Сердце с горьким ядом

ГЛАВА 20

Захожу на кухню как раз в тот момент, когда Кассиан наливает себе кофе. Он поднимает взгляд, улыбается и добавляет в чашку крови.

— Доброе утро, zanne dolci¹⁰.

Я фыркаю и направляюсь к шкафам, роюсь в них, пока не нахожу блендер на верхней полке. Беру его и споласкиваю кувшин.

— Хорошо спалось?

— Лучше, чем тебе, судя по слухам. Ты всегда любила ночные прогулки, — говорит он, раздувая пар над кружкой и наблюдая за моими действиями с ухмылкой. Я знаю, он чувствует, как мои щеки пылают. — Давина в главном доме, скоро приведет Бьянку, чтобы та взглянула на надписи, которыми ты, похоже, разукрасила ванную.

Разворачиваюсь к холодильнику, достаю масло, снимаю фольгу и шлепаю весь брусок в миску. Ставлю в микроволновку на две минуты.

— Где остальные?

Кассиан кивает в сторону окна, выходящего в сад. Коул сидит в тени, читает сегодняшний выпуск «Corriere della Sera», а перед ним разложены другие газеты. Эрикс и Эдия резвятся на солнце, перекидывая фрисби, а Уртур носится между ними, высунув язык.

Я стою и наблюдаю за ними. Кассиан присоединяется ко мне, и я улавливаю нюансы его запаха — новые и незнакомые. Шалфей и анис в одеколоне. Более древний, едва уловимый аромат кожи, похожий на айву и мирру.

Мы молчим. Кажется, мы оба понимаем, как много нужно сказать, и как сложно это сделать. Возможно, эти слова так и останутся невысказанными. Но приятно снова держать в руках эту петлю времени, будто однажды я смогу замкнуть разорванную цепь.

— Рада снова тебя видеть, — бросаю я, взглянув на него. Его добрые глаза улыбаются в ответ, но я вижу в их теплом коричневом оттенке старую боль, новую неловкость и вопросы.

Я глубоко вдыхаю и хочу сказать, что мне жаль, так жаль за ту боль, что причинила ему триста лет назад. Я поступила с ним несправедливо, и письма не смогли этого исправить. Может, ему было легче верить, что я умерла. Может, мое возвращение хуже, чем вечная потеря.

Но прежде чем я успеваю заговорить, Кассиан улыбается и отходит к острову.

— Значит, Жнец, да? Ты всегда умела находить неприятности.

— Как и ты, — улыбаюсь я в ответ, беру кофейник и несу его к блендеру.

— Эдия рассказала мне немного о том, что случилось с вами в его мире. Ты в порядке?

Я поворачиваюсь и облокачиваюсь на столешницу. Мы смотрим друг на друга. Радость исчезает из его глаз, сменяясь беспокойством.

— Нет. Но со временем все наладится. И я сделаю все, чтобы с тобой такого не случилось.

— От чего ты никогда не убегала, так это от борьбы. Я верю тебе.

Я не позволяю себе поморщиться от этого заслуженного укола, скрытого в комплименте. Просто слегка киваю и возвращаюсь к кофе, оставляя в кофейнике лишь глоток.

— Что ты задумала? — спрашивает Кассиан с опаской.

Я бросаю ему улыбку через плечо, услышав, как в коридоре закрывается дверь.

— Войну, — тихо говорю я, и улыбка становится хищной.

Он смеется, закатывает глаза и подносит кружку к губам.

— Ты ни капли не изменилась.

Мы улыбаемся друг другу, когда на кухню входит Ашен. Он, как всегда, в черном — от полированных туфель до дорогого костюма. Мы выглядим полной противоположностью: я в белой рубашке и обтягивающих коротких джинсовых шортах, а он — словно сошел со страниц романа о мафии, с новыми татуировками на костяшках.

— Доброе утро, — говорит он Кассиану низким хриплым голосом. Если бы я не знала его лучше, могла бы подумать, что в нем есть капля ревности.

— Жнец. Надеюсь, моя создательница не мешала тебе спать своими ночными прогулками, — подмигивает он мне за спиной Ашена, достает из хлебницы два ломтя и кладет их в тостер.

— Кажется, вампиры и сон плохо сочетаются по разным причинам, — парирует Ашен с намеком, пока идет к холодильнику.

Я скольжу мимо его широкой спины, хватаю сливки и пакет с кровью.

— Звучит так, будто ты эксперт. Должно быть, провел много ночей с моими сородичами, — говорю.

— Было дело, — отвечает он. Мне даже не нужно смотреть на него, чтобы увидеть загадочную ухмылку в его голосе. Наглый ублюдок.

Микроволновка пикает, и моя радость мгновенно затмевает ядовитые ростки ревности. Я почти подпрыгиваю к блендеру, выливаю сливки, затем кровь. Не спешу, наблюдая, как Ашен роется в холодильнике и ничего не находит. Он закрывает дверцу, когда выскакивают тосты, и разворачивается — прямо ко мне, к моей руке на ручке микроволновки. Его глаза сужаются: теперь он чувствует этот запах, перебивающий аромат тостов.

Топленое масло.

Ох, как же он любит масло.

Но сегодня ему не видать его.

Он смотрит на меня с ненавистью, когда я открываю микроволновку и с слащавой улыбкой достаю миску. Отступаю к блендеру и, не отрывая взгляда, выливаю все содержимое в кувшин.

— Что, черт возьми, ты готовишь? — морщится Кассиан, наблюдая, как я закрываю крышку и включаю блендер.

— Пуленепробиваемый крофе, — отвечаю я, не сводя глаз с Ашена. Он скрещивает руки на груди и прислоняется к столешнице, наблюдая за работой блендера.

— Понятно, — Кассиан соскальзывает с табурета с кружкой в руке. — Звучит отвратительно. Я пойду подожду Бьянку и Давину снаружи. Чао.

Мы остаемся на месте, пока он уходит. Я слащаво улыбаюсь, наливаю свое творение в большую кружку и с самым невинным выражением лица делаю первый глоток. Кассиан прав — это гадость. Жирный кофе просто отвратителен, и я не понимаю, как люди это придумали. Но мое лицо не выдаст ничего, кроме восторга от «самого восхитительного напитка в мире».

— Проблемы, Жнец?

Ашен отталкивается от столешницы и делает шаг вперед, забыв про тост. Его взгляд становится опасным. Мне внезапно хочется запрыгнуть на столешницу и позволить ему трахнуть меня до беспамятства. А потом убить его ножом для масла.

Но это не по плану. Он должен потерять голову от желания, а я - дергать за ниточки, пока он не попадет в мою ловушку. Какую именно, я еще не решила. Наверное, снова пырнуть ножом, это же весело. Но этот его убийственный взгляд переключает во мне вампирский режим, и я хочу начать опасную игру быстрее.

Все равно запрыгиваю на столешницу. В этом нет ничего страшного. Сижу вполне невинно, даже если слегка раздвигаю бедра. Хотя бы эту часть фантазии я могу воплотить.

— Кажется, что-то не так. Помочь найти? — делаю глоток крофе, пока он приближается.

Ашен останавливается передо мной. Вынимает кружку из моих рук, подносит к губам, нюхает и делает маленький глоток. Морщится от отвращения и возвращает ее.

— Это пиздец как мерзко.

— Тогда возьми свое. Я оставила тебе, — киваю на кофейник, где осталось глотка два.

Ашен бросает взгляд на кофейник, затем возвращает пылающие глаза ко мне и делает шаг ближе. Его бедра касаются моих коленей, а руки ложатся на столешницу, загораживая меня. Греховная ухмылка трогает его губы, когда он останавливает взгляд на моих.

— Ты забыла, что случилось в прошлый раз, когда ты не играла по правилам?

Я делаю глоток и провожу пальцем по его горлу.

— А ты?

Мы смотрим друг на друга в тишине. Ашен наклоняется ближе, его глаза скользят по моим губам. Я чувствую их жар. Вижу, как поднимается и опускается его грудь. Чувствую его знакомый запах — чернила, нюхательный табак и мята.

На язык капает капелька яда, и я проглатываю, ощущая жжение в горле. Ашену стоит наклониться еще на пару сантиметров — и наши губы соприкоснутся. Этот поцелуй будет яростным, как и желание, клокочущее в груди. Или же я могу разорвать его горло зубами, выпить всю кровь и вонзить нож в сердце, отправив обратно в Царство Теней. Могу раскрасить кухню в цвет его жизни, пока его плоть не превратится в пепел. Или позволить ему сорвать с меня одежду, раздвинуть ноги и пировать на мне прямо здесь, на холодной столешнице.

— В твоих глазах бушует война, вампирша, — шепчет Ашен, забирая кружку и ставя ее на стол. — Интересно, что происходит в этой устрашающей голове.

— Думаю, убить ли тебя.

Ашен смеется. Этот звук... Я забыла, какой он теплый, драгоценный и редкий. Он преображает его лицо. Он всегда прекрасен, но когда смеется - сияет. Потусторонне и величественно. Вся эта серьезность и скрытая скорбь исчезают, хоть и на мгновение.

— Не сомневаюсь, что убийство у тебя на уме. Но есть и кое-что еще, я так думаю.

— Ты прав, — киваю я, сверля его серьезным взглядом. — Как убить тебя. Это тоже на уме.

Ашен снова смеется, морщинки появляются вокруг его глаз. Он наклоняется еще ближе.

— Ты забываешь, какое у тебя выразительное лицо, вампирша.

— Да, серьезный недостаток, надо над этим работать, как мне говорили.

Мы застываем в тишине, глядя друг на друга, следующие слова и не сделанные движения висят на лезвии ножа. Возможно, у меня выразительное лицо, но язык тела шепчет вампиру куда больше. Я слышу, как кровь Ашена быстрее бежит по венам. Вижу румянец на его щеках. Не пропускаю легкий оттенок ванили в его запахе или как расширяются зрачки, когда его взгляд перебегает между моими глазами.

Ашен приближается. Его глаза опускаются к моим губам. Пальцы скользят по моему бедру, тело прижимается ко мне, а мои ноги раздвигаются, давая ему место.

— Второй Жнец, полагаю, — раздается насмешливый голос Бьянки. Ашен медленно выдыхает и отстраняется, поворачиваясь к ней. Мое сердце бешено колотится. Бедное, сколько же оно уже страдает. И скоро станет еще хуже. Я уже понимаю это по тому, как Бьянка держит одну руку за спиной.

За ней в кухню входит Давина, а следом — Кассиан. Давина переводит взгляд с меня на Ашена, затем останавливается на ведьме, будто это единственное безопасное место. Все веселье Ашена испарилось, и это, кажется, самый неловкий момент в истории. А для того, кто прожил пять тысяч лет, это о чем-то говорит.

— Buon giorno, — говорит Ашен, вежливо склоняя голову. — Sono Ashen, di Casa Urbigu.

Улыбка Бьянки становится шире от его приветствия на итальянском, но в ней есть напряженность. Как лидеру могущественного ковена, в чьем убежище появился древний и опасный Жнец, ее можно понять.

— Добро пожаловать, Ашен. Надеюсь, во время твоего визита все будет в порядке.

Ашен лишь кивает в ответ. Весь свет, что я видела в нем минуту назад, исчез. Это не только грустно, но и пугающе. Я чувствую холод. Не знаю, какой из этих людей настоящий Ашен — тот, что дразнит и смеется, или тот, что отстранен и полон тьмы. Так легко убедить себя видеть то, что хочется, я уже не понимаю, что реально.

Я все еще разглядываю Ашена, пытаясь разгадать его, когда Бьянка останавливается у края столешницы. Чувствую ее пристальный взгляд, со вздохом спрыгиваю вниз.

— Ciao, vampira. Слышала, ты переделала мою ванную, — говорит она с неизменной ухмылкой. Ее не смущает, что я испачкала кровью белые стены. Скорее, она выглядит немного виноватой. И я догадываюсь, почему.

— Да, прости за это. Хочешь посмотреть?

— Не нужно, — улыбка Бьянки становится шире.

Блять.

Быстро, как змея, она вонзает мне в грудь иглу, пронзая сердце.

— Черт! — хриплю я, хватаясь за окровавленную рубашку. Прислоняюсь к столешнице, но Ашен оттаскивает меня назад, вставая между мной и Бьянкой. Черный дым стелется по плитке.

— Объяснись, ведьма, — шипит он, но она уже пробует иглу, медленно проведя по ней языком. Ее глаза становятся серыми, наполненными туманом.

