Секира света

Глава восьмая Пленники черного круга

Лицо Тот-Аписа — голова хищной птицы — было мрачным. Пальцы барабанили по подлокотнику трона-кобры. На какое-то время то был единственный звук среди бесформенных колеблющихся теней.

— Мне это не нравится, — пробормотал он. — Слишком дерзок.

Рахиба, сидевшая на скамеечке у его ног, еще больше распахнула свои большие золотисто-бронзовые глаза. Пламя свечей, игравшее в них, заколдовывало ее притягательное лицо, которое, казалось, светится изнутри.

— Что же вы хотите вообще делать, господин мой? — спросила она тихо.

— Чем больше я об этом думаю, — ответил он, — тем более разумным мне представляется немедленно уничтожить их всех: Конана, тайянскую принцессу, Джихана, да и вашего офиру, Фалко. Необходимо опередить смертоносное предназначение Конана и тех троих ничтожных, которые каким-то образом связаны с ним.

— Господин мой, прошу простить мои слова, но я должна сказать: страх говорит вашими устами, не разум, — предупредила жрица. — Сначала мы должны найти суть дела, мы обязаны узнать больше, прежде чем перейти к необратимым действиям, если мы хотим избежать того, чтобы цепь грядущих событий была прервана тем самым без непредсказуемых последствий. К примеру, Митра мог бы… — При упоминании ненавистного Солнечного Бога оба зашипели и описали в воздухе знак змеи.-…Найти кого-то другого, кто вознесет вместо Конана Секиру, выкованную на небе, — если это вообще то самое, для чего он предназначен судьбой. И тогда конец всем пророчествам об Избраннике. Нам нужно узнать об этом киммерийце все, проследить все возможности, прежде чем мы сможем увериться, что деяния, которые он предназначен совершить, предотвращены навсегда.

— Да, это верно, — признал Тот-Апис. — Но у нас есть снадобья и пытки, чтобы все это быстро узнать от него и остальных. А вместо этого вы предлагаете, чтобы он был размещен самым комфортабельным образом в замке Мантикоры, да еще хотите, чтобы они все встретились. Нет!

— Опоить и измучить пытками — так вы очень малого достигнете с этим сильным и упрямым воином, — заметила Рахиба. — Они должны быть нашим последним средством. Если же мы, напротив, сведем заключенных всех вместе, они станут непринужденно общаться, беседовать, поскольку будут чувствовать, что за ними не следят. Так мы могли бы узнать о них все, в конце концов — в этом я уверена — немного о слабостях Конана, которые потом можно будет использовать против него.

Тот-Апис не был так убежден в этом. Но Рахиба так быстро не сдалась:

— Чего нам вообще бояться? Еще ни одному смертному не удалось бежать из замка. Служите Сэту с осмотрительностью, и Повелитель Ночи поможет вам, ибо разве не благословляет он хитрости и уловки? Чародей принял решение. — Хорошо, — произнес он. — Попытаемся. Он начертил в воздухе магический знак. Появилась картина помещения, где сидел дежурный офицер. Он не мог видеть наблюдателя и потому вздрогнул, когда внезапно раздался голос Тот-Аписа. Офицер вскочил на ноги, отсалютовал и внимательно выслушал приказ. Пот выступил у него на лбу.

— Да, Повелитель, — проговорил он наконец, — будет немедленно исполнено.

Тот-Апис и Рахиба не выпускали его из виду. Он созвал своих людей, которые исполнили приказание без всяких инцидентов. Когда они снова покинули помещение, чародей занялся теми четырьмя, которые были там собраны. Рахиба, видевшая Конана впервые, против воли сильно задышала и жадно наклонилась вперед.

Когда входная дверь его комнаты открылась, Конан схватил стул. Он надеялся, что сумеет убить того, кто войдет, и каким-либо образом улизнуть из тюрьмы. Он разочарованно заскрипел зубами и выронил свое бесполезное оружие, когда вошел целый отряд тяжело вооруженных солдат. Если эти ребята явились, чтобы тащить его на пытку или что-нибудь похуже, он бросится на них и умрет, сражаясь. Но то, как с ним обращались до сих пор, — как бы это ни путало его — не позволяло пока сделать таких выводов.

