Шакал ощущал запах крови Никс. Все, что он чувствовал, пока нес ее, — это теплая влага, пропитывающая ее одежду и рукав тюремной туники. Все, о чем думал, — это расстояние, которое нужно преодолеть, чтобы доставить ее в безопасное место.
И нужно убедиться в его безопасности.
Он бежал так быстро, как мог, стараясь сильно не трясти Никс, но, судя по тому как она стонала и напрягалась в его руках, он все равно причинял ей боль. Однако Никс не опускала пистолет. Пока он бежал по территории Надзирателя, она держала дуло наготове и была настороже, наклоняясь вслед за ним на углах, когда он заворачивал, и стойко держась там, где он просто бежал вперед.
Черт возьми, он потерял оружие, которое она дала ему, когда бросился за тем охранником. Однако времени искать его не было. По крайней мере, судя по металлическому бренчанию, у нее в рюкзаке было что-то еще.
Когда они приблизились к тюремной камере с закрытыми сетчатыми панелями, он не смог удержаться и заглянул внутрь…
Крик Никс привлек его внимание.
Вот дерьмо, подумал он, останавливаясь. Перед ними выстроились четверо охранников, являя собой стену в униформе и с кучей смертоносного металла в руках.
Шакал пытался продумать стратегию защиты, но бежать было некуда. Хуже того, скоро сюда вернется Надзиратель — либо потому, что осмотр рабочей зоны закончился, либо, что более вероятно, из-за сигнала тревоги. Несомненно, впереди было еще больше стражников, а у Никс не осталось сил для еще одного затяжного сражения.
— Пистолет к виску, — прошептал он. Когда глаза Никс вспыхнули, он обнажил клыки. — Приставь пистолет к моему виску. Сейчас.
Когда она сделала то, что он ей сказал, он обратился к охранникам.
— Я хочу, чтобы вы все бросили оружие мне под ноги и легли лицом вниз, иначе она меня пристрелит. Она, мать вашу, это сделает, а вам потом придется объяснять, как вы позволили пристрелить меня у себя на глазах. Вы хотите стать гонцами такой новости?
В качестве доказательства, дуло пистолета Никс, еще теплое и отчетливо пахнущее разрядом, прижалось к его черепу, прямо возле глаза.
— Нет, нет, — предупредил он, когда светловолосый охранник слева наклонился к плечу, к которому был прикреплен его коммуникатор. — Не стоит. Лицом вниз, немедленно. Или произойдет что-то очень неприятное… и не только потому, что мои мозги забрызгают стены.
Когда охранники скинули оружие и опустились на пол, в коридор из расщелины, что вела к Улью, вошла фигура. Кто бы это ни был, он был закутан в черные складки с головы до ног, а лицо было скрыто капюшоном. Он также хорошо скрыл свой запах, маскируя личность ароматом тюремной кухни. Хлеба. И чеснока.
Слава Деве-Летописеце, — подумал Шакал, махнув призраку рукой, которой держал Никс под коленями. Кейн пришел быстро.
Как же мудро этот мужчина скрыл свою личность. Как всегда, благородный муж пришел вовремя.
— Руки за спину, — приказал Шакал охране.
Они зашевелились на полу, прижав запястья к пояснице, и Кейн двигался с грацией, присущей только аристократу, его стройное тело под складками двигалось гибко и плавно… и все же по-военному практично и эффективно. Подняв один из брошенных пистолетов, он в одно мгновение надел на каждого из стражников их же наручники. Во время выполнения ограничительных мероприятий мужчина сразу лишил всех пленников боеприпасов и коммуникаторов, а также забрал нескольких ножей, свалив оружие у них в ногах.
Когда Кейн кивнул, Шакал снова начал движение и, стараясь держать свой драгоценный груз как можно осторожнее, пробежал мимо своего дорогого друга, а также всех выведенных из строя охранников.
— Он все время был на предохранителе, — сказала Никс, когда они устремились вперед. — Просто чтобы ты знал.
Шакалу оставалось только покачать головой. Хаос в голове не позволял привести эмоции в порядок, но он подозревал, что даже если бы и смог, то не хотел бы, чтобы Никс узнала, что именно чувствует и силу этих чувств.
Лучшего напарника, чем она, и быть не могло, но, казалось, это лучше держать в секрете.
Как и реальность, в которой он до конца жизни будет проживать мгновения ее ранения.