— Она Провидица, — сквозь зубы говорю я, задыхаясь. Ашен оглядывается на меня через плечо. Его глаза уже пылают, когда он замечает кровь, проступающую через ткань. — Так она видит.

— Но не только я, да, vampira? — ее глаза проясняются, и она смотрит на меня поверх плеча Ашена. Ее улыбка полна тайн. — Ты тоже видела, сама того не зная.

Я едва успеваю осознать вопрос, когда она повторяет первые слова моего заклинания:

— Gasaan tiildibba me zi ab.

Королева, дарующая жизнь умирающим.

Я моргаю — и оказываюсь уже не на кухне.

Я в метели.

Стою на перепутье старых троп. Может, это небольшая поляна, сложно сказать. Вокруг кружит снег, цепляясь за голые ветви деревьев и вечнозеленые лапы. Он покрывает мою кожу. Опускаю взгляд, сугробы почти по колено.

Я знаю, что не одна.

Знаю, что бежала, потому что выбора не было.

Легкие горят. Острие катаны исчезает в снегу рядом со мной. Сжимаю рукоять крепче. Ладонь потная, но лицо ледяное, будто я на морозе уже давно.

Чувствую запах хвои. Дым костра въелся в волосы, которые хлещут по лицу. Чувствую нюхательный табак и чернила — запах Ашена. И что-то еще. Мускусное. С легкой серной ноткой.

Черт.

Снег передо мной движется, приближаясь змеиной тропой. Я отступаю. Поднимаю меч.

Хватит бежать.

Из снежного покрова вырывается розовая пасть. За ней тянется тело белых чешуй.

Я падаю на спину, когда Зида целится в мою грудь. Закрываю глаза, готовясь к смертельному удару.

Но когда открываю их снова, над головой — кристально-синее небо. Слышу море. Оно омывает мои босые ноги. Чувствую его вкус на губах. Упираюсь пальцами в теплый песок, а не снег.

Сажусь, сбитая с толку и мокрая насквозь, в тонком льняном платье, прилипшем к коже. Волосы стали длиннее, до талии, и покрыты мокрым песком. Оглядываю узкую полоску пляжа и острые скалы, торчащие из воды. Я хорошо знаю этот остров. Знаю эти утесы.

Анфемоэсса. Остров сирен.

Смотрю в море. К горизонту удаляется корабль. Его парус ловит ветер, весла убираются, когда судно набирает скорость. Я поднимаюсь на ноги, шатаясь, будто земля должна качаться подо мной, как волны.

Делаю несколько шагов в воду. Паника заполняет грудь так же быстро, как вода поднимается по ногам.

Они оставляют меня здесь. Я не знаю, где должна быть, но не одна.

Вижу мужчину и женщину на палубе, наблюдающих за мной, пока корабль исчезает вдали. Чувствую, как воспоминания ускользают вместе с ними. Боль в груди такая, будто сердце разорвалось пополам.

— Ummum, — шепчу, приподнимая платье, которое мешает идти. Делаю шаг глубже. — Ummum! Batiltu!

«Мама!.. Подожди!..»

Я зову их, зову снова и снова. Но они не отвечают. Только смотрят.

Иду вперед, пока не начинаю плыть, но волны возвращают меня обратно. Вскоре корабль исчезает в закате.

Отчаянные слезы смешиваются с соленой водой на коже, пока море выбрасывает меня на берег. Рыдаю, лежа на песке, горло горит. Все, что я знала, уходит, как нити из рваной ткани. Закрываю лицо руками, будто могу удержать себя между ладонями. Плачу, пока все не стихает, даже предательство этого одиночества. Корабль уплывает, забирая все, кроме моего имени.

И тогда я слышу голос. Самый сладкий, самый добрый из всех.

— Akhatu, — говорит девушка. Сестра. Ее сухая рука ложится мне на плечо. Поднимаю взгляд на улыбающееся лицо Аглаопы. — Не бойся, любимая. Я позабочусь о тебе.

Как только она убирает руку, видение исчезает.

На кухне стоит шум. Голова снова гудит, как от шершней. Прижимаю ладони к вискам, и из губ вырывается стон. Его заглушает яростная тирада Ашена.

— Не знаю, что ты сделала, ведьма, но ты исправишь это, или я вырву твой позвоночник через глотку!..

— Назад, Жнец, — голос Кассиана напряжен, но я не вижу его сквозь дым и искры крыльев Ашена.

— Клянусь, сделаю это голыми руками!..

— Отойди, черт возьми!..

— У тебя ровно три секунды!..

— С ней все в порядке, — перебивает Бьянка, и в ее голосе столько веселья, что она вот-вот рассмеется. — Убедись сам.

Дым рассеивается, и Ашен оглядывается на меня. Кассиан стоит между ним и Бьянкой, кончик меча направлен острием к горлу Ашена. Бьянка выглядит крайне развлеченной.

Ашен поворачивается ко мне полностью и подходит, берет мой подбородок в ладонь. Его пылающий взгляд проникает так глубоко, будто оставляет частицу себя во мне. Голос тихий и напряженный, когда он говорит:

— Все порядке, вампирша?

Я киваю, хотя голова и грудь все еще ноют.

— Не волнуйся, Жнец. Я просто помогла ей вспомнить то, что она видела, — Бьянка смотрит на меня поверх его плеча. Ее улыбка становится шире. — Я не брала то, что ты так ценишь.

Я отстраняюсь от его прикосновения. Когда наши взгляды встречаются, он отчаянно хочет, чтобы я осталась в пределах досягаемости. Я не отхожу дальше, но и не приближаюсь.

— Что это было? Что я видела? — спрашиваю я, обращаясь к Бьянке.

— Твои слова на стене - не просто заклинания. Не просто магия. Это столкновение прошлого и будущего. Твоей истории. И твоей судьбы.

— Что это значит?

Ее улыбка становится печальной.

— Что нити судьбы натягиваются, и тайна скоро откроется.

Я не знаю, что со мной происходит. Кто я, и что все это значит. Древнее прошлое еще менее понятно, чем будущее. А то, как Ашен смотрит на меня - будто я и его погибель, и спасение - заставляет думать, что настоящее, возможно, хуже всего.

ГЛАВА 21

Большую часть дня я провожу одна после ухода Бьянки. Мне не до общения. К тому же, я голодна. Так голодна, что это уже перешло в раздражение. Я вымещаю всю злость на ванной, оттирая свое кровавое, загадочное послание с зеркала, пока оно не начинает сверкать безупречной чистотой.

Перехожу к стене, вооружившись всеми моющими средствами, какие только нашла. Запах химии и искусственных ароматов щиплет ноздри, но он напоминает мне Сэнфорд, простую жизнь, когда я убирала номера в «Лебеде», играла в «Эрудита» с Энди и в «криббедж» с Питером, восхищалась бесстрашием Биан. От этого становится немного грустно. Они наверняка волнуются. Я сбежала с каким-то странным угрюмым типом в татуировках и не вернулась. С их точки зрения, меня, скорее всего, уже убили и бросили в могиле, оставив после себя лишь комнату с жалкими пожитками. Даже мою роскошную кофемашину «Rocket Appartmento». Черт.

Эти мысли поглощают меня настолько, что я не замечаю Ашена в дверях, пока не поворачиваюсь за спреем. Вижу его в теперь уже чистом зеркале и слегка вздрагиваю, что, судя по теплу в его взгляде, кажется ему милым. Я сверлю его взглядом и возвращаюсь к стене.

— Опять подкрадываешься?

— Бьянка заходила, — говорит Ашен. Он делает шаг в ванную и кладет на столешницу бумажку. — Она нашла Валентину. Нам нужно уехать завтра.

Я откидываюсь назад и читаю ее курсивный почерк.

— «Магура»?.. Серьезно?.. Блять.

Ашен кивает, а я с новым рвением возвращаюсь к стене.

— Когда ты в последний раз был в Румынии?

— Ты уже знаешь ответ. Когда твои идиоты-Жнецы похитили душу Влада.

Воцаряется долгая тишина, нарушаемая только скребущей щеткой.

— Влад потерял контроль, — наконец говорит Ашен тихим, серьезным голосом. — Он привлекал к себе внимание, убивал куда больше, чем нужно. Ты знаешь не хуже меня, что его нужно было остановить.

Моя рука опускается, я медленно поворачиваюсь, и красный свет затягивает мои зрачки, отражаясь в зеркале. Я смотрю на Ашена через отражение.

— Ты был там?

— Нет, Лу. Я не был там и не участвовал в решении забрать его душу.

Мы смотрим друг на друга, пока я ищу в его глазах правду. Наверное, это уже не должно иметь значения — было так давно. Те Жнецы, что устроили засаду на Влада в тот холодный январский день, давно переключились на другую добычу, а его дух все это время пребывает в их мире. Где-то.

Я возвращаюсь к своему занятию, сверля взглядом запачканную кровью штукатурку.

— Ты мастер рассказывать мне о том, чего не делал, Жнец, — бросаю я, мельком встречая его взгляд в зеркале. — Интересно, расскажешь ли ты когда-нибудь о том, что сделал.

Тишина затягивается. Я скребу и скребу, пока не убеждаюсь, что Ашен ушел, и продолжаю даже после, пока солнце не начинает садиться, а мои пальцы не стираются в кровь.

В конце концов я сдаюсь и отправляюсь на кухню за перекусом перед охотой. Не в силах вынести еще один пресный стакан крови с рисовыми хлопьями, я роюсь в шкафах, пока не нахожу кампари. Чищу и режу несколько апельсинов, забрасываю их в блендер вместе с пакетом крови и напеваю в такт жужжания. Только когда кроваво-оранжевая смесь превращается в пенистую красную кашу, я замечаю, что не одна. Давина наблюдает с внимательным, любопытным взглядом, пока я переливаю смесь в бокал со льдом и кампари.

— Привет, — говорю я. Голос звучит неуверенно, хотя я стараюсь казаться расслабленной. — Хочешь?

Давина морщит нос с подозрением.

— Что это?

— Алкоголь. Мой вариант напитка под названием «Гарибальди». Я назову эту версию «Гарикровавый коктейль», — с театральным взмахом рук представляю я бокал. Подозрение Давины только усиливается. Мои руки дрожат, будто я худший в мире фокусник, и я прочищаю горло, стараясь быть менее странной. — Могу сделать классическую версию, если хочешь. Без крови, конечно.

Давина задумывается на мгновение. Пожимает плечом.

— Было бы здорово, спасибо.

Я быстро улыбаюсь, наливаю остатки кровавого сока в другой бокал и споласкиваю кувшин. Тишину нарушает звук бегущей воды. Обычно я наслаждаюсь неловкостью, но сейчас в этом мало приятного.

— Должно быть, это так странно, но и захватывающе, столько нового вокруг, столько вещей, которые можно попробовать впервые, — говорю я, слегка морщась от собственных слов.

— Наверное, — отвечает она, явно не убежденная. Моя кожа горит, и я сдерживаюсь, чтобы не залезть в морозилку, пока достаю лед. Ладно, может, это неудачное начало, но что, черт возьми, мне ей говорить? Мы же не будем заплетать друг другу косы и спорить, в каком фильме Том Круз бежит агрессивнее всего.

Тишина длится еще несколько мгновений, пока я наливаю пару стопок кампари в бокал. Затем добавляю еще немного. Ладно, может, еще одну. Потом доливаю и в свой. Не осуждайте меня, мне это нужно. Если уж суждено вести неловкий разговор, пусть он будет подкреплен алкоголем.

Беру апельсины, еще один нож и разделочную доску, передаю их Давине через остров. Занять ее работой кажется хорошим способом отвлечь внимание от меня и моей внезапной неспособности поддерживать беседу. Хотя это не особо помогает. Ее глаза продолжают метаться в мою сторону, пока она ловко режет фрукты. Когда она заканчивает, я смешиваю сок, наполняю ее бокал и подаю с металлической трубочкой.

Ну и что, если я испытываю легкое удовольствие, когда она не перемешивает и давится от глотка чистого кампари?

— Вкусно? — невинно спрашиваю я.

— Эээ… да…

Я помешиваю свой напиток, и моя ухмылка слегка растягивается, прежде чем я делаю еще один глоток. Эта девушка не дура. Она замечает это и улыбается, глядя в бокал, прежде чем последовать моему примеру.

