Сердце с горьким ядом

«Сердце с горьким ядом»

Автор: Бринн Уивер

Серия: «Царство теней #2»

Перевод для группы:

https://vk.com/towwersauthors

Тг канал: https://t.me/towwersauthors

АННОТАЦИЯ

Каратель и награда. Воин и оружие. Охотник и добыча, которая не сдается.

После веков в изгнании последняя из древних сирен рискнула поверить в любовь.

И жестоко поплатилась за это.

Дни Лу, заключенной в Царстве Теней, проходят в аду пыток и отчаяния. Она — древнейшая вампир-сирена, секретное оружие, которое никто не может разгадать. Наполовину гибрид из бессмертных существ, она — ключ к войне против Царства Света… если только ее враги найдут способ завершить превращение.

Совершив отчаянный побег, Лу пускается в бега с неожиданными союзниками. Враги уже близки к цели, они хотят найти древнейших вампиров, и Лу готова на все, чтобы защитить их от участи хуже смерти. Если она не успеет, мир погрузится в хаос войны сверхмощных держав. Но куда бы она ни пошла — Ашен рядом. Демон, которому она доверяла. Каратель, которого полюбила. Жнец, что отравил ее сердце предательством. А когда тайны Царства Теней и ее собственной истории начинают раскрываться, Лу ставит под сомнение все… даже мотивы загадочного демона, от которого не может убежать.

Она поклялась никогда не возвращаться.

Она решила больше не любить.

Вот только кому теперь верить?

Оглавление

МЕНЮ НАПИТКОВ ОТ ЛУ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ОТ АВТОРА

МЕНЮ НАПИТКОВ ОТ ЛУ

🃏 «Провидица» (из бара Tipsy Trope)

• 60 мл джина «Empress» (30 мл в основание, 30 мл - сверху, аккуратно по ложке)

• 30 мл тоник «Indian»

• 30 мл сока грейпфрута

• Украсьте цветами и долькой грейпфрута

🧜‍♀️ «Сирена» (от Мэри Стюарт, The Monarch Marina)

• 40 мл кальвадоса

• 40 мл коньяка

• 15 мл лимонного сока

• 7 мл кленового сиропа

• Встряхнуть, подать в охлажденном коктейльном бокале с пищевыми блестками

☕ «Кроффе» (от Ханны Р.)

• Кофе или эспрессо

• Сверху - взбитые сливки, шоколадный соус, немного красного пищевого красителя и красный сахар

ИЛИ

• Вспененное молоко с красителем и красный сахар сверху

🍊 «Гарикровавый» (фирменный коктейль Лу)

• 45 мл ликер «Campari»

• 120 мл свежевыжатого или взбитого с мякотью сока красного апельсина

• Налить «Campari» в хайбол со льдом. Сверху — пенистый сок красного апельсина

• Украсьте край бокала красным сахаром и долькой апельсина

🍷 «Фангрия» (от Нэт)

• 1 бутылка (750 мл) сухого красного вина (лучше всего - пино нуар или мерло)

• 120 мл бренди

• 120 мл ликер «Cointreau» или «Triple Sec»

• 240 мл апельсинового сока без мякоти (можно заменить на ананасовый)

• 1-2 апельсина, нарезанные кружочками

• Все смешать и убрать в холодильник на ночь (чем дольше, тем лучше)

• Можно добавить другие фрукты по вкусу (яблоки, виноград, вишню, ананас и т. д.)

• Перед подачей в бокал добавить немного лимонно-лаймовой содовой или газированной воды

ГЛАВА 1

Когда ты вампир, эмоции — это не просто чувства, запертые в груди. У них есть запахи. Цвета. У них есть вкус.

Предательство на вкус как медь. Как кровь во рту.

Как монета для лодочника.

Я знаю, о чем вы думаете. Но, вампишра, кровь на самом деле пахнет железом, а не медью. Возможно, для ваших ограниченных человеческих чувств так и есть. И вы правы, разница есть. Тонкий нюанс. Но я чувствую не просто кровь. Я чувствую ее смысл.

Железо — символ силы, как прутья, что держат меня в этой клетке.

Медь — символ любви.

И нет ничего опаснее или уязвимее любви. Ничто не убивает быстрее. Ничто не режет глубже.

Самое жестокое предательство — от того, кого любишь.

Как это сделал Жнец со мной.

Я закрываю глаза, и тот момент проносится в голове с пугающей ясностью. Я изо всех сил пыталась устоять на ногах, надеясь, что проживу достаточно долго, чтобы просто сказать ему. Хотела, чтобы он знал: я люблю. Ожидала, что он будет бороться за меня.

Но он не стал. Напротив.

Оказалось, моя любовь принадлежала только мне. И ее использовали против меня. Она заманила меня прямиком в эту чертову клетку. И что хуже всего — воспоминания не исчезают. Я помню каждое слово, шептанное в темноте. Каждый долгий, жгучий взгляд. До сих пор чувствую каждое прикосновение. И никак не могу убедить себя, что все это было иллюзией, хотя каждый день в этом месте доказывает обратное.

— Ты думаешь о нем, — говорит Эдия. Ее темные глаза прожигают меня подозрительным взглядом. Когда вы дружите больше трех столетий, сложно скрывать мысли.

Голос Жнеца всплывает в памяти, будто со дна: «У тебя очень выразительное лицо». Это почти прозвучало как комплимент — по крайней мере, пока он не продолжил: «Для вампира это недостаток. Тебе стоит над этим поработать».

Ну и мудак. Или, как мы с Эдией его прозвали, Тот Самый Жнец-Мудак-Ублюдок.

Я закатываю глаза. Последний час я металась между мыслями о том, как жизнь отвратительна, и мыслями о Жнеце. Но мне вообще не хочется думать. Хотя выбора у меня нет. Царство Теней не удосужилось обеспечить нас комфортом или развлечениями в убогой каменной клетке.

Так что я переключаю внимание на единственное позитивное, что у меня осталось. Эдию.

«Есть одна вещь, которая отвлечет меня от всего», — говорю я на языке жестов. Эдия смотрит на меня хмурым взглядом; она уже знает, что я скажу. «Спой еще раз».

— Боже, нет, — качает головой Эдия, ее выражение непоколебимо.

«Ну пожалуйста».

— Зачем? Ты уже слышала это шестьдесят тысяч раз.

«Всего семьдесят восемь».

— Это на семьдесят семь больше, чем нужно.

«Мне грустно. Развесели меня».

Долгая пауза. Я смотрю на Эдию снизу вверх, уткнувшись головой ей в колени, с самым невинным выражением. Выглядеть жалко для меня не проблема. Я не ела несколько дней. Лицо опухшее, в синяках, от пыток и слез. Тело дрожит от лихорадки. Лоб покрыт испариной, сколько бы раз Эдия ни вытирала его тряпкой, оторванной от края рубашки.

И хуже всего — у меня разбито сердце.

— Думай о хорошем, подруга. Ты хотя бы не связала с ним свою судьбу, — говорит Эдия, бросая взгляд на мою рваную рубашку, где шрам красовался бы над сердцем, будь иначе.

Я тяжело вздыхаю и отворачиваюсь. Потому что правда в том, что мысль о связи с Тем Самым Жнецом-Мудаком-Ублюдком подкралась ко мне незаметно. И, как дура, я рассматривала ее. Даже начала жаждать этого.

Дело в том, что я была так одинока. Прошли века с тех пор, как у меня забрали последнюю сестру. Века в бегах, века среди людей, чьи жизни так коротки. Так что, когда у меня не осталось выбора, кроме как привязаться к первому за триста лет бессмертному, кроме Эдии, мне не потребовалось много уговоров.

Идиотка тупая.

А теперь я одна. И мне больно. Я измотана, избита, больна, голодна и еще тысяча других ужасных вещей. И все равно продолжаю тосковать по мнему.

Как дура.

— Я люблю тебя, но твой вкус на мужчин просто отвратителен, — говорит Эдия, убиря прядь волос с моего покрытого синяками лица. — Он худший из всех.

Я сужаю глаза и пытаюсь зашипеть, но звука нет. Новая волна грусти накрывает меня с головой от осознания, что у меня нет даже шипения. Мой голос, что когда-то направлял корабли на скалы, повергал сильнейших мужчин и женщин на колени. Он приносил мне радость, даже когда приходилось скрывать его, чтобы выжить. Он стал чем-то драгоценным, редким, изысканным. А теперь его... просто нет. Он стерт, хотя я все еще слышу его слабый отголосок в голове. Но, как чернила, размытые водой на бумаге, контуры расплылись, исказились. Воспоминание — не то же самое, что реальность.

Слезы подступают к глазам, и я отворачиваюсь к железным прутьям двери.

— Ох, милая. Мне так жаль. Прости, — Эдия тревожно смотрит на мое изможденное лицо.

Без регулярной крови раны от моих ежедневных развлечений с Галлом, лучшим палачом Царства Теней, перестали заживать. Не то чтобы они заживали и раньше, даже когда Царство Теней изредка бросали мне мешок с кровью, который хрен пойми где хранился, вместо того чтобы лежать в чертовом холодильнике. Если бы не ограниченные заклинания Эдии, я была бы не крепче хрупкого человека на грани смерти. Ошейник с магией, который Жнецы заперли на ее шее, дает ей ровно столько силы, чтобы я оставалась живой — и Галл мог продолжать свои ежедневные наказания.

— Ты все еще любишь своего Жнеца, да? — голос Эдии тихий, полный сочувствия.

Трещина в сердце расширяется. Свежая боль вырывается наружу. Я отворачиваюсь еще дальше, пытаясь проглотить огонь, сжимающий горло. Из-за повреждений от серебряного укола Семена, вечного голода и нахлынувших чувств горло всегда болит. Головная боль царапает череп. Я провожу пальцами по виску, осторожно избегая надавливать на сломанный палец, который так и не зажил после вчерашнего визита Галла.

«Он не мой Жнец, Эдия. Уже нет».

Эдия наклоняется и целует мой покрытый испариной лоб. Она обнимает мою пульсирующую голову и тихо покачивает, шепча заклинание, чтобы облегчить боль, что жжет мозг, как молния.

— Ты ужасна, когда переживаешь разрыв, знаешь?

Я киваю.

Она вздыхает.

Наконец Эдия сжалилась надо мной. Она прочищает горло — так же, как всегда делает перед тем, как запеть.

— When I was young, I never needed anyone, and making love was just for fun. Those days are gone...¹

(Когда я была молодой, Мне никто не был нужен, и заниматься любовью было просто весельем. Те дни прошли).

Я слышу, как за дверью нашей клетки страж раздраженно переминается с ноги на ногу. Уголки моих губ едва заметно поднимаются.

— Living alone, I think of all the friends I’ve known, but when I dial the telephone, nobody’s home...

(Живя одна, я думаю обо всех друзьях, которых знала, но когда я звоню им, никого нет дома).

Страж тяжело вздыхает.

«Запевай, сучка. Порви их», — жестикулирую я, улыбаясь все шире. Глаза Эдии сверкают, она набирает полные легкие воздуха.

— ALL BY MYSELFFFFFF, DON’T WANNA BE, ALL BY MYSELFFFF, ANYMOOOOORE.

(Совсем одна, я не хочу быть, совсем одна, больше не хочу).

— Прекратите это проклятое пение! — орет страж.

— Заставь меня, ублюдок! — кричит она в ответ. Она снова вдыхает, а я трясусь от смеха у нее на коленях. — ALL BY MYSEEELFFFF, DON’T WANNA BE, ALL BY MYSELFFFF, ANYMOOOOORE!

Страж бьет мечом по прутьям двери, создавая дисгармоничный ритм. Но Эдия не останавливается. Даже когда ее голос дрожит от смеха, даже когда она нарочно фальшивит. Мы смеемся, как непослушные дети, пока слезы не текут по нашим лицам. Эдия заканчивает песню, но мы все еще давимся от смеха. И когда наконец успокаиваемся, мы сидим с угасающими улыбками.

«Ты же знаешь, что ты моя лучшая подруга и я люблю тебя больше всех на свете?» — жестикулирую и смотрю, как ее глаза наполняются теплом.

— Знаю, — говорит она. — Я тоже люблю тебя.

Когда наши улыбки окончательно исчезают, Эдия шепчет заклинание в мою кожу и целует меня в лоб. Если бы у меня был третий глаз, ее губы коснулись бы именно его. Но мое чутье, похоже, где-то потерялось по дороге. Этот глаз ослеп. Или, может, он видит прекрасно, а я просто предпочла смотреть в тень и убеждать себя, что тьма не принесет вреда.

Я ошиблась.

Пока мои мысли погружаются в пучину мрачной реальности и всех неверных решений, что привели меня сюда, Эдия поет другие песни, вытирая мой потный лоб отвратительной тряпкой. Она проводит пальцем по моим бровям, и ее голос становится тише, превращаясь в колыбельную. И вскоре я засыпаю.

Я знаю этот сон. Видела его много раз. Но это не просто сон — это воспоминание. И, как многие вампирские воспоминания, оно всплывает, когда хочет откусить кусок моей души, поднимаясь, как чудовище из бездонных морских глубин.

Впереди вижу хижину, в окне мерцает фонарь. Я шла за мужчиной, который в таверне хвастался, что поймал ведьму и собирается заставить ее страдать. Он был громким, наглым. Искал внимания. Переходил от стойки к столикам, рассказывая свою историю равнодушным посетителям. Никто не верил ему. Он едва мог удержать кружку эля — кто бы поверил?

Но я поверила.

Что-то в блеске его глаз... его запах. Как его сердце билось быстрее с каждым словом. Я чувствовала это. Адреналин. Предвкушение.

Я чувствовала правду.

Теперь, у хижины вдали от дороги, я наблюдаю, как он поднимается по ступеням. Каждый его шаг, каждый скрип неровных досок разрезает тишину. Он хочет, чтобы его слышали. Хочет напугать того, кто заперт внутри.

Человек шагает дальше в лунную тень. Но у меня бесконечное терпение. У меня есть время. Так что я жду. Стою неподвижно, пока он не добирается до крыльца. Когда его тяжелый ботинок наконец ступает на последнюю ступень, я наклоняюсь и бросаю шишку в стену дома. Она ударяется далеко слева от двери, скрытая темнотой.

Человек останавливается и смотрит в сторону звука. Он слегка пошатывается.

