Сети Госпожи ужаса

Глава 5

Год 2 от основания храма. Месяц третий, называемый Дивойо Потниайо, Великой Матери, приносящей весну, посвященный. Милаванда.

Я стоял на крепостной стене и разглядывал окрестности. Роскошное место, лучшее из всех, что я видел. Рядом отличная бухта, река Меандр, самая полноводная в Малой Азии, и множество горных ручьев, питающих город и поля. На берегу Латмийского залива, который через тысячу лет исчезнет под наносами ила, и стоит Милаванда, будущий великий и славный Милет. Сейчас этот город не впечатляет. Крепостца шагов в триста диаметром, плотно застроенная домами жителей, каждый из которых имел свой участок за пределами города. Тут не прокормиться ремеслом. Оно понемногу приходит в упадок, как и торговля.

Гавань Милаванды, которую прикрывает от моря цепочка островов, когда-то была полна кораблей, а теперь она почти пуста. Нет гостей из Угарита, Кносса, Пилоса, Навплиона и Хелоса. Незачем сюда плыть, ведь тончайшая нить торгового пути, что идет из этого порта через города Арцавы до самой Хаттусы и Каркемиша, оборвана навсегда. Чтобы соединить ее снова, нужно воссоздать державу хеттов, а дикарей мушков и каска, опустошающих центр полуострова, истребить или загнать назад в горы. Некому это сделать, а я и мысли такой не имею. Пусть князья, разорвавшие на куски страну Хатти, сами с этим разбираются. У меня нет на это ни сил, ни охоты, ни нужды. Есть и попроще торговые пути.

Море, которое раскинулось передо мной безбрежной синевой, чисто от парусов. Не сезон, да и мало сейчас на море купцов. Города Ханаана разгромлены почти все, а будущая Финикия только-только оживает. Вот еще растут конкуренты на мою голову. Торговцы из Тира, Арвада, Библа, Сидона и Бейрута еще покажут себя, но пока что они только пытаются выжить в море, кишащем хищниками. Великолепная гавань Милаванды приняла едва ли пару купеческих кораблей. Остальные, стоящие здесь — мои. Они ждут, когда их столкнут в воду и отправят в путь.

Порт окружают домишки бедноты, глинобитные и каменные. Чем ближе к холму акрополя, тем теснее стоят дома, тем они больше и зажиточней. Это Нижний город, заселенный, как и везде, простонародьем. Узкие кривые улочки, плоские крыши и стены без окон. Тут строятся точно так же, как и везде. Фундамент из камня, а остальное — из высушенного на солнце кирпича, перекрытого деревянными балками. Дома лепятся тесно, словно пчелиные соты. Они как будто ищут защиты друг у друга. Защиты от таких как мы, сильных и наглых, приходящих с моря.

Милаванде, как фактории цены нет. Плодородная земля, много воды и порт, соединявший Аххиявву с Хаттусой, все это сделало завоевание города владыками Микен вопросом предрешенным. Им требовался торговый форпост, и они его получили, захватив крошечный кусочек страны Арцава. Они не пошли вглубь. Им это было просто не нужно. И мне не нужно тоже.

— А место ведь отличное! — не покривил я душой. — Особенно на той стороне залива, где река.

— Земля там просто на загляденье, государь, — согласился Абарис, а стоявшие позади таксиархи поддержали его одобрительным гулом.

— Паренек со мной приехал, — ответил я. — Обучен хорошо. Будет писцом здешним. Он обмер земли проведет. Князька здешнего…?

— Зарезали, господин! — преданно посмотрел на меня командир лучников Хуварани. — И его самого, и семью под нож пустили. Как ты и велел.

— Хорошо, — кивнул я. — Надо бы архонта здесь назначить. Сотники раненые есть?

— Есть, — нахмурился Абарис. — Нелею из второй сотни левую руку покалечило. Не может со щитом биться.

— Его оставим, — кивнул я. — Он толковый. Дадим ему двести плетров земли и рабов в награду.

Я был собой горд неимоверно, потому что придумал, наконец, систему мер и весов. Плетр — это почти что родные, привычные десять соток, девятьсот пятьдесят квадратных метров. Если здесь этой мерой пользовались без малого тысячу лет, то значит, она была удобна.

— Плетров? — недоуменно посмотрели на меня командиры, не разделявшие моих восторгов. — Это еще что такое?

— А вы думали, я отдыхал всю зиму? — усмехнулся я. — Я думал! Плетр — это десять тысяч квадратных пусов[4]. Полтора пуса — это локоть. Шестьсот пусов — стадий. Поняли?