— Полагаю, ты искала меня специально. Я права? — спрашиваю я, не отрывая взгляда, отступаю и облокачиваюсь на столешницу. Лицо Давины снова становится невозмутимым, и она кивает. — Чем могу помочь?

— Я должна извиниться.

Я уже понимаю, что для этого разговора понадобится куда больше алкоголя. Делаю еще один долгий глоток, прежде чем отойти и долить бокал.

— Я тоже должна извиниться перед тобой.

Давина наклоняет голову, выглядит искренне озадаченной.

— За что?

Вздыхаю. Что ж, будем откровенны.

— Потому что я переспала с Ашеном в Каире перед тем, как убить его. Если честно, я была не в себе. Не то чтобы это оправдание. Мне не стоило связываться с твоим мужчиной.

Давина опускает взгляд, ее замешательство углубляется, хотя я вижу румянец под веснушками. Ее пульс учащается, а в запахе появляются нотки перезревшей вишни.

— Он не мой. Ты имела полное право.

— В Царстве Теней все выглядело иначе, — говорю я, пристально глядя на нее, но она не отводит взгляд.

— Я думаю, что в Царстве Теней многое выглядит не так, как есть. Оно полно ловушек и иллюзий, — отвечает Давина, помешивая коктейль. Пожалуй, не поспоришь. Место довольно ужасное. — Ашен был шокирован, снова увидев меня, и когда я вернулась, он был первым, кого я узнала. Так долго я была призраком, запертым в кошмарах. Я бросилась к первому, кто казался безопасным. Но, Лу, даже если он проявил ко мне доброту в тот момент, он никогда не простит меня за то, что я сделала. И знай я, что между вами что-то есть, я бы не побежала к нему.

У меня много вопросов насчет этой «непрощенности», но я откладываю их на потом, фыркаю и отворачиваюсь.

— Мы не вместе. Он сделал выбор, и не в мою пользу.

— Это неправда…

— Он наблюдал, как меня утаскивали на пытки. Он знал, что со мной будет, Давина. Ценю твои извинения, но они не нужны. Ты ни в чем не виновата.

Я осушаю бокал за несколько глотков и громко ставлю его на стол. Мне нужно убраться отсюда. Иначе воспоминания навалятся, как башня, которая раздавит меня при падении.

— Ты знала, что он плакал? — спрашивает Давина, когда я уже собираюсь уйти. Я замираю спиной к ней. — Я видела его злым, яростным. Но таким уничтоженным - никогда. Он держался, пока мы не добрались до его комнаты в Доме Урбигу. А затем преобразился, как зверь в клетке. Он метался. Разнес свои покои, сломал все, пока не рухнул на колени, рыдая.

— Чувство вины творит с людьми странные вещи, Давина.

— Не для Ашена, — говорит она с такой уверенностью, что я оборачиваюсь. Ее лицо так же серьезно, как и слова. — У него за плечами многовековой опыт вины. Ярость и сожаление - часть его, как кости и кровь.

Я пытаюсь подавить ревность, которая поднимается по телу, чтобы утянуть меня под воду. То, как она знает его, их общая история... Даже то, что она была в его комнате, будто имела на это право. Это она видела, как он потерял самообладание.

Я заталкиваю ревность поглубже. Это лишь означает, что я чувствую, будто мне должны то, что мне не принадлежит.

Остается только усталая, горькая боль.

Сардоническая ухмылка ползет по моим губам, когда я делаю шаг к Давине.

— Что, хочешь сказать, его сломала любовь? Чушь. Если бы он любил меня, он бы боролся за меня.

Впервые я вижу огонь в Давине — темно-янтарную искру глубоко в зрачках.

— Он боролся. Единственным способом, который мог принести победу.

Моя ухмылка исчезает. Я изучаю ее лицо, отмечаю пульс, запах, румянец. Жду изменений, делая еще шаг.

— И что ты получишь от этих слов?

В ее глазах мелькает замешательство.

— Получу?

— Насколько я понимаю, каждый Жнец в Царстве Теней ищет выгоду. Они готовы предать кого угодно ради желаемого. А теперь ты одна из них. Так что тебе с этого?

Мы долго смотрим друг на друга. Я почти чувствую, как она вплетена в это полотно, что связывает нас всех. Если бы я могла заглянуть под ее кожу, возможно, увидела бы все узлы и переплетения. Но где конец — не знаю.

Я устаю ждать ответа и не хочу спрашивать снова. Просто хочу утолить жажду и посидеть наедине с мыслями. Поваляться в самобичевании — думаю, заслужила. Так что отступаю и поворачиваюсь.

— Я должна ему, — говорит Давина. Я бросаю на нее подозрительный взгляд через плечо, и ее черты смягчаются во что-то, слишком похожее на жалость. — Не как долг или услуга, которую он требует. Но за вред, что причинила. Я хочу, чтобы он был счастлив. И должна это тебе.

— Ты ничего мне не сделала. Ничем мне не обязана.

— Ошибаешься.

Она говорит это с такой убежденностью, что я наклоняю голову. Чувствую, как сдвигаются брови. Слышу, как ее пульс учащается от адреналина.

— Что ты имеешь в виду…

— Эй, Лулу, Давина, — раздается голос Эрикса, входящего на кухню. Его перья звенят, когда он складывает крылья за спиной. Он кивает в сторону бокала Давины, открывая холодильник. — Выглядит вкусно.

Давина ставит почти полный бокал на столешницу.

— Можешь допить, если хочешь. Мне пора.

С коротким кивком она уходит. Я наблюдаю, как она исчезает за углом, направляясь в свою комнату. Эрикс с энтузиазмом принимает ее предложение и допивает коктейль, пока достает из холодильника сыр и фрукты. После такого «удачного» разговора с Давиной я не в состоянии поддерживать беседу, так что ухожу в свою комнату, а затем незаметно ускользаю в город.

С каждым шагом к Равелло я пытаюсь оставить позади мысли о Давине, Ашене и всех остальных. Даже пытаюсь сбросить все изменения, что во мне произошли. Хочу быть лишь той, в которой все еще уверена. Той, что у меня лучше всего получается.

Одинокой вампиршей, охотящейся в ночи.

ГЛАВА 22

Честно говоря, я в предвкушении охоты на подонка, которого можно сожрать. Давненько я не выслеживала добычу. Даже Джесси, блядь, Бейтс не в счет — его уже почти убили, когда я наконец выпила его кровь. Да он еще и без рук был. Я не использовала свою песню, чтобы заманить жертву, с тех пор как в первую ночь в поместье Жнеца попался тот паренек на «Цивике» с дурацким глушителем. Горло горит при одной мысли, и боль сильнее обычного — голод уже подбирается к желудку.

Я сижу в кафе и наблюдаю за жителями Равелло, пока не нахожу достойного кандидата. Честно говоря, искать подонков долго не приходится. Они кишат на этой земле, как чума. Сегодня — не исключение. Этого, судя по дружеским возгласам, зовут Альберто. Он разглагольствует перед приятелями о девушке, которая сделала ему минет, а потом он ее бросил. Он продолжает перечислять женщин, которые были «слишком толстыми», «слишком громкими», «слишком сумасшедшими» или «слишком плохими в постели». Иными словами, врет, и, скорее всего, у него маленький, вонючий, кривой член. Может, проверю, когда разорву ему глотку. Мразь.

В конце концов он отделяется от друзей и направляется домой, а я следую за ним в тени. Мы проходим через Пьяцца Дуомо, движемся на восток по каменной площади. Сегодня ночью людей мало, и к тому времени, как мы добираемся до Виа Джованни Боккаччо, улица пуста и темна.

Я чувствую себя немного театрально, немного взволнованно. Даже немного страшно, если честно. Я давно не пела. Так что, думаю, нужно выбрать что-то мощное. Для такого важного момента нужна тяжелая артиллерия. А самой мощной певицей была и остается Селин Дион.

Начинаю напевать мелодию Ashes. Несколько тихих нот. До минор. Нижние тона перед кульминацией. Звук моего голоса заставляет Альберто обернуться. Он бросает на меня взгляд и ухмыляется, видимо, не видя во мне угрозы. Поворачивается и заходит в туннель.

Это… не так… он уже должен был попасть под мое влияние. Даже тихое напевание должно было пробудить магию, которая втянет его в мои сети.

Я пытаюсь отмахнуться от этого, заходя в туннель следом. Прочищаю горло. Глотаю комок тревоги, поднимающийся из желудка. Даю ему пройти несколько шагов и начинаю снова. В туннеле мой голос зазвучит еще богаче и красивее. В конце концов, все любят небольшое эхо, как в соборе.

Я начинаю снова, тихо, с самого начала, пою слова.

What's left to say?

These prayers ain't working anymore

Every word shot down in flames

(Что еще тут можно сказать?

Эти молитвы больше не помогают.

Каждое слово исчезло в огне).

Шаги Альберто слегка замедляются. Ура.

What's left to do with these broken pieces on the floor?

I'm losing my voice calling on you

(Что еще можно сделать со всеми этими осколками, лежащими на полу?

Я теряю голос, взывая к тебе).

Чуть медленнее…

'Cause I've been shaking

I've been bending backwards ‘till I'm broke

Watching all these dreams go up in smoke

(Ведь меня бросало в дрожь,

Я лезла из кожи вон, пока не оказалась разбита.

Я наблюдаю, как все эти мечты тают в воздухе).

Альберто спотыкается, его голова наклоняется…

Я делаю глубокий вдох. Вкладываю в голос все. Он чистый, теплый, завораживающий. Вся эта эмоция изливается в темноту вокруг нас.

Let beauty come out of ashes

Let beauty come out of ashes

And when I pray to God all I ask is

Can beauty come out of ashes?

(Пусть красота родится из пепла.

Пусть красота родится из пепла.

И когда я молюсь Богу, я спрашиваю лишь об одном

Может ли красота родиться из пепла?)

Альберто останавливается и медленно поворачивается ко мне. Я чувствую внезапное облегчение. Мой голос, может, и не тот, что раньше, но магия все еще здесь. Слава богам, где бы они ни были. Она все еще здесь.

— Questo è il primo¹¹… — говорит он, ухмыляясь.

Нет…

Нет-нет-нет…

Не может быть…

Взгляд Альберто скользит по моему телу с хищным блеском.

— Non ho mai avuto una ragazza che mi facesse una serenata prima¹².

Нет…

…Не сработало.

Альберто делает шаг в мою сторону. Вся его поза кричит о самоуверенности.

— Как тебя зовут? — спрашивает он на ломаном английском.

Я чувствую, будто мои кости превратились в камень. Альберто должен быть под моим контролем. Должен быть в ловушке грез. Но вместо этого в кошмаре оказалась я.

Горло горит от злости, голода, страха и печали. Оно горит от усилий, потраченных на пение. Глаза наполняются слезами, которые щиплют, умоляя пролиться.

Альберто делает еще один шаг, но вдруг замирает, его взгляд цепляется за что-то позади меня в темноте. Даже в ночи я вижу, как он бледнеет. Разворачивается и уходит так быстро, как только может, исчезая в туннеле.

Мои плечи дрожат, пока я смотрю ему вслед. Слезы остывают на ночном воздухе, скатываясь по щекам. Я изо всех сил пытаюсь загнать шок и горе обратно в сердце, которое, кажется, переполнено утратами. Закрываю лицо руками и молюсь, чтобы это оказалось всего лишь страшной иллюзией. Но нет. Я знаю, что нет.

Слышу шаги. Сильные руки обнимают меня сзади, и Ашен притягивает к себе.

— Тш-ш, моя вампирша, — шепчет он на ухо. От этого я плачу еще сильнее. Ашен крепче сжимает меня и целует в висок. — Не плачь, моя Лу.

— Не сработало… — все внутри будто разорвано на тонкие полоски. Кажется, я больше не узнаю себя. Твердые объятия Ашена только заставляют меня сомневаться в том немногом, что, как мне казалось, я знала.

— Сработало. Ты просто поймала не того.

Ашен слегка ослабляет хватку, разворачивает меня к себе и прижимает к груди. Держит так долго, согревая. Я плачу в его безупречную рубашку, вдыхая запах нюхательного табака, слушая сердцебиение, которое успокаивает, даже когда я этого не хочу. Спустя время, которое кажется вечностью, Ашен запускает пальцы в мои волосы, отстраняется и смотрит в глаза.

— Хватит, — шепчу я. Крупные слезы все еще катятся по коже. Он стирает одну из них.

— Что хватит?