Я бросаю еще одну шишку в то же место.

— Кто там? — кричит он в ночь, делая несколько шагов к звуку.

Он не видит, как я прыгаю из темноты, преодолевая ступени, как призрак. Не слышит, как я приземляюсь позади него, бесшумно ступая босыми ногами. Подхожу вплотную, так близко, что могу пересчитать каждый волосок на его шее. Он пахнет виски и потом. Грязным бельем. И женщиной. Ее аромат – это смесь шалфея и звездного света.

Я чувствую, как гнев пузырится в груди. Всегда находила ироничным, что такой человек может быть одновременно отвратительным и... восхитительным. И он идеально подходит под критерии моей добычи. Не то чтобы их было много.

Наклоняюсь к его шее и выдыхаю тонкую струйку воздуха на кожу. Он вздрагивает, поворачивается.

— Бу.

Бью человека в висок, и он падает на крыльцо. Проходит всего два вдоха, и он начинает издавать чудовищный храп.

Я закатываю глаза, хватаю его за лодыжку и тащу в хижину.

Комната освещена фонарями, свет мерцает на толстых досках стола, лоскутных одеялах, покрывающих кровать и стулья. В углу слышу шорох — ведьма пытается слиться с тенями. Она связана магическими путами, выглядит яростной и настороженной, как загнанный зверь, готовый откусить конечность. Я слышу, как кровь быстрее бежит по ее венам. Чувствую запах синяков на коже, пот и грязь на одежде. Она смотрит на меня черными глазами, бросая вызов.

— Привет, — говорю я.

Она молчит, только сужает глаза. Мне уже нравится.

— Я Леукосия. А ты?..

Она смотрит на меня долго, не решаясь доверить что-то столь важное, как имя. Должно быть, видит что-то стоящее, потому что ее взгляд смягчается.

— Эдия, — наконец отвечает она.

— А этого урода ты знаешь? — я поднимаю ногу мужчины до уровня плеча и размахиваю ею.

— Он поймал меня.

Смотрю на мужчину, потом снова на ведьму. Ее темная кожа блестит в свете фонарей. Я чувствую в ней силу магии, и мне интересно, как такой пьяный идиот мог поймать кого-то вроде Эдии. Но когда я всматриваюсь глубже, вижу в ее глазах боль и потерю под страхом и яростью. Там горе. Глубокое, как океан.

Люди могут быть слабыми, но есть способы поймать даже бессмертных, даже тех, кто обладает огромной силой. Приманка, от которой нельзя отказаться. Обмен — чтобы спасти того, кого она любила, возможно. Что-то ужасное, чем шантажировали ее. Что-то, что он, скорее всего, все равно у нее украл, даже когда она согласилась подчиниться. Грех, за который он должен заплатить.

— Хочешь повеселиться? — я стараюсь, чтобы улыбка не стала слишком широкой.

Ведьма смотрит на мужчину. В ее глазах — ярость и отвращение. Ее взгляд встречается с моим, и на ее лице появляется зловещая ухмылка.

— Хочу.

— Мы будем прекрасными подружками, Эдия. Я это знаю.

Эдия... Эдия... Я шевелю губами, но звука нет. На мгновение я в замешательстве. Почему не слышу свой голос?

— Я здесь, Лу, — шепчет она, сжимая мою руку.

Недавние воспоминания вытесняют образы вековой давности. Воспоминания о том, как серебряный укол сжег мой голос. О том, как Ашен сошел с помоста, чтобы обнять воскресшую душу другой женщины. О страданиях, болезни и клетке, в которой мы теперь живем.

Слышу шаги и лязг ключей, приближающихся по коридору. Уже знаю — это стражи, пришли тащить меня к Галлу, чтобы он вырезал еще один кусок моего сердца.

«Хватит излечивать меня», — показываю я жестами, устало глядя на Эдию. Я должна бояться. Знаю, что меня ждет. Знаю, что будет, когда шаги остановятся у двери. Но я уже слишком устала для страха. Я просто хочу, чтобы Эдия пообещала мне одно.

«Хватит излечивать меня», — повторяю я, но она качает головой.

Ключ вставляется в замок.

«Хватит излечивать меня, прошу, Эдия».

Грубые руки стражей хватают меня и вырывают из объятий Эдии. Я падаю на каменный пол и скольжу к двери в их неумолимой хватке. Они захлопывают ее за нами и поднимают меня на ноги.

Я бросаю последний умоляющий взгляд на Эдию сквозь прутья нашей клетки, прежде чем меня уводят во тьму.

Так начинается еще один день пленницы Царства Теней.

ГЛАВА 2

Сначала это были настоящие медицинские эксперименты. Галл, в конце концов, талантливый пыточных дел мастер, да и медицинские знания у него есть. Первые дни моего плена он потратил на то, чтобы выяснить, что уже изменилось во мне после инъекции Семена, и что нужно сделать, чтобы завершить трансформацию, но с преимуществом для Царства Теней. Тогда я была слабее, так что мне в каком-то смысле повезло. Не помню некоторые надрезы, заборы крови и инъекции какой-то дряни. Я была слишком занята судорогами или потерей сознания, а иногда — рвотой, которую пыталась направить в Галла, но обычно промахивалась. Обычно.

Но на каждый смутный или темный момент приходится множество других — ярких, словно отполированное стекло. Была боль за гранью понимания. Потери, которые не измерить. Ярость, жарче самого свирепого пламени. И беспомощность, горькая беспомощность, заполнившая каждую трещину, оставшуюся после всего, что у меня украли.

Эмбер наблюдала за этими первыми днями с блеском удовольствия в глазах. Она играла роль медсестры безумного доктора, подавая ему скальпели, сковывая мои конечности серебряными наручниками. С болезнью и быстро угасающими силами мне было не отбиться. Один раз я все же плюнула ей в лицо — это было потрясающе, ведь слюна была кровавой и вонючей, так как они даже зубную щетку мне не дали. Ей это не понравилось так же сильно, как мне.

И раз они не нашли во мне ничего, что подсказало бы им следующий шаг, они начали задавать вопросы, пытаясь «мотивировать» меня болью. Может, стоило сначала предложить что-то взамен… ну, не знаю… кровь. Или чистую одежду. Или горячий душ. Возможно, я бы ответила. Возможно. Да и сказать-то мне особо нечего. Я не знаю, что было в этом ведьминском зелье, не знаю, что собирались вколоть мне в лаборатории Семена. Но уж точно не скажу им ни единого слова, которое могло бы помочь их делу.

Но теперь вопросов больше нет. Эмбер больше не приходит посмотреть. Думаю, даже ей противны мои ежедневные сеансы. Теперь только я и Галл. Теперь это просто наказание за мое преступление. Может, они считают меня сломанным оружием, которое уже не починить. А может, просто развлекаются, пока не найдут способ завершить мою трансформацию. Кажется, они держат меня в живых только ради этого, день за днем. И, думаю, это будет длиться вечно — как в человеческих мифах об аде.

Слова Эдии из той ночи, когда я впервые встретила Ашена, звучат у меня в голове, пока Галл поддевает заостренной деревянной палочкой мой ноготь, отрывая его от плоти.

Это будет расплата хуже смерти.

Вот уж не соврала.

Мы с Галлом играем в эту игру около часа: он вырывает ногти, сдирает их заостренными палочками, оставляя занозы, а я кричу без звука, и мое сердце разрывается. Честно, это самое страшное. От этого я плачу сильнее всего. Неважно, как больно, когда он срывает последний ноготь, мои пальцы и ноги окровавлены и пульсируют, — сердцу еще больнее. Оно будто пропитано жгучим ядом. В нем столько ярости, потерь и скорби, что почти не осталось света.

Когда Галл заканчивает, стражи волокут меня обратно в камеру. Грязь с сырого каменного пола въедается в оголенные ногтевые ложа, и я стараюсь не плакать от боли. Не хочу, чтобы Эдия видела мое отчаяние, когда мы приближаемся. Поднимаю голову к двери и вижу ее руки, сжимающие прутья.

Эдия отступает, когда стражи открывают замок и швыряют меня в камеру. Я падаю на бок, на еще не зажившие сломанные ребра. Обхватываю бок пульсирующими пальцами и переворачиваюсь на спину. Щелкает замок, и Эдия бросается ко мне.

«Мне бы передышку. Да?» — показываю я со слабой улыбкой. Но Эдия смотрит не на мое лицо. Ее глаза наполняются слезами, взгляд прикован к моим окровавленным пальцам.

— О, моя дорогая, — шепчет она, беря мою руку и осматривая кончики пальцев. Ее губы дрожат. Улыбка сходит с моего лица, я глубоко вдыхаю. Ресницы мокрые, глаза жжет.

«Перестань меня излечивать», — показываю я.

— Нет.

«ПРЕКРАТИ, Эдия. Прошу».

Эдия качает головой. Слезы переполняют ее глаза и стекают по темной коже.

— Нет, Лу. Ты пережила куда худшее. Тебя сжигали дотла. Ты лишилась голоса. Ты выжила после той странной сыворотки оборотня. Ты прошла через все — и переживешь это. Я могу тебя исцелить.

«И как ты исцелишь это?» — спрашиваю я, показывая ей один из ногтей, который успела схватить с пола, когда Галл освободил наручники и столкнул меня со стола. Не знаю, с какого он пальца, но все равно прижимаю его к кровавому ногтевому ложу указательного. Чертовски больно. Эдия морщится, глядя, как он соскальзывает в крови и сукровице на пол. Будь я здоровой вампиршей, я бы уже исцелилась сама. Но этого больше не происходит.

«Даже если бы могла, я не хочу, чтобы ты меня лечила», — я смотрю на нее долгим, тяжелым взглядом. Она наклоняется, чтобы обнять меня, а я задерживаю дыхание, горло горит. Уверена, это часть пытки. Жнецы надеются, что я сломаюсь и в отчаянии съем свою лучшую подругу. Тогда я буду сломлена окончательно. Моя душа разорвется, и я никогда не оправлюсь.

Но я не позволю этому случиться.

Отстраняюсь и с трудом встаю, Эдия подхватывает меня под локоть и ведет к кровати. Я чувствую себя выскобленной, как тыква на Хэллоуин. Не знаю, я сейчас жуткая оболочка или то, что вычистили и оставили гнить.

— Пожалуйста. Пожалуйста, позволь мне дать тебе немного крови, — умоляет Эдия, смачивая вонючую тряпку в ржавой раковине и возвращаясь, чтобы вытереть пот с моего лба.

«Нет».

— Я знаю, ты можешь остановиться. Я верю в тебя.

«Не стоит. Я не верю в себя, Эдия. И в этом нет смысла. Это лишь продлевает неизбежное».

Эдия медленно, тяжело выдыхает. В глубине души она знает, что я права. Мы уже двадцать девять раз спорили об этом, и каждый раз приходили к одному и тому же. Она верит в меня. Я — нет. Я не буду пить. Мы обречены.

Только теперь я готова что-то с этим сделать.

Хотя вслух этого не говорю. Думаю, и не нужно. Эдия выглядит встревоженной больше обычного. Я улыбаюсь ей, насколько могу. Она сразу видит фальшь.

— Что? — спрашивает Эдия, и в ее голосе явная подозрительность.

«Ничего», — показываю я.

— Это не твое «ничего» лицо.

«Спой для меня, и тогда это будет мое "ничего" лицо».

— Не-е-е-ет.

«Посмотри на мои уродские пальцы», — показываю я с надутыми губами, поворачивая к Эдии свои безногтевые обрубки и шевеля ими, будто в джазовом приветствии. «Спой для моих грустных пальчиков».

Эдия морщится, бросает взгляд на мои руки, но затем снова смотрит мне в глаза.

— Да, они выглядят ужасно.

«Грустный голый мизинчик», — продолжаю я, размахивая одним пальцем у нее перед носом. «Ты же не откажешь голому мизинчику, правда? Он потерял свою шляпку. Только твоя песня сможет его развеселить».

— Ох, ладно, — вздыхает она, закатывая глаза. Легкая улыбка мелькает на ее губах. — Но только ради голого мизинчика.

Я сияю и укладываюсь головой ей на колени. Эдия убирает волосы с моего лица и смотрит на меня с улыбкой, но в ее глазах — глубокая печаль. Они блестят. Думаю, она понимает. Это наши последние дни, последние часы. Надеяться уже не на что, кроме как провести эти мгновения вместе.

— When I was young, I never needed anyone, and making love was just for fun. Those days are gone...

Я закрываю глаза. Засыпаю… изможденная, сломленная. И на этот раз мне не снится ничего.

Тихие голоса вырывают меня из сна. Моя голова по-прежнему лежит на коленях у Эдии. Она прижимает меня к себе, словно пытаясь укрыть в тени своих рук.

— Мне понадобятся образцы, — говорит незнакомый мужчина. Человек. Его запах разъедает мое горло, будто огнем. Судя по тембру голоса, он немолод. Акцент знакомый. Швейцарский, кажется. Он звучит нервно и неуместно. Как и все мы здесь.

— Мы предоставим все необходимое, — отвечает стражник.

Я выглядываю из-за рук Эдии и смотрю на дверь. Стражи стоят по бокам от невысокого мужчины лет шестидесяти. Он поправляет очки в серебряной оправе и смотрит на меня с жалостью и отвращением, едва прикрытыми маской страха и профессиональной холодности. Проводит рукой по лысой голове и поворачивается к одному из стражников.

— Проводите меня в лабораторию, — говорит он, и стражник кивает. Ученый. Как забавно.

Трое уходят, и мое сердце сжимается в груди, будто пытаясь вырваться.

— Что, черт возьми, происходит? — шепчет Эдия, ослабляя хватку, чтобы увидеть мой ответ.

«Новые эксперименты, наверное», — показываю жестами. Вряд ли нам долго придется гадать.

Мы сидим в тишине, прислушиваясь к звукам шагов, звяканью ключей или голосам в коридоре. Я наблюдаю, как Эдия смотрит на прутья нашей клетки. Обсидиановое ожерелье на ее шее оставляет на коже волдыри от магии, но Эдия ни разу не пожаловалась.

Когда она наконец опускает взгляд, я улыбаюсь, с трудом сглатывая ком в горле.

«Я люблю тебя, Эдия», — показываю я.