***
Когда Шак подвел их к расщелине, Никс была готова спуститься на пол и пойти своим ходом. Хорошо, потому что он не мог пронести ее через тесный проход. Там едва хватило места для одного, не говоря уже о ноше, о раненной в грудную клетку жертве.
Хотя, на жертву она похожа не была.
Прижавшись к плечу Шака, Никс высвободилась из его хватки, и по тому, как его руки задержались на ее талии, она поняла, что Шак не хотел ее отпускать, даже когда ее ноги коснулись земли. Некогда вести беседы. Она шагнула прямо в темноту, прижимаясь телом к узким земляным объятиям расщелины… не оглядываясь. Не было на то причин. Шак будет позади нее. Он прикроет. Она шла вперед, сырой камень задевал ее рюкзак под туникой, но страха, как ни странно, не было.
Совсем нелогично. С другой стороны, по крайней мере, никто не стрелял в нее в этой сверхтемной, очень тесной дыре.
Хотя, когда они дойдут до конца, все может измениться.
Мягкое свечение означало выход из трещины в скале, и когда Никс достигла границы, рука Шака на ее плече замедлила их движение. Некоторое время они ждали. Она вдохнула запах Улья, но поняла, что он почему-то стал слабее. Было тихо. Может, после драки приятелей Шака всех разогнали?
Скорее всего, прогремела тревога, учитывая, сколько тел они оставили в помещениях Надзирателя. Картинка словно из видеоигры.
— Я ничего не слышу, — прошептала она. — Это не опасно?
— Держи пистолет наготове, но спрячь.
Поскольку Никс шла впереди, она должна была выйти первой, и, если подумать, возможно, ей следовало пропустить Шака вперед. Но поздно. Поздно меняться местами.
Повернув голову, она хотела посмотреть на него, просто чтобы набраться сил. Однако было слишком темно.
— Я в порядке, — мягко сказала она. — Просто чтобы ты знал.
— Ты в состоянии шока.
— Я не…
— Конечно, да.
— Не надо говорить мне в каком…
Они замолчали одновременно. И ей пришлось улыбнуться, хотя и ненадолго.
— При других обстоятельствах, — сказала Никс, — я действительно могла бы влюбиться в тебя.
Она не ждала от него ответа. Но затем его голос, такой хриплый и низкий, пробился к ней сквозь тьму.
— При других обстоятельствах я бы влюбился в тебя еще сильнее. И я ни на секунду не пожалел о смятении в моем сердце.
Закрыв глаза, Никс почувствовала боль, пронзившую центр ее груди и не имевшую ничего общего с пулевым ранением. К черту эту чушь о том, что лучше-любить-и-потерять-чем-никогда-не-любить-вообще. Она бы предпочла никогда не встречать Шака.
Теперь ей придется жить с осознанием того, что у нее никогда не будет.
Если конечно, она выберется из этой тюрьмы живой.
Наклонившись вперед, она окинула взглядом Улей.
— Он совершенно пустой. Это нормально?
— Нет. Абсолютно нет.
— Что будем делать?
— Мы не можем оставаться здесь и не можем пойти назад. Нам нужно вернуться в скрытый проход. Иди налево и двигайся быстро, но не беги. Просто иди так, будто знаешь, куда направляешься.
Глубоко вздохнув, Никс произнесла короткую молитву и выскользнула из расщелины, не оглянувшись. Она держалась близко к стене Улья, так близко, что ее раненое плечо ударялось о камень, каждый удар заставляя ее стиснуть зубы. Голова вниз. Глаза опущены. Плечо по стене. Голова вниз. Глаза опущены. Плечо по…
Шак рванул вперед, и она почувствовала облегчение. За его огромным телом она чувствовала себя в большей безопасности, пока не осознала, что у нее в руке пистолет. Она под накидкой переложила оружие в руку со стороны стены. Последнее, что ей было нужно, — это чтобы отблеск металла все испортил.
Только когда они вернулись в главный туннель, широкий, заполненный заключенными, она осознала, что они покинули Улей. Она этого даже не заметила. Где был этот поворот… поворот… который выведет их обратно в укромное место. К водопаду. К купели.
Она стремилась в то замкнутое пространство, как будто оно было родом из ее детства, местом, которое она посещала много раз, анклавом защиты от любых бурь за пределами семейного дома.
Это все эмоции. Они не имели физического воплощения, если вдруг вам захочется потрогать или подержать их в ладони, но все же они были материальными, учитывая их способность к великим изменениям. Конечно, если бы у чувств были руки, способные строить, красить, декорировать, они могли бы превратить пещеру посреди тюрьмы в дом мечты.