— Просто хватит, — говорю я. Не знаю, обращаюсь ли к Ашену или к себе. Утром это казалось игрой. Но я не могу играть и побеждать в таком состоянии. Отвожу взгляд, но не ухожу от его прикосновений. — Хватит заставлять меня чувствовать то, чего я не должна.

Ашен убирает прядь волос с моей щеки и берет мое лицо в ладони. Я встречаю его взгляд всего на мгновение и сразу жалею. Я не единственная, кому больно. Все написано у него в глазах.

— Что именно, вампирша?

— Не надо, — вырываюсь и смотрю под ноги. Не хочу быть такой уязвимой на открытом пространстве. Чувствую себя тигром без когтей. Змеей без клыков. Ноги будто налиты свинцом, когда я отступаю и ускользаю в ночное одиночество.

— Я скажу тебе еще одну вещь, которую не делал, вампирша, — кричит Ашен мне вслед. В его голосе звучит такая боль, что я замираю. Тишина между нами тянется так долго, что я оборачиваюсь. Ашен стоит, окутанный тенями туннеля. Но я все равно вижу его отчетливо. Вижу напряжение в челюсти, сведенные брови. Вижу, как тяжело ему сделать вдох. — Еще одна вещь, которую я не сделал, и это было хуже всего.

Мое сердце останавливается. Словно ледяные щупальца скользят по позвоночнику. Не думаю, что сейчас готова услышать какое-то ужасное признание. Но, наверное, это идеальный момент для удара. Я собираюсь с духом, но голос звучит устало, а не твердо.

— Что?

Ашен выходит из тени. Каждый шаг осторожен, будто я могу убежать, взорваться или просто исчезнуть.

— Я никогда не говорил тебе, что чувствую. Ты спрашивала меня, по-своему, но я не отвечал.

Он останавливается передо мной. Свет уличного фонаря озаряет его лицо жутковатым сиянием.

Ашен изучает мои глаза, наверное, находя в них следы страха, недоверия и смятения. Века одиночества виднеются в его взгляде, когда он это замечает, и он делает глубокий вдох.

— Я не говорил тебе, как жизни, потраченные на забор душ, истощили мою собственную. Не рассказывал обо всем, что потерял за десятилетия. Я должен был сказать, как каждая минута с тобой выводила меня из тени. Быть с тобой - словно ступить на райский берег после плавания в море скорби. Разлука с тобой - будто падение в холодную, безжалостную тьму, — пальцы Ашена скользят по моей щеке, и я закрываю глаза. Хочу прижаться к его прикосновению. Хочу утонуть в его словах. Борюсь с собой с каждым ударом сердца. — Я пытался держаться подальше и не смог. Пытался оттолкнуть тебя и потерпел неудачу. Пытался защитить, и тоже провалился.

Ашен подходит ближе. Его ладони согревают мои щеки. Дыхание обжигает кожу. Он осторожно целует один закрытый глаз, затем другой.

— Посмотри на меня, Лу. Пожалуйста, — шепчет он. И я смотрю. Он смотрит в ответ с такой решимостью и тоской, что я без тени сомнения понимаю: это правда. — Хуже всего было то, что я не сказал, что люблю тебя, Лу. Я должен был сказать, когда ты впервые доверила мне свой голос. Или когда мы сидели в пустыне у Саккары. Или когда стояли под твоим именем в библиотеке. Даже когда я держал тебя на руках, пересекая границу Царства Теней. Я должен был повторять это снова и снова, чтобы ты больше не сомневалась. Ты бы знала, что я приду за тебя. Что несмотря ни на что, я найду способ вытащить тебя. Что я отдам ради тебя все.

Я не могу двигаться, думать, даже дышать. В лице Ашена столько тоски. Время, проведенное вместе, было таким коротким и недостаточным. Оно потускнело, как медь, оставленная под дождем, незащищенная и забытая. И в этом проблема любви. Какой бы сильной она ни была, любовь опасна, подвержена порче. Она может быть ядом, таким же смертельным, как злость или скорбь.

И я боюсь.

— Я не могу, — шепчу. — Я теряю себя. Я не могу это чувствовать.

— Но я могу, — говорит Ашен. Его решимость не запятнана моей честностью. Скорее, она становится еще ярче. — Я помогу тебе найти себя снова, Лу. Во мне достаточно любви на нас обоих, пока ты не передумаешь.

— А если я не передумаю?

Ашен наклоняется ближе. Его пальцы осторожно скользят по моим скулам, будто он может запомнить каждый дюйм на своих подушечках.

— Я бессмертный, у меня много времени.

Я смотрю в глаза Ашена, и на мгновение мне кажется, что все может быть так просто. Если я отпущу себя. Позволю ему заботиться обо мне. На мгновение. Час. Одну ночь.

Я слышу, как камеры сердца Ашена качают кровь под его ребрами. Он притягивает меня ближе, пока моя грудь не касается его, пока его пламенная тоска не растапливает мои стены. Искры появляются в его глазах, когда он следит за моими.

— Я люблю тебя, моя вампирша. Неважно, как ты изменишься, что потеряешь или обретешь. Ты всегда будешь моей Лу.

Пушки, бастионы, каменные блоки, охраняющие мое сердце… они рассыпаются в прах.

Когда наши губы наконец встречаются, этот поцелуй другой. Очищенный до чего-то настоящего. Это не просто волна желания, прорывающая плотину, чтобы унести. Это то, что чувствуешь, когда у тебя ничего не осталось, но все равно рискуешь. Когда кто-то прикрывает твой угасающий огонь ладонями. Этот поцелуй — любовь. Может, я решу, что не хочу ее. Может, оставлю в темном уголке сердца и буду надеяться, что она зачахнет. Но она есть, даже если я не даю ей права на существование.

Наши языки ласкают друг друга в этом дурманящем поцелуе. Я чувствую вкус мяты и ванили. Вкус яда желания. Провожу пальцами по татуировкам на шее Ашена и притягиваю его ближе. Его руки скользят по моей спине, и одна из шершавых ладоней находит оголенную кожу под свитером. Ашен вздыхает в мои губы, будто его руки скучали по моему телу. Он приподнимает меня, а я держу его лицо в руках.

Ашен отстраняется, чтобы оставить поцелуи на моей шее.

— Вернемся на виллу, вампирша, — шепчет он в кожу.

Я качаю головой, и он целует мою челюсть, будто не согласен. Мой голос звучит потерянно, будто я не знаю, как решить простейшую проблему.

— Я голодна.

Ашен отводит волосы и проводит пальцем по венке на шее.

— Я знаю. Можешь выпить мою.

Мрачный смешок вырывается из моих губ, и Ашен крепче сжимает меня в объятиях. Это так заманчиво после неудачной охоты. Может, это делает меня слабой, но вряд ли я смогу отказаться.

— Ты соответствуешь критериям мудака, — говорю я, выдыхая, когда Ашен покусывает кожу на горле. Стараюсь не вздохнуть, когда его губы смягчают укус. — Если это твой план заставить меня влюбиться, он не сработает.

Я чувствую ухмылку Ашена в его поцелуе, который медленно возвращается к моим губам.

— Мой единственный план - заставить тебя поверить моим словам. Войти в тебя и наблюдать, как ты кончаешь с моей кровью на языке и моим именем на губах.

Я ухмыляюсь от желания, когда Ашен опускает меня и поправляет волосы. Он смотрит в мои глаза с ненасытным голодом и жаром.

— Когда ты влюбишься…

— …если…

— Когда ты влюбишься, вампирша, это будет не из-за крови или магии. Это будет по твоему выбору.

— А если я не выберу тебя?

— Может, и не выберешь. Но я должен верить, вампирша. Так же, как я выбрал тебя, — говорит он, вдыхая мой запах, согревая кожу прикосновениями. Я закрываю глаза, и время замедляется, выдергивая нити боли из сердца и сшивая его заново ярким шелком. — Иногда даже демоны должны верить в любовь, моя вампирша. И я верю в тебя.

ГЛАВА 23

Темнота комнаты — это отдельное царство. И в этом царстве Ашен — другой человек. Его сила, тени и десятилетия темного прошлого никуда не делись. Но он кажется незащищенным. Хотя иногда он все же борется с собой, пытаясь сохранить оборону, понемногу он рушит защиту.

Когда дверь закрывается за ним, отрезая внешний мир, Ашен долго смотрит на меня. Наверное, я выгляжу так же разбито, как чувствую себя внутри. Как догорающий фитиль. Но он смотрит на меня так, будто нашел что-то дикое, редкое и драгоценное. Глядя на свое отражение в его глазах, я не чувствую себя сломленной. Я чувствую себя тем, кем была долгое время. Уникальной.

Жнец приближается медленными шагами. Возможно, он ожидает, что я отступлю по мере его приближения. В последнее время я часто так делала. Но на этот раз я твердо стою на месте.

Когда он останавливается передо мной, в глазах Ашена вспыхивает мягкий огонь. Он не пылает, как обычно. Не чернеет от ярости. Он похож на пламя, которое горит уже давно, лаская воздух нежными языками.

Ашен прикасается к моему лицу, и в его прикосновении я чувствую облегчение. Я слегка прижимаюсь к его ладони и закрываю глаза. Касание - такая простая вещь, но столь же важная, как воздух или вода. Мой мозг кричит, чтобы я не сдавалась, но в конце концов он сдается не Ашену. Побеждает мое израненное сердце, пропитанное ядом. У него есть воля к жизни, которую не сдержать никаким доводам.

— Ki murangen, naga ekimmu, — шепчет он. «Я люблю тебя, моя вампирша». Его дыхание обжигает мою кожу. Его губы касаются моих. Я чувствую его слова в прикосновении и знаю, что он говорит правду. Знаю, без надежды или веры. Может, есть другие вещи, которые для него так же важны, как я, но его любовь, будь она медной или стеклянной, она настоящая.

Поцелуй углубляется, и Ашен хватает край моей кофты, медленно стягивая его вверх, позволяя пальцам скользить по коже. Я отстраняюсь, и он снимает его через голову. Сжимаю его руки, пока он расстегивает мой лифчик. Он медленно стягивает бретели, сначала с одного плеча, затем с другого, пока лифчик не падает на пол.

Я расстегиваю пуговицы на рубашке Ашена, пока наши языки исследуют друг друга. Его руки касаются каждого открытого участка кожи. Они скользят по ребрам, спускаются к плечам. Опускаются вдоль позвоночника. Касаются груди, медленно водят круги вокруг сосков. Когда последняя пуговица расстегнута, я стягиваю рубашку с его плеч, вдавливая пальцы в каждый мускул, пока ткань не падает на пол.

Ашен отстраняется, чтобы провести губами по моей шее, оставляя поцелуи и легкие укусы вдоль ключицы. Он прокладывает путь вниз, пока не берет грудь в рот, посасывая. Мои пальцы вплетаются в его короткие волосы, ногти скользят по коже головы. Его стон вибрирует в моей груди, пока он водит языком вокруг соска. Переходя ко второй груди, он опускается на колено, притягивая меня к себе, ладони раскинув по моей спине.

Не убирая рук, Ашен целует меня по центру груди, затем начинает медленно спускаться вниз. Он следует линии, ведущей к животу. Целует пупок, расстегивая мои джинсы и стягивая их. Замедляется, опускаясь ниже, останавливается над линией трусиков.

И затем замирает сверхъестественно неподвижно.

Его сердцебиение ускоряется. Плечи под моими руками становятся горячими. Дым стелется по полу, будто весь мир замер.

Ашен прижимает лоб к моему животу. Обхватывает мои бедра и притягивает ближе, его хватка твердеет, как раскаленный камень.

— Жнец?..

Его хватка сжимается. Дым извергается за ним, как вулканогенное облако. Искры трещат в клубящихся тенях.

Что-то не так.

— Ашен?..

Он медленно вдыхает, выдыхает еще медленнее. Будто пытается загнать демона обратно под поверхность человека. — Мне так жаль, моя Лу. Правда. — Его голос тонкий и напряженный. Я никогда не слышала его таким.

Я знаю, за что можно извиняться. Часть меня все еще ищет, на кого бы свалить вину за все мои страдания, и он - легкая мишень. Но, возможно, не во всем он виноват. Иногда я думаю, что простое знакомство затянуло нас в водоворот кипящей воды. Нам не хватило бы сил просто плыть. Нам было суждено сгореть.

— За что?