— Заткнись, — говорит она. Слезы уже застилают ее глаза. Не знаю, смогу ли снова видеть ее плачущей. Я улыбаюсь еще шире. Но внезапный звук срывает улыбку с моего лица.

Лязг в конце коридора.

Два пары сапог. Звяканье ключей отражается от каменных стен.

Сердце подступает к горлу, но я заставляю его успокоится, глядя в глаза Эдии. Ее черный, как оникс, взгляд наполняется скорбью, затмевая свет, что был там мгновение назад.

«Скоро увидимся», — показываю я, прежде чем крепко обнять ее. Ее плечи дрожат в моих объятиях.

— Надеюсь, родная, — шепчет Эдия, цепляясь за мои грязные, окровавленные рукава.

Стражник вырывает меня из ее рук, хватка его железная. Эдия вскрикивает, но ее отбрасывают ударом, и она падает на спину. Ее лицо — последнее, что я вижу: морщины отчаяния на лбу, слезы, блестящие на темной коже.

«Все хорошо», — пытаюсь сказать я, но не издаю ни звука, пока стражи тащат меня из клетки. Чертовы Жнецы. Надо было следовать плану. Надо было спалить это место дотла. Идиотка. Все, что я обещала не делать, — сделала. Все, что должна была сделать, — не сделала. И теперь мне конец. Хуже всего — я подвела лучшую подругу. Эта мысль гложет меня снова и снова. Я пытаюсь подавить ее, но не могу. Слезы застилают глаза, и я беззвучно твержу: «Прости». Мои окровавленные пальцы скребут пол, пока я пытаюсь встать. Не хочу, чтобы Эдия видела меня такой. Но я бессильна.

Эдия кричит мое имя, когда дверь захлопывается. Она бросается к прутьям, и последнее, что я вижу, — ее руки, сжимающие железо. Последнее, что слышу, — ее голос, зовущий меня.

ГЛАВА 3

Я не могу перестать дрожать.

Это чертовски унизительно. Серьезно.

Я вампирша, которой пять тысяч лет, пережившая всевозможные ужасы за века существования, а сейчас трясусь при виде хрупкого старика с иглой в руке.

По крайней мере, лысый ученый выглядит не более комфортно в этой ситуации, чем я. Его кадык вздрагивает при сглатывании, отчего мое собственное горло сжимается от голода. Шприц дрожит в его руке. Галл наблюдает в стороне с отсутствующим выражением лица, его мощные мускулы напрягаются, когда он скрещивает руки на груди. Я сверлю взглядом линии татуировок, выступающие из-под закатанных рукавов. Он даже не рядом, а мне уже страшно. Ему не нужно прикасаться ко мне. Ему даже не нужно быть в этой комнате.

Все из-за этого стола. Этого места. Этих серебряных наручников, сковывающих мои запястья и лодыжки. Из-за этого бесконечного цикла, день за днем за чертовым днем.

Я не знаю, сколько времени прошло. Может, двадцать? Тридцать? Моя безупречная вампирская память определенно подвела меня в первые дни заточения. Часы сливались воедино — бесконечная череда рвоты, судорог, пота и дрожи. Но с тех пор, как мое состояние стабилизировалось до постоянного уровня боли и отчаяния, я запомнила каждую деталь этого места.

Вот серебряный стол, где Галл хранит свои инструменты. На нем есть блестящее пятно у левого края — вмятина, отражающая свет лампы.

Вот выступ на стене напротив, темнее остальных. На этом я сосредотачиваюсь. В самые тяжелые моменты я представляла, как она поглощает мою боль, пока Галл вбивал молот в мои кости или вонзал скальпель в плоть.

Запах антисептика. Иногда я придумываю истории, чтобы развлечь себя — как он его достал? Мне нравится представлять, как Галл пробирается в Мир Живых, стоит в очереди в аптеке за спиртом, пока женщина перед ним покупает лотерейные билеты. Как он раздражается, но бессилен против человеческих норм поведения. Мне нравится мысль, что хоть раз он был беспомощным.

Я ищу что угодно, что унесет меня подальше от моего тела, хоть на мгновение. Лишь бы не воспоминания. Это единственное условие, которое я себе поставила. Почему? Потому что если я хочу выжить с разбитым телом в этой комнате, я не могла позволить себе жить с разбитым сердцем. Все эти дни я позволяла себе эту роскошь только в камере с Эдией. И это действительно роскошь — утонуть в своей скорби. Как погрузиться в горячую ванну. Как лежать под шелковыми простынями Жнеца, чувствуя, как его пальцы скользят по моей коже.

Но я больше не могу так продолжать. Я знаю, они никогда не отпустят меня. Жнецы не дадут мне быстрой смерти в Царстве Теней — не после преступления, которое я против них совершила. Я оружие, которое они не могут починить или разгадать. И даже если этот старичок справится, я отказываюсь сражаться за Царство Теней. Я лишь оттягиваю неизбежное, продолжая бороться за выживание.

Поэтому в этот раз, когда старик затягивает жгут на моей руке и простукивает ослабленную вену, я позволяю себе погрузиться в воспоминания. Воспоминания о Жнеце, его руке на моей спине, когда он наклонил меня в танце в Bit Akalum. Его ладони на моей щеке, когда он смотрел на меня с такой печалью у каирского кафе. Его поцелуй, когда он прижал меня к стене в своей спальне.

И каждое его слово возвращается ко мне вместе с образами, проносящимися в сознании.

«Ты разрушаешь мои стены, оставляешь беззащитным», — сказал он тогда в своей комнате, шепча слова мне в кожу.

«Если ты окажешься в ловушке в Царстве Света, я все равно найду тебя», — сказал он, проводя пальцем по моей щеке, его лицо прекрасное в свете ламп и проезжающих машин у рынка Хан аль-Халили.

«Попробуешь мне довериться?» — спросил он, когда песня смолкла, а наш танец закончился. И хотя я лишь улыбнулась в ответ, я сделала это. Доверилась ему.

Ему. Ашену.

И каждое его слово было ложью.

Я закрываю глаза, и слезы катятся по моей коже.

Я не чувствую укола иглы. Не замечаю, когда жгут снимают с руки. Лишь запах собственной крови, когда сталь извлекают из моей кожи, дает мне понять, что процедура уже закончилась.

— Мне нужно время для анализа образца, — говорит ученый. Я открываю глаза и вижу, как он поворачивается к Галлу, закрывает иглу и убирает пробирку с кровью в карман халата.

Галл издает низкий рокот, раздающийся в его груди.

— Сколько времени?

— Четыре часа. Возможно, меньше.

— Тебе нужно что-то еще для работы?

Ученый снимает очки, протирает линзы краем рубашки и надевает их обратно на нос.

— Если это не слишком сложно, еда и кофе.

— Организуем, — кивает Галл.

Они начинают обсуждать детали трапезы ученого.

Мой взгляд скользит по великану, прислонившемуся к стене. В их обычном разговоре они не замечают ничего необычного.

Маленький человек стоит слишком близко к хищнику.

Я сжимаю пальцы на крае его рукава, собирая ткань в ладони, как паук, опутывающий добычу паутиной.

Мое тело не выдержит еще много пыток. Если я покалечу этого старика, Галл, возможно, обрушит на меня столько страданий, что я не вытерплю. Но если у меня хватит сил удержать его, сломать ему кости — я, наконец, получу то, на что надеюсь.

Смерть.

Ни Галл, ни ученый не замечают моей хватки, пока говорят. Они так легко отвлекаются на свои важные слова, свои эгоистичные мысли. Я закрываю глаза, стараясь не улыбнуться.

— Я принесу то, что ты просил, — говорит Галл. Я слышу, как его руки опускаются вдоль тела, когда он отталкивается от стены. Его шаги удаляются к двери. — Пошли.

Мое сердце яростно бьется в горле. Вот оно. Последние мгновения. Любовь к жизни, ко всем этим векам прошлого... она перехватывает дыхание. Горит в груди, как раскаленный нож. А самый острый клинок — любовь к тому, кого я потеряла. Я наконец позволила себе хотеть чего-то после стольких лет вдали от бессмертных, и вот к чему это привело. Предательство выжигает слезы на щеках, когда я открываю глаза.

Ученый задерживается у стола, затем пытается шагнуть к двери вслед за Галлом. Его рубашка натягивается, когда я цепляюсь за рукав. Его рука дергается ко мне, и я сжимаю его теплую ладонь.

Клыки опускаются, покрывая язык тонким слоем яда. Старик вскрикивает от неожиданности, когда я встречаю его взгляд угрожающей улыбкой. Сжимаю его руку, заковывая в тиски.

— Черт возьми, — рычит Галл.

Глухой удар, приглушенный крик.

Но звуки доносятся из-за стальной двери.

Резкий вдох — Галл понимает, что что-то не так. Звонкий звук меча, вынимаемого из ножен, наполняет комнату. Он несется к двери, и выбегает.

Тяжелая дверь захлопывается. В коридоре слышны удары, лязг металла. Мой взгляд мечется между выходом и стариком в моей хватке.

— Я... я здесь, чтобы... вытащить тебя, — бормочет он, дрожащей свободной рукой роясь в кармане халата.

Он достает ключ. Взгляд скользит к наручникам.

Я киваю. Мне нужно усилие, чтобы разжать пальцы, но я ослабляю хватку. Горло пылает, будто я проглотила лаву. В отражении его очков вижу, как красный свет в моих глазах вспыхивает ярче, прежде чем он отворачивается и вставляет ключ в скважину.

Он молча возится с наручниками, постоянно оглядываясь на дверь, откуда доносятся звуки борьбы. Освобождает запястье, затем лодыжки, возвращается к последней руке. Сердце бьется так, что кажется, вот-вот разорвет грудь. Пальцы покалывают, когда я шевелю ими в серебряных манжетах. В голове кричу ему, чтобы торопился. Глаза пронзает колющая боль.

Только не сейчас. Только не сейчас.

Я заставляю тело подчиниться. Глубоко вдыхаю. Успокаиваю биение сердца. Центрирую чакры или что там еще. Все, лишь бы не начались судороги.

Последний наручник со звоном падает на стол. На мгновение мы с ученым смотрим друг на друга.

Если он ждал благодарности — ошибся адресом.

Я вскакиваю и бросаюсь на него, мы падаем на пол. Воздух вырывается из его легких, когда спина ударяется о пол.

— Пожалуйста, пожалуйста, нет, — шепчет он, когда я склоняюсь к его лицу с улыбкой. — Я спас тебя.

Может быть. Но я не в милосердном настроении.

Впиваюсь в шею. Он дергается, пытаясь вырваться. Кровь течет по горлу, смягчая жгучую боль - моего верного спутника все эти дни в заточении.

Громкий удар в дверь — и звуки боя стихают. В коридоре тишина. Я, наверное, все равно умру здесь, рядом с этим человеком, слабеющим в моих руках. Но хотя бы сытой.

Дверь распахивается.

— Черт, — Коул стоит с мечом, на котором дымится кровь. Окидывает взглядом, я вижу за его ногами тела в коридоре. — Ты не должна была его есть.

Я пожимаю плечами, не отпуская шею старика. Он слабо стонет, вибрация передается по моим губам. Уже поздно.

Взгляд Коула скользит по моему лицу, по комнате, возвращается ко мне. Хмурит брови. Он подходит, берет меня за руку, крепко, но осторожно, будто боится причинить боль. Я вырываюсь, клыки все еще в плоти старика. Я слишком голодна, чтобы отпустить.

— Пора, Лу. Время на исходе. Эдия ждет.

Эдия.

Я отпускаю бесчувственного старика. Его дыхание поверхностное, сердце бьется медленно. Кровь стекает по подбородку и шее. Коул поднимает меня на ноги, я морщусь от боли. Видимо, этой еды недостаточно, чтобы залечить все раны. Теперь все работает иначе.

Тень пробегает по лицу Коула, когда он смотрит мне в глаза. Кажется, он понимает, что это сложнее, чем он думал.

— Пошли, — говорит он, разворачивается и тянет меня к двери.

Первое тело в коридоре — Галл.

Коул переступает через массивное тело моего мучителя, распластанное у стены с вспоротым животом, меч лежит в его раскрытой ладони. Прежде чем переступить через его ноги, я выхватываю кинжал из ножен Коула и вырываюсь.

Падаю на колени, заношу клинок и вонзаю в грудь мертвого. Едва нож пробивает кость, я выдергиваю его для нового удара. Все в глазах залито красной яростью. Вгоняю в живот. Обеими руками провожу лезвием вверх к груди, затем просовываю руку в теплые внутренности и вырываю кишки. Засовываю их ему в лицо и беззвучно кричу: «Ты должен знать, каково это». Бью окровавленным кулаком в щеку. «Ты должен знать…»

— Лу... Хватит, Лу. С ним покончено, — Коул хватает меня за запястье. Сжимает, когда я пытаюсь вырваться, но не отбирает клинок. Я бросаю на него яростный взгляд, все тело дрожит от гнева, но он наклоняется ближе: — Отомсти ему тем, что выживешь.

Его слова выбивают ярость из меня.

Я гашу огонь гнева и дергано киваю. Коул поднимает меня, каждое движение отзывается болью в ранах. Мы переступаем через убитых стражников, скользим по крови, проходим мимо пустой камеры с распахнутой дверью, заблокированной ногами мертвого Жнеца. Паника сжимает грудь при мысли об Эдии, но когда я озираюсь, она выходит из тени коридора.

— Слава богине, — шепчет она, когда мы останавливаемся перед ней. Я смотрю на ее шею — обсидиановое ожерелье исчезло, остались только волдыри. Она криво улыбается и поворачивается к Коулу: — Пока чисто.

— Ненадолго, — Коул оглядывает коридор. — За мной.

Мы сворачиваем направо, бежим по коридору, петляя в глубинах здания. На пути несколько убитых стражников и запертые ворота, для которых у Коула есть ключи. Поднимаемся по черной лестнице, перепрыгивая через ступени. Пальцы ног ноют, все еще раненые. Нет времени думать, почему выпитая кровь не залечила их хотя бы до состояния струпьев.

Останавливаемся на последней ступени. Коул проверяет коридор. Рукой тянется назад, прижимая меня и Эдию к стене. Я зажата между ними. Слева слышны голоса.

Сердце колотится, гулко отдаваясь в ушах. Кончики пальцев немеют, покалывание поднимается к запястьям. Боль в ногтевых ложах больше не чувствуется. Глазницы колит. Руки и колени дергаются.

