Сеня. Миссия Наследной Йагини

Сказ иной, тридцать девятый ЗНАКОМСТВО

Проснулась я от негромкой, приятной музыки, струящейся, переливающейся. А еще ноздри щекотал какой-то неизвестный мне, но сладкий и манящий аромат. Открыла глаза — и не поняла, где нахожусь. Потолок, который сначала показался мне живым, шевелящимся, оказался прозрачным шелковым балдахином над высокой кроватью с массивной резной спинкой. В распахнутое окно светило солнце, колыхались красные, в кистях, занавески. Светло карминовые стены покрывали золотые узоры. Из окна сладко пахло, какими-то неизвестными мне цветами. Я села на кровати, отчего у меня закружилась голова, и я опять упала на мягкие подушки. Понемногу, шаг за шагом, вспоминалась картина произошедшего.

Пробуждение в небольшой холодной горнице на шкуре элсмирского волка…

Бег по темным коридорам от этой же самой шкуры со страшными дырами вместо глаз…

Попытка спрятаться в какой-то горнице, полной чудовищами, вознамерившимися меня банально сожрать…

Провал в дыру в полу и бег вниз по винтовой лестнице…

Светлый, освещенный факелами коридор…

Странный, как будто придуманный, несуществующий, тихий лес…

Покосившаяся, ветхая избушка…

Старуха на крыльце, занимающаяся починкой какого-то рубища… С бородавкой на лице, крючковатым носом и не умещающимися во рту зубами… Которая сказала, что она моя бабушка… И назвала меня по имени…

Как же… Не помню…

Крючковатые пальцы старухи, с отрастающими звериными когтями, ее оплывшее, стекающее вниз лицо…

Отражение в зеркале…

Я, совершенно беспомощная, привязанная к каменному алтарю…

Сотни ударов тяжелых черных цепей, разбивающих кости на моих руках и ногах… Потная спина чудовища, лежащего на мне…

Я вскочила, с ужасом уставившись на свои руки, ноги — все было целым, не тронутым, даже синяка ни одного не было. Ах, да, это же происходило в зеркале. А что было потом? И что было до того, как я проснулась вчера в той, первой, горнице? Не помню…

Кто я? Что я здесь делаю?

Такое ощущение, что за вчерашний день я израсходовала полный запас страха. Бояться больше не было сил.

Чарующие, умиротворяющие звуки музыки, мягкие подушки, теплое, уютное одеяло… Наверно, мне все приснилось. Или сейчас снится. В таком случае, какой приятный сон. Пусть не кончается подольше.

Недовольно забурчавший живот дал понять, что никакой это не сон. К горлу подступила тошнота, вызванная волной голода. Сколько же я не ела?

Дверь, с мелодичным колокольным звоном, распахнулась, и в опочивальню зашла крепкая, немного полноватая женщина средних лет в длинном, до земли, платье. Светло-алого цвета, как практически и все здесь.

Через открытую дверь донеслись женские голоса и смех.

— Цыц, дурехи! — цыкнула женщина через плечо, неизвестно к кому обращаясь, — Госпожа проснулась!

— Сегодня — госпожа, да! — и опять почему-то смех.

В руках у женщины был поднос, с блюдами под металлическими крышками. Она решительно подошла к кровати. За ней гуськом вошла процессия из трех других женщин, помоложе, но все с такими же пышными формами и в шелковых красных нарядах. Всем хорошие женщины, если б не маленькая деталь, выдающая, что передо мной нелюди — маленькие красные очаровательные рожки у всех четверых.

В мгновение ока на мою кровать был поставлен специальный низкий столик, который тут же был заставлен всевозможными яствами.

— Не стоит беспокоиться, госпожа, — обратилась ко мне старшая женщина, увидев, что я намерена встать, — Поешьте сначала. Берегите силы.

Остальные женщины улыбались и переглядывались между собой, под неодобрительными взглядами старшей.

Я была настолько голодна, что решила до поры до времени не обращать внимания на ее «берегите силы». Подняла одну крышку — и чуть не захлебнулась слюной, услышав запах омлета с грибами. На другом блюде лежали пышные, горячие, только что из печи, сдобные булочки. Какие-то фрукты на тонких изящных шпажках… Тонко нарезанный ароматный сыр с большими дырками… Сливовое варенье. И умопомрачительный аромат какао с молоком из серебряного кофейника! Как мало, оказывается, нужно для счастья!