Ашен не отвечает словами. Он лишь сжимает меня крепче, прижимая лоб к моей коже. Я чувствую запах серы и соли. Оттенок кислого цитруса. Это страх. И ярость. И скорбь.

Он остается неподвижным, прижавшись ко мне. Его дыхание сбито. Тело слишком горячее, хватка слишком крепкая. Я не понимаю его. Он не ослабляет хватку. И затем что-то влажное скользит по моей коже. Боже.

— Ашен?

Я кладу руки на его лицо, провожу большими пальцами под глазами, размазывая горячую слезу по его щеке.

— Ашен.

Я отталкиваю его, чтобы опуститься на колени и взять его лицо в ладони. Он смотрит вниз.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Что не так?

Ашен качает головой.

— Не прячься от меня сейчас, — шепчу я. — Посмотри на меня.

Он отрывает взгляд от пола, и его стеклянные глаза встречаются с моими. Глубина горя в них - это скорбь, которая никогда не отпускает.

— Говори со мной, Ашен.

— Ты сказала, что Галл… — Ашен делает напряженный вдох, ярость борется с печалью, искры сыплются на пол. — Ты сказала, что он разрезал тебя. Чтобы проверить, можешь ли ты выносить ребенка.

Воспоминание об этой пытке многогранно, как свет, преломляющийся в призме. Боль скальпеля. Запах крови в воздухе, обжигающий мое собственное горло голодом. Ощущение каждого слоя, который снимали. Не только кожи, мышц и органов, но времени, надежды, мечт, давно покинувших меня. Боль осознания, что если они проверяют, значит, что-то могло измениться. И отчаянная надежда, что ничего не изменилось.

Я сглатываю ком в горле.

— Да.

— Ты сказала, что они украли. Украли у тебя, — говорит Ашен, его ярость так горяча, что мне хочется убрать руки с его кожи.

Я киваю, слеза скатывается из уголка глаза. Кажется, в комнате не хватает воздуха. Я едва могу выдавить слово, но оно звучит, растянутое шепотом.

— Да.

— Что украли, Лу? Ты была беременна?

Я качаю головой. С чувством благодарности и ярости к судьбе говорю:

— Нет, я не была беременна.

Может, это был шанс, который мог бы быть, если я меняюсь в самых основательных аспектах. Проклятие всех вампиров — никогда не зачать, даже полукровку. Может, его можно было снять. Но Царство Теней украли даже эту возможность.

— Я никогда не смогу забеременеть, даже если стану чем-то новым. Галл и Эмбер…

Грудь сжимается, язык кажется слишком толстым. Сердцебиение отдается в ушах. Капли пота выступают на лбу. Ашен смотрит на меня со страхом, настоящим страхом — за то, что я уже сказала, или за то, что недоговорила. Я сглатываю и пробую снова.

— Они взяли… украли…

Боже, я просто не могу. Кажется, меня отравили воспоминаниями и воображением. Как будто пленка покрывает все, что видишь, тот ужасный момент, когда страхи, о которых ты даже не подозревала, разворачиваются перед тобой. Ужас, от которого скручивает живот, пока тошнота не поднимается к горлу. Мозг подбрасывает образы того, что могло бы быть. Ты видишь себя в летнем солнце, держа на руках свою мечту, а затем смотришь, как ее вырывают.

Я лишь качаю головой. Взгляд блуждает по темным углам комнаты. Ашен выдыхает долго и дрожит. Опускает голову. Клубы дыма раскрываются, становясь занавесом из искр и теней, прекрасным саваном, окутывающим нас. Они колышутся, как траурная вуаль на ветру. Это печально. Зловеще.

— Прости, Лу. Я не осознавал до этого момента, что такое возможно. Не до тех пор, пока не поцеловал твою кожу и не вспомнил твои слова. Все вдруг сложилось в ужасный кошмар.

Ашен проводит рукой по волосам. Плечи опускаются. Впервые он выглядит как человек, которого я могу сломать. Но я вижу, что он уже так же разбит, как я. Сколько бы раз я ни желала стереть его в порошок, сейчас не хочу этого. Не хочу и чинить его. Я просто хочу существовать с тем, кто знает, каково это.

Ашен берет мою руку, переворачивает ладонью вверх, проводит большим пальцем по линиям.

— То, через что ты проходишь… я пережил подобную потерю давным-давно.

— У тебя был ребенок?

Долгая пауза, пока густой дым окутывает нас, тяжелый, как одеяло.

— Почти.

Кости в груди будто проваливаются. Между нами витает горечь, скорбь и вина, но и общее горе, что связывает нас.

— Мне так жаль, Ашен. Очень жаль.

Некоторые из тех слоев времени, что копились, как толстый осадок, в глазах Ашена, будто стираются, когда он смотрит на меня. Не просто на меня, а в меня, прямо в душу, будто видит ее форму и цвет. Он сжимает мою руку.

— Знаю, я не давал тебе причин верить моим обещаниям, моя Лу. Но клянусь тебе, клянусь, я сделаю все, чтобы ты получила свою месть. Если захочешь сжечь все миры, я подам тебе спичку и буду стоять с тобой, пока не упадет последний пепел. Я заплачу за это обещание жизнью, если понадобится.

Я пытаюсь улыбнуться, но это кажется неестественным.

— Гениальный план. Если я уничтожу все миры, ты останешься единственным, кого можно любить.

— В этом есть плюсы, если пощадишь меня.

Долгая тишина, прежде чем мы обнимаем друг друга. Мое тело впитывает его тепло. Его гнев остывает под моей кожей. Я смотрю через его плечо, как мои пальцы проходят сквозь дым, клубящийся у его спины. Искры следуют за рукой, а Ашен держит меня крепче, будто находя облегчение в прикосновении.

— Уведи нас, — шепчу я, пока его пальцы скользят вдоль позвоночника. — Заставь забыть. Закрой от остального мира, чтобы не было прошлого и будущего, только мы в этой комнате. Хотя бы на одну ночь.

Мы покачиваемся, как два дерева, чьи стволы переплелись за десятилетия бурь.

— Хорошо, моя вампирша, — говорит он. Когда момент настает, Ашен поднимает нас с колен. Его крылья все еще окутывают нас густым черным туманом, будто миры давно исчезли, и мы остались в своем измерении. — Но я не могу обещать, что одной ночи будет достаточно.

И когда Ашен подхватывает меня на руки, а я обвиваю ногами его спину, искры дождем сыплются на мою кожу, и я понимаю, что он прав. Одной ночи не хватит. Когда он кладет меня на кровать, целует и ласкает каждый дюйм моего тела, шепча восхищения на древних языках, я знаю, что недели в этой комнате будет мало. Когда он стягивает трусики и возвращается губами к моему центру, чтобы пировать мной, а мир и время исчезают, пока я разваливаюсь на части, я понимаю, что года здесь будет слишком мало. И когда он входит в меня, глядя в глаза с теплотой, а мое тело принимает его, я понимаю, что он уже осознал. Любого времени в мире никогда не будет достаточно.

ГЛАВА 24

Еще темно, когда я просыпаюсь и тянусь к Ашену, но его место в постели пусто. Однако я слышу его сердцебиение в комнате. Чувствую запах его кожи, теплых чернил. Но есть и что-то еще. Другое сердце, запах другого мужчины. И крови.

Я отбрасываю волосы с лица и сажусь, включая лампу у кровати. Мой взгляд сталкивается с испуганными глазами человека.

Альберто.

— Какого черта? — Я прижимаю простыню к обнаженному телу, пока Ашен бросает мужчину на пол. Тело Альберто обмякает, будто уже безжизненное, но он стонет, когда его голова ударяется о ковер. Кинжал Ашена воткнут в основание его шеи с хирургической точностью. Альберто в сознании, но полностью парализован.

— Ты что, кот, который таскает домой птичек?

Ашен пожимает плечом.

— Подумал, ты проголодалась.

— Так ты просто принес мне еду на вынос?.. И перерезал ему спинной мозг?..

Он смотрит на плачущего мужчину с таким же интересом, как на жука или камень.

— Ты говорила, что все становится грязно, когда ты не поешь. Я решил сделать процесс... чище.

— Как ты вообще его нашел?

— Взял Уртура. Тот был не против. Шакал, кажется, к тебе неравнодушен.

Сердце сжимается в груди, пока я наблюдаю, как Ашен смотрит на Альберто. Никто раньше не приносил мне такой «еды». Ни среди других вампиров, ни в те дни, когда я была с сестрами на Анфемоэссе, еще не понимая, кто я и как питаться. Даже Эдия приносила мне чаши и кувшины с кровью, чтобы поставить на ноги. Но не притаскивала настоящих подонков. За столько веков никто не приносил мне добычу так, как это сделал Ашен.

Жнец замечает мое оцепенение и переводит взгляд на меня.

— Что?

— Это очень... мило, — говорю я, и Ашен отвечает мне теплой улыбкой, от которой становится тепло внутри. Я снова смотрю на мужчину на полу и прижимаю простыню чуть выше к груди. Альберто смотрит на меня с лицом, мокрым от слез, хнычет, моля о пощаде.

Улыбка Ашена исчезает, когда он понимает, в чем проблема. Он бормочет что-то о выколотых глазах, переворачивает Альберто лицом в другую сторону.

— У него странный член, — ворчит он, и я взрываюсь смехом.

— Ты разглядывал его член?

— Выбора не было. Он обосрался и обмочился, а я не собирался тащить его к тебе в таком виде. Пришлось обмыть и переодеть, — Ашен бросает Альберто презрительный взгляд и возвращается ко мне. — Маленький. Загибается влево.

Я хлопаю ладонью по постели.

— Так и знала!

Мы ухмыляемся друг другу. Теперь, когда Альберто не пялится на меня с мокрыми от слез глазами, я отпускаю простыню. Взгляд Ашена скользит вниз, к моей груди, и его зрачки вспыхивают пламенем.

— Вампирша, — рычит он, голос низкий и опасный, пока он приближается ко мне.

Медленная улыбка расползается по моему лицу, когда я ловлю в его глазах хищный блеск.

— Жнец.

Ашен берет мою лодыжку, проводит пальцами по икре, сжимает ее и притягивает меня ближе.

— Иди поешь свою птичку, а потом я отлижу тебе.

— Ты ужасный. И ненасытный, — я визжу от смеха, когда Ашен наклоняется и кусает меня за чувствительное место возле колена. Он проводит носом по внутренней стороне бедра, поднимается выше, пока его губы не касаются нежной кожи у самого верха ноги. Альберто на полу кричит громче, умоляя о помощи, которая не придет.

— Иди, — шепчет Ашен, обхватывая мою ногу рукой и стаскивая меня с кровати. — Не хочу слушать его хныканье. Только твое.

Одной рукой он поднимает меня, другой накидывает на меня халат, ждет, пока я просуну руки в рукава, затем завязывает пояс. Закончив, он оставляет долгий поцелуй на моей щеке и отходит, усаживаясь на кровать с книгой на коленях.

Я наблюдаю за ним. Он быстро погружается в чтение, прижимает пальцы к нижней губе, задумавшись. Кажется, он не замечает моего взгляда, пока я не вижу, как уголки его рта дергаются в улыбке.

— Иди, вампирша. Пока я не придумал, как наказать тебя за то, что ты медлишь вернуться в постель.

Он бросает взгляд поверх книги, и когда наши глаза встречаются, его черты смягчаются в тусклом свете. В них не только любовь и нежность, но и капля гордости. Будто он совершил что-то важное, отправившись в ночь и принеся мне этот подарок. Я отвечаю ему мимолетной улыбкой и отворачиваюсь, прежде чем он успеет прочесть слишком много по моему лицу.

Я сажусь на колени рядом с Альберто. Клыки вытягиваются при звуке его тихих всхлипов. Сладкий яд наполняет мой рот.

— Тихо, птичка, — шепчу я ему на ухо. Он хнычет и умоляет, пока я не прикрываю его рот ладонью, но сопротивления в нем уже нет. Он как загнанный олень. Знает, что умрет, даже если еще не готов. — Если доберешься до загробного мира, запомни: единственное, что сделало тебя особенным, - это то, что он принес тебя сюда для меня.

Последние мольбы Альберто вибрируют о мою ладонь, когда мои клыки вонзаются в его кожу. Я прокалываю яремную вену и вздыхаю, когда его кровь устремляется в мое горло. Длинными глотками я пью его сладкую, сочную жизнь. Она не похожа на кровь Ашена, даже близко. Ничто не сравнится. Но голод утихает, жжение в горле прекращается.