— Коул, — шепот Эдии срочный. Она хватает его за руку, они прижимают меня. Коул оглядывается, в глазах вспыхивает тревога. — Судороги.

— Черт, — последнее, что я слышу, прежде чем чернота поглощает зрение в точку света, которая вспыхивает и гаснет.

Я просыпаюсь от толчков. Меня несут на руках. По телу разливается жар. Зубы стучат, кожа онемела, будто мышцы расплавились на костях. Открываю глаза — Коул смотрит вниз, с тревогой взгляде. Он не сбавляет шаг, пока я не стучу по руке, и он ставит меня на ноги.

— В порядке, Лу? — его рука держит меня за одну руку, Эдия — за другую.

Киваю, сглатываю. Язык как наждачка. Коул поднимает бровь, я снова киваю, наконец оглядываюсь.

Пьедестал.

Дым, поднимающийся к высокому потолку, как водопад.

Луч света из окна над туманом Царства Теней.

Я помню эту комнату.

Теперь она пуста — ни фигур на вызвышении, ни Жнецов в тенях, ни душ, готовых к перерождению.

Коул вкладывает в мою руку кинжал.

— Почти на месте, — шепчет, указывая от нашего укрытия в тени к ряду котлов у двери в конце зала. — Готова?

Киваю, хотя ноги дрожат, а тело слабое.

— Бежим.

Сердце бешено стучит. Мы вырываемся из-за колонн, бежим изо всех сил. Коул отпускает мою руку, возглавляя путь, его пылающий меч освещает тени и души, прячущиеся в них. Эдия тащит меня за собой. Легкие горят, сломанные ребра впиваются в плоть с каждым вдохом.

Стражник-Жнец появляется из скрытого прохода, кричит предупреждение — Коул убивает его мечом. Он быстрее и сильнее любого Жнеца, даже Ашена. Его грация не скована этим миром. Огненная дуга меча выписывает форму косы, рассекая стражника пополам, кровь хлещет на пол.

— Не останавливаться! — кричит он через плечо, перепрыгивая через тело. Он мчится к факелам, чтобы зажечь котел, который вынесет нас из этого мира.

Еще один стражник выскакивает из тени, преграждая путь между нами и Коулом. Эдия отпускает мою руку, направляет ладони на демона.

— Lizazzu salmani sunu, — говорит она, и стражник замирает, лишь глаза мечутся в панике, конечности каменеют.

Эдия смотрит на меня, я поднимаю большой палец.

— Боже, как же это приятно, — ее улыбка мимолетна.

Мы снова устремляемся к цели. Коул хватает факел, бросает в котел. Пламя взмывает над черно-золотыми камнями. Он ставит ногу в огонь, тянется к нам, приказывая бежать быстрее. Эдия тащит меня, босые ноги шлепают по каменному полу.

— Лу! — раздается голос позади. Он эхом разносится по колоннам и танцует в тенях.

Богатый тембр. Глубокий тон. Удивление и срочность.

Как два слога могут говорить так много.

Я останавливаюсь, заставляя Эдию замереть. Она смотрит за мое плечо с убийственным взглядом. Я медленно поворачиваюсь, дыхание застывает.

Время останавливается. Единственное движение во всем Царстве Теней — глаза Ашена. Они оценивают все за пару ударов сердца. Синяки на коже. Кровь на подбородке. Впалые щеки, потрескавшиеся губы. Грязную, рваную одежду, и окровавленные ногтевые ложа в руке, сжимающей клинок. Яростный, дикий блеск в моих красных глазах.

Ашен открывает рот, его прекрасное лицо искажено гневом и чем-то еще, что накатывает, как волна на скалы, прежде чем отступить. Может, потерей. Или сожалением. Мне все равно.

За один резкий выдох моя рука пустеет, потому что я кидаю клинок в грудь Ашена, который ранит его по самую рукоять.

ГЛАВА 4

Я хмурю взгляд, пока он не становится острым, как сталь. Ашен смотрит вниз на свою грудь, затем снова поднимает глаза на меня… и падает на колени. Его рука сжимает рукоять кинжала, но хватка слабеет.

— Ашен! — женский голос зовет его с отчаянием. Я не заметила ее в тени. Не услышала стук ее сердца, не уловила аромат сирени, который теперь плывет ко мне, смешиваясь с запахом дымящейся крови.

Давина бросается к Ашену, хватает его за плечи, пытаясь удержать от падения. Она не смотрит на нас. Ее взгляд прикован к клинку и крови, стекающей из раны на пол. Но глаза Ашена не отрываются от моих — ни когда он кренится вперед, ни когда его свободная рука безвольно падает вниз.

Я разрываю эту невидимую цепь между нами и поворачиваюсь. Мы с Эдией бежим. Бежим, пока стражи кричат из темноты, бросаясь на нас из тайных уголков зала. Бежим, пока его хриплый шепот моего имени не теряется в шуме шагов. И когда мы оказываемся достаточно близко, прыгаем в котел, врезаясь в объятия Коула, когда пламя взмывает вокруг нас.

Огонь гаснет, мы вываливаемся из котла в Мир Живых, приземляясь в незнакомой комнате. Коул вскакивает, хватает железную крышку и захлопывает котел, чтобы ни один Жнец не последовал за нами.

Мы жадно ловим ртом воздух, переглядываясь. Кажется, никто не знает, с чего начать или что сказать. Столько вопросов, что невозможно выбрать первый.

— Спасибо, — говорит Эдия Коулу. Я энергично киваю. Едва верю, что это реальность. Я была так готова умереть в том подземелье, что теперь все кажется сном.

Коул долго смотрит на Эдию, его взгляд скользит к ее шее, челюсть сжимается. Он отворачивается, осматривая комнату.

— Не благодарите пока. Здесь ненамного безопаснее. Пошлите.

Эдия берет меня за руку, и мы следуем за Коулом из комнаты в темноту старого маленького домика. Он не похож на другие здания Жнецов, что я видела. Уютный, теплый, с овечьими шкурами на потрепанных креслах и слоями ковров на потертом полу. Засушенные цветы в пыльных вазах украшают антикварную мебель, добавляя красок желтоватым стенам. За свинцовыми стеклами окон — все тот же серый туман, скрывающий солнце. Свет, что пробивается внутрь, уже у горизонта, рассеченный тенями сосен.

— Куда мы? — спрашивает Эдия, когда мы выходим из дома к черному седану, ждущему в тумане.

— В Хартингтон. Пару часов к югу. Надеюсь, доберемся к ночи, — Коул открывает заднюю дверь, Эдия помогает мне сесть. Я ложусь на сиденье, она накрывает меня пледом. Он кажется самым мягким, что касалось моей кожи. Пахнет ирисами и весной у моря. Этот прекрасный аромат лишь подчеркивает, насколько я отвратительна. Облегчение, стыд и, вероятно, мой собственный смрад вызывают слезы.

Эдия садится на переднее сиденье, оборачивается ко мне. Я показываю большой палец вверх, она отвечает слабой улыбкой, затем поворачивается к Коулу, когда он заводит машину и выезжает на дорогу, окутанную туманом.

— Что в Хартингтоне?

Коул отвечает не сразу.

— Надежда.

Мы вырываемся из цепких пальцев тумана, будто он не хочет нас отпускать. Вылетаем на гравийную дорогу, мчимся к свету заката.

Солнце касается моей кожи — кажется, прошел год с последнего раза. Я приподнимаюсь, закрываю глаза, но чувствую взгляд Эдии. Мы молча обмениваемся тревогой и недоверием, и я жестами задаю вопрос.

— Лу спрашивает, правда ли, что ты работаешь с ангелами, чтобы сохранить баланс миров. И был ли ты ангелом сам?

Коул встречает мой взгляд в зеркале заднего вида. Долго молчит, и когда отвечает, голос звучит напряженно:

— Кажется, это было в другой жизни. Может, в двух. Наверное.

— Как это возможно?

— Я отказался от крыльев, чтобы стать человеком. Для шанса проникнуть в Царство Теней.

Я стучу по сиденью Эдии, задаю жестами еще вопрос. Она усмехается, прежде чем повернуться к Коулу:

— Лу хочет знать, можно ли теперь звать тебя Коул-крот.

Он закатывает глаза.

— Очень смешно.

— Погоди... если ты отказался от крыльев, то твои крылья использовали для яда Крыло Ангела, который оборотни применили против...

Я пинаю сиденье, не давая ей произнести имя этого ублюдка вслух. Она оборачивается, хмурится, затем продолжает:

— ...против твоего коллеги?

— Нет. Я отдал крылья ради миссии.

Коул снова смотрит на меня в зеркало, его глаза сужаются, будто от гримасы.

— Насчет моего коллеги...

Я бью по его сиденью, он кряхтит.

— Надеюсь, Лу прикончила его насовсем? — спрашивает Эдия. Я чувствую ее взгляд, но слишком занята, сверля глазами Коула в зеркале.

— Нет. Но остальные, кого я убил мечом, не вернутся.

Его взгляд смягчается, и, кажется, я читаю в нем мысли. Это похоже на извинение — за то, что забрал месть, которая должна была быть моей. Не знаю, делает ли это его более ангельским или менее. Он снова смотрит на дорогу, тянется назад, к сумке у ног Эдии.

— Посмотри в сумке. Там кровь для тебя.

Я расстегиваю рядом стоящую сумку, достаю один из двух термосов. Откручиваю крышку, аромат теплой крови ударяет в нос и горло, наполняя рот ядом. Кардамон. Корица. Не хватает меда, но это похоже на то, что готовил мне мистер Хассан в Каире. Я впиваюсь взглядом в зеркало, мой немой вопрос висит в воздухе, но я не готова услышать ответ.

— Не все так, как кажется, Лу, — говорит Коул, и я понимаю: он знает. Не все вопросы готовы быть заданы. Не все ответы услышаны.

Я пью, глядя в окно. Мы погружаемся в тишину, все еще ошеломленные побегом. Эдия и Коул тихо обсуждают дни в заточении: сколько их прошло (двадцать шесть, черт возьми), как часто нас кормили (слишком редко), на какие вопросы мы отвечали (почти ни на какие — в отместку за голод).

В конце концов я допиваю первый термос, откидываюсь на сиденье, прижимая плед к лицу. Слишком измотана, чтобы пить второй или следить за разговором. Засыпаю почти мгновенно.

Просыпаюсь, мы все еще в пути, но солнце уже село. Веки липкие от пота, одежда прилипла к коже. Моя рука лежит в ладони Эдии, она склонилась над моими пальцами, осматривая их.

— Этого не должно быть, — говорит она Коулу. — Она выпила целый термос. Хотя бы это должно было зажить.

— Какой она пила?

Эдия замечает, что я проснулась, прячет тревогу за улыбкой, берет пустой термос.

— Красный.

— Дай ей другой, эта кровь должна быть сильнее.

Она откручивает крышку, наливает в стальную чашку. Тот же аромат корицы и кардамона, но насыщеннее, слаще, будто с примесью жимолости.

— Садись, милая, выпей это.

Я подношу чашку к губам, делаю глоток.

И сразу понимаю.

Она шипит, как шампанское. Чувствую, как пузырьки танцуют в горле, скользят по обожженным связкам, проникают за стену груди.

Это — время и история. Сила и потеря. Ярость и тоска.

Я отстраняюсь, жестом требую термос. Эдия передает, я зажимаю чашку между коленями. Она наблюдает, как я откручиваю крышку.

Нажимаю кнопку, опускаю стекло машины и выливаю содержимое на дорогу.

Эдия протестует, но я не слушаю, даже когда слезы заливают глаза, а зрение становится красным. Швыряю термос на дорогу, затем чашку, закрываю окно. Бросаю Коулу последний угрожающий взгляд, сворачиваюсь на сиденье, отвернувшись.

— Какого черта? — шепчет Эдия.

— Это его кровь, — тихо говорит Коул.

Эдия тяжело вздыхает. Я закрываю глаза, чувствуя, как ее рука ложится на мое бедро.

В машине воцаряется тишина.

ГЛАВА 5

Я не сплю, хотя и пытаюсь. Вскоре машина замедляется, поворачивает налево, затем еще раз налево и съезжает на гравийную дорожку. Я приподнимаюсь и вижу небольшой скромный фермерский дом, окруженный яркими цветами и высокими изгородями. Дверь открывается, и на пороге появляется ангел Эрикс, его широкая улыбка освещена фонарями на крыльце.

Машина останавливается, и Коул выскакивает, даже не заглушив двигатель. Он взлетает на крыльцо и крепко обнимает Эрикса. Когда они отстраняются, ладони Коула касаются его лица, прежде чем их губы сливаются в страстном поцелуе.

— Ангел и демон влюблены. Нет магии сильнее этой, — говорит Эдия, выключая зажигание. Она оглядывается на меня, и я киваю с легкой улыбкой. Мимолетная волна зависти пробегает по моим венам, когда я вижу, как они улыбаются друг другу. Мое сердце ноет.

«Пойдем», — показываю я, накидывая плед на плечи в надежде скрыть окровавленную рубашку и синяки на руках.

— Лу! Я так рад тебя видеть. И Эдия, приятно познакомиться, Коул рассказывал о тебе, — Эрикс отпускает Коула и идет к Эдии, острые перья его крыльев царапают каменную дорожку. Он обнимает ее, и она фыркает от его восторженного приветствия. Затем он направляется ко мне, но я отступаю, и он останавливается, не дотронувшись. Его взгляд скользит по моему лицу, я слегка качаю головой. Его кадык дергается. Я слишком омерзительна — в крови, синяках. В прошлый раз было забавно уронить его в обморок, выпив кровь Ашена, но сейчас мне не до веселья. Но больше всего в его глазах видна печаль. Глубокая печаль. За меня.

— Заходите, — он тепло улыбается, указывая на дом. — Можете помыться и отдохнуть.

Коул забирает сумки из машины, а Эрикс ведет нас внутрь. Дом ничем не примечателен — уютный, но немного старомодный. Кремовые кожаные диваны занимают слишком много места в гостиной, на стенах — пейзажи. Мы проходим мимо кухни и поднимаемся по узкой лестнице в спальни. Мы с Эдией получаем по комнате с общей ванной, а Эрикс и Коул занимают главную спальню напротив. Разобравшись с сумками, Эдия идет в душ, а мы собираемсяя на кухне.