Расправилась с предложенным я в очень, очень и очень короткие сроки, так была голодна. С сожалением подобрав последним кусочком булочки остатки варенья в вазочке, запила это последним глотком какао и отвалилась на подушки. Теперь можно и попытаться вспомнить — кто я? Неудивительно, что я этого не помню, так голодать-то! Однако память не возвращалась. Но вернулись женщины, быстро забрали столик и пустую посуду, ушли, и вскоре вернулись вновь.

— Пожалуйте в умывальню, госпожа.

— Кто вы? И как меня зовут? Где я нахожусь? — вопросы сыпались из меня, как горох из прохудившегося мешка.

Однако женщина как будто не слышала меня.

— Хорошо ли вам спалось? Не мучали кошмары? В это время года такое случается…

— Почему вы мне не отвечаете?

— Сюда пожалуйте. Понравился ли вам сегодня цвет постельного белья? Я сама выбирала. Думаю — проснется госпожа, а на ней новенькая рубашка в тон простыням, вот радости-то будет.

Я только заметила, что на мне странное легкое одеяние такого же алого цвета, как и все в комнате.

— Почему вы мне не отвечаете?!

Я была в отчаянье. Женщины одновременно обращались ко мне, говорили красивые слова, успокаивали, улыбались, и одновременно смотрели сквозь меня. Как будто я была пустым местом. Это было невыносимо. И злило очень.

Меня привели в огромную умывальню из розового мрамора, отделанную драгоценным розовым кораллом. Увидев круглую ванну с обильной пеной со сладким цветочным ароматом, я решила повременить с вредностью и выяснением отношений. Вот искупаюсь — и потом. Они мне на все вопросы ответят, решено!

Однако искупаться мне не дали. В смысле — самостоятельно. Меня старательно мыли, терли щетками с мягкой щетиной, пористыми шершавыми губками, обмазывали тело белым пенящимся мылом, шипевшим на коже, растирали бархатными тряпочками, массировали, скребли, опять мыли, опять растирали. Казалось, конца не будет этим водным процедурам, а я была слишком слаба и растеряна, чтобы ответить этим рогатым дамам как следует. Дать отпор, так сказать. В завершение — за хорошее поведение, не иначе, мне дали немного понежится в низком бассейне с теплой приятной водой. Затем достали, еще раз растерли ароматным маслом и насухо вытерли. Затем, обмотав махровой простыней, сопроводили обратно в опочивальню и приступили к одеванию.

— Не хочу красное, — решила я покапризничать для разнообразия, отпихивая от себя услужливо протянутую руку с красным струящимся платьем.

Мне тут же на выбор предложили несколько других. Оттенков молодого коралла, фуксии, вишни и малины. Мда, вот тебе и разнообразие.

Остановив выбор на нежно-коралловом цвете, другого все равно не было, не ходить же в том самом полупрозрачном балахоне, в котором я спала! тоже красном, кстати, я позволила облачить себя поочередно в тонкую нижнюю рубашку, тяжелую нижнюю юбку, и мягкое, струящееся платье с широкими рукавами, на широком поясе. Белья почему-то не полагалось. Волосы подобрали сзади, уложив на затылке с помощью нескольких длинных деревянных шпилек с алыми камнями вместо головок. В зеркало на меня смотрела царица. Гордая, неприступная. И совсем незнакомая. Я знала, что это мое лицо, и все же не могла поверить, что вижу себя. Что-то во всей этой ситуации было не так. Но я никак не могла понять — что именно.

Затем женщины исчезли, сказав мне, что нужно ждать.

Что мне еще оставалось делать? Я осталась в опочивальне, тем более что дверь закрыли с другой стороны. А в окно, в отличие от вчерашнего вида, было видно зеленую заливную лужайку, правда, тоже слишком низко. И находился на ней все тот же, дышащий огнем, змиулон, или горыныч, что и вчера. Все-таки, не приснилось. Или это две серии одного и того же сна, что в принципе невозможно. Не знаю, почему. Невозможно, и все тут.

Долго ждать не пришлось.

Дверь открылась, и в опочивальню вошел высокий мужчина в темном.

— Всем довольна? — с порога обратился ко мне, даже не поздоровавшись.

— Здравствуйте. Что все это значит? — решила тоже не пускаться в залукоморские церемонии.

— Что не так? — поднял он бровь. Холодно так спросил, отчего я поежилась. Не понимаю, отчего, но было неуютно, некомфортно. Что-то внутри подсказывало — «Молчи. Соглашайся со всем. Тяни время…»

Но одно дело — слушать внутренний голос, и совсем другое — слушаться его. Поэтому в следующий миг я решила перейти в наступление.