Альберто постепенно замолкает и вскоре теряет сознание, его сердце замедляется. Последние удары пульса жизни текут в мой рот, и я все еще держусь, высасывая каждую каплю из его бледнеющей, холодеющей плоти. Закончив, я вытаскиваю клинок из его позвоночника и вытираю о его рубашку. Поворачиваюсь к кровати и вижу, как Ашен наблюдает за мной.

— Лучше? — спрашивает он. Я киваю. Его глаза следят за каждым моим движением, когда он закрывает книгу и откладывает ее на тумбочку.

Я держу клинок Ашена и встречаю его взгляд, развязывая пояс халата и позволяя ткани соскользнуть с плеч на пол. Его зрачки вспыхивают, когда я взбираюсь на кровать и подползаю к нему. Я ползу по его телу, пока не оказываюсь верхом на его животе, а его теплые ладони согревают мои бедра.

— Ты выглядишь немного нервным, Жнец, — говорю я с хищной улыбкой, проводя лезвием по его груди и поддевая кончиком одну из черных пуговиц на рубашке. Его взгляд скользит вниз, затем возвращается к моим глазам. Когда я поднимаю кончик ножа, пуговица отрывается от ткани, звонко падая в темноту.

— И не без причины, — отвечает он.

Я срезаю следующую пуговицу, и она отлетает в изголовье, прежде чем скатиться на пол.

— На этот раз, надеюсь, ты будешь внимательнее. Кажется, я хорошо тебя проучила в Каире, но, уверена, ты позволил мне и Эдии убить тебя еще до этого.

— Думал, если дам тебе выпустить пар, тебе надоест.

— Это никогда не надоест.

Пуговицы одна за другой летят в темноту, пока не остается ни одной. Кончиком клинка я раздвигаю края его рубашки, провожу лезвием по коже, достаточно, чтобы вызвать дрожь, но не чтобы порезать. Я возвращаю клинок к его груди, останавливаюсь над татуировкой в виде шакала. Могу представить, как вгоняю лезвие между его ребер, достигаю сердца. Все может измениться навсегда, если сделать это правильно. Я оставлю свой след, получу собственный шрам. Он будет моим. По-настоящему. На всю вечность. И я буду его.

Я переворачиваю нож и протягиваю ему рукоятью.

Не сегодня. Может, никогда.

Ашен берет клинок, но не сводит с меня взгляд. Я вижу, как в его глазах вспыхивает пламя. Ощущаю облегчение, когда он откладывает кинжал и проводит руками по моим бокам. Но искра уже зажглась. Он знает, что я думала о связи кровью, пусть и мгновение. И, возможно, сейчас он оставит это, но сомневаюсь, что навсегда.

Значит, мне просто нужно его отвлечь.

Я опускаюсь к его ногам, расстегиваю ремень, затем пуговицу и молнию. Он приподнимает бедра, и я стягиваю с него штаны, бросая на пол. Дыхание Ашена прерывается, когда я снова взбираюсь по его ногам и беру основание его эрекции в крепкую хватку. Шелковистый кончик блестит от влаги, и я провожу языком по нему, наблюдая, как он закатывает глаза и запрокидывает голову.

Я сильно сжимаю губы на кончике и медленно опускаюсь, заставляя его содрогнуться. Работаю рукой у основания, с каждым движением погружаясь глубже, пока он не касается задней стенки моего горла. Он стонет, вплетает пальцы в мои волосы, задавая ритм. Я провожу языком по нижней части его головки, затем снова втягиваю его, снова и снова. Хватка Ашена на моих волосах становится жестче, глаза слезятся, но мне это нравится - ощущение распухших губ вокруг его длины, то, как я свожу его с ума. Я дразню его, довожу до края, затем замедляю ритм, когда чувствую, что он вот-вот взорвется. Когда провожу ногтями по его яйцам, он рычит и вгоняет себя глубже в мое горло.

— Вампирша, — шипит он. — То, что я сделаю с тобой...

Я провожу его твердым стволом по своему подбородку, шее, между грудями, вокруг соска.

— Тебе не позволено давать обещания, Жнец.

— Я их сдержу, — говорит он, тяжело дыша, протягивая мне запястье. Шевелит пальцами. — Пей, и я расскажу, какие.

Я смотрю на его запястье, пытаясь подавить нарастающее желание, пока мой язык медленно скользит по кончику его члена.

— А если откажусь, ты все равно их выполнишь?

— Несомненно, — он стонет, когда я снова беру его в рот. — Но мне нравится, когда ты пьешь.

— Хм, — произношу я, и звук вибрацией отдается вокруг его члена, затем вынимаю. — Ты не уточнил, что именно я должна пить.

Я даю ему дьявольскую улыбку, прежде чем взять его как можно глубже, работая ртом, скребя ногтями по его яйцам, пока он не начинает повторять мое имя, как молитву. Его член пульсирует, и он кончает мне в горло. Даже это что-то во мне пробуждает. Не то же, что его кровь, но я чувствую его. С каждым глотком он становится частью меня, и мне интересно, чувствует ли он то же самое от того, что я ему даю.

Когда я проглатываю последние капли, Ашен подтягивает меня к своей груди, обнимая всей силой. На мгновение мне кажется, что все, мы отдохнем, и я, может быть, засну с полным животом и телом на полу. Но как же. Мы бессмертны. У нас выносливость другого уровня. Ашен переворачивает нас, прижимает мои запястья над головой, и я понимаю, что он намерен сдержать слово.

— Ты там хотел что-то со мной сделать?.. — спрашиваю я. Один уголок его рта дергается в грешной улыбке, взгляд скользит по моему лицу. Я прикусываю губу, делаю самые невинные глаза. Его зрачки вспыхивают в ответ. — Ты выглядишь так, будто готов сожрать меня целиком, исчадие ада.

Улыбка Ашена озаряется, он целует мою грудь, скользит языком по коже, пока не берет сосок в рот. Моя спина выгибается, его хватка на запястьях становится жестче.

— Именно это я и собираюсь сделать, — говорит он, отпуская. — Затем я войду в тебя так глубоко, что ты не поймешь, где заканчиваюсь я и начинаешься ты. А когда ты кончишь так много раз, что моя сперма будет стекать по твоим ногам, я переверну тебя и вгоню свой член в твою тугую попку, и буду трахать, пока не заполню тебя полностью.

Я притворно ахаю, пытаясь не засмеяться, ерзаю.

— Грязный демон. Отпусти. Сила Христа тебя изгоняет.

— Кроме меня, тебя никто не слышит, вампирша, — Ашен отпускает мои запястья, но сжимает руку на моей шее, удерживая на месте, пока целует мой живот. — Отныне и до рассвета любая часть меня будет внутри тебя.

— Бесстыдник. Отпусти меня, ибо я благочестивая и непорочная дева.

Ашен замирает, бросает выразительный взгляд на тело на полу, затем на меня, прежде чем укусить мягкую кожу рядом с пупком. Я визжу и смеюсь, а из его груди вырывается рык желания.

— И ты будешь пить мою кровь, пока скачешь на мне, крича мое имя.

— Какой ты требовательный.

— Требования только начинаются, моя вампирша, — говорит он, раздвигая мои бедра и прижимая одно колено к матрасу. Он проводит языком по моей киске, кружит вокруг клитора. — Кроме того, ты обожаешь мои требования. Я чувствую это на вкус.

Мой костный мозг превращается в лаву. Спина выгибается, когда он пожирает мою плоть. Я извиваюсь, но Ашен держит меня крепко за горло. Он скребет зубами по клитору, вгоняет язык внутрь, сосет, пирует мной.

— В этот раз будешь вести себя хорошо? — спрашивает он, отрываясь. Его взгляд скользит по моему телу, он смотрит в мои глаза с проницательностью хищника, вводя один палец, затем другой.

Я молчу, пока он скользит пальцами внутри, заставляя меня стонать. Выражение Ашена становится мрачнее. Дьявольская улыбка мелькает на его губах. Он не сводит с меня глаз, зажимает клитор зубами и кусает. Я взвизгиваю, затем стону, когда он снимает боль, оставляя только удовольствие.

— Я задал вопрос, — требует он, ускоряя ритм.

— Я не умею быть хорошей, — говорю я прерывисто.

— Вот это моя вампирша. А теперь я хочу, чтобы ты терлась этой сладкой киской о мое лицо и скакала на моей руке, пока не кончишь.

Мое сердце будто взрывается и лопается одновременно.

Ашен набрасывается на меня, как голодный. Он вгоняет пальцы в мою киску. Проводит плоским языком по моим губам, пьет мое возбуждение. Кружит вокруг клитора, иногда кусает, но всегда целует. Затем он сосет этот чувствительный, набухший бугорок, не отпуская, пока я не кончаю. Мои бедра отрываются от матраса, но он держит мою шею. Выжимает из моего оргазма каждую каплю, пока я не становлюсь бездыханной.

Но, верный слову, едва он вынимает пальцы, как его член уже скользит внутрь. Он подносит блестящие пальцы к моим губам.

— Вылижи, — требует он, вгоняя в меня член длинными, мощными толчками.

— Я могу сделать лучше, — отвечаю я с коварной улыбкой, прежде чем взять его пальцы в рот и вонзить клыки. Ашен шипит от боли и удовольствия, я держусь, сжимаю челюсти, пью его кровь.

Ашен трахает меня с яростью. Его ладонь все еще на моей шее, хватка становится жестче. Я чувствую напряжение, сжимающее мою кожу, перекрывающее воздух. Улыбаюсь вокруг его пальцев, вонзаю клыки чуть сильнее. Пью, ощущая сладость, как ядовитый мед, дымчатый аромат его кожи, искрящуюся кровь, и вся моя боль растворяются.

Весь мир будто смещается в его хватке и в моей. Есть только этот мужчина, это чувство, этот вкус. Только то, как он смотрит на меня. Его рука на моей шее, мое тело, растягивающееся вокруг него. Мое доверие к своему сердцу. Мое доверие к его. Как я оказалась здесь, не знаю. Но в отсутствии шума и мыслей, печали и боли, есть только то, чего я хочу. Чего я действительно хочу. И сейчас я хочу только этого - чувствовать Ашена в каждой части себя. В теле. В венах. В душе.

Ашен вытаскивает пальцы из моего рта. Мои клыки рвут его кожу, оставляя две чистые линии, острие скользит по суставам, прорезает ноготь. Он рычит, но я знаю, ему это нравится - ему нравится немного боли, наказания, нравится видеть, как его кровь наполняет мой рот. Это видно по тому, как его тело дрожит от желания. Как напрягаются мышцы пресса. Он выходит почти полностью, затем вгоняется с силой.

— Высунь язык, — говорит он, голос хриплый, рука горячая, как раскаленное железо, на моей шее.

Моя кожа покрыта потом. Я так близка к оргазму, что едва могу думать, осознать его требование. Я стону, проглатывая кровь.

— Сосредоточься, вампирша, — его команда звучит густо и сладко, как растопленная карамель. Он вдалбливается в меня с каждым словом. — Высунь. Свой. Язык.

Я слишком близка к краю, чтобы сопротивляться, потому что он прав — я обожаю его приказы. Так что я подчиняюсь. Высовываю язык.

— Вот моя вампирша, — говорит он снисходительно, держит окровавленные пальцы над моим ртом. Его горячая кровь стекает по коже, покрывает мой язык, скользит по горлу нитью искрящегося жара. Его толчки длинные, глубокие, он наблюдает, завороженный. Я стону, мои стенки сжимаются вокруг него. — Теперь скажи мое имя и кончай.

И, черт возьми, его слова, его кровь, его имя на моих губах, его толстый член, входящий так глубоко, как он и обещал… и я теряю себя. Совершенно. Кончаю с ослепительной яркостью, как взрывающаяся звезда. Это прожигает вены, плавит кости, стирает разум, оставляя только ощущение моего тела, сжимающегося вокруг Ашена, пока он изливается в меня. Я слышу только его отчаянный рев, когда он падает в бездну вслед за мной.

Мы падаем друг на друга, его грудь прижимается к моей, дыхание учащенное, и мое сердце, кажется, рвется из груди, лишь бы приблизиться к нему. Оно стучит в костях, в ушах, в мозгу, захватывая мысли, пытаясь слиться с ритмом пульса Ашена. Я не могу думать ни о чем, кроме покалывания под кожей, этого пульсирующего гула крови.

