от густого, грибного аромата у них текли слюнки. Ворчания не было и в помине, его сменили шутки и добродушное подталкивание локтями. Они ели молча, наслаждаясь глубоким вкусом и это молчание говорило лучше любых слов.

Когда последний котел был вымыт, а кухня приведена в идеальный порядок к утру, я, наконец, смог уйти.

Вечер опустился на крепость, принеся с собой прохладу и тишину. Я сидел за массивным столом в своих новых покоях. Усталость после долгого, напряженного дня приятно гудела в мышцах, но в душе царило глубокое, чистое удовлетворение. Первая битва была выиграна — и утром, и в обед, и вечером. День прошел идеально.

Рядом со мной, при свете двух дорогих восковых свечей, сидел Матвей. На его лице была маска предельной сосредоточенности. Он больше не был похож на забитого поваренка. Передо мной сидел юный писарь, мой личный помощник, который с усердием, достойным придворного летописца, выводил грифелем на восковой дощечке цифры.

— Итак, — диктовал я, просматривая свои заметки, — базовый рацион, каша ячменная: съедено сто восемьдесят семь порций. Отзывы от десятников: положительные. Отмечено повышение сытости и отсутствие тяжести в желудке.

Матвей старательно царапал по воску. Мы составляли наш первый официальный отчет для управляющего. Это был документ, подтверждающий наш триумф.

— Силовой рацион, рагу из говядины: съедено сорок две порции. Отзывы: крайне положительные. Воины отмечают прилив сил, — я сделал паузу. — Легкий рацион, похлебка из птицы: съедено тридцать пять порций. Отзывы…

В этот момент дверь в мои покои бесшумно отворилась. Я поднял голову. На пороге стоял Степан Игнатьевич. Он вошел в комнату, и Матвей тут же вскочил, испуганно склонив голову.

— Сиди, — ровным голосом приказал управляющий, и мальчик тут же опустился обратно на стул, боясь пошевелиться.

Степан Игнатьевич подошел к столу. На его лице не было улыбки, но в глазах я увидел то, что было важнее — одобрение. Он бросил взгляд на нашу дощечку с отчетом, на аккуратные столбики цифр.

— Я уже получил доклад от воеводы Ратибора, — сказал он, обходя стол и останавливаясь у камина. — Он впечатлен. Говорит, что после обеда на вечерней тренировке люди двигались быстрее обычного и точность стрельбы выросла. Твоя система начала работать, Алексей. Первые плоды уже есть.

Он помолчал, глядя на огонь.

— Но не расслабляйся.

Я напрягся, прекрасно понимая, что он пришел не для того, чтобы просто похвалить меня.

— Победа всегда рождает новых врагов, — продолжил управляющий, и его голос стал тише, жестче. — Особенно, когда эта победа нарушает привычный порядок вещей. Мои люди доложили мне. Демьян, после своего публичного унижения, затаился, но он не сидит без дела.

Он повернулся и посмотрел мне прямо в глаза.

— Его видели несколько раз в компании старых командиров. Тех, кто был верен еще отцу Святозара. Людей, которые ненавидят любые новшества. Они недовольны тем, что какой-то выскочка-поваренок, без роду, без племени, получил такое влияние на наследника и на всю дружину. Они видят в тебе угрозу.

Я молчал, но чувствовал, как по спине пробегает холодок. Я победил Прохора, унизил Демьяна, но теперь против меня формировалась целая фракция. Сильная, влиятельная, уходящая корнями в самое сердце старой власти.

— Они не сделают ничего открыто, — сказал Степан, словно читая мои мысли. — Они слишком хитры для этого, но они будут ждать. Ждать твоей первой ошибки, первого промаха. Любое недомогание в дружине, любая хворь и Демьян тут же прибежит к князю с криками, что твое «колдовство» травит людей. Он будет использовать любой повод, чтобы уничтожить тебя и вернуть себе былое влияние. Будь начеку.

Его слова упали в тишину комнаты, как камни в глубокий колодец. Угроза была реальной и неотвратимой.

— Я понял вас, господин управляющий, — сказал я, и мой голос был тверд.

— Я знаю, что понял, — он едва заметно кивнул. — Поэтому я и пришел тебя предупредить. Ты — мой самый ценный и самый рискованный проект, Алексей. Я не позволю, чтобы он провалился из-за интриг старых дураков. Работай и помни — теперь ты всегда под наблюдением. Не только моим.

Он развернулся и так же бесшумно, как и вошел, покинул комнату.

Я остался один в тишине своих покоев. Матвей смотрел на меня испуганными глазами, он слышал каждое слово. Я ободряюще кивнул ему.

— Иди отдыхай. Завтра много дел.

Когда он ушел, я подошел к столу и посмотрел на наш отчет. На аккуратные строчки, которые были доказательством моей первой большой победы, но радости от нее уже не было.

Слова управляющего отравили ее, напомнив, что война не окончена. Враги просто сменили тактику и ушли в тень. Теперь каждый мой шаг, каждая ложка каши, каждое решение будет рассматриваться под микроскопом.

Я был больше не в золотой клетке. Я был на шахматной доске, и каждый мой ход мог стать последним.

Загрузка...