— Вот, — Коул протягивает мне еще один термос, стоявший на столе, пока Эрикс готовит Эдии омлет. — Возможно, остыл, но могу подогреть.

Я колеблюсь, бросаю настороженный взгляд на черный термос.

— Это человеческая кровь, но с добавками, — Коул пододвигает его ближе.

Я сглатываю, беру термос и прижимаю к груди, не отрывая взгляда от Коула. Киваю.

— Прости. Я должен был сказать тебе в машине, чья была та кровь.

Слезы застилают глаза, я отворачиваюсь, снова киваю. Подхожу к кухонному острову, сажусь на табурет. Долго смотрю на термос, проводя пальцем по своему искаженному отражению на полированной поверхности. Вспоминаю все страдания: раны после битв, потерю близких, боль на костре. Несмотря на все это, сейчас кажется хуже всего.

Сначала я не понимала почему. Теперь знаю. Раньше всегда была надежда. Новые битвы, месть, планы. Теперь — ничего. Нет голоса, нет исцеления, нет покоя от воспоминаний. Только бегство и одиночество. Моя жизнь — памятник потерям. Страдания ради страданий.

Коул открывает термос, наливает кровь в керамическую кружку. Слежу за его взглядом, устремленным на густую жидкость, за легкой улыбкой на его губах.

— Вот, — он пододвигает кружку. — Тебе станет лучше.

Вряд ли, но я все равно слабо улыбаюсь в знак благодарности.

Коул смотрит на мою руку, когда я подношу кружку к губам.

— Эдия говорила, ты уже должна была начать исцеляться.

Я киваю.

— Есть идеи, почему это не работает?

Качаю головой, он передает мне ручку и бумагу. Движения медленные, давление ручки раздражает ногтевые ложа.

«Может, из-за зелья Семена. Или потому что гибридизация не завершена», — пишу я.

— Возможно, — но в его тоне сомнение.

Я слабо улыбаюсь.

«Или, может, мои половые губы тратят всю энергию, чтобы не превратиться в парашют».

Показываю Коулу свою записку, и он наклоняет голову, вопросительно прищурив глаза.

«Разве ты не видел огромный член гибрида?»

Коул смотрит на меня, будто у меня выросла вторая голова.

Я вздыхаю. Тот Самый Жнец-Мудак-Ублюдок точно понял бы шутку. Может, даже рассмеялся. Нет, точно рассмеялся бы или парировал сухим замечанием, заставив меня шутить еще больше.

Неважно.

Коул молча наблюдает, как я пью. Запах яиц на сковороде наполняет кухню, Эрикс кладет хлеб в тостер. Снова думаю о Том Ублюдке, о его любви к маслу. Я не готовилась к этим воспоминаниям, не думала, что выберусь из подземелья. Каждое — как клинок в сердце, особенно когда не ждешь удара.

— Взбодрись, Лу. Дальше будет только лучше, — Эрикс сияет улыбкой, поворачиваясь к сковороде. Кончики его крыльев царапают пол. Я скептически смотрю на Коула, он пожимает плечами. Не уверена в ангельском оптимизме Эрикса. Я не чувствую себя лучше, лишь менее голодной. Пот все еще покрывает кожу, голова пульсирует. Не лучший знак.

— Нам нужно найти того, кто сможет помочь, —говорит Коул после долгого молчания, пока Эрикс раскладывает еду для Эдии.

— Аптекарь в Каире. У него могут быть идеи, — входит Эдия, выжимая воду из волос полотенцем. — Он любит вампиров. Если не поможет, укажет, с чего начать.

«ТЕ САМЫЕ могут догадаться, куда мы направимся. Опасно», — жестикулирую я.

— Есть ли другие? — спрашивает Коул.

— Только по рекомендации мистера Хассана.

— Мы не можем вернуться в Царство Теней, так что придется лететь обычным рейсом, — Коул скептически смотрит на меня. — Сможешь сдержаться столько часов в железной банке со шведским столом из людишек?

Эрикс смеется, звук словно летний ветерок.

— Не глупи, Коул. Лу имеет доступ к Царству Света. Я могу провести ее в Каир через портал в Голубой Водопад.

Я перевожу взгляд с одного на другого.

— Это сработает, — кивает Коул. — Эдия, я достал кое-что у ведьм. В твоей сумке.

— Видела. Спасибо. Хорошее начало, — она ест, не отрывая глаз от тарелки.

— Твой гримуар и запасы сгорели?

— У меня есть запасные копии менее используемых заклинаний и более редких ингредиентов в Фэрфилде.

— Отлично. Эрикс, завтра отвези Лу в Голубой Водопад и доставь в Каир. Мы с Эдией поедем в Фэрфилд, соберем ее вещи и встретимся с вами.

Эдия замедляет жевание, мы обмениваемся тяжелым взглядом. С момента пленения мы не расставались, если не считать моих ежедневных вылазок с Галлом в камеру пыток. Она не хочет разлуки так же, как и я. Но ее взгляд скользит по моим не зажившим синякам, порезам, поту на коже. Она проглатывает кусочек, смиряется, кивает. Это лучший план.

— Я знаю, вы доверяли только друг другу, — Коул прерывает нашу немую беседу.

Эрикс кладет руку на плечо Коула, улыбаясь.

— Мы не просим доверия. Дайте нам шанс доказать его. Баланс между мирами хрупок, и только вместе мы сможем его сохранить.

Я смотрю в глаза Коула, пытаясь разглядеть его душу. Если он сказал правду, он отказался от крыльев ради этого шанса.

В груди теплится крошечный огонек, когда я вижу в его взгляде надежду. Может, не ту же, что у него. Мне важнее помешать Царству Теней в любых их планах. Но это хоть что-то. Огонь, который можно раздуть.

Я киваю.

«Окей», — беззвучно говорю.

Коул расплывается в улыбке. Эрикс буквально сияет, свет от кухонных приборов отражается в его перьях и на его коже, как в солнечных лучах. Я опускаю глаза, чтобы не видеть их энтузиазма, но не могу скрыть легкую улыбку на губах.

Сползаю с табурета, салютую своим неожиданным союзникам, забираю термос и кружку, извиняюсь взглядом перед Эриксом, который старается скрыть отвращение к крови.

Ноги будто свинцовые, когда я поднимаюсь по лестнице. Мышцы ноют после дней бездействия в камере. Быть почти человеком больно, слабость непривычна после пяти тысяч лет неуязвимости.

Ставлю кружку в ванной, беру сумку из комнаты, включаю душ. Почти пританцовываю от радости при мысли снять лохмотья. Хочу сжечь их или смыть в унитаз. Или, и то, и другое.

Пока вода нагревается, роюсь в сумке в поисках пижамы. Нахожу майку и шорты, кладу на стойку, затем ищу зубную щетку.

Пальцы натыкаются на холодный металл в кожаных ножнах. Рукоять моего кайкена.

Вытаскиваю кинжал, затаив дыхание, будто он может исчезнуть. Провожу пальцами по лезвию, закрываю глаза. Его вес словно часть меня, наконец вернувшаяся. Когда я снова могу дышать, всматриваюсь в темноту сумки, все еще сжимая в кулаке рукоять кайкена, как будто со дна может выскочить что-то зловещее и укусить меня. Мои пальцы касаются плоского кожаного куска, и я сразу понимаю, что это такое.

Достаю дневник, который дал мне Жнец.

Сердце пропускает удар, кровь стучит в ушах, заглушая звук воды. Слезы жгут глаза. Я сглатываю внезапный комок в горле, который подпитывает вечно горящее пламя.

Листаю страницы. Вижу свои записи и слышу его ответы. Улыбаюсь сквозь слезы на странице с надписью «МУДАК» разными шрифтами. Читаю незаконченную записку в Каире, которую пыталась написать в Каире, но не смогла закончить, ту, в которой говорилось бы о том, что я буду заперта в Царстве Света. И его обещание: «Я все равно найду тебя».

Читаю последнее, что написала ему. Рядом — клочок страницы, которую швырнула к его груди перед поцелуем.

«Я не такая, как все вампиры».

Из моей груди вырывается смех. Я определенно такая, как все вампиры, это точно. В тот момент я и представить себе не могла, насколько правдивым окажется это утверждение.

На следующей странице — неровность.

Записка другим почерком. Четким. Аккуратным. Каждая буква имеет значение. Как будто каждая из них была священной, когда ее писали.

«Прости». Рядом приклеено мое ожерелье от Эдии.

Выдыхаю, уставившись в это слово и в его бездну смыслов.

Срываю ожерелье, захлопываю книгу, будто в ней скрыто что-то еще, что может провернуть нож в моем сердце.

ГЛАВА 6

Это самый восхитительный прием душа за всю мою жизнь.

У Коула и Эрикса на полках в ванной очень много гелей для душа, шампуней и кондиционеров. Я пробую каждый. Абсолютно. Каждый. Стою под струей, пока кожа не становится красной, а вода — ледяной.

На выходе мне немного лучше, но даже мокрой и в полотенце я чувствую, что температура тела не в норме. После встречи с Семеном мой внутренний термостат настроен на «томление». Мне постоянно жарко. Я не привыкла и не хочу привыкать. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится идея отправиться с Эриксом в Царство Света, чтобы добраться до Каира. Если мистер Хассан сможет помочь, я готова на все. Даже понюхать член мертвого гибрида. Черт, даже живого. Так что да, вы понимаете, я серьезна.

Я сушу волосы, переодеваюсь и возвращаюсь в комнату, надеясь выспаться. Звуки смеха и разговоров внизу убаюкивают меня. Однако, несмотря на надежды, я просыпаюсь глубокой ночью от кошмаров. Похоже, Царство Теней не хочет меня отпускать.

Решив, что сон безнадежен, я встаю, закутываюсь в вязаный плед, беру дневник и вонючую одежду. Черт, они правда смердят. Теперь мне жаль Коула, который сидел с нами в машине. Чистой, я чувствую этот запах в десять раз сильнее.

Приоткрываю дверь, стараясь не разбудить новых соседей. В доме темно, все спят. Слышу ровное дыхание трех пар легких и чей-то легкий храп. Сердце Эрикса бьется, как у колибри. На губах появляется тень улыбки. Бесшумно спускаюсь на кухню, нахожу зажигалку для гриля и выхожу во двор с кайкеном на бедре.

Луны нет. Звезды как яркие шары, мерцающие в черном одеяле ночи. Как я и надеялась, во дворе есть кострище рядом с сараем и прудом. Вода неподвижна, отражает небо, как зеркало. Высокие камыши обрамляют берег, лягушки квакают в траве.

Четыре кресла окружают кострище. Я кладу вещи на то, что лицом к сараю, складываю дрова и разжигаю огонь. Когда пламя разгорается, бросаю в него одежду и наблюдаю, как она превращается в пепел.

Перебираю дневник, пальцы скользят по тисненым золотым узорам. Даже без луны видно, как они мерцают. Мысль о том, что Жнец выбрал этот дизайн, потому что он мне понравится... от этого факта, правдивый он или нет, не хочется сжигать его. Я вышла сюда, чтобы сбросить кожу, превратить воспоминания в пепел. Но... не могу. Может, если бы злилась. Иногда злюсь. Или если бы грустила. Часто грущу. Сейчас же я просто пуста, вычищена.

Открываю на последней записке.

«Прости».

Не смотрю долго на это слово, будто оно — заголовок пустой книги несбывшихся обещаний. Эти мысли горькие, мрачные. Но мы, вампиры, иногда не можем иначе, слишком много лет капля за каплей наполняют колодец памяти, который никогда не иссякнет.

Не отрываю взгляд от огня, медленно отрываю страницу. Волокна рвутся, как кожа, сходящая с плоти. Я знаю эти звуки. Галл позаботился, чтобы я их не забыла, даже если моя вампирская память когда-нибудь исчезнет.

«Прости».

Бросаю последний взгляд на слово, сжимаю страницу в кулаке и кидаю в огонь. Бумага вспыхивает оранжевым, края обугливаются, слова исчезают навсегда.

Вырываю следующую страницу. «Я не такая, как все вампиры». Сжимаю, бросаю в пламя.

Может, я больше и не вампир, — думаю, наблюдая, как горит бумага.

Может, нужно листать назад, до самого начала. Разобрать боль по кусочкам. Сжечь все сразу — это слишком. Но страница за страницей... это я вынесу. И справлюсь.

«Я не знаю. Насколько все плохо?»

Это было после встречи с ангелом в Саккаре, перед тем как Ашен впервые предложил мне свою кровь.

Колеблюсь. Вкус воспоминания наполняет рот. Кажется, до сих пор чувствую его присутствие в жилах. Пальцы на краю страницы готовы дернуть, но не могут.

По спине пробегает ледяная волна.

И тут я слышу.

Тишину.

Лягушки замолчали. Нет стрекота насекомых. Даже звезды меркнут перед инстинктом, который заполняет мир и проникает в поры. Время останавливается.

Слышу всплеск в пруду. Волны нарушают поверхность воды, плещутся о берег.

Встаю, прижимаю дневник к груди. Плед падает к босым ногам. Отступаю медленно, шаг за шагом. Не хочу запутаться в его складках.

Ноздри раздуваются, ловя каждый запах: роса на траве, кондиционер для белья на одежде, дым костра.

Но ничего, кроме огня и треска дров.

Но я знаю, что не одна. Знаю.

Крадусь к сараю, нажимаю на железную защелку. Тихий щелчок — единственный звук, кроме огня.

Закрываю глаза. Дышу ровно. Когда дверь скрипит на петлях, приподнимаю ручку, чтобы ослабить давление. Как только появляется просвет, проскальзываю внутрь и прикрываю дверь, оставив щель для наблюдения.

Вынимаю кинжал, прижимаюсь лицом к щели, вглядываюсь в темноту. И жду.

Слышу раньше, чем вижу. Шуршание чешуи по земле.

Блестящая змея выползает из пруда, скользя по траве. Язык ловит отблески огня. Она огромна, больше анаконды. И точно не из этого мира.

Наблюдаю, как змея приближается к костру. Замедляется у моего пледа. Черт, надо было бросить его в огонь.

Язык змеи двигается быстрее. Она поднимает голову, пробует запах. Шипит от удовольствия.

