Глава 18

Глава 18

— Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе Ямир молодой! — горланил я, отчаянно фальшивя и заставляя нервно дергать глазом моего охранника, что сидел за пару решеток от меня. Правда, я-то был под замком, а он на свободе, но сути это не меняло.

В соседней камере тоже кто-то находился, но этот кто-то храпел с такой мощью, что иногда даже перебивал мои оглушительные вопли, которые я уверенно считал песней.

Ну да, привезли меня, значит, в участок. Завели внутрь. Парочка полицейских сначала с интересом посмотрели на меня, но когда их начальник гордо сообщил, кто я, они быстро рванули на выход, громко обсуждая, где можно написать заявление на увольнение. Поздно, я вас всех запомнил.

Долго со мной не церемонились и тупо закинули в обычную камеру. Хотя мне, как аристократу, полагалось совсем другое обращение и условия заключения. А тут все на минималках — древняя деревянная шконка, даже без матраса, поганое ведро вместо унитаза, да замызганная чем-то мерзким раковина. Вот, собственно, и все удобства. В иной ситуации я бы сразу принялся качать права. Но у меня же есть слабость — любопытство. Ну да, мне было жуть как интересно, чем весь этот цирк закончится.

Я посмотрел на адамантиевые браслеты, которые иногда ещё называли подавителями. Вообще, у них была интересная история.

Про них в принципе было известно достаточно мало. Изобрели их после битвы с Пожирателями — говорят, эту идею принес в наш мир Хранитель, и предназначались они изначально для пленных магов-бунтовщиков.

Ну да, к слову, разрастание Протороссийской империи не проходило гладко, и было много недовольных.

Так вот, одетые на руки, эти браслеты блокировали выход силы, и если бы маг попытался колдовать, то его бы просто разорвало на части. Позже в них стали добавлять контур подчинения, потому что некоторые бунтовщики, попав в плен, сознательно активировали магию, предпочитая смерть заключению. А так сидит безвольная тушка, спокойно отвечающая на все вопросы.

Вот только на мне это не сработало. Тут ведь принцип какой — они автоматически подстраиваются под магию того, на кого их одели. На один вид магии — стихийную, тьмы или света. Но у меня-то все три есть! Вот на мне они и не сработали, потому как просто не могли определиться, какую блокировать, и тупо висели на руках отдельными браслетами.

Открыть, правда, их можно только специальным, индивидуальным для каждого браслета ключом. И да, они работали только в паре. Руки-то вроде свободны — браслеты были тонкими и практически незаметными, а магичить не можешь.

Но то, что для нас эти подавители совершенно не опасны, было тайной рода Нагибиных. Так что о том, что на нас подобное не действует, никто не знал. Были, конечно, попытки это проверить, но мои родственники никогда тупыми не были и не позволяли этого сделать. А если и позволяли, то старательно отыгрывали блокировку.

Так вот, насчет подавителей. Они считались условно боевыми артефактами и входили в перечень запрещенных к использованию гражданским населением. Все они стояли на учете. Пойманного на использовании таких наручников простого человека ждала смертная казнь, как и того, кто ему их продал, не взирая на чины и заслуги.

Так-то они были только на вооружении у всяких спецслужб, ну и в магических академиях, где так же стояли на строжайшем учете. За утерю подобного артефакта можно было и головы лишиться — тут без вариантов, как я и сказал выше.

Поэтому я и валялся спокойно, ожидая, когда ко мне явится главный режиссёр этого спектакля. И таки дождался. Высокий, будто высушенный старик с зализанными назад волосами — я сразу догадался, кто это — по прическе. Походу, это у них семейное уродство.

— Господин Нагибин, — уверенно подошел он к решетке.

— Господин баран? — уточнил я, лежа на шконке, небрежно заложив руки под голову. Вставать я и не подумал — вот еще, много чести для будущего трупа.

— Как вам ваше новое жилье? Нравится?

— Пару минут назад всё было очень даже приемлемо. Пока тут не появилась ваша мерзкая рожа, меня все устраивало.

— Рад вашему хорошему настрою. И раз уж я тут, предлагаю поговорить.