— Я чувствовал твое присутствие в себе с момента, когда твоя кровь впервые смешалась с моей, — признается Ашен медленно, осторожно, его дыхание все еще неровное.

Словно голос во сне, слова, которые не имеют смысла, мой мозг пытается выбраться из этого тумана. Он отпускает мою шею, опирается на локоть, смотрит на меня, наблюдая, как слова проникают в мысли. Он все еще внутри меня, все еще твердый. Мое сердце все еще бешено бьется, кожа покалывает. Ашен смотрит мне в глаза, будто ищет меня. Я моргаю, замечаю, что мои зрачки светятся ярким вампирским блеском, красный отблеск отражается в поту на его лице.

— Я все еще чувствую тебя, когда ты пьешь. Будто ты пробуждаешься в моих венах, — его другая рука скользит по моему плечу, течет по бицепсу, оставляя кровавый след. Он смотрит мне в глаза, каждое движение, каждое слово будто тщательно продумано. — Ты тоже чувствуешь меня в своих.

Да. Я прикусываю нижнюю губу, провожу языком по крови на коже. Закрываю глаза. Даже эти капли как глоток искр. Я киваю, открываю глаза.

Рука Ашена скользит к моему запястью, затем сжимает кулак.

— Это уже началось, вампирша, — говорит он, его взгляд почти раскаянный, умоляющий. Он разжимает мою руку, освобождая рукоять кинжала. Я резко вдыхаю, смотрю на свои пальцы, раскрывающиеся, как цветок, выпуская лезвие.

Лезвие, которое я взяла с тумбочки, даже не задумываясь.

Лезвие, которое я использовала бы не для убийства, а для скрепления.

Я смотрю на Ашена в замешательстве и шоке, а он бросает кинжал через комнату, не сводя с меня глаз.

— Это уже началось. Но мы не закончим сегодня. Только когда ты поймешь свой выбор.

Я открываю рот, чтобы сказать что-то... о том, как это может быть выбором, если оно уже началось, или как я могу решать, если мое тело и сердце действуют раньше мозга, или просто... что угодно. Но ничего не выходит.

— У тебя все еще будет выбор, — говорит Ашен, и это звучит как клятва. Правдиво. Он проводит пальцами по моей скуле, будто впечатывая обещание в кожу. И с ножом, лежащим где-то в тени, я чувствую облегчение в этом потоке смятения. Я смотрю на него, все еще возвращаясь к себе из тумана желания.

— А если я выберу не тебя? — спрашиваю я. Пытаюсь вложить в это силу, но голос звучит хрипло, чуть больше шепота.

Кровавая рука Ашена оставляет след на моих ребрах, когда он поднимает ее, опираясь на предплечья. Его пальцы проводят алую линию по моим губам, он смотрит с пылающими глазами, как мой язык скользит по этой пряной сладости.

— Может, и не выберешь. Может, убьешь меня. Но я вернусь. Я буду возвращаться к тебе снова и снова, — говорит Ашен, двигаясь внутри меня, медленно выходя почти полностью, затем входя так глубоко, как только могу принять. Огонь в его глазах разгорается, когда я стону и провожу ногтями по его спине. Его движения начинаются медленно, но я уже чувствую желание, скручивающееся внизу живота. — Но ты должна знать секрет, моя вампирша.

Я ловлю мимолетный вздох в груди. Стараюсь, чтобы голос звучал ровно, хотя все остальное уже тает.

— Какой?

Движения Ашена становятся мощнее. Толчки сильнее, и я знаю, удовольствие будет только нарастать, пока не поглотит меня целиком.

— Я не говорил, что тебе будет легко выбирать кого-то, кроме меня.

ГЛАВА 25

Все, что он обещает, он выполняет. И даже больше.

Я скачу на его члене, пью из его шеи и шепчу его имя, пока он сжимает мою грудь.

Я заглатываю его всю длину, пока он впивается пальцами в мои волосы и рычит мое имя, как отчаянную мантру.

Мы трахаемся, пока я не наполняюсь его спермой и собственным возбуждением настолько, что оно стекает по моим ногам.

Затем он переворачивает меня и медленно входит в мою попку, его тело содрогается — сначала только головка, неторопливые, ленивые толчки.

— Я не из стекла, Жнец. Я выдержу, — говорю я через плечо с хищной улыбкой, пока рука Ашена скользит по моему позвоночнику. От моих слов он снова вздрагивает.

— Я хочу не спешить с тобой, — отвечает он, входя сантиметр за сантиметром, пока постепенно не заполняет меня полностью. Он выжидает долгий момент, мы оба тяжело дышим, кожа блестит от пота. Он выходит наполовину, затем снова входит, снова ждет. — Боже, — шепчет он, проводя рукой по моему бедру, вниз к тазу, сквозь короткие волоски, пока не достигает клитора.

— Я думала, ты говорил, что божества не подчиняются, — шепчу я, пока его пальцы скользят внутрь, затем возвращаются к клитору.

Он выходит, снова медленно, на этот раз полностью. На мгновение мне кажется, что он нарушит слово, но его пальцы входят в меня, как только он покидает мою попку. Он опускает голову мне на спину, его дыхание обжигает кожу прерывистыми волнами, будто он едва сдерживается.

— Я ошибался, — говорит Ашен, входя снова, наслаждаясь тем, как мое отверстие сжимается вокруг головки его члена. Он погружается до конца, пока его бедра не прижимаются ко мне, затем начинает медленные, ленивые толчки. — Здесь есть еще одно божество. Ты - чертова богиня, посланная, чтобы уничтожить меня.

И, как и обещал, он не спешит. Он задает ритм, который нарастает, и вскоре он уже вгоняет в меня с силой, его яйца шлепаются о мою киску, а пальцы кружат вокруг клитора.

— Ты такая узкая, моя богиня. Такая чертовски узкая, — шепчет он мне в ухо снова и снова, пока моя спина выгибается, и я кончаю, стоная его имя. Он изливается в меня, мы отдыхаем, лишь чтобы начать снова, и снова, пока рассвет не окрашивает небо.

В коридоре все еще тихо, когда мы идем в ванную, чтобы принять душ вместе. Мои ноги липкие, тело расслабленное и приятно ноющее, кожа покалывает от крови, которую я пила у Ашена. И все же в душе мы занимаемся любовью еще раз — я обвиваю ногами его талию, он прижимает мою спину к прохладной плитке, а я слизываю кровь с его пальцев, размягченных теплой водой. И испытываю последний ослепительный оргазм за ночь, которая, как мне хочется, никогда не закончится.

Мы перевязываем его пораненные пальцы, возвращаемся в комнату, переступая через холодный труп на полу, и забираемся на простыни, пропахшие сексом и обещаниями. Я ложусь на грудь Ашена, пряча голову под его подбородком. Он натягивает одеяло, обнимает меня за спину, медленно перебирает пальцами мои волосы - звук и ощущение его прикосновений мелодичны, как колыбельная.

— Я люблю тебя, Лу. Моя прекрасная, неземная, волшебная богиня Лу, — шепчет он.

Люблю. Он говорит это так легко, будто это и привилегия, и облегчение. Как бросить раненую птицу в небо и смотреть, как она исчезает вдали - исцеленная, дикая, свободная. И хотя я не могу ответить тем же, он, кажется, не против. Даже осознание, что он готов ждать, вытягивает из моего сердца еще немного яда. Наша кровь - это жидкое терпение. И пока он ждет, я могу говорить вещи, которые значат для меня не меньше, чем любовь.

— Не уходи, если не сможешь уснуть. Я не хочу просыпаться одна, — признаюсь я, голос усталый и вялый. Все, что я не хочу озвучивать, кошмары, страх, доверие, комфорт, висит в воздухе.

Ашен крепче обнимает меня. Он оставляет поцелуй в моих волосах.

— Я буду здесь, когда ты проснешься, — шепчет он.

И тогда я погружаюсь в глубокий, безмятежный сон.

Просыпаюсь от шепота в ухо и щекотки на шее от дыхания Ашена.

— Вампирша. Просыпайся.

Тихий приказ Ашена вызывает во мне желание сделать прямо противоположное. Я прижимаюсь ближе, впитывая его тепло, которое разливается по моей спине.

— ...Не-а.

— Уже почти полдень.

— Не важно.

— Остальные готовят обед.

— Я на диете из мудаков, а они не учитывают мои предпочтения.

— Они будут гадать, где мы.

Я фыркаю и притягиваю его руку крепче к своему животу, все еще отказываясь открывать глаза.

— Они прекрасно знают, где мы.

Я зарываюсь глубже под одеяло, Ашен пытается осторожно его стянуть, но мертвая хватка на краю покрывала не ослабевает. Я прижимаю его к шее, переворачиваюсь к нему лицом.

Ашен — первое, что я вижу, открыв глаза, и в этот момент понимаю: я могла бы просыпаться рядом с ним тысячу лет подряд, и каждый раз это было бы как удар током — просто смотреть на него. Эти темные ресницы и тепло в глазах цвета коньяка. Сияние его кожи, блеск коротких темных волос в утреннем свете. Эти линии черных татуировок, спускающихся по шее и плечам, исчезающих под одеялом.

Окутанная его запахом, его прикосновениями, его внимательным взглядом, я чувствую, как часть боли, тревоги и гнева, которые я таскала на себе, как петлю, отступает. Хотя бы ненадолго. Как будто я наткнулась на целебные воды и вышла на другом берегу чуть более спокойной.

«Вот что делает любовь, дурочка», — шепчет мне внутренний голос.

«Нет, вот что делает хороший секс, дурочка», — отвечаю я.

«Это был не просто секс, и ты знаешь. Ты не подпустила бы его близко, если бы ничего не чувствовала».

«Заткнись нахрен. У тебя даже голоса нормального нет», — огрызаюсь я, и эта мысль колет сердце, как раскаленная игла.

«Так зачем отнимать у себя еще что-то, когда у тебя и так уже столько отняли?»

...

...

«Ты права, стерва».

Взгляд Ашена скользит по чертам моего лица, прежде чем вернуться к глазам. Он улыбается, и это выглядит слишком проницательно для моего комфорта.

— Ты когда-нибудь просто просыпаешься спокойно, или каждый твой день начинается с какой-нибудь битвы? Интересно, бывает ли в твоих мыслях покой.

Я сужаю глаза. Его улыбка становится чуть шире.

— О чем ты думала только что?

— Не скажу.

Ашен слегка смещается, нависая надо мной, его вес прижимает мое плечо к матрасу. Он целует мою шею, его дыхание вызывает мурашки на груди.

— А если я потребую, чтобы ты сказала? Тебе, кажется, нравятся мои требования.

Я подавляю дрожь желания.

— Думаю, пора вставать, — ворчу и выскальзываю из-под него, его рука тянется вслед.

— Ладно, вампирша, — говорит он, пока я направляюсь к шкафу. В его голосе слышится самодовольная улыбка. — Подкинешь мне мой кинжал, когда будет возможность? Тот, что я вытащил у тебя из рук. Может, как-нибудь обсудим, что ты собиралась с ним сделать.

Я замираю и бросаю на него убийственный взгляд через плечо. В ответ он выдает самую дразнящую, раздражающе милую ухмылку. Я замечаю кинжал в паре шагов, поднимаю его с пола, перекидываю с ладони на ладонь, не отводя взгляда от Ашена.

— Вампирша... — низко предупреждает он, хотя улыбка все еще играет на его губах.

Кинжал вылетает из моей руки и с глухим стуком вонзается в изголовье. Ашен смотрит на лезвие у своей головы, затем на меня, его улыбка становится шире.

— Промахнулась, — говорю я, пытаясь метнуть в него взгляд не менее острый, чем клинок, который он выдергивает из дерева.

— Нет, не промахнулась.

— Могу повторить.

Ашен смеется. Боже всемогущий, этот звук. Как будто мне наносят удар в грудь. Но в хорошем смысле. Ну, типа, приятный удар. Ладно, возможно, это звучит странно. Просто это не теплые объятия, не как завернуться в плед и смотреть из окна на падающий снег, потягивая горячий шоколад. Это шок. Это неожиданно. Это перехватывает дыхание и захватывает меня. Я чувствую его отголосок в костях, когда он затихает.

Но почему?

Потому что это так редко случается? Демоны-жнецы не славятся легким смехом. Потому что это тяжело заработать, и это я вызвала его к жизни? Или просто... это он? Потому что мне нравится видеть и слышать, как он преображается, когда позволяет себе отпустить контроль?