Голова опускается, скрытая пламенем костра. Но мне не нужно видеть, чтобы знать — она пойдет по моему следу прямо сюда.

Закрываю дверь очень тихо. Боль в пальцах меркнет перед страхом и желанием выжить.

Оглядываюсь. Ночное зрение уже не то, что до встречи с Семеном, но лучше, чем у людей. Вижу полки с инструментами, горшки, старый трактор посередине, башню из покрышек справа.

Бегу к покрышкам, кладу блокнот на пол, не выпуская кинжал, беру покрышку. Я ковыляю обратно к двери и прислоняю ее к деревянным доскам, чтобы создать подобие баррикады. Присматриваюсь к щели и вижу, что змея ползет ко мне.

Хватаю следующую покрышку, ставлю на первую. Дышу часто, сердце колотится, готовое вырваться из груди.

Задерживаю дыхание, смотрю на костер.

Змеи нет.

«Черт», — беззвучно шепчу.

Отступаю от двери. Глаза мечутся по сараю, как птица в клетке, не понимающая как выбраться.

На мгновение ничего не происходит.

Тьма.

Только стук сердца.

И затем — резкий хруст.

Тишину разрывает треск дерева. Змея врывается в сарай, разбрасывая инструменты. Останавливается, чтобы встретиться со мной взглядом, оскаливает клыки. Брызги яда летят в мою сторону.

Увидев меня, змея яростно рвется вперед. Ее черное тело извивается в проеме, голова опускается на пол. Глаза не отрываются от меня. Я отступаю, легкие горят. Смотрю на свой кинжал — он меньше одного ее клыка.

Смеюсь. Даже когда расставляю ноги, готовясь к бою. Даже когда пот заливает глаза. Даже когда клыки выдвигаются, а зрачки светятся красным. Смеюсь и смеюсь.

Мне не убежать, не перепрыгнуть это чудовище. Не спрятаться. Остается один вариант.

Смириться и высосать из него силы, драться как вампир.

...Поняли?..

...Высосать из него силы?..

Ладно, знаю. Но если бы вас месяц пытали, тоже бы свихнулись.

Смех затихает, когда змея наконец проскальзывает внутрь.

Мы замеряем на мгновение, которое длится вечность. И затем она атакует.

Змея бросается вперед. Я уворачиваюсь вправо, ее пасть щелкает в воздухе. Промах. Снова бросается, я качусь влево. Чувствую, как зверь злится, когда у него снова ничего не получается.

Вскакиваю, замечаю топорик среди разбросанных инструментов. Бегу к нему. Змея отбрасывает назад свое массивное тело, извиваясь и сворачиваясь, а ее голова следит за мной. Она шипит, и я чувствую поток воздуха из ее легких, когда она наносит удар. Я не оборачиваюсь, но чувствую, что она промахнулась. Гладкий край зуба скользит по моей босой пятке.

Падаю, скольжу по полу, хватаю топорик и с размаху вонзаю в тело змеи.

Она бешено бьется, шипит, брызгает ядом. Запах крови наполняет воздух.

Хвост в неистовой ярости хлещет меня по лицу и ломает полку. Я хватаюсь за оружие и прижимаюсь к стене в поисках укрытия. Вокруг меня разлетаются щепки и сломанные инструменты. Проскальзывая под пролом, я прижимаюсь к стене, направляясь к дальнему концу полки в передней части сарая. Я пригибаюсь в укрытии, пока змея мечется по полу.

Смотрю на зверя. Его голова находится рядом с трактором, и он шипит в темноту, впадая в ярость. Я высовываюсь, чтобы посмотреть на дыру над полкой. Возможно, я смогу это сделать.

Сжимая в руках кайкен и топор, я выбираюсь из укрытия. Последний взгляд на змею. Глубокий вдох. Затем я поднимаюсь.

Я едва успеваю забраться на полку, как комнату наполняет злобное шипение. Не оборачиваюсь, но понимаю, что змея меня заметила.

Змея хлещет меня хвостом и сбивает с полки. Я лечу по воздуху и приземляюсь в грязь в центре комнаты. Топор падает рядом с моей рукой, но мне удается удержать кинжал. Я переворачиваюсь на спину и пытаюсь уползти, но змея хватает меня за ногу своим телом.

Мои пальцы касаются деревянной рукояти топора. Массивная голова змеи скользит в мою сторону. Может, у чудовища и нет выражения лица, но я чувствую ярость. Жажду мести.

Она замахивается головой, чтобы убить меня.

Я яростным шипением наносит удар как раз в тот момент, когда мне удается ухватиться за рукоять топора. Я бросаю его в раскрытую пасть змеи. Тупой конец ударяет по одному из клыков и ломает его, как ветку. Топор не попадает в цель, как я надеялась, но сбивает змею с курса. Это на мгновение отвлекает ее.

Я приподнимаюсь, когда змея бросается на меня, ее траектория слегка нарушена. Корпус уходит в сторону. Голова змеи так близко, что можно пересчитать каждую чешуйку.

Мой кайкен вонзается в глаз змеи, нанося смертельный удар.

Обеими руками вцепляюсь в рукоять, пока голова зверя дрожит. Тело извивается, бьется в хаотичных рывках. На языке - вкус пыли и сладкого яда победы. В ноздрях - сера, кровь и что-то знакомое, заставляющее замереть на мгновение. Что-то похожее на...

Вспышка света ослепляет. Кровь хлещет на меня пульсирующими брызгами. На миг задумываюсь - не моя ли?

Тяжелая змеиная голова насажена на клинок, но тело, отсеченное чистым дымящимся ударом, продолжает извиваться в темноте, словно все еще охваченное яростью. Запах опаленной плоти заполняет ноздри.

Отрываю взгляд от змеиной головы, пронзенной моим клинком. Взгляд сталкивается с глазами демона, чьи зрачки пожирает черное пламя.

Ашен опускает меч, адское пламя которого сжигает тени между нами.

Самый смертоносный хищник вошел в комнату.

ГЛАВА 7

Пламя течет по клинку, отбрасывая блики на извивающееся змеиное тело. Свет снизу освещает Жнеца, погружая сарай в тень.

Я не могу пошевелиться. Красота Ашена одинаково ослепительна и ужасна. Его кожа сияет в отблесках меча. Короткие темные пряди спадают на лоб. У ног клубится дым. Глаза горят самым темным пламенем, впиваясь в меня, словно скручивающиеся ножи. Он сжимает челюсти, метается между моих глаз.

Сердце бьется так, будто хочет вырваться из груди. Молнии пронзают мозг, ударяя в череп.

Тот Самый Жнец-Мудак-Ублюдок. Если бы не он, мне бы не пришлось терпеть эту постоянную боль. Не пришлось бы выносить месяц пыток. Я бы не менялась — возможно, не умирала бы. У меня бы, сука, были ногти.

Для полного унижения — я вся в крови и внутренностях, а Жнец, как всегда, безупречен. Рукава его черной рубашки закатаны до локтей. Из-под расстегнутого ворота выглядывают края татуировок. Ни капли крови на идеальных черных брюках и начищенных ботинкам.

— Вампирша...

Я оскаливаю клыки в беззвучном шипении.

— Лу... — он делает осторожный шаг ко мне.

Я отползаю назад, пальцами все еще сжимая рукоять кинжала, на котором торчит отрубленная голова змеи. Резким движением швыряю ее в Ашена. Он уворачивается от летящего куска мяса, а я разочарованно хмурюсь. Заношу руку с кинжалом, угрожая бросить.

— Крыло Ангела, — его голос звучит напряженно. Я замираю, не выпуская клинок. — Ты уверена, что на лезвии нет яда?

Бросаю взгляд на кинжал. Хм. Возможно, он прав... хотя вряд ли он так рискнул. Скорее всего, очистил его, прежде чем вернуть мне. Но на всякий случай — не готова расстаться с ценным оружием. Он быстр, я могу промахнуться. И я нахрен не вернусь в Царство Теней.

Алый отблеск ярости в моих зрачках отражается в стали моего клинка. Перевожу взгляд на Ашена, сужаю глаза. Свет в них вспыхивает ярче, предупреждая. И пусть этот чертов умник попробует не понять мою сверхвыразительную физиономию, над которой мне надо поработать. Я берегу яд на кинжале не для его блага, а для своего.

«Как ты меня нашел?» — спрашиваю жестом.

— Я всегда найду тебя, вампирша.

В это обещание я почему-то верю. Ашен слегка наклоняется, будто готов шагнуть вперед. Я направляю острие кайкена в его сторону.

«Держись нахуй подальше», — произношу я, медленно, чтобы не осталось сомнений. «Ninmen Elsal», — выдыхаю, надеясь, что этот шепот, этот воздух из легких, станет призывом. Расплатой.

Ашен наклоняет голову. Он понимает древние слова, но не их смысл. Я оскаливаюсь, а он хмурит брови.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он.

Я моргаю, раздраженная, и указываю кончиком клинка на дергающееся тело змеи позади него.

«Убивала твоего питомца, тупица».

— Я велел тебе оставаться внутри.

«О чем ты вообще?» — беззвучно бросаю я, подкрепляя слова резкими жестами, которые могу сделать, не выпуская кайкен. Пусть он не понимает языка жестов, но суть уловит.

— Моя записка.

Как будто это что-то объясняет. Ярость взмывает до новых высот, когда Ашен окидывает меня взглядом: тонкая белая майка, прилипшая к телу от пота и змеиной крови, темно-синие шорты, оставляющие мало для воображения. Ноги в грязи, брызгах крови, синяках и порезах. Ашен снова встречает мой жесткий взгляд, и я вижу, как тонкая нить злости разжигает пламя в его глазах.

Я поднимаюсь с пола, пронзаю Жнеца своим самым свирепым взглядом. Мои руки дрожат от гнева.

«Ну что, Ашен?» — шепчу, наигранно улыбаясь, и мое дыхание клубится в холодном воздухе. «Разве не шедевр?»

По его лицу пробегает тень.

«Не нравится, что ты сделал со мной? Тогда пошел ты, Жнец».

— Твой дневник… — говорит он, замолкает и опускает взгляд, скользя по моему телу, потом на пол, осматривая пространство вокруг нас, замечая блокнот в пыли у колес. Ашен бросает на меня мрачный взгляд и подходит, чтобы поднять с пола дневник. — Где записка?

«Там, где ей место», — указываю кинжалом на дверь. «В огне».

— И что… все? Ты поверила моей сестре? Эмбер, которая угрожала тебе? Забрала Аглаопу? Привела Молпе в цепях и тащила ее душу по коридорам Дома Урбигу? Украла тебя из Мира Живых и спалила дом Эдии?

Я вижу тот самый момент, когда все цвета в глазах Ашена рушатся в бездну отчаянной тьмы. Пламя в его зрачках гаснет на мгновение, прежде чем он моргает. Так быстро, что я почти сомневаюсь, было ли это. Но как только его глаза снова открываются, огонь возвращается — неприступный жар, хранящий его тайны.

— Ты никогда не доверяла мне, да? В этом ты хотя бы была честна, — говорит Ашен, швыряя блокнот к моим ногам. Его челюсть напрягается. — А я тоже. Это была правда, Лу. Каждое слово.

Слышу, как его хватка сжимает рукоять меча. Мой взгляд скользит к этому движению, и я замечаю что-то новое: татуировки на его пальцах, черные буквы, обведенные мерцающим золотом. Вертикальные линии, шевроны, треугольники древнего языка, который мало кто из нас еще помнит. Шумерский язык. Это даты. Конкретно — два дня назад. Снова смотрю ему в глаза, хмурюсь, пока перебираю все возможные значения.

Мы стоим в тишине, которая длится будто пять тысяч лет, не отрывая взглядов друг от друга. Из-за змеи и этой напряженной встречи со Жнецом, стресс начинает разрушать мой хрупкий контроль над телом. Сердце бьется слишком громко в ушах. Пот стекает по позвоночнику. Хочу, чтобы он ушел, пока еще могу держаться.

«Ты попросил прощения. Как мило. Для меня это ничего не значит. А теперь исчезни нахрен», — шепчу, снова указывая на дверь.

Кожа горит, будто пленка огня над ледяной водой, невыносимое, невозможное противоречие ощущений. Сдерживаю желание прижать свободную руку к вискам, пока глаза покалывает. Не хочу казаться слабой. Но ладони уже немеют. Не чувствую пальцев ног. Левый глаз дергается. И Ашен все замечает.

— Что бы ты ни думала обо мне, тебе нужна моя помощь, — говорит он, голос все такой же тихий. Делает маленький шаг вперед, и я отступаю, неуверенно. — Я могу забрать тебя сейчас.

«Ты никуда меня не заберешь», — шепчу сквозь учащенное дыхание. Зрение плывет. Не свожу с Ашена глаз, будто он акула в бушующем море. Даже с отравленным клинком я не смогу его остановить.

Слезы от бессилия жгут глаза.

«Ninmen Elsal», — выдыхаю, сдерживая рыдания.

— Вампирша…

Ноги подкашиваются, падаю на одно колено, изо всех сил борюсь с онемением, ползущим вверх по икрам. Ашен делает еще шаг, и я запрокидываю голову. Прижимаю нож к своему горлу. Удивление вспыхивает в его глазах, когда взгляд падает на клинок.

«Я не вернусь», — беззвучно говорю, трясу головой. Хотела бы крикнуть это. Если это мои последние слова, они разорвут ночь. Расколют тьму пополам и выплеснут в мир последнюю вспышку яростного света.

Больше не пытаюсь скрыть отчаяние на лице. Слезы текут по щекам. Ашен переносит вес, готовясь к следующему шагу, но я вонзаю лезвие глубже. Чувствую запах крови. Не отвожу глаз от Жнеца, сильнее вдавливаю острие в плоть.

По его лицу вижу: Ашен очистил лезвие.

Здесь нет «Крыла Ангела». Какой же он мастер обмана. Но я больше не поверю в ложь.

«Ублюдок. Я знала. Здесь нет яда».

— Лу, опусти его.

«Возвращайся к Давине. Я никуда не пойду с тобой».

Искры вспыхивают в пламени его глаз.

— Боже, Лу. Я пытаюсь…

Треск.

Точечный свет разрывает время и материю. Молнии расползаются от центра, медленно, пожирая тьму сарая, оставляя за собой черноту — холодную, как сердце вселенной. Вдали мерцают звезды, кружатся галактики. Гравитация сжимает нас.