— Вы же все равно не уйдете, даже если я скажу нет.

— Увы, — мерзко улыбнулся он. — Сейчас я тут для вас главный, и вам придется меня выслушать.

— Ну тогда говорите, господин баран. Я почти весь внимание. А если начну петь, просто заткните уши.

— Баран, значит, да? Что ж, это оскорбление я тоже включу в итоговую сумму. Итак, раз уж ты, Ямир, не захотел выслушать мое предложение как от равного к равному, значит, теперь просто сделаешь так, как я скажу.

Ты правильно понял, что мне нужен ваш торговый центр. И ты мне теперь его продашь… ну, скажем, за один рубль. Как наследник рода, ты вправе распоряжаться его имуществом, если его кадастровая стоимость не превышает трех миллионов рублей.

— Так центр же дороже стоит! — обалдел я от такой наглости.

— Ничего страшного. По бумагам сделаем даже меньше. Как ты потом со своим отцом будешь решать вопрос с этой продажей, мне все равно, но договор между нами будет составлен так, что если его расторгнуть, надо будет заплатить неустойку, ну скажем, в размере тридцати миллионов. Да, отличная цифра, мне нравится.

Ну, и после того, как все бумаги будут подписаны, ты выйдешь на свободу и отправишься куда-нибудь подальше из этого города. И да, в договоре мы обязательно пропишем гарантии моей безопасности. Просто чтобы вам стало не выгодно мне мстить. Не переживай, у меня отличные грамотные юристы, они все правильно подготовят.

— А если я откажусь? Вот стану в позу и скажу — пошел на хрен, лицо нетрадиционной сексуальной ориентации?

— В таком случае состоится суд, и ты сядешь в тюрьму. Надолго и в худших условиях, чем здесь. Все просто.

— Да? А как же зарядка столбов? Вы же понимаете, что кроме меня их никто не зарядит?

— Ах, это, — довольно захихикал он. — Я уж думал, что ты и не вспомнишь о своем главном аргументе. Рад тебе сообщить, что империя более не нуждается в твоих услугах. Оставшиеся столбы зарядит глава рода Нагибиных. Ярослав Владимирович прибудет уже завтра и сделает привычную работу. Он, кстати, невероятно зол на тебя, и я его понимаю, если честно. И да, о твоем аресте, как аристократа, уже сообщили Его Императорскому Величеству, и он распорядился поступить с тобой, строго следуя букве закона. А по сумме обвинений ты лет на десять можешь сесть. А там произойдет несчастный случай, и твой отец вполне сможет зачать нового наследника. Как тебе перспективы?

— Я вам скажу одно — вы конченые идиоты. Что ты, что император, что мой тупорылый отец, который даже в семейные архивы не удосужился заглянуть, чтобы понять природу столбов. Но я вам помогать не буду — сами все поймете.

А теперь я расскажу тебе, как все пройдет дальше. Скоро вы поймете, что сильно облажались. А когда поймете, обгадитесь, вот прям жиденько так, с запашком. Потом император прибудет лично лизать мой зад, дабы я пошел заряжать столбы. И я пойду, потому как это моя работа. Но за это он отвалит мне очень много. А вишенкой на этом торте будет твоя голова. Рода де Биде…

— Де Боде!!!

— Да насрать. В общем, он прекратит свое существование. Но прежде чем тебе отрубят твою самонадеянную голову, я заставлю тебя вылизать пол этой камеры языком. Прям до блеска — ага. И тогда я пощажу женщин и детей младше шестнадцати лет, если такие имеются в твоем роду, и не потребую их смерти. Хотя аристократами они больше не будут.

Глупый смех прервал мою идеальную речь. Нет, этот придурок ржал так, что я думал, помрет. Он-то не знал, да и никто, наверное, не предполагал, что когда начинается зарядка, происходит некая активация ключа «свой — чужой». И так как моя сила уже вошла в два столба и смешалась с ними, остальные получили мой слепок, и кроме меня, теперь их зарядить никто не сможет. Заново — когда заряд кончится, то есть, в следующем году — запросто. Но сейчас нет.