Вместо того чтобы заковать его в цепи и бросить в тюремную клетку, ему выделили роскошные покои в высоком здании. Лекарь позаботился о его ранах, и каждый день приходил цирюльник, охраняемый несколькими солдатами, чтобы побрить его. Через маленькое окошечко в двери несколько раз на дню просовывали блюда с обильной и дорогой едой и напитками. В шкафу содержался выбор роскошного платья подходящего размера. Имелся обширный бассейн, где он мог не только мыться, но и плавать. И туда постоянно накачивалась чистая вода, когда он спускал старую. После трех дней роскошной жизни варвара уже ничто больше не беспокоило. Если не считать глухой ярости пленника. Он взирал на запертую дверь и тосковал о Бэлит. И еще его одолевало чувство смутной неизвестности, ведь Конан не знал, что должно означать столь странное отношение к нему.

— Радуйтесь, — сказал командир стражи на шемитском с легким акцентом, — в своей милости господин Тот-Апис решил позволить немного пообщаться вам, чтобы не страдали от одиночества.

Еще больше запутавшись, Конан позволил провести себя по коридору, двери в котором напоминали ту, что была у него в покое, и, судя по всему, вели в подобные же помещения. Он закончился большим светлым помещением с толстыми коврами, роскошной меблировкой и приятным свежим воздухом, проникающим через широко раскрытое окно. Изображения птиц и цветов украшали белые стены. На столике стоял кувшин с вином и четыре хрустальных стакана. Трое сидевших в комнате посмотрели на вошедшего варвара.

— Мы заберем вас на ужин, — сказал им командир по-стигийски. Он и его люди удалились.

Конан слышал, как задвинулся тяжелый засов. В помещении была только эта дверь. Гонимый желанием вырваться отсюда, киммериец подошел к ближайшему окну и выглянул наружу. Наружная стена вела отвесно вниз на тот же мощеный двор, который он видел и со своего балкона.

Он повернулся к остальным.

— Я — Конан, — проговорил он. — Из далекой Киммерии. — Он говорил на шемитском. — Вы тоже пленники?

— Я… я думаю, да, — ответил самый молодой. — Во всяком случае, я здесь заключенный. Мы все только что были доставлены сюда и еще не знаем друг друга. Я Фалко, сын барона из Кирджахана в Офире.

Конан кивнул. Несмотря на стигийскую одежду, в словах юноши нельзя усомнится. Ему было не более восемнадцати лет, он был строен, чуть выше среднего роста, мускулистый и гибкий. Светлая кожа, карие глаза, рыжеватые волосы и правильные черты указывали на уроженца западного Офира. Как правило, выходцы из тех мест отличались от выросших в седле кочевников восточной части этого королевства. Но наверняка он был столь же хорош в обращении с лошадью, луком и мечом, как в чтении, письме и музыке. Конан вспомнил виденные им карты. Офир лежал севернее Шема, а Кирджахан находился недалеко от аквилонской границы.

Фалко поклонился находившейся среди них женщине.

— Можем ли мы узнать ваше имя, госпожа? — спросил он.

Конан смотрел на нее с удовольствием. Для женщины она была очень высокой, очень тонкой, но фигуру имела достаточно женственную — этого не могло скрыть тонкое полупрозрачное одеяние. Волосы и глаза были темные, в тонких чертах читалось смешение нескольких рас, а кожа ее была светлого, золотисто-бронзового цвета.

У нее был смелый взгляд, но ни в коем случае не кокетливый. Она заговорила на языке, которого Конан не понимал, но полагал, что он относится к хайборийским языкам. Когда она заметила, что ее никто не понимает, она перешла на стигийский.

— Это Дарис из Тайи, — перевел Фалко. — Ее отец Авзар возглавил восстание против короля Ментуфера. — Он поколебался, юношеское лицо выразило тревогу. — Если отец ее еще жив.

Конан нахмурился. После своего короткого приключения он испытывал непроизвольное недоверие ко всем, кто выдавал себя за тайянцев.

— Как она попала сюда? — спросил он.

Фалко задал вопрос, получил ответ и коротко рассказал, как это случилось. Недоверие Конана пропало.