Именно об этом она думала, когда Шак дернул ее за рукав, заводя за угол и останавливая. Пока он проверял, нет ли за ними погони, Никс изучала мужчину. Его челюсть все еще была в крови охранника, которого он едва не съел, а пряди его длинных темных волос выбились из косы. Свежая красная кровь запачкала его тунику в нескольких местах, и каждый раз, когда она дышала через нос, Никс улавливала собственный запах. Тем временем Шак тяжело дышал, его лицо пылало, но он был собран. Его взгляд оставался острым и решительным. Как и его движения, когда он обнял ее и хлопнул рукой по стене.
Когда скрытая панель отодвинулась, Никс почти бросилась в защищенный проход. И расслабилась, только когда они оказались заперты в безопасности.
Свечи вспыхнули на уровне земли. Но Никс знала, куда идти.
Она снова шла впереди… не то, чтобы направление было выбрано целенаправленно… и когда шум льющейся воды и запах чистого воздуха достигли ее чувств, она задрожала.
Её ноги подкосились, когда она завернула за последний поворот и увидела купель.
Шак поддержал ее. Впрочем, как и всегда.
Когда он усадил ее на один из гладких камней, она поддалась жадной хватке гравитации и уставилась в глянцевый потолок. Их движения потревожили пламя на головках фитилей вокруг, и она наблюдала, как тени танцуют на грубом каменном потолке.
Боже, у нее болела спина… нет, погодите. Она лежала на рюкзаке.
Никс со стоном сбросила накидку, а затем нейлоновую сумку с оружием, и когда последняя плюхнулась на пол, Никс уступила изнеможению. Или, может, она потеряла сознание. Трудно сказать.
Когда лицо Шака появилось над ней, она захотела поцеловать его. Просто потому, что он все еще жив, и она тоже.
На данный момент.
— Позволь мне снять с тебя ветровку, — сказал он. — Нужно узнать, насколько плохо дела обстоят с плечом.
Никс кивнула и сделала все, что могла, чтобы помочь ему избавиться от слоев укрывающей ее одежды. Когда она дошла до рубашки с короткими рукавами, они оба осмотрели ее плечо.
— Прошло по касательной, — выдохнул он, закрыв глаза и выпрямившись. Потирая лицо ладонями, он тихо сказал: — Хвала Деве Летописеце.
Никс потрогала красную полоску на внешней стороне плеча, и когда снова началось кровотечение, она оставила рану в покое. Благодаря способности вампиров к быстрому исцелению, рана, которая была не настолько глубокой, чтобы доходить до основной мышечной массы, уже срасталась. Если она будет вести себя правильно и ближайшие пару часов не будет сильно напрягаться, то скоро рана полностью закроется.
Но было ли у них столько времени?
Откинув голову на камень, Никс закрыла глаза и попыталась вспомнить, когда в последний раз чувствовала такую усталость. А потом она услышала голос Шака в своей голове, который повторял фразу о касательном ранении…
Монти Пайтон[8].
Сквозь глубокую, пробравшую до мозга костей усталость, всплыла сцена из «Священного Грааля», где рыцарь, проигравший битву на мечах, брызгал кровью из каждой конечности, восклицая то же самое своим надменным британским акцентом.
Прошло по касательной.
— Тебе стало легче? — спросил Шак.
Никс открыла глаза.
— Что, прости?
— Ты улыбаешься.
— О, это не из-за… фильм, ты точно его смотрел… — она замолчала. — Эм, не обращай внимания.
Шак не смотрел этот фильм. Ни одного фильма в жизни.
Никс снова сосредоточилась на нем. И когда она протянула к нему руку, он потер ладонью линию челюсти и подбородок, будто его смутила кровь мужчины, которого они убили вместе… словно он хотел, чтобы она не видела то, что видит сейчас.
— Подойди, — попросила она.
— Нам нужен план.
— Я знаю, но сначала подойди.
Когда он, наконец, оказался ближе, Никс отвела его руку от лица. Потянувшись к воротнику его туники, она расстегнула пуговицы на высоком воротнике и распахнула лацканы.
Его взгляд стал отрешенным. Словно он знал, на что она смотрела.
— У тебя нет ошейника с замком, как у других, — сказала она. — И охранникам запрещено причинять тебе вред. Кто ты на самом деле и почему ты решил быть здесь?
— Я такой же заключенный, как и все остальные.
Никс показала головой:
— Ты мне врешь.