— Нет! — дружно замотали головами таксиархи. — Пус — это же стопа!

— Во! — я показал им подошву сандалии. — С моей ноги мерку сняли. Она в храме Посейдона храниться будет. А от нее остальные величины будут происходить. Так поняли?

— Нет! — снова помотали головами командиры. — Почему наш Поседао стал Посейдоном? И самое главное, сколько земли Нелей получит?

— Та-а-ак! — возвел я очи горе, решив проигнорировать первый вопрос. — Ну, чтобы вы поняли. Вавилонский ику, которым хетты тоже землю считают, равен трем с половиной плетрам. Один ику упряжка быков может вспахать за день. Значит, Нелей получит шестьдесят ику. То есть надел, равный тому, что одна упряжка быков сможет вспахать за пять дюжин дней.

— О-о-о! — раскрыли рты таксиархи. — Так чего ты сразу не сказал, государь? Всю голову нам этими плетрами забил. Давай землю в ику считать! Так ведь любой дурак поймет. Прямо как мы сейчас.

— У нас дюжину таких ику называют «поле», — почесал голову родосец Пеллагон. — Богатым наделом считается. Только сам царь может столько земли пожаловать.

— А у нас кто сколько сможет у соседей отбить, тот стольким и владеет, — ухмыльнулся фракиец Сардок. — Цари пробуют порядок навести, да только без толку все.

— А нам нельзя вместо Нелея архонтами стать? — жадно посмотрели на меня командиры, и я даже растерялся. Елки-палки! Я ведь им ничего не дал! А так нельзя.

— Вы тоже свои наделы получите, — небрежно сказал я. — Думали, я про вас забыл? Четыреста плетров лучшей земли у хорошего ручья, с оливами и садом. И сто плетров земли похуже, под пастбище.

— Да-а! — заорали они в восторге, хлопая друг друга по плечам.

Теперь они уже ничего не имели против плетров. Воины поняли главное: они богатые люди, которым не грозит голодная смерть. Только вот условием богатства станет беспрекословная преданность лично мне. Любой, кто захватит Милаванду, отберет у них землю тут же.

— Это имение у вас будет, пока живы вы и ваши жены, — предупредил я их. — Дети пусть сами свою землю зарабатывают.

— Да и ладно, — легкомысленно согласились таксиархи, не понимая, что только что смогли изменить мир. — Пусть тоже попотеют.

Я возьму за основу порядки, которые сейчас приняты в Микенах и у хеттов, и немножко добавлю от себя. Вся земля будет считаться собственностью царя, а остальные станут ее арендовать. Даже гекветы, царские вельможи, и сельские общины. Свободной продажи земли, как в Вавилонии, мне даром не надо. Это неизбежно приведет к концентрации ее в руках определенных людей или храмов, как в Египте, где фараон просто нищий по сравнению со своими жрецами.

— У нас воинов увечных два десятка, государь, — сказал вдруг Абарис. — У кого рука, у кого нога… Что делать будем с ними?

— Кашеварами в войско возьмем, — не раздумывал я ни секунды, — и в обоз, с сохранением жалования. Как срок выслужат, дадим работу по силам в страже или в порту. И участки выделим, урожай с которых на их пропитание пойдет.

Грех так говорить, но увечный воин в это время — редкость невероятная. Тут люди или выздоравливают, или умирают, а калеки и вовсе не нужны никому. Считается, что они неугодны богам, раз не смогли ни победить, ни погибнуть с честью. Жуткая судьба у этих людей. А вот у меня их аж двадцать человек скопилось. Таких, кто жив остался, а сражаться не может.

— Бунт будет, государь, — отвел глаза в сторону Абарис. — Богатеи здешние нипочем своей земли не уступят.

— А с чего ты взял, что это их земля? — нехорошо так усмехнулся я. — Это теперь моя земля. Хора[5] Милаванды будет переделена. Я заберу в свой теменос пятую часть как военную добычу, еще пятую часть отдадим воинам, вышедшим в отставку, а остальное мои писцы разделят заново.

— Так чего стоим, благородные? — зло усмехнулся Абарис и повернулся к товарищам. — Нам было велено город сохранить, и мы его сохранили. Из мастеров ни одному даже юшку из носа не пустили. Ни одну бабу не тронули. Ты, государь, даже не представляешь, чего мне это стоило. Воинов здешних мы перебили, а семьи-то их здесь живут. И это они теперь нашу землю занимают.