— Неплохо для девушки, — проворчал он. — Сердцем ты похожа на Бэлит.

У четвертого вырвался приглушенный вскрик. Остальные повернулись к нему. Рослый плотный шемит держался в стороне. Согнутые плечи и глубокие шрамы страшного лица говорили о боли и страдании.

— А ты кто? — спросил Конан.

— Я никто, — был невнятный ответ. На миг поднялись опущенные глаза, чтобы встретить взгляд Конана. — Я не ослышался, вы произнесли одно имя?

— Да… Имя королевы корсаров Черного Побережья, Бэлит…

Конан не смог продолжать. Чужак навалился на него и больно стиснул обеими руками плечо варвара.

— Она жива? Что с ней? — сипло прошептал он.

— С ней все хорошо, — ответил Конан. — У нее есть галера и команда из субанцев. Она охотится за кораблями и грабит их, чтобы отомстить… — Страшная догадка пронзила его. — Кто ты?

Шемит выпустил его руку:

— Я ее брат — Джихан.

Он упал на стул, и рыдание потрясло его.

— Джихан! — Конан бросился к плачущему, обнял его и быстро заговорил: — Послушай, я приятель Бэлит. Нам было хорошо друг с другом, но меня заманили в ловушку, пообещав освободить Джихана. То есть тебя. Клянусь копьем Крома! Я еще сделаю это!

— Нет, нет! Она не должна видеть, что со мной стало!

— Что значит парочка шрамов!

— Во мне, во всем теле, — он коротко ткнул в свое лицо, в левое плечо, в ребро, — скрывается никогда не кончающаяся боль. Несмотря на это, я могу двигаться, могу работать, даже сражаться. Но это лишает меня мужества, и сон приходит ко мне только вместе с полным изнеможением.

Конан уставился на него в ужасе. Он выпустил его и поднялся с побледневшим лицом, тяжело дыша и непроизвольно дрожа. Фалко понял, что с ним, и поспешно оттащил Дарис в сторону. Неожиданно Конан испустил дикий рев, оглушительно отразившийся от стен. Он схватил тяжелый стол и разнес его в щепки. Только тогда он снова обрел дар речи.

— За это они заплатят — так заплатят, как еще никто на этом свете. — Он зашагал по комнате, похожий на хищного зверя. Его голос звучал остро, как лезвие меча: — Джихан, не отчаивайся. Если даже нельзя излечить твои раны, месть поможет твоему духу. А потом свежий морской воздух и широкий горизонт принесут душе покой и мир. Сначала надо придумать план бегства, но прежде обменяемся сведениями: кто что знает. — Конан ткнул пальцем в Фалко: — Начни ты, парень. Как попал сюда и что тебе известно об этом месте?

Офирец покраснел. Он не привык, чтобы им так командовали. Но, оглядев повнимательнее огромного варвара, он ответил уважительно:

— Если вы считаете это необходимым — извольте. Но я предложил бы вам сесть и обсудить все это за стаканом вина.

— Делай что хочешь, — проскрежетал Конан, — только говори.

Ему не нужно было вина, ярость и без того пьянила его. Ему казалось, будто он слышит посвист и лязг клинков, во рту стоял горький привкус, какой бывает только во время битвы.

Фалко наполнил три стакана. Первый он предложил Дарис, которая взяла его и села на диван, готовая в любую минуту вскочить. Второй он протянул Джихану. Шемит почти вырвал стакан у него из руки и опрокинул в горло, а слезы все еще струились у него по щекам. Третий он оставил себе и опустился с ним рядом с тайянкой. Он пригубил.

— Дорогое, — пробормотал он и откинулся на диван, начиная рассказ.

— Меня тоже поразила трагедия, о которой я только что узнал, — сказал он. — Но чтобы быть честным, мой господин, я не думаю, что бегство возможно, и также не уверен, что к нему нужно стремиться. Вероятно, я должен начать с самого начала.

Я младший сын барона Кирджахана, и, таким образом, мои надежды завоевать славу лежали за пределами дома, на службе короля. Примерно год назад его секретные службы доставили информацию, заставляющую задуматься: сообщения путешественников об увеличении здешней армии; примечательные наблюдения о ввозе товаров в Стигию и тому подобное. Король Ментуфер известен жадностью и властолюбием. Возможно ли, что он умышляет нечто против Офира?

