— Не здесь? — хрипло произнес Сорин мне в губы. — А где? Может, у тебя в покоях, утыканных соглядатаями? — Дернув меня за волосы на затылке, он заставил запрокинуть голову и поцеловал, а затем укусил кожу под подбородком. Я охнула. — А может, пойдем в постель к твоему нареченному, м? Ему понравится, как думаешь?
Я дернулась.
— Ты невозможный, знаешь это? Упертый, как… даже бараны более сговорчивые! Послушай, мне надо тебе кое-что сказать…
— Потом скажешь, — после этого Сорин потянулся ко мне и накрыл губы поцелуем, удерживая меня за затылок, не давая отстраниться или отвернуться.
От злости у меня вырвалось что-то, похожее на рычание. Он всегда так делает, с самого момента, с нашей первой встречи! Прогибает меня под себя, проламывает мои личные границы так, как будто их не существует вовсе! Как сейчас. Сорину вздумалось меня поцеловать — он меня целует, и наплевать ему на то, что я вообще-то сказала “нет”, что я хотела поговорить, что еще пять минут назад он не хотел иметь со мной ничего общего, кроме нашего ребенка. И он всегда так себя ведет!
Даже в Бьертане, где, мне казалось, между нами наконец все наладилось, Сорин шел мне навстречу, но у меня всегда складывалось ощущение, что он только играет в понимание. Примерно как хозяин, который спускает собаку с поводка погулять, но знает, что в любой момент может передумать и перекрыть ей кислород.
Хуже всего было то, что поцелуи Сорина, несмотря на это, заставляли мурашки бегать по коже, низ живота — теплеть, а колени — дрожать. Я ненавидела это в себе! По-настоящему. Вот и сейчас, несмотря на все бродящие в голове мысли о неправильности происходящего и того, как я на это реагирую, мне хотелось только прижаться к Сорину теснее, позволить увести себя в укромный угол и вообще все ему позволить. Потому что я хочу этого, кажется, не меньше Сорина, а может и больше.
Невольно на ум пришли легкие, почти целомудренные поцелуи короля, его заверения в том, что он не будет на меня давить. Подаренные украшения, уставленная цветами комната. Просьба дать ему шанс.
“Будет у тебя ребенок, но тебе придется выйти замуж за хорошего мужчину, чтобы его сохранить”.
Игрид, чтоб тебе муха в рот залетела! Во что ты меня втравила?! Попадись ты мне, я бы тебе выдернула все седые космы до последней, не сомневайся!
— Ты еще хочешь жениться на мне? — прошептала я.
— Хватит дурить мне голову, — рыкнул Сорин, снова затыкая мне рот поцелуем, его объятия в этот момент стали по-настоящему болезненными. Тонкая ткань платья затрещала, когда он потянул в стороны широкий вырез, обнажающий шею и плечи.
— Сорин, хватит. Нам надо поговорить. Надо решить все нормально.
Конечно, кто и когда меня слушал в этом мире! Я не сразу поняла, куда Сорин меня толкает. Оказалось — к двери рядом с нами. Я вцепилась пальцами в косяк.
— Сорин…
— Даже могила не заставит тебя обращаться ко мне как полагается! Даже могила не заставит тебя меня слушаться!
Услышав непонятный звук в конце коридора, я замерла. Попыталась заглянуть за плечо Сорина, но он воспользовался этим, чтобы втолкнуть меня в комнату. На секунду я задумалась: мне повезло или не повезло, что комната оказалась открытой и пустой?..
Краем глаза я успела увидеть две односпальные кровати без постельного белья, незашторенное окно, полосатые темные обои. Комната слуг, я была права. Эти мысли пронеслись в голове за секунду в тот момент, когда Сорин подхватил меня на руки и уложил на кровать.
Подол платья оглушительно треснул в тишине — должно быть, он наступил на ткань. Тяжелое ожерелье острым краем впилось в шею, я зашипела и упустила момент, когда Сорин прижал меня к кровати и потянулся к застежке платья. Ряд мелких пуговок на спине, которые знатной даме ни за что не застегнуть самостоятельно.
Его прикосновения обжигали, как будто меня касался настоящий огонь, но не причиняли боли. Сорин прижимал меня к кровати, целовал в губы, и мне стоило бы сказать, что я изо всех сил сопротивляюсь и пытаюсь не допустить того, что вот-вот случится.
— Сорин…
Он поцеловал быстро бьющуюся вену на моей шее. Обычно он говорил в такие моменты: “У тебя сердце колотится”. И опять целовал, что, кстати, успокоению сердечного ритма совсем не способствовало.