Вот будет веселье, когда жирный зад отца поймет, что ни хера у него не выходит. А еще он поймет, что без меня и не выйдет. И как бы ни страшно ему было бы об этом говорить, он скажет, потому как иначе миру хана. А свою жизнь он очень любит.

— Ладно. Видимо, тебе надо созреть для конструктивного диалога. Время у меня есть, как и возможности, чтобы ты быстрей принял нужное мне решение.

Отойдя от моей решетки, он приблизился к другой.

— Билли, — услышал я его голос. — Говорят, тебя арестовали по ложному обвинению в трех изнасилованиях и убийствах?

— Это правда, Ваша Милость, — раздался в ответ бас. — Чист как агнец. И мухи в жизни не обидел. А свидетели — врут они все, наговаривают.

— Могу походатайствовать, чтобы тебя освободили. Негоже сидеть за решеткой честным и порядочным гражданам. Но только если ты сделаешь кое-что для меня.

— Только прикажите, Ваша Милость, и Билли все сделает.

— Там, в соседней камере, сидит настоящий преступник. Да вот беда — не хочет признаваться в содеянном. Ты не мог бы нам с этим помочь? Тряхани его легонько, чтобы, значит, сделал все правильно.

— Это мы запросто. Это мы с легкостью. Дайте только до него добраться, и сразу запоет аки соловушка. Я хорошо умею уговаривать.

— Славно. Эй, служивый. Переведи-ка этого достойного человека в камеру преступника.

— Не велено, — отозвался тот.

— Ты знаешь, кто я такой? — мгновенно стал злым этот Биде. — Знаешь, что тебе будет, если ты не сделаешь, как я сказал?

— Знаю. Но если что, отвечать будете вы. Тут камеры везде и все снимают.

— Ерунда. Запись никто и никогда не увидит. А ты, Билли, уж постарайся. Но смотри, не убивай его. Он мне живым нужен.

— Не извольте сомневаться. Пылинки с него сдувать буду, уговаривая словом добрым, да кула… в смысле, речью мудрой.

Я с интересом прислушивался к разговору, понимая, что скоро мне перестанет быть скучно. Чувствуя очередное развлечение, я, так же лежа, повел плечами, разгоняя кровь по мышцам. Можно было, конечно, и эфиром воспользоваться, но вдруг тут есть маги и они это почувствуют. Так что буду бить его ногами и руками. Физически я тоже сильней большинства живущих в этом мире — тренировки у меня были такие, что и боги плакали, глядя на них.

Звякнул ключ, потом щелкнул замок. Пара секунд паузы, и вот моя заветная дверь открывается, и ко мне вваливается большой жирный мужик с отвислым брюхом и засаленными редкими волосенками на давно не мытой башке. Общую картину дополняла висячая родинка на щеке и щетина на полряхи.

— А я вас пока оставлю, — баран опять мерзко захихикал, и я решил, что убью его только ради того, чтобы больше этого не слышать.

— Вставай, — пробасил мужик. — Билли тебя будет учить, как правильно говорить.

— Слушай сюда, Дебилли. Прижмись своей жирной жопой к решетке и не отсвечивай. Потому как иначе тебя прижму уже я, и тебе это точно не понравится. Будешь визжать сильней, чем те бедолаги, которых ты, падаль, насиловал.

Тот постоял, подумал, нахмурив лоб — процесс для него был явно непривычный, сделал шаг и размахнулся, дабы пробить мне в лицо. И делал он это настолько медленно, что я мог сотню раз его убить, но не стал. Так же лежа, выбросил вперед ногу и резким ударом в живот отбросил его обратно к решетке, об которую он ударился пустой головой и потерял сознание.

Все это произошло настолько быстро, что Биде даже уйти далеко не успел. Услышав грохот, он обернулся и мерзкая улыбка сползла с его лица.

— Эй, баран, — окликнул я его. — Помни мои слова и начинай тренироваться в вылизывании пола. Тебе этот навык очень скоро пригодится. И не вздумай сбежать — тогда я реально убью всех, а после найду тебя. Уверен, ты слышал про наемников Симуэля — так вот, от них точно не спрятаться. А ты, холуй, в жопе х*й, — обратился я к полицейскому. — Убери из моей камеры это тело, пока оно вонять не начало, а то я этого не перенесу, а ты не переживешь.