Наконец, лорд Зарус из Вендишана был отправлен в Луксур, королевскую столицу. По легенде, он — особый уполномоченный, который должен вести переговоры с королем об улучшении торговых связей и о совместных действиях обеих наших стран в борьбе с пиратскими набегами. В действительности же он должен был вынюхивать и, разумеется, доводить до сведения все, что только мог. Я находился в его свите в качестве секретаря.

Нам не дозволялось удаляться от города больше, чем на несколько миль. Предотвращались любые наши беседы с кем-либо вне дворца, за нами велось постоянное тайное наблюдение. Однако в течение нескольких месяцев мы наткнулись на достаточное количество указаний, чтобы опасаться подготовки к чему-то угрожающему для Офира. Наконец я предложил Зарусу совершить налет на министерство иностранных дел, где мы могли найти доказательства. Я втайне ознакомился с планом здания и распорядком дня служащих, в том числе и стражи. Лорд Зарус, однако, предупреждал меня, что он не сможет меня прикрыть в том случае, если я попадусь и мне придется рассчитывать на худшее. Тем не менее я не дал себя отговорить.

Рассматривая офирца, Конан спокойно рассудил, несмотря на кипевшую в нем ярость, — что ни один склонный к авантюрам юноша в действительности не верит, что он может умереть. Но в любом случае такое состояние духа киммерийцу нравилось.

— Мне удалось однажды ночью незаметно пробраться в здание министерства, — продолжал Фалко. — В приглушенном свете потайного фонаря я читал корреспонденцию, предназначенную лишь для избранных глаз. Она доказывала, что король Ментуфер тайно был связан с несколькими городами-государствами в Шеме. Так же и с теми, что выплачивали ему дань. Планировалось совместное нападение и захват Офира. Если бы им это удалось, они оказались бы у границ Аквилонии, которой скверно управляет слабый король и которую раздирают братоубийственные войны. Это государство упало бы им в руки, как спелый плод. Так Аргос был бы изолирован, и они могли бы взять его позднее совершенно спокойно.

Да, далеко будет простираться область владений Ментуфера — и Сэт восторжествует.

Он прикусил нижнюю губу, но затем продолжал быстро, снова как человек с безграничным самоуважением.

— К сожалению, меня застигли врасплох. Вероятно, кто-то по глупой случайности заметил свет моего фонаря, или доверенное лицо чародея доложило ему о моем предприятии — не знаю. Я вытащил рапиру, убил стражника… («Наверняка первого и последнего», — подумал Конан.) — …и ранил еще нескольких, но их было очень уж много, и они меня пересилили.

Он уставился в окно. Его голос зазвучал тише:

— Потом стали твориться настоящие чудеса. Мне не отрубили голову, меня даже не пытали. Вместо этого в тайной карете доставили на набережную, где меня взял на борт корабль, команду которого составляли жрецы. Этот корабль приводили в движение не весла и не парус, а демонический огонь и крылья, распростертые низко над водой. Таким образом мы достигли Кеми за две ночи и один день. Я слышал, что это единственный корабль такого рода, построенный еще в древнем Ахероне с помощью давно забытых чар. Верховный жрец мало разговаривал со мной, но он удивленно признался, что редко требуют доставки заключенных таким образом. Он заверил меня, что его правительство не подало никаких жалоб на меня и даже о них не упоминало. Пусть лорд Зарус ломает себе голову, что произошло.

По окончании необычного путешествия меня доставили сюда, в эту невероятно уютную тюрьму, где я проживаю уже несколько недель.

— У тебя есть соображения, почему с тобой так обращаются?

Фалко кивнул. На этот раз краска смущения залила его лицо.

— Да, господин, и это также причина, по которой я и ставлю вопрос, так ли уж желательно бегство. Нам, может быть, лучше подождать, пока нас выпустят.

Конан остановился, скрестил свои могучие руки и нахмурился:

— Говори дальше.

Фалко сделал большой глоток и уклонился от острого взгляда киммерийца.

— Ну я… меня часто посещали. Очаровательная дама…

Джихан поднял голову, и его лицо напряглось.