— Кто вы? И кто, тролль подери, я? Что это за место? Почему никто не отвечает на мои вопросы?

— Кто ты? — мужчина нехорошо усмехнулся, — Ты — моя собственность. Вещь. Игрушка. И останешься таковой, пока я не наиграюсь. А мне быстро, очень быстро надоедают хрупкие, смертные куклы.

В следующий миг стальная рука схватила меня за горло и потянула вверх, как будто хотела приподнять над полом. Я стояла на носочках, беспомощно пытаясь оторвать железные пальцы от моей шеи и хрипела.

Однако в следующий миг мужчина передумал. Он отпустил меня и я слабо опустилась на стул. Довольно усмехнулся, одними губами, глаза при этом источали лед, и взял меня за подбородок, потянув на себя.

— Пожалуй, отвечу на твои вопросы. Меня можешь звать Змеем, а как звать тебя — я пока не придумал. Достаточно и того, что ты до сих пор жива, и будешь жива пока, чтобы разделить со мной мой триумф. У тебя совершенно особенный, сладкий, тягучий, пьянящий страх. Я давно такого не пробовал.

И Чернобог отвратительно улыбнулся.

И в следующий миг я вспомнила все.

Лес Йагинь… Целительская сила… Бабули-наставницы… Мама, отец… Йожка, Никодем… Путешествие, чтобы вызволить их… Динеке, которую надо спасти, Авлат, оказавшийся мирным, немного тронутым на науке, ученым… Муж… У меня есть муж, которого я люблю больше всего на свете… Лиодор! Дар!!!

— Меня зовут Сения. Для тебя — Хессения, наследная Йагиня, — процедила я сквозь зубы, — И ничьей собственностью, ничьей игрушкой я не являюсь!

Сказала — и зажмурилась. Дяденька-то явный психопат, от такого не знаешь, чего ждать в следующий миг. Хотя почему это не знаешь? Понятно же, что ничего хорошего.

Однако, вопреки моим опасениям, Чернобог расхохотался.

— А, похоже, с тобой будет еще веселее, чем я предполагал, смелая кроха. Люблю объезжать норовистых лошадок. Жалко, что смертные такие хрупкие, и так часто умирают. Но у меня при дворе очень искусные некроманты, — подмигнул он мне.

— Как называется этот мир?

— Что значит — этот мир? — не понял Чернобог, — А, ты, должно быть, думаешь, что мы в другом мире? Это твои друзья сейчас в другом мире, а мы по-прежнему на Земле.

Чернобог потер подбородок.

— Конечно, здесь пока не так уютно, как мне нравится, но я работаю над своим комфортом, — и он улыбнулся.

— Тебе не дадут обосноваться с комфортом светлые боги. Ты можешь убить меня, — мой голос дрогнул, — Убить всех нас, но рано или поздно, тебя остановят. И накажут. Вышлют за пределы всех миров!

Чернобог опять рассмеялся. Веселый у него выдался день.

— Скажи, Сения, а если у вас, ну скажем, в Верхнем Курене появится человек, который, пьет, буянит, зашиб в припадке гнева пару животинок? Ну, или женку с ребятишками поколотил? Его посадят в тюрьму?

Я молчала. Я начинала понимать, куда он клонит. И выводы мне совершенно не нравились. А Чернобог тем временем продолжал:

— Правильно поняла, умница. Не будут у вас наказывать человека оттого, что другим не нравится его характер. А мы — боги, наследная Йагиня Хессения. Бо — ги. И тебе твоим смертным умишком не понять даже, сколь ничтожна для всех нас потеря пусть даже одного из многих миров. Всегда остается бесчисленное множество других. Но этого тебе тоже не понять.

Отчего же. Я слышала логику в словах Чернобога. Правда, очень печальную для нас для всех логику.

— Где Динеке? — я решила ковать железо, пока горячо. То есть пока не убивает, глядишь, чего и о золовке своей узнаю.

— А что, это даже забавно, — пробормотал Чернобог про себя и негромко крикнул: — Астарта!

В следующий миг дверь открылась и на пороге возникла старшая из виденных мною прежде женщин, главная из них. Вошла и присела в поклоне, глаза в пол, рожки смотрят перед собой.

— Покажи-ка нам Динеке.

— Слушаюсь, господин, — и женщина вышла.