И из самой глубины тьмы выходит Эдия.

Ее глаза — омуты комет и звезд. Кожа, темная как полночь, светится, гудит от гнева.

— Ты дал мне обещание. Я сказала: верни ее невредимой, или я приду за тобой, — цедит Эдия, и ее голос сотрясает доски и сломанные инструменты вокруг. — Уходи, или я исполню свой долг, Жнец.

Смотрю на Ашена. Он неподвижен, как глыба гранита. Но где-то в глубине ярости, пылающей в его глазах, мне кажется, я вижу завихрение скорби.

— Я пытаюсь помочь ей, — говорит он, голос низкий, размеренный. Меч в руке, но пламя на лезвии и в глазах — не ярче свечи в холодной комнате.

— Ты и так достаточно помог.

Демон и ведьма замирают, словно каменные статуи. Я изо всех сил цепляюсь за сознание, переводя взгляд между ними. Уже знаю: Ашен не отступит. Но когда его взгляд впивается в мой и не отпускает, понимаю — он не нападет на нее. Даже если мог бы. Несмотря на силу Эдии, он все еще может убить ее. Но она может забрать его жизнь на время.

— Считаю до пяти, — говорит Эдия.

Ашен не отводит глаз от моих. Вижу, как пламя в его зрачках разгорается, но он не движется. Звезды за Эдией растягиваются, будто мы — гравитация, искривляющая их свет. Они становятся лезвиями созвездий в ночи. Их острия направлены на Ашена.

— Раз…

— Лу, я…

«Два» не звучит.

Есть только лучи света и кровь.

Ашен падает на колени, пронзенный двумя дюжинами осколков звезд.

Кинжал выпадает из моей руки. Слезы жгут щеки, когда его взгляд отрывается от моего. Он смотрит на кровь, текущую из тела. Поворачивается ко мне в последний раз.

И падает без движения.

«Ты сказала до пяти», — жестами показываю я Эдии, когда она подходит.

Она поднимает мой клинок и дневник, пока мы наблюдаем, как тело Ашена превращается в пепел.

— Он лгал, — говорит она, беря меня за руку и поднимая на ноги, хватая за плечо и направляя к черному полотну ночного неба, раскинувшемуся перед нами. — Я тоже.

ГЛАВА 8

Эдия опускает меня на диван в гостиной, кричит Эриксу и Коулу, а затем исчезает в вихре магии — черной пустоты и сверкающих звезд. Сверху доносятся торопливые шаги, зажигаются светильники, освещая лестницу. Коул появляется первым, щурясь от резкого света.

— Какого черта, Лу. Ты в порядке?

Я киваю и смотрю на Эрикса, который замирает в дверях, уставившись на меня. Черный портал клубится, и из тьмы выходит Эдия.

Громкий треск разрывает тишину — она бросает голову змеи на журнальный столик, разбивая стеклянную вставку.

— Что, во имя богини, это?

Еще один грохот раздается в углу комнаты. Будто кто-то уронил поднос с ножами. Мы поворачиваемся к Эриксу: он лежит без сознания на полу, крылья раскинуты по деревянным доскам.

— Он... он упал в обморок? — голос Эдии звучит одновременно раздраженно и недоверчиво.

Коул морщится, стискивая зубы, снимает плед с дивана и подходит, чтобы положить его на Эрикса, чей халат распахнут, открывая неприглядный вид на его яйца. Не то чтобы у яиц было много привлекательных сторон, если подумать... И если хотите знать мое мнение, то это не самые эстетичные части тела. Думаю, ангельские яйца — это лучшее, на что мы можем надеяться, и теперь я могу авторитетно заявить, что они ничем не лучше обычных яиц. Я ухмыляюсь при мысли о том, чтобы предложить высшим силам, правящим в Царстве Света, сделать яйца ангелов блестящими. И назвать это Сверкающими Шарами.

— Да... — говорит Коул. Его подозрительный взгляд в мою сторону отвлекает меня от этой мысли, прежде чем я успеваю слишком увлечься. Он поправляет голову Эрикса, чтобы тот не храпел. — У него фобия на кровь. Все в порядке.

— Я что-нибудь с этим сделаю, когда он очнется, — бормочет Эдия, хмурясь. Она указывает на столик. — Но сначала — это. Откуда оно здесь? Оно явно не из нашего мира.

Коул смотрит на отрубленную голову с одним глазом и раздвоенным языком, лежащую среди осколков.

— Его зовут Нингиш. Звали. Служебное создание Совета Царства Теней.

— Служебное? В каком смысле?

— Доставлял души, вершал правосудие... Развлекался убийствами. Но я никогда не слышал, чтобы он покидал Царство Теней. И у него есть близнец — белая змея по имени Зида.

Эрикс шевелится, и Эдия бросает Коулу тревожный взгляд, потом смотрит на меня.

— Близнец наверняка не обрадуется, что мы убили его брата.

— Скорее всего.

Эдия тяжело вздыхает и поворачивается ко мне, проводя пальцем по тонкой полоске крови на моей шее. Ее лицо спокойно, но во взгляде — настороженность.

— Расскажи, что произошло.

Я выдыхаю. Эдия переводит мои жесты для Коула, и я не упускаю деталей: как Нингиш выследил меня, как ворвался сквозь стену, каждый промах, каждую каплю яда. Между бровей Эдии залегает тревожная складка, когда мои жесты становятся медленнее, пока слова окончательно не застревают у меня в горле. Останавливаюсь на том мгновении, когда мой клинок пронзил глаз чудовища. Но Эдия не торопит меня. Она просто ждет, ее взгляд скользит к моей руке, которая непроизвольно тянется к кайкену, пальцы то сжимают, то разжимают рукоять. Когда я перевожу взгляд на Коула, а затем снова на нее, в ее глазах читается странная смесь - гордость и облегчение, будто она наконец-то может выдохнуть.

«Змея убила я. Ашен отрубил ей голову», — показываю я, наконец отпуская кинжал.

— Ты убила Нингиша в Мире Живых, но Ашен помешал ему возродиться, — говорит Коул.

Я задумываюсь. Он прав: голова здесь, пепла не было. Значит, Ашен добил его чем-то большим, чем просто адское пламя своего клинка. Либо так, либо на моем кинжале все еще оставалось достаточно «Крыла Ангела», чтобы совершить еще одно, последнее убийство.

«У Ашена были новые тату на костяшках. Дата — два дня назад. Что это значит?»

Коул хмурится, его взгляд скользит к моей шее, на которой я сама себе оставила рану.

— Совет создал армию. Ашена назначили Мастером Войны. Это знак его статуса.

По коже пробегает холод, но я фыркаю.

«Мастер Войны?»

Коул коротко кивает. По его серьезному выражению ясно — он не считает этот помпезный титул таким уж смешным.

— Это дает ему не только больше политической власти в Царстве Теней, но и физической силы. Он стал быстрее. Сильнее. А Эмбер... ее назначили в сам Совет.

«Бляяяять», — беззвучно растягиваю я. Никому от этого не станет лучше. «А кровь в термосе? Как ты ее достал?»

— Он отдал ее Имани. Сказал добавить специи и подогреть перед тем, как дать тебе.

— Имани? — переспрашивает Эдия, переводя взгляд между нами.

— Она владеет «Bit Akalum», клубом, где собираются все Жнецы, независимо от Дома. Не входит в Совет, но обладает влиянием... и интересами за пределами Царства Теней. Она помогала нам организовывать убежища вроде этого.

— А кинжал и блокнот?

— Тоже от Ашена.

— Если он передал все это... знал ли он о нашем плане побега?

Коул выдыхает тонкую струйку воздуха через сжатые губы.

— Если и знал, то ничего не сказал. Я почти не видел его после вашего пленения.

Эдия сохраняет невозмутимость, но в ее глазах на мгновение вспыхивает искра.

— Скорее всего, он догадывался. Но зачем так рисковать? Галл бы заметил, если бы Лу почувствовала себя лучше.

Ее слова пробуждают во мне темную мысль. Семен накормил меня перед взрывом в «The Maqlu». Он знал, что кровь понадобится, чтобы выжить. Может, Ашен действовал так же. Может, хотел, чтобы я стала оружием для Мастера Войны.

Эдия пристально смотрит на меня. Я откидываюсь на диван, пожимая плечами. Теперь, когда я высказала эту мысль, не хочу углубляться в то, что могло побудить Ашена отдать свою кровь или забрать мои вещи.

Может, он хотел помочь. Может, преследовал свои цели. Уже неважно. Факт остается фактом: он стоял на том помосте и не сказал ни слова в нашу защиту. Не опроверг обвинения Эмбер в том, что заманил меня сюда, ни в том, что выпустил этих проклятых гиен, ни в том, что привел меня к Семену. Из всего, что он сказал тогда, я запомнила лишь одно.

Давина.

Ашен наблюдал за происходящим... и прибрал власть к рукам.

Ублюдок. Как бы я хотела переиграть нашу встречу в сарае. Швырнула бы кайкен прямо ему в яйца.

— Он еще что-то сказал или сделал? — Коул сужает глаза, изучая мое лицо.

Только сейчас я замечаю красное свечение в своих зрачках. Кулак судорожно сжимает рукоять клинка, дрожа от ярости. Коул произносит мое имя, и я с усилием смягчаю выражение лица.

Кивнув ему, я обращаюсь к Эдии:

«Он спросил, что я там делаю. Сказал, что велел мне оставаться внутри — это не имело смысла. Потом упомянул записку».

— Записку? В дневнике? — ее взгляд переключается между мной и лежащим рядом блокнотом.

«Да. Там было лишь "Прости". К нему была приклеена подвеска, которую ты мне дала».

— Ты уверена, что больше ничего?

«Не увидела».

— Может, он написал невидимыми чернилами. Где теперь записка?

Я скривлюсь в подобии улыбки, поднимая брови.

Эдия смотрит на меня с плоским раздражением. Слишком хорошо знает меня.

— Ты уничтожила ее, да?

Киваю.

— Дай угадаю. Смыла в унитаз? Наверное, заодно и насрала на нее, да?

Фыркаю. Черт. Жаль, не додумалась.

Мотаю головой.

— Сожгла?

Ухмыляюсь. Еще раз киваю.

Эдия вздыхает, устало глядя на Коула.

— Что бы там ни было, теперь ее нет. Нам нужно уходить как можно быстрее. Мы не знаем, как близко его портал или где прячется Зида. Даже если он помог нам — не факт, что бескорыстно.

— Согласен, — Коул протягивает руку. — Пойдем, Лу. Тебе стоит принять душ перед входом в Царство Света.

Я слабо улыбаюсь и вкладываю ладонь в его. Он поднимает меня, обнимает за плечи и смотрит на Эрикса. Ангел мирно спит под вязаным пледом.

— Можешь сделать так, чтобы это не повторялось? — кивает Коул в его сторону.

— Не волнуйся, — Эдия подмигивает. — Когда я закончу, он сможет стоять в комнате, заваленной отрубленными головами и даже красивыми глазками не моргнет.

— Слава богу, — бормочет Коул. Останавливается возле Эрикса, отпускает меня, чтобы нежно поцеловать ангела в щеку. Затем снова берет меня за плечо и ведет наверх.

В коридоре он оставляет меня у ванной, проверяет комнаты и возвращается с одеждой — простой белой рубашкой и джинсами. Передает их, но задерживается в дверях.

— Не знаю, утешит ли тебя это... Но я из царства любви. Я вижу, когда чувства настоящие. Ашен действительно заботился о тебе. Может, все еще заботится.

Мы замираем. Не только его слова, но и боль в его глазах — так контрастирующая с юными чертами — тяжелым комом оседает в груди. Мир будто смещается вокруг меня, но я не готова отпустить ни капли своей ярости. Я чувствую, будто он выбил меня из равновесия, и когда я пытаюсь восстановить опору, все вокруг выглядит уже не так, как прежде.

Но даже если весь мир перевернулся с ног на голову, я не готова расстаться ни с каплей этой жгучей измены и ярости, что пылают у меня в груди. Мой взгляд скользит вниз по собственному израненному телу, а затем впивается в Коула — алый, обжигающий, полный немого обвинения. Свободной рукой я провожу вдоль искалеченного торса. Указываю на горло, имитирую речь и резко трясу головой. Поднимаю дрожащие израненные пальцы. И с каждым этим безмолвным жестом в глазах поднимается прилив горьких слез.

Его сочувствующий взгляд почти добивает мое разбитое сердце. Он кладет руку на мою и слегка сжимает.

— Знаю, Лу. Он подвел тебя. Но я верю, что человек может совершать ужасное, не будучи ужасным. Я должен в это верить.

Коул наклоняется, целует меня в щеку, затем прячет руки в карманы и уходит по коридору.

Когда я закрываю дверь ванной, кажется, будто мир вращается вокруг, а я остаюсь на месте — неподвижная точка в водовороте событий.

ГЛАВА 9

Путешествовать с ангелом… унизительно.

Иначе и не скажешь.

Во-первых, это не совпадает с моими феминистскими чувствами. Слушайте, я не против, чтобы меня иногда спасали. Мне нравятся рыцарские поступки. Пример 1: когда Ашен отрубил Джесси кисти рук. Это было чертовски горячо, если честно. Я бы залезла на него прямо в той луже крови, если бы не голод и неподходящий момент. Но висеть на Эриксе, как детеныш коалы, пока он несет нас по небу, — так себе.

Во-вторых, я - вампир. Так что вы, наверное, уже подумали…

...Ну же, скажите это. Я подожду.

Держись покрепче, обезьянка².

Ух. Вот и оно. Еще лет пятьдесят мне это будет мерещиться.

В-третьих, я не люблю высоту. Мне вполне комфортно управлять вертолетом, но это — чертова машина. А не я, пассажир, у которого теперь случаются припадки, и который прилип к потенциально сумасшедшему ангелу, регулярно теряющему сознание. Все это — не лучшее сочетание.

И наконец, Эрикс пахнет, как сладкая булочка с корицей. Наверное, звучит заманчиво, но, поверьте, когда твое лицо два часа подряд вжато в запах приторной корицы и кремовой глазури — очарование улетучивается. В результате мне стало нехорошо... чуть укачало... я сейчас...

Ага, вот оно. Я только что блеванула прямо вниз на лес. Кажется, я попала и в ни в чем не повинного кролика. Бедняжка. Прямо на его пушистую задницу.