— Продать их нужно, и подальше отсюда, — намекнул я. — Со мной тамкары приплыли. Они их на Родосе пристроят. У вас три дня… Потом мы уходим.

Жестоко? Возможно. Только вот пощадить детей элиты, перебитой при штурме, оставить им землю и скот… Да полным дураком надо быть. Они, пользуясь своим богатством, неизбежно будут мутить воду, интриговать и устраивать мятежи. Я не стану совершать такой ошибки. Вся элита в этой земле будет собрана из моих воинов. И я не позволю даже самым близким своим людям обрасти огромными земельными латифундиями. Их имения будут разбросаны по всей державе, за целостность которой они станут биться изо всех сил. Такой вот у меня хитрый план. Я спустился со стены, попав в мешанину узких улочек и тесно жмущихся друг к другу кирпичных домов, из которых уже тащили на улицу воющих баб и плачущих детей.

— Да что же я творю? — прошептали вдруг мои губы.

Неужели простая целесообразность и понимание того, что случится потом, убивает во мне человека? Наверное, да. Сердце сжимается от жалости, а я стою и не мешаю воинам делать их дело. Семьи здешней знати волокут в порт, к кораблям, их добро пойдет в общий котел и будет разделено по обычаю, а их земли попадут в мой личный теменос. И только я приму решение, кому и чем тут владеть. Такая вот начинается здесь жизнь, и совсем не факт, что она будет хуже прежней. Здесь можно пустить под запашку и сады куда больше земли, чем сейчас, ведь Меандр глубок и быстр. И это единственное место из всех моих владений, где можно поставить водяные колеса. А неописуемое множество ручьев в горах позволит разместить там мельницы и кузни с водяным приводом. Стоит ли жалеть несколько десятков баб с детьми ради такого? И я отвернулся, будучи не в силах совладать с болью в сердце, которое еще не успело окаменеть. Я завидую таким, как Абарис, Одиссей и Кноссо. Они уже родились с камнем в груди. Мне до них еще далеко.

Дворец местного царя оказался значительно больше и удобнее, чем тот, что был у меня на Сифносе, и я глубоко задумался. Я ведь так и не решил до конца, где именно осяду. С одной стороны, Милаванда — это плодородные земли и путь вглубь Азии, а с другой — на кой черт мне этот путь нужен? В этой самой Азии сейчас творится натуральный апокалипсис, в котором рубятся кочевники и мелкие княжества, на которые рассыпалась держава хеттов. Осесть на Кипре, конечно, куда выгодней и безопасней. Я планирую взять под контроль море, а Кипр — это то самое место, куда будут сходиться потоки товаров из Аххиявы, Финикии, Аравии, Египта и Вавилонии. И медь! Медь всему голова. В окрестностях Энгоми чудовищно богатые рудники. Только вот плодородных долин на Кипре всего одна — Месаория, и она довольно засушлива.

Собственно, на весь огромный остров единственная нормальная река — Педиеос, на которой и стоит город Энгоми, но она превращается летом в едва заметный ручеек. Остальные и вовсе пересыхают. В общем, с точки зрения сельского хозяйства Кипр — слабое подобие Милаванды или Македонии, а о водяных колесах и мельницах придется забыть. Хотя… Римляне же как-то умудрялись снабжать города водой. Акведуки строили, трубопроводы прокладывали. Там ведь даже бани были. А я чем хуже? Я тоже баню хочу. Решено! На Кипр! А этот дворец пусть станет чем-то вроде областной администрации и резиденцией здешнего архонта. Бывший воин, выросший в хижине, сплетенной из лозы, это заслужил. Вот он, стоит передо мной и преданно поедает глазами. Я кивнул ему, сделав вид, что только что заметил.

Нелей, один из сотников фаланги, кисть которого после ранения почти не гнулась, склонил голову. Мужику и тридцати нет, а он покрыт шрамами с головы до пят. Вырезанные стрелы, след от удара копья, длинные рубцы от кинжала, а теперь вот камень раздробил кости на левой руке. Держать щит он больше не может, пальцы едва гнутся. Рядом с ним стоит юноша лет шестнадцати, сын гончара с Сифноса, отмеченный мной за цепкий ум и необыкновенную память. Его зовут Терон, что значит крепкий, выносливый. Но, вопреки имени, он не крепок и не вынослив. Напротив, он щуплый и худой до того, что даже сытная кормежка в школе не смогла этого исправить. Я хотел его наставником сделать, но растущая держава требует грамотных людей. И верных, таких, как он. Терон, не раздумывая, присягнул Морскому богу, навсегда попрощался с родными и сел на мой корабль. Теперь тут его дом. Или там, где я ему прикажу.