— Ну, иди сюда, наследная Йагиня, — позвал меня к окну Чернобог, — Смотри, вон она, твоя Динеке.

Я выглянула в окно и обомлела — на зеленой заливной полянке стояла Динеке в кокетливом красном платьице, в рюшах и красных же, в сетку, чулках. И мило беседовала со змиулоном. Что ж, эта Астарта изобразила мою подругу довольно убедительно, не подкопаешься. Пригляделась магическим зрением — опять-таки Динеке, если б не маленькие красные рожки, конечно. Потому что от магического зрения наследной Йагини спрятать их не удалось. Да и не стала бы Дине любезничать с горынычем, я-то уж ее предпочтения знаю.

— Ну что, довольна, кроха?

— Довольна.

— Тогда иди сюда.

Я не спешила подойти к Чернобогу. Лихорадочно старалась сообразить, что же делать. От него пахло черной бездной страха, ужаса, злобой и ненавистью. И каким-то извращенным, животным желанием. От этой смеси у меня подкашивались ноги, но не от предвкушения, как при встрече с Лиодором, а от оцепенения.

— Боишься? — промурлыкал Чернобог, — Нравится… А вот твое непослушание — не нравится совсем, будешь наказана, — резко завершил он начатую фразу, и в следующий миг я оказалась притянутой к нему сильным рывком, а его рука начала плавно оглаживать мою грудь. Такое ощущение, что от ужаса у меня потемнело в глазах.

Через секунду я оказалась опрокинутой ничком на кровать, и ощутила, как задирается сзади юбка.

— Нет! — только и смогла я выкрикнуть, уворачиваясь, и перекатилась по кровати, чтобы упасть на пол. Нога в черном ботинке наступила на мою кисть, не давая встать, надавила, заставила заплакать от боли и страха.

— Я понял. Наследной Йагине Хессении нравится. Когда ее наказывают. Жестоко наказывают. Очень жестоко.

Не знаю, чем бы все это закончилось, но в следующий миг его нажим на мою руку ослаб.

— Проклятье, — пробормотал Чернобог и замер, как будто прислушивался.

— Не скучай, дорогая, — обещающе улыбнулся он, наконец, и спешно покинул опочивальню. Не растворился в воздухе, не исчез, не превратился во вспышку света, а вышел, как это сделал бы обычный человек. Ну, или маг. Впрочем, как и вошел.

А я испуганно заметалась по комнате, потирая припухшую кисть. Завтра синяк будет. Если доживу до завтра. Раздалась отчетливая, пугающая мысль. Нужно было срочно уходить отсюда. Пока не вернулся Чернобог, или не пожаловала Астарта с другими женщинами. Что же делать?!

Решение пришло неожиданно. Соорудив из красных простыней и балдахина что-то вроде веревки, я перекинула ее в окно. Помню-помню, что там змиулон, но сейчас даже горыныч казался мне симпатягой по сравнению с хозяином этого места. Заглянув вниз, и увидев, что конец моей наскоро сооруженной веревки болтается, не достигая земли, где-то примерно на уровне второго этажа, я замешкалась. Но только на миг. Перед глазами возникла вчерашняя картина в зеркале — и в следующую секунду я повисла на треснувшей под моей тяжестью веревке из красных простыней. Только бы успеть хоть немного спуститься, пока она окончательно не порвалась, в отчаянье думала я, перебирая руками и ногами, скользя, обдирая колени, локти, плечи о каменную стену башни. Вниз, мне надо вниз, но туда лучше не смотреть.

Веревка трещала все более угрожающе, а до земли было еще ой как далеко! Понятно было, что мне не успеть. Что ж — упаду так упаду, повезет — сверну шею, все лучше, чем попасться еще раз этому маньяку. Ведь совершенно ненормальный! Когда раздался треск рвущейся простыни, я даже не испугалась, просто ожидала это. Кажется, за последнее время мне не привыкать к ощущению падения… Что ж, туда мне и дорога… Жаль, что не довелось попрощаться с мужем…

В следующий миг я приземлилась, однако не на твердую Мать Сыру Землю, а на что-то мягкое, теплое, спружинившее, — что-то, очень вовремя меня поймавшее.

— А я все думаю, девонька, успеешь али нет? Вот, подхватился, подоспел, решил помочь, значит.

— Спасибо, — от души поблагодарила я и уставилась в ухмыляющуюся морду одной из трех голов змиулона. И потеряла сознание. В который раз за последние дни.