В мыслях был полнейший раздрай. Вот я думаю о том, что пора все прекратить, а вот понимаю, что обнимаю Сорина за плечи и притягиваю к себе, расстегиваю ремешок на его чертовой куртке
“Я думал, ты не захочешь”, — сказал он как-то ночью после близости.
“Чего?” — спросила я, подняв на него взгляд. Вокруг тогда было темно, так что я ничерта не увидела, конечно.
“Чтобы я до тебя дотрагивался”.
Я тогда ничего не ответила, потому что… потому что я вообще не должна была этого хотеть, Сорин прав.
— Остановись, что ты делаешь? — пробормотала я, когда пуговки на платье закончились, и Сорин потянул его за воротник вниз, стягивая с меня ткань, как старую кожу.
За дверью что-то упало, и я вздрогнула.
— Сорин, там кто-то есть, — выпалила я, поворачивая голову и пытаясь посмотреть на дверь. За это время Сорин стянул верх моего платья до пояса. Из-за этого длинные рукава вывернулись, и мне пришлось прижать руки к телу, чтобы не порвать ткань.
— Это замок, тут везде кто-то есть, — ответил Сорин, спуская вниз тонкие лямки нижней сорочки. Их было принято в этом мире надевать под платья, хотя в моем родном мире они сами по себе тянули бы на платье, разве что короткое и с неприлично глубоким вырезом.
— Сорин!..
В этот момент соображение мне окончательно отказало, потому что ему вздумалось поцеловать мою грудь прямо через тонкую ткань сорочки. Это было уже слишком! Какая-то другая женщина на моем месте наверное смогла бы удержать себя в руках, расставить все точки над i и сказать: “Сорин! Мы не будем заниматься тем, чем мы сейчас занимаемся, пока не поговорим! Да-да, и убери свои руки из-под моей юбки, я обиделась!”
Но это какая-то другая женщина, а я, судя по всему, была простой как три копейки и ужасно жадной до ласк дракона, которого сильно любила.
— Чертов ошейник, — ругнулся Сорин, пальцами оттягивая вниз ожерелье и прижимаясь губами к ямочке между моими ключицами.
— Нам не привыкать, да? — хмыкнула я.
Он замер, посмотрел мне в глаза, и его лицо вдруг стало очень сложным, я так и не смогла понять, какие эмоции там отражаются. Больше всего было удивления, понимания, горечи, какой-то непонятной нежности — целый шквал.
Поцелуй, которым он наградил меня после этого, был совсем легким, аккуратным и одним из тех, которых у нас до сих пор не случалось. Мягкое соприкосновение губ, ладони на щеках, твердое горячее тело, которое прижимается к моему.
В какой-то момент руки Сорина легли на живот, аккуратно его погладили, а потом спустились ниже, потянули вверх ткань юбки. Меня прошибло мурашками от пяток до макушки. Я так соскучилась по нему, по его рукам, по запаху, по ощущению принадлежности. Не скучала я, наверное, только по ощущению прогулки по канату над пропастью, которое всегда сопровождало мои отношения с Сорином. В какой-то момент все в порядке и дорога впереди кажется прямой, а потом — один взгляд, брошенный по сторонам, осознавание того, где вы находитесь и что вас сюда привело, в пух и прах разбивает эту иллюзию.
В этот раз мы не удосужились даже целиком раздеться. Я так и осталась в задранном до пояса и спущенном с плеч платье, одежда Сорина тоже осталась при нем — было немного жаль, потому что — чертовы кубики, которые свели меня с ума много месяцев назад. По ним я скучала.
После близости я обняла Сорина и изо всех сил притворилась спящей. Забыла и про шум в коридоре (слава Огненному, он больше не повторялся), и про все на свете. Потому что я понятия не имела, что теперь делать. Сорин лежал рядом, обнимая меня одной рукой, но, как только он придет в себя — с ним же придется разговаривать! А что я ему скажу? А что он скажет мне?
И к чему все это приведет?
Мы же не можем прийти к королю и сказать: “Уважаемый Ариан, мы помирились. Вы нас простите, но давайте прокрутим фарш назад и отменим помолвку. Мы с Сорином уедем обратно в Бьертан, а вы тут сам как-нибудь разберитесь с тем, кого сделать наследником”.
От мыслей о будущем хотелось забаррикадировать дверь комнаты изнутри и никогда не выходить. Сорин молчал, но я была уверена, что он тоже не спит. Хотелось думать, что в его голове бродят похожие мысли, но я понятия не имела, о чем он думает.
Собрав всю волю в кулак, я села. Подтянула повыше нижнюю сорочку и платье — длинный ряд пуговок так и остался расстегнутым, так что оно спадало с плеча, — поправила юбку и наконец посмотрела на Сорина.