«Дура, это потому что ты влюбляешься...»

«Заткнись, женщина».

Улыбка Ашена растет, когда он смотрит на кинжал.

— Я видел, как ты метаешь лезвия даже боковым взглядом. Ты никогда не промахиваешься, — его взгляд скользит ко мне, он дарит мне темную, самоуверенную ухмылку. Я не могу решить, хочу ли дать ему по лицу или сесть на него. — Значит, я тебе нравлюсь?

Я стараюсь не краснеть и отворачиваюсь, надевая халат.

— Возможно. Как ракушки нравятся китам, или блохи - собакам, или...

— ...только не эти осы...

— ...или те осы, что откладывают яйца в пауков, зомбируют их, заставляя плести безумную паутину, а потом высасывают из них все соки и убивают. Да, ты мне нравишься именно так.

Он набрасывается на меня, прежде чем я успеваю закончить, подхватывает одной рукой за талию и бросает нас обоих на кровать.

— Ты, вампирша, в неминуемой опасности, — рычит он, зажимая меня между своих конечностей. Он пытается выглядеть серьезно, но я вижу тепло в его глазах.

— Почему? Ты умеешь откладывать яйца?

Я хохочу, пока Ашен неумолимо щекочет мне бока, пока я не умоляю его остановиться. Мы смотрим друг на друга, смех затихает, я пытаюсь отдышаться.

Я не чувствовала себя так легко уже давно. Так свободно. Я знаю, что, как только мы выйдем из этой комнаты, реальность снова настигнет нас, но в этот момент острые края моего разбитого сердца кажутся чуть менее колючими.

Ашен смахивает пряди волос с моих щек, изучает мое лицо. Этот свет все еще в его глазах, даже когда улыбка почти исчезает. Его рука скользит по моей шее, останавливается на пульсе.

— Ты уже любишь меня, вампирша?

Я издаю недоверчивый смешок.

— Абсолютно НЕТ.

Выражение Ашена становится только теплее, несмотря на мой ответ.

— Уверена?

— Неужели ты думал, что я влюблюсь в тебя за одну ночь? Каким бы умопомрачительным ни был секс, этого не случится.

Самоуверенная ухмылка снова появляется на его губах.

— Умопомрачительным?

Я закатываю глаза, а его ухмылка становится еще наглее, что, казалось бы, невозможно.

— Сотри эту улыбку с лица. Ты и сам знаешь, Жнец. Но суть в другом: одна ночь ничего не меняет.

— Но может, если позволить. Самые значительные перемены в жизни случаются в одно мгновение, — говорит Ашен. Его низкий голос звучит тише, взгляд скользит к моим губам, улыбка растворяется. Его пальцы ласкают линию пульса. — Десятилетия проходят без изменений. Один день сливается со следующим. Они текут медленной чередой воспоминаний и сожалений, становятся статичными, неизменными, пока жизнь - это просто существование. И вдруг ты оказываешься в переулке лицом к лицу с красивой, дерзкой, бесстрашной вампиршей, и она наполняет твой мир цветом и светом. Один вздох времени - и ты понимаешь, что жил в черно-белом мире. Одной ночи хватило, чтобы изменить мою жизнь.

Мое сердце бьется так сильно, что Ашен наверняка чувствует его под своей ладонью. Мы смотрим друг на друга, и в его глазах вся тоска, желание, потребность. Но в нем есть что-то, чего я не видела до прошлой ночи. Легкость. И решимость.

Мой мозг наконец включается. Я сглатываю комок в горле, воскрешаю боль, которая живет в моей груди, как пойманное существо.

— Мгновения хватает, чтобы разбить сердце. А чтобы починить разбитое, нужно время. Если оно вообще того стоит.

Ашен наклоняется ближе, не отводя глаз, пока не прижимает губы к моим в долгом поцелуе.

— Я говорил, моя вампирша. У меня бесконечное время, — говорит он, отстраняясь.

— Времени недостаточно.

— Тогда скажи, что тебе нужно.

— Твои секреты. Правду.

Ашен глубоко вдыхает, будто собирается с силами.

— Спрашивай что угодно.

Я беру его руку, провожу пальцами по золотым и черным татуировкам на костяшках.

— Почему Мастер Войны здесь, в Мире Живых? Один?

— Чтобы найти тебя и вернуть, — говорит он без предисловий, промедления или эмоций. Мы смотрим друг на друга, он оценивает мою реакцию. — Ты не удивлена.

— Нет. Я так и думала. Говорила тебе в клубе «Caelum»? — я не отпускаю его руку, хотя признание все равно вонзает иглу боли в живот. Я хочу, чтобы он знал: его честность стоит усилий.

— Я не сказал, что сделаю это.

— Но ты мог бы, когда мы закончим то, что начал Семен.

— Я мог бы уже сейчас, если бы хотел, — говорит Ашен, и мои брови вопросительно поднимаются. — Тот ученый, которого ты атаковала в подземелье? Ты не убила его. Совет считает, что Коул освободил тебя по своей инициативе. Они не знают о причастности доктора Келлера. Но у него нет преданности тебе, учитывая обстоятельства. Он сделает все, чтобы выжить, и он все еще в Царстве Теней, анализирует образец и работает над сыворотками. Они уверены, что он найдет способ завершить твою трансформацию. Моя единственная миссия от Совета - вернуть тебя живой, и я убедил их, что действовать в одиночку увеличит шансы на успех.

— Если они хотели меня живой, зачем посылали змей?

— Нингиш должен был доставить тебя, а не убить. А теперь, когда он мертв, Зида захочет мести, а не выполнения миссии. Она придет, чтобы добить тебя.

— И как мне знать, что ты не решил продлить миссию, чтобы выманить Коула, или Эрикса, или узнать планы Царства Света?

Ашен задумывается на долгий момент, наблюдая за мной.

— Это было бы логично. Но не поэтому я остаюсь, и все, что я могу сказать - тебе придется мне доверять.

Я не отвечаю, и, кажется, Ашен не ждет ответа. Он просто смотрит, изучает. Запоминает. Тишина затягивается, пока его пристальное наблюдение не начинает нервировать.

— Что будет, если ты явишься в Совет с пустыми руками? — спрашиваю я тихо. Меня это беспокоит, хоть я и не хочу признавать, что нервничаю из-за того, что они могут с ним сделать.

— Не знаю, — говорит Ашен, отводя взгляд, играя прядью моих волос. Он накручивает ее на палец, раскручивает, снова и снова. — Не знаю.

Я поднимаю руку, кладу ему на лицо. На мгновение задумываюсь, стоит ли. Но затем он прижимается к моей ладони, возвращает взгляд ко мне, и кажется правильным - быть пойманной его глазами.

— Спасибо.

В его выражении мелькает удивление.

— За что?

— За то, что рассказал мне это.

Он улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Поднимаю другую руку к его лицу, притягиваю его к себе, целую долго и глубоко. Наши языки лениво переплетаются, дыхание смешивается со сладким потоком воздуха. Жажду между нами, кажется, невозможно утолить, и вскоре тепло разливается внизу живота. Еще несколько мгновений в этой комнате, одни, без остального мира. Вот все, чего я хочу.

Естественно, мир хочет мне в этом отказать.

В дверь стучат, наш поцелуй резко обрывается, будто мы оба удивлены, что реальность снова настигла нас.

— Слушайте сюда, секс-маньяки, — раздается голос Эдии за дверью. Я стону, проводя рукой по лицу, Ашен фыркает. — Все готово к отъезду в Румынию. Но мы не можем подобраться к Мэгуре через портал. Валентина наложила на район слои заклятий. Портал откроем в Кымпулунг, возьмем машины и поедем по земле. Так что заканчивайте трахаться, поехали.

Я фыркаю.

— Да, дорогая.

— И под «трахаться» я имею в виду один раз, а не шесть.

— Господи.

— И не забудьте про труп на полу. Коса хочет собрать с него все ценное, пока он не начал разлагаться.

— Как ты...

Но Эдия уже уходит по коридору. Слышны ее недовольные шажки.

— Один! Не шесть! — кричит она, а я закатываю глаза и тяжело вздыхаю.

— Обожаю ее, но она невыносима, — говорю я, пытаясь выскользнуть из-под Ашена. Он хватает меня за талию, прижимает губы к моей шее. — Что ты делаешь? Ты же слышал женщину, нам пора собираться.

— Я слышал. Она сказала «один раз». Я знаю, что лучше не ослушиваться ее прямых приказов, — говорит он между поцелуями, его рука скользит под халат.

Я смеюсь, но уже сжимаю его плечи, провожу пальцами по спине. Прижимаю губы к его горлу, пока его ладонь скользит вниз, огибает грудь, опускается к животу, пока не достигает самого желанного места.

— Вампирша, — мурлычет он, обнаруживая, что я уже мокрая от возбуждения. Он кружит вокруг клитора легкими, дразнящими движениями. — Всегда такая мокрая для меня.

— Так же, как ты всегда такой твердый для меня, — говорю я, обхватывая его член. Он стонет, когда я провожу рукой по стволу.

— Болезненно твердый, и чаще, чем мне хотелось бы признать.

Ашен накрывает мой рот в жестком поцелуе, пока мы трогаем, дразним друг друга. Я теряюсь в его тепле, в желании, что клубится внизу живота. Румыния, порталы, машины — все исчезает, остаются только руки Ашена, его рот и эта ненасытная потребность.

Ашен прерывает поцелуй, прижимает лоб к моему, его дыхание прерывисто.

— Если бы мы были умны, мы бы сделали это в душе, чтобы угодить и Эдии, и Косе нашей пунктуальностью.

— Согласна, — говорю я, запыхавшаяся и отчаянная. — Но я не могу ждать.

— Слава богу, — Ашен входит в меня, мы оба вздыхаем, мое тело принимает его. Его пальцы продолжают играть с клитором, пока он вгоняется в меня глубоко и сильно. Я покусываю его плечо, пока он не кладет руку на мою щеку, мягко направляя мои губы ближе к его шее. — Возьми еще, — шепчет он.

Я смеюсь, дыхание обжигает его кожу.

— Чем больше я беру, тем больше хочу.

— Я знаю.

— Ты играешь нечестно.

— Я не обещал играть честно.

Я поднимаю голову, ловлю его взгляд. Он улыбается, и хотя он дразнится, он также честен. И если я честна с собой - я действительно хочу больше. Ничто не сравнится с этим вкусом, с этими ощущениями. Я не знаю, магия ли это кровной судьбы, столетия одиночества или безрассудное желание хватать то, что я хочу, даже если это мне во вред. Но когда мои клыки опускаются, я знаю - не откажусь. Не могу.

Я целую его шею, затем вонзаю зубы в кожу. Проникаю ровно настолько, чтобы пить безопасно, затем делаю глоток. Электрическая энергия растекается по горлу, этот вкус, который так уникально принадлежит Ашену. Нежная сладость, теплая острота, насыщенная солоноватость с медным оттенком. Она шипит, как леденцы, согревает изнутри, разливается по венам, как молния.

Ашен впивается пальцами в мои волосы, прижимает к шее, пока я делаю еще один глоток. Его движения становятся ритмичными, менее резкими, но почему-то более мощными.

— Господи, — шипит он, голос вибрирует на моих губах. — Почему это ощущается так?

Я отстраняюсь, хмурюсь, глядя ему в глаза.

— Как?

— Как будто ты живешь в моих венах. Как будто вся сила миров перетекает в меня. Как будто я чувствую твою историю, живую, яркую, прямо под кожей, — шепчет он, смахивая волосы, прилипшие к моим вискам. Его глаза цвета коньяка полны надежды. — Так бы это ощущалось?

Я так поглощена его описанием, что не сразу понимаю вопрос.

— Что?

— Если бы мы были связаны?

Я качаю головой, едва заметно.

— Я... не знаю, — шепчу, и сердце наполняется новым видом яда. Не гневом, не печалью, не одиночеством или завистью. Это болезненный укол сострадания. Я вдруг понимаю, как мало в жизни Ашена было по-настоящему хорошего. То, как он смотрит на меня, будто вся его сила и мощь зависят от моего ответа, - это ясно, как хрусталь. Все, что знал этот мужчина - тьма и потери. То, что сказала Эмбер, правда. Он ищет свет и надеется, что я буду им.

— Не знаю, Ашен, — повторяю я, обнимая его крепче, стремясь к разрядке, что нарастает во мне с каждым движением. — Может, однажды мы узнаем.