Пока страж соображал, в какой момент все пошло не так, барон резво развернулся и направился ко мне.

— Думаешь, ты сильный? — зашипел он. — Думаешь, все контролируешь?!!! Это мой город и мои правила. Ты еще склонишься передо мной. Я… — говоря все это, он подошел к камере непозволительно близко. Мне оставалось только метнуться и, взяв его за грудки, резко впечатать в решетку.

Увернувшись от брызнувшей крови и не обращая внимания на вой боли барана, я вернулся на шконку и блаженно откинулся на ней. Солдат спит, служба идет. Торопиться мне было некуда и стоило подумать, что же такого я стребую от императора, когда он прибудет. А в том, что это произойдет, я был уверен на все сто. Жить хотят все, и за это придется заплатить. Очень много, прям неприлично много. У меня таких глубоких карманов даже нет, чтобы все поместилось. Но не сомневайтесь, я найду.

На вой барона сбежались служивые и тут же утащили его наверх. Оставшийся охранник с ужасом смотрел на меня, не решаясь подойти к решетке.

— Забирай, чего замер! — рявкнул я. — Не боись. Меня не трогай, и я не трону.

После этого он осторожно отпер камеру, кряхтя от натуги, выволок уже пускающее слюни спящее тело, а после поспешно щелкнул замком. Боится — значит, уважает. Приятно же.

— Ямир Ярославович, Ваше Сиятельство, — услышал я сквозь лёгкую полудрему спустя минут двадцать. Ну да, я придремал — а что еще было тут делать? Как я понял, мне тут куковать до завтра — ну, ровно до того момента, как приедет папочка, пойдет к столбу и облажается. Можно было, конечно, выйти силой, но тогда весь воспитательный эффект пройдет. Как же я буду показывать моральные страдания, которые могут утешить лишь материальные ценности, находясь у себя в поместье? Да, именно у себя, потому как я собрался становиться главой рода. Хватит уже папане сидеть на родовом троне, да протирать его обшивку. Задолбало каждый раз оглядываться на него. Уйдет добровольно — хорошо. Нет — все решит вызов.

Геморрой, конечно, родом управлять, но у нас настолько отлажен механизм его управления, что смена лидера, если он вмешиваться не будет, ничего не изменит.

Ну, и я помнил слова моей мамаши, что где-то в управлении сидит крыса. И я ее найду и накажу — максимально болезненно. Но прежде узнаю, как она смогла обойти родовую клятву.

— Слушаю.

— Ваше Сиятельство. В участке не все плохие. Это все начальник, Артемий Самойлов, будь он проклят! Продался де Боде с потрохами, да и еще народ подтянул. Так-то мы за вас. Но поймите правильно — против него пойти не можем. Если что вам нужно — вы только скажите, и все доставлю в лучшем виде.

— А с чего это ты передо мной извиняешься? — мне пришлось сесть, чтобы посмотреть на него.

— Так вы ж, знамо дело, надолго тут не задержитесь. Сроду не слышал, чтобы графьев в обычные камеры сажали, даже если он лютый зверь. А как выйдете, так сразу мстить начнете. А у меня жена, дети…

— Ну да. Я за вас, но и не против его, -вспомнил я одного персонажа из сказки. — А так — ничего не надо. И я подумаю над твоими словами.

— Может, вам еды какой принести из ресторана? У нас тут, сами понимаете — деликатесов нет.

— Нет, не надо. Посижу на диете. Уж сутки как-нибудь выдержу.

— Сутки? — аж присел он.

— Вряд ли больше. И да, советую тебе проверить свою парадную форму и привести ее в порядок. Скоро тут от высочайших гостей будет не протолкнуться. Даже сам император лично пожалует.

— Это что ж такое случится, чтобы он — и сам, лично?..

— Увидишь, — загадочно улыбнулся я. — Ты все скоро сам все увидишь. И внукам потом будешь рассказывать, что видел, как император низко в ноги кланяется простому графу….

Загрузка...