Он встретил мой взгляд, кажется, без единой эмоции, даже не подумал поправить расхристанную одежду. Невольно вспомнилась его обычная довольная улыбка после секса, расслабленное тело. Сейчас он был собранным, сосредоточенным и спокойным.
— С тобой все в порядке? — вырвалось у меня. — После того… случая в зале суда. Что он с тобой сделал?
Лицо Сорина на секунду перекосило от злости, а затем он встал и принялся поправлять одежду, не глядя на меня. Застегнул брюки, поправил рубашку, принялся за ремешки на куртке.
— Трусливый кусок кошачьей шерсти, — бросил он.
— Ты о короле?
— О ком же еще? Кто кроме него нападает исподтишка?
Я нахмурилась. Не то чтобы я была согласна в этом с Сорином. В смысле… Когда перечишь королю при всех, нужно рассчитывать, что это приведет к определенным последствиям. Какое уж тут “исподтишка”?
— Дымное облако, — снова произнес Сорин так отрывисто, как будто каждую фразу ему приходилось вырубать топором. — Трусливое оружие. Если бы этот ублюдок был достойным сыном Огненного, он объявил бы о дуэли со мной. Но он решил исподтишка задушить меня дымным облаком. Я недооценил его.
— Дымное облако — это ведовство? Запрещенное? Король пользуется им?
Сорин поднял на меня взгляд. Между бровей пролегла морщина.
— Как ты умудрилась прожить так долго и ничего не узнать о драконах? Вириан уверял меня, что люди бережно хранят любые знания. Ладно. — Он дернул головой. — Драконам подвластно не только пламя, но и дым, ведь одного не бывает без другого. Дымное облако — самый гнусный прием, которым брезгует любой, у кого есть хоть капля чести. Это маленький клубок дыма, который помещается прямо в горло противника. Быстро и не требует ни грамма энергии. Трус и падаль.
Я вспомнила, каким слабым был король, когда сидел у моей кровати после суда, какой белой была его кожа и как мелко подрагивали кисти его рук. Очевидно, традиционную драконью дуэль он был не в состоянии вести, и то, что Сорин назвал трусливым приемом, для него было единственным вариантом одержать верх. Я это понимала, честно говоря.
Никогда не была сторонником демонстративного бахвальства и всегда предпочитала добиваться своих целей самыми простыми и эффективными методами. Например, всех своих клиентов я всегда подталкивала к тому, чтобы не доводить дело до суда. Это было, конечно, не особенно зрелищно и не приносило мне большой славы, но позволяло быть по-настоящему эффективным адвокатом.
И все-таки — почему драконья магия короля иссякла? Я открыла рот, чтобы спросить об этом у Сорина, и закрыла. Вспомнила, как король, снявший при мне тяжелую корону и мантию, говорил о том, как мечтал, что ребенка родит ему любимая жена.
Может, я поступала глупо, но не смогла разболтать его тайну после такой откровенности.
лава 21
— Вот оно что, — произнесла я. — Нечестный прием. Я об этом не знала.
Сорин хмыкнул. Он продолжал стоять, уже целиком одетый, а я сидела на кровати, то и дело поправляя сползающие с плеч рукава. Нужно было немного подождать, чтобы набраться сил. Иначе голова закружится, как только я встану.
— Чего еще от него ждать, — пожал плечами Сорин. Он смотрел на меня сверху вниз с совершенно нечитаемым выражением лица.
Я поморщилась. Интересно.
— Что тебе интересно?
Я что, сказала это вслух? Плевать, не буду делать вид, что я оговорилась. Он мои чувства не щадит, почему я должна щадить его? Я запрокинула голову, чтобы вглядеться в глаза Сорина. Смахнула со лба прядь волос и похолодела.
Прическа! Она наверняка растрепалась. У меня были длинные волосы, обычно в этом мире я заплетала их в косу или носила распущенными, но во дворце их каждое утро укладывали служанки. Сегодня это была сеточка из тонких кос, которая оплетала распущенную копну. И что от этого осталось?!
Не то чтобы я была одной из тех женщин, для которых опрятность их прически важнее всего на свете, но елки-палки! Мне же рано или поздно надо из этой комнаты будет выйти! Еще и подол платья как-то нехорошо трещал. Я окинула взглядом одежду и вздохнула.
— Кэтэлина? — приказным тоном поторопил Сорин.
Внутри подняла голову злость. Почему он вечно мной командует? Почему не может говорить нормально?
— Мне интересно, — елейно пропела я. — Как бы ты относился к Ариану, если бы твоя несравненная Игрид не вышла за него замуж.
— Что ты имеешь в виду? — протянул Сорин и сделал то самое движение, каким обычно пытался нащупать украшенную рубином рукоять меча.