— Твоя подруга Эдия - просто благословение, правда ведь? Если бы не ее заклинание, мы бы уже врезались в деревья. Единственное, что хуже крови, - это блевотина, — говорит Эрикс с веселым смехом. Меня это совершенно не успокаивает. Я стискиваю его крепче в своем коала-захвате, и он снова смеется. — Не бойся, я тебя не уроню. К тому же, мы почти на месте.

Всего несколько минут, и Эрикс замедляется, опуская нас на поляну у берега реки, в том месте, где она скапливается у Голубого Водопада. Солнце только начинает окрашивать облака розовыми и желтыми оттенками, предвещая рассвет.

Отхожу от Эрикса и оглядываюсь, вдыхая запах прохладной воды, падающей на камни и с шумом разбивающейся о гладь внизу. Здесь нет ветра, только пение птиц в тени и покой времени, еще не перешедшего из тьмы в свет. Лучшее время дня.

Я смотрю на Эрикса, который уже улыбается. Может, это от полета, или оттого, что я блеванула в последний раз за сегодня, но я чувствую, как мне становится легче, когда отвечаю ему такой же улыбкой.

— Пойдем, — говорит Эрикс, протягивая руку. Я беру ее, и он тянет нас к воде. — Солнце вот-вот покажется из-за горизонта. Сейчас лучшее время для путешествия.

Мы идем сквозь высокую траву, роса мочит одежду. Когда наши ступни касаются грубого песка на берегу, сердце начинает биться быстрее, в голове стучит сильнее. Я впервые осознаю, что никогда не беспокоилась о том, достойна ли я Царства Теней, хотя знала, что мне там не место. Мне не место и в Царстве Света, но, может, я немного боюсь быть там нежеланной. Мой свободный пропуск в обитель ангелов не ощущается как нечто заслуженное, хотя, наверное, технически это так.

Эрикс сжимает мою ладонь. Только тогда я понимаю, что вцепилась в его руку мертвой хваткой.

— Не бойся, Лу. Тебе понравится. Обещаю.

Я сосредотачиваюсь на водопаде впереди и глубоко вдыхаю, очищая мысли, прежде чем ступить в воду. Мы входим в водоем, направляясь к каскаду, и прохладная река поднимается по моему телу до самой груди. Ее успокаивающее прикосновение — облегчение для горячей кожи, и даже не осознавая, ныряю под рябь волн.

Когда всплываю, то вижу, как Эрикс плывет под водой, его острые крылья рассекают течение. Он появляется рядом со мной и улыбается, его кожа светится. Прежде чем он успевает стереть капли с глаз, я бью по поверхности, брызгая его в лицо. Его смех звенит вокруг.

— Сирена или ангел, делайте ставки! — кричит Эрикс и окунает меня с головой. Я ныряю глубже и тыкаю его пальцем в подмышку. Когда всплываю, он все еще смеется. Я скалюсь и бросаюсь на него, топя в ответ. И как только мне кажется, что я одержала верх, он швыряет меня в воздух, и я с размаху падаю обратно в воду, чуть не захлебнувшись от беззвучного смеха.

Мы плещемся, швыряем друг в друга фонтаны воды, хватаем друг друга за руки и ноги, пока щеки не начинают болеть от улыбок. Когда наконец замечаем, как рассвет бросает длинные тени сквозь деревья, мы наперегонки бросаемся к водопаду, хохоча и цепляясь за скалу, стараясь взобраться на выступ.

— Если тебе это понравилось, подожди, пока не увидишь, что нас ждет по ту сторону, — говорит Эрикс, встает и поднимает меня на ноги. Он смотрит на меня сверху вниз, и я улыбаюсь, осознавая, что это первый по-настоящему веселый момент за долгое время. И хоть он отвечает мне улыбкой, в его глазах я замечаю проблеск печали. Думаю, он понимает, насколько редкой для меня стала радость в Царстве Теней. Возможно, даже раньше.

Эрикс заходит под поток водопада и тянет меня за собой, прижимая к своей груди. Вокруг — запах корицы и сирени.

— Держись крепче, Лу. Сейчас начнется.

Крылья Эрикса складываются вокруг нас — сверкающие и смертоносные, острые и переливающиеся. Вода стекает по остриям его перьев. Я прикрываю глаза рукой и смотрю вверх, на струю воды, сияющую, как жидкое золото, словно теплота рассвета растворилась в потоке и наполнила его светом. У меня перехватывает дыхание, когда водопад начинает замедляться, и каждая капля застывает в воздухе. Я тянусь рукой и касаюсь золотой капельки, смеясь, когда она отлетает от моего пальца и сталкивается с другой каплей.

Давление в голове начинает нарастать. Просто ныряешь в глубину, однажды сказал Ашен. Но прежде чем грусть воспоминаний успевает зарыться в грудь, нас окружает взрыв цвета и сверкающих звезд — будто мы стали бомбой, взорвавшей само время.

Когда осколки рассвета опускаются к нашим ногам, мы уже стоим в другом мире.

Царство Света.

Я отступаю от Эрикса и кладу руку себе на грудь.

Да. Ну. Нахрен.

Пространство вокруг живет криками радости и взрывами смеха. Что-то гремит и грохочет — я поднимаю глаза и вижу, как вагонетку аттракциона уносит по синим рельсам. Вдалеке слева крутится Небесный Крикун, справа — колесо обозрения смотрит на ярко-голубую бухту. Я вижу силуэты, скользящие по волнам, накатывающим на берег. Горки и водные аттракционы извиваются вокруг нас, ларьки с сахарной ватой, попкорном и мороженым. Маленький поезд едет по рельсам прямо перед нами, гудя в приветствии, а дети на его вагончиках хихикают и машут. Звучит музыка, кто-то танцует, здесь пахнет чурросом и карамелью, повсюду игровые автоматы, и тут даже собаки — просто собаки, а не те мерзкие трехногие твари, шипящие тебе в лицо. Это счастливые собаки, они виляют хвостами, играют с детьми, подбирают упавший попкорн с земли.

Раздается хлопок, и я смотрю вверх — в небе расцветают фейерверки.

Это словно передоз мороженым и сладкой ватой. Все здесь — приторно-сладкое, нелепое и… МНЕ ЭТО НРАВИТСЯ ЧЕРТ ПОДЕРИ.

Я оборачиваюсь к Эриксу с ошеломленной, сияющей улыбкой.

«Это все по-настоящему?» — шепчу.

— Ну, не весь мир тут такой, конечно… но, согласись, это круто, да?

Он выглядит немного неуверенно, будто боится, что я сочту это глупостью. Но я так не думаю. То есть, да, это глупо. Но глупо в самом офигенном смысле. Это не просто круто.

«Это чертовски эпично», стараюсь сказать я.

— Ты в состоянии прокатиться пару раз перед тем, как мы откроем портал в Саккару?

Нет. Но все равно прокачусь!.

Я отпускаю его руку и с криком мчусь к первой горке. Конечно же, там нет очереди. Здесь все слишком идеально, чтобы существовали такие вещи, как очереди. Мы все еще мокрые, садимся рядом, и защитные дуги опускаются на плечи, фиксируя нас на месте. Эрикс сидит, подогнув сверкающие крылья. Мое сердце колотится — не от страха или боли, хотя физические раны все еще ноют, — а от восторга. Может, из-за этого меня еще раз вырвет, кто знает? Но сейчас, глядя на Эрикса и видя ту же радость в его лице, мне плевать. Я просто хочу веселиться. И не удивляйтесь так: как я уже говорила, я не та древняя ворчливая вампирша из вашего воображения. Мне, может, пять тысяч лет, я наизусть читаю «Плач о гибели Уре» на шумерском, но… зачем? Когда есть американские горки?

Шестерни скрипят, и вагонетка дергается вперед, неся нас вверх по крутому подъему. Отсюда я вижу землю и море, окружающие нас. В воде раскиданы острова, словно архипелаг, некоторые с белыми строениями, устремленными в небо. Прямо перед нами парк развлечений тянется вдоль каньона, прорезанного рекой, над которой перекинут мост к великому белому городу. Слева аттракционы граничат с высокой стеной, а за ней — зеленые равнины с травами и полевыми цветами, колышущимися под мягким ветром. Я указываю туда, когда мы приближаемся к вершине.

— Это город Анур, прямо перед нами, — говорит Эрикс, показывая на белые башни и дворцы. — Дом Добродетелей управляет этим парком и ближайшим кварталом города. А те равнины слева — под опекой Дома Эсагилы. Там зиккурат³, видишь верхушку с золотым куполом?

Зиккурат выглядит массивным и внушительным, окруженным укрепленной стеной. Золото сверкает на солнце, придавая строению одновременно красоту и строгость. Я хочу услышать больше об этом месте. Хочу узнать все. Но земля уходит из-под ног, и прежде чем я успеваю что-либо подумать, мы летим вниз, мчась по рельсам цвета летнего неба.

Я поднимаю руки и кричу от восторга и страха, хоть звука изо рта все равно не выходит. И обычно это молчание разрывает сердце тугой петлей, но сейчас нет на это времени. Особенно когда Эрикс, сидящий рядом, просто визжит от восторга. Все, что я могу — смеяться, смеяться и еще раз смеяться.

Вот так мы и проводим утро. Вопим. Смеемся. Ну, может, один-два раза меня рвет. Ладно, три. Этот чертов «Рогатый Слингшот» и правда пугает даже в Царстве Света. И да, мне все еще плохо. Слишком жарко. Голова гудит. Но, по правде — оно того стоит. Несмотря на боль, слабость, и то, что мозг ощущается как поджаренная гофра внутри черепа... оно все равно стоит того. Два дня назад я сидела в камере. Думала, никогда больше не испытаю ничего хорошего. А теперь я выжимаю из этого все. К черту последствия.

Именно об этом я думаю, поедая сахарную вату и идя рядом с Эриксом, который макает чуррос в шоколад с выражением полного блаженства на лице. Я редко ем человеческую еду. Чаще всего она мне не на пользу. Но чистый сахар хотя бы легко переваривается. Как я уже сказала: к черту последствия.

— Попробуй, — говорит Эрикс, заметив мой взгляд. Он отрывает кусочек, обильно покрывает его шоколадом и протягивает мне. — Коул приготовил мне чуррос на десерт во время нашего первого свидания. Его были вкуснее.

Я кладу кусочек в рот. Это очень вкусно. И неожиданно хорошо сочетается с сахарной ватой. Я жестикулирую, задавая вопрос и подкрепляю его беззвучными словами:

«Как вы познакомились?»

— А, он меня убил, — просто отвечает Эрикс, совершенно серьезно кивая. Я давлюсь чурросом.

«Что?!»

Эрикс хлопает меня по спине, пока я кашляю, и смеется с легкой грустью:

— Да, он правда меня убил. Я тогда был человеком. Он тоже. Именно так он и привлек к себе внимание Царства Теней.

Я озираюсь, чувствуя, как земля под ногами качается, будто где-то рядом затаилась еще одна тайна. Я делаю вращательное движение рукой, чтобы он продолжал.

— Он заключил сделку. Если он откажется от своих крыльев ради этой миссии, то любая человеческая жизнь, которую он отнимет в Живом Мире, чтобы попасть на радары демонов, получит шанс стать больше, чем просто душой в Царстве Света. У меня был выбор: стать ангелом, — Эрикс пожимает плечами и улыбается, отрывая кусочек жареного теста. — Звучало довольно заманчиво. И на деле — да, круто. Летать с ножевыми крыльями — это, скажем честно, охренительно. Не находишь?

Я улыбаюсь шире. Да, правда, звучит круто. Я киваю, и Эрикс, похоже, немного успокаивается, ему приятно, что я не осуждаю.

Он ведет меня к перилам, откуда открывается вид на каньон и реку, впадающую в море. Мы стоим рядом, глядим, как вода петляет между скал.

— Когда мне рассказали, почему Коул сделал то, что сделал, я вызвался присоединиться к попытке сохранить равновесие. Я сам его нашел. Хотел, чтобы он знал - я простил его, — говорит Эрикс, едва улыбаясь, погруженный в воспоминания, и поворачивает взгляд к городу Анур. — Ушло немало времени, чтобы убедить его, что это правда. Он злился на себя, хоть и сделал то, что должен был. Иногда он до сих пор злится, особенно когда ему приходится забирать бессмертную душу и отправлять ее в Царство Теней.

Эрикс замолкает надолго, и мне кажется, мы оба теряемся в мыслях о Коуле. У меня сжимается грудь при одной мысли о том, каково это — отказаться от самого себя, делать ужасные вещи ради права жить среди врагов день за днем. Стать одним из них — просто ради шанса остановить войну. Я сглатываю и снова смотрю в сторону моря.

«Ты злился?» — спрашиваю я спустя несколько минут, стуча по его груди и изображая жест. Он молчит немного, потом мягко улыбается, глядя на свои ладони.

— Да. Иногда. Но я также видел, каким человеком является Коул. Он хороший. Смелый. Несмотря на то, что он сделал со мной и с другими. Он принимал тяжелые решения, не те, что хотел. Полюбить даже самые темные его стороны было несложно. Именно с них я и начал. С худших.

Я смотрю на свои руки, переворачивая ладони вверх, глядя на засохшие ссадины, шрамы и синяки, все еще покрывающие мою кожу. Я думаю об Ашене, о том, почему он сделал то, что сделал. Это были трудные решения? Или легкие? Он пытался защитить себя? Или интересы своего царства? Я не могу с уверенностью сказать, что им двигало нечто благородное. И после всего, что я пережила, не уверена, что это вообще важно. Потому что ярость и боль внутри меня все еще горят — и горят ярко.

Я сжимаю кулак и снова смотрю на море.

«Это не одно и то же», — шепчу я, не ожидая, что Эрикс заметит, как шевелятся мои губы. Но он замечает. Он кладет руку мне на плечо и притягивает ближе.

— Ашен - демон, Лу. Если ты отдаешь сердце созданию из тьмы, ты должна научиться любить не только звезды, но и саму тьму.

Мы долго молчим. Я снова и снова прокручиваю его слова в голове, пока за спиной вращаются аттракционы, звучит музыка и льется смех. Каким-то образом атмосфера этого места теряет свою яркость, когда мои мысли погружаются в пучину темноты.