— Итак, — сказал я. — Ты, Нелей. Я оставлю тебе сотню воинов. Мало, знаю. Остальных наберешь на месте. И не из воинских семей. Бери пастухов, беженцев с востока и даже беглых рабов. Мне все равно, кого ты возьмешь, лишь бы яйца имели. Твоя личная сотня станет получать жалование серебром, остальным за службу дадим землю. Пять сотен пока будет достаточно. Как только наберешь воинов, начнешь передел земли. Ты, Терон, за это отвечаешь. Земли будем выделять только общинам. Разбить всю хору на дамосы[6] и закрепить их границы. Владения покойного царя, храмов и знати переходят в мой теменос. Воинов селите вокруг города. Если кого-то придется согнать для этого с земли — сгоните, но отправьте в какую-нибудь деревню, чтобы с голоду не помер. Если горожанин не занимается ремеслом и не нужен здесь — выселяйте его в Нижний город. Оставьте за стеной здесь только лучших мастеров, купцов и воинов.

— Завоет народец, государь! — смело взглянул на меня новый архонт.

— Я же тебе сказал, воинов сначала набери, — усмехнулся я. — И тогда плевать на их вой. Помни, что здесь потом отставники из войска жить будут. Для них пятую часть земли нужно застолбить. Ее заселите рабами-арендаторами. Их вам привезут мои тамкары.

— Как это? — не поняли мои чиновники. — Так рабами или арендаторами?

— Рабы мне невыгодны, — пояснил я. — Человек должен на себя работать и стремиться сделать как можно больше и лучше. Если у человека отнимать все, то и ему и трудиться незачем.

— Тогда это как бы не совсем раб получается, — почесал затылок Нелей.

— Колон, — подсказал я. — Такой человек называется колон. Он будет арендовать землю и отдавать половину урожая. Свободные крестьяне будут отдавать четверть. Вопросы?

— Много вопросов, господин, — несмело улыбнулся мой новый писец. — Я их даже на дощечке записал. Разрешите?

— Давай, — махнул я, а потом взглянул на Нелея, который несмело поднял руку. — Ты что-то хотел?

— Господин! — просительно посмотрел на меня архонт. — Жениться бы мне. Я тут вдовушку справную приглядел. Дозволите жениться-то?

— Не дозволю, — покачал я головой. — Приеду сюда через полгода. Если все дела будут в порядке, отдам тебе в жены дочь самого царя Париамы, а не какую-то там вдову. И приданое за нее хорошее получишь. Родней моей станешь по жене. Согласен?

— Да! — выкрикнул находящийся на грани обморока сотник. Про свою зазнобу он уже и думать забыл. Ну а что? Мне же нужно табун незамужних родственниц за перспективных людей пристроить, а такие связи здесь куда крепче, чем какая-то присяга.

Дел по горло. Нужно идти на Родос и в Угарит, пока стоит хорошая погода, а ведь за дверью ждет делегация местных купцов. Они тоже от меня чего-то хотят. Наверное, ждут справедливого суда, снижения податей и свободной торговли в Египте, Трое и Микенах. А вот фиг им! Это только для моих тамкаров. Придется пару часов слушать вопли и униженные просьбы, после чего мы с ними договоримся, и они перейдут в подчинение Купеческой гильдии, которую я хочу, наконец, устроить. У меня уже сил никаких нет вручную регулировать торговлю на огромных пространствах Великого Моря. Я занимаюсь этим на бегу, между делом, отдыхая дома после военных походов. Да и, откровенно говоря, разбираюсь я в этом на порядок хуже, чем Рапану и купцы из Угарита, осевшие на Сифносе.

Я отлично понимаю, что сшиваю на живую нитку совершенно разные земли, а государство мое рассыплется в прах после первого же дуновения ветерка. Чтобы этого не случилось, мне нужно закончить завоевания, остановиться и начать методичный, каждодневный труд правителя. Нужно выстраивать чиновничью вертикаль, истреблять пиратов, предложить заработок бывшим пиратам, сделать так, чтобы купцы могли заработать, не занимаясь пиратством. А еще нужно поселить в сознании людей крайне непривычную мысль, что пиратство — это не законный заработок на море, а преступление, за которое неизбежно последует жесткое наказание… Тьфу ты! На войну хочу. Там все куда проще.

Пока без войны никак. Мне позарез нужен Кипр. Именно там будут сходиться все нити Царской дороги, которой я, как паутиной, опутаю весь обитаемый мир.