Сейчас на том месте было пусто — это был первый раз, когда Сорин появился при дворе без оружия. Без оружия, украшенного камнем Игрид. В груди вспыхнула обида, какая-то глупая, совсем детская, родом еще с тех времен, когда красивый мальчик на дискотеке приглашал танцевать не меня.
— Именно то, что сказала. Ты ненавидишь короля, потому что его выбрала Игрид. Это глупо, не находишь?
Несколько секунд Сорин рассматривал меня.
— Такие, как Ариан, не должны сидеть на троне, — тяжело произнес он.
— Ну конечно, — язвительно отозвалась я.
Разумеется, король не был лишен недостатков. Он был вспыльчивым, капризным, болезненно самолюбивым и в то же время неуверенным в себе, как избалованный мальчишка. Но вряд ли Сорина это всерьез бы волновало, если бы не Игрид.
— Он убил Игрид, — процедил он. — Из-за него она утонула!
— Только ты так думаешь, — отпарировала я больше для того, чтобы вывести его из себя. Глупо, знаю.
Хотя с “гибелью” Игрид, на мой взгляд, все было довольно странно. Ариан виноват или не Ариан… Где гарантии, что эта, как бы помягче, не самая простодушная драконица все не подстроила сама? Мало ли, она решила, что ей вообще не нужен ни Ариан, ни Сорин, ни трон, а нужны, например, права женщин и все остальное, что мог предложить мой мир в начале двадцатого века? Мороженое, например. Или автомобили.
— Потому что это правда, — рявкнул Сорин. — Он из гнилого рода, кошачий выродок. На все был готов, лишь бы выбиться в люди, удержаться при дворе, куда его родню Карол веками старался не пускать под благовидными предлогами. От них одна грязь, расползается, как зараза!
— Гнилого рода? — нахмурилась я. — Это еще что?
— Многое, — уже мягче ответил Сорин. Он по-прежнему смотрел на меня, не отрываясь, но взгляд его был как будто обращен куда-то внутрь себя, в прошлое. — На родне Ариана клейма негде ставить, там были и кровосмесительные связи, и массовые исчезновения людей, и странные гибели родни, и ведуны. Этот род как будто проклят Огненным, но какая-то злая сила не дает ему погаснуть окончательно.
Вот как, гнилой род, значит. И Ариан, его потомок, который изо всех сил старался задержаться при дворе — считай, выбиться в люди. Ради власти? А почему нет?
И почему, будь все проклято, нарисованный Сорином кровавый и грязный образ никак не вяжется у меня в голове с тоскливым выражением лица Ариана, когда он рассказывал о том, что хотел бы ребенка от любимой жены?
Впрочем, если включить на секунду логику, то при таком раскладе выбор Игрид становился еще более занятным: вряд ли Ариан был выгодной партией. Неужели она так сильно влюбилась? Или здесь замешано что-то другое? Не приворот случайно? Не зря Авен считала короля лучшим в ведовстве. Может, она что-то знает?
Ладно. У меня еще будет время подумать об этом. А с королем, как выяснилось, нужно быть еще более осторожной, чем я думала.
— Я должна тебе кое-что сказать, — медленно произнесла я и замолчала. Собравшись с силами, выпалила: — Ты дал мне медальон тем вечером.
— Считай это временным помутнением, — перебил Сорин, и снова сделал это странное движение, как будто пытался нащупать рукоять меча на поясе. Ее там по-прежнему не было, и он произнес раздраженное “кошка” одними губами.
— Почему? — Я встала, поправляя дурацкие сползающие рукава дурацкого платья. — Сорин, это не было помутнением. Ты дал мне медальон. Помолвочный. Я не приняла его…
— Вот именно, — отрезал он и отступил на шаг. — Ты не приняла его. Остальное неважно.
Он усмехнулся краешком губ.
— Что, если важно? — выпалила я. — Что, если есть что-то, чего ты обо мне не знаешь? Что-то, что помогло бы мне объяснить все.
— Это не имеет значения, Кэтэлина. — Он отступил еще на шаг и уперся спиной в платяной шкаф. — Что ты можешь мне сказать? Я сделал глупость, потому что пошел у тебя на поводу. Это будет мне уроком.
— Да послушай же!
— Мне нечего слушать. Я не прощаю ошибок, Кэтэлина, и не даю вторых шансов.
Я сжала руки в кулаки.
— Мы занимались любовью сейчас! После этого нам тоже не о чем говорить?
Почему он такой упрямый! Почему не хочет слушать?!
— Это был самый быстрый и простой способ поделиться с тобой силами, — пожал плечами Сорин. — Я не мог допустить, чтобы наш сын умер у тебя в утробе из-за того, что тебе не хватает сил его доносить.
Мне показалось, что небо упало на землю.
— Что? — одними губами произнесла я.