Фалко вздохнул:

— Да, госпожа Сенуфер — мечта красоты… и любви. У меня есть определенный… э… опыт с женщинами, но я никогда не думал, что могут быть такие, как она. Она живое доказательство, что не все стигийцы прокляты и что мир — не пустое слово.

— Вам не обязательно описывать ее красоту, — насмешливо сказал Конан. — Лучше расскажите о ее намерениях.

— Хорошо, — пробормотал Фалко. — Она заявила мне, что среди аристократов есть сильная партия, выступающая за мир. Они не видят смысла в завоевании, они за то, чтобы сделать страну более доступной, чтобы новые идеи извне стряхнули с нее пыль. Они пытаются переубедить короля и в самом деле имеют значительное влияние. Кое-кто из этих аристократов узнал о моем аресте сразу же вслед за тем, как меня схватили. Она видела во мне потенциального союзника. Ее друзьям по фракции не удалось, правда, освободить меня, но они по крайней мере позаботились о том, чтобы меня разместили здесь. В первый раз она пришла только для того, чтобы составить впечатление обо мне и сообщить о нем другим, но потом…

Красный, он вылил остатки вина в свой стакан. Джихан не выдержал. Он вскочил на ноги и захрипел:

— Не верьте ей! Это наверняка такая же дьяволица, что и та, что посещала меня. Вы еще узнаете это, к своему несчастью, юноша.

— Что вы хотите этим сказать? — резко спросил Конан.

Медленно, потому что стыд то и дело замыкал ему уста, Джихан заставил себя рассказать о пережитом: как прекрасная покровительница, назвавшаяся Этерой, снова вернула ему радость жизни только лишь для того, чтобы отнять ее с новой жестокостью.

Конан скрежетал зубами. Но тем не менее он достаточно владел собой, чтобы взять дрожащую руку Джихана и попытаться успокоить парочкой соленых слов.

Затем он посмотрел на Дарис.

— Неплохо бы теперь послушать и твою историю, — заметил он ей. — Я думаю, мы сидим в паутине одного и того же паука.

Молодая женщина рассказала о своих приключениях, а Фалко переводил. При упоминании о летучем корабле офирец удивлялся и в свою очередь поразил ее, когда рассказал о своем путешествии. Конан лишь кивнул. Джихан снова погрузился в свое горе.

— Ну вот и настало время послушать вам кое-что обо мне, — сказал киммериец. — Я говорил уже, что я — искатель приключений с далекого Севера. Много лет я брожу по свету. Хотя это никого не касается… Начну-ка я со знакомства с Бэлит.

Джихану сразу же стало намного легче, когда Конан заговорил о его сестре.

— Мне кажется, Бэлит обрела себе хорошего друга, — бросил он.

Конан взвешивал каждое слово и рассказал только контур истории, чтоб не выдать возможным соглядатаям что-нибудь важное. Это, по крайней мере, отвлекло его от гнева, но в глубине души он все еще был накален добела. Он влил в себя стакан вина, чтобы немного остыть.

Когда он закончил, трое сидящих вокруг него людей молчали. Конан сверкнул глазами:

— И крокодилу понятно, что здесь замешан кто-то очень могущественный. Я полагаю, это Тот-Апис. Имя его неоднократно упоминалось. Проклятый чародей, верно?

Фалко утвердительно кивнул.

— Зачем ему прилагать столько усилий, чтоб заманить в ловушку меня, обычного пирата? Но он поручил это королевскому флоту. Почему вы тоже были так важны для кого-то? Вы — шпион, раб и пленная, хоть вы там и принцесса. Зачем нас собрали вместе и оставили наедине? Кто может извлечь из этого выгоду?

— Может быть, люди Сенуфер позаботились о нас, — задумчиво проговорил Фалко. — Я, возможно, узнаю больше, когда снова увижу ее.

— Не доверяй ни одной стигийской ведьме, — предупредил Джихан.

Фалко мрачно нахмурился.

— Вы достойны сочувствия, — проворчал он, — но я не потерплю, чтобы о Сенуфер говорили плохо.

Хотя Дарис не могла понимать их шемитский, она ощущала напряженность и что-то сказала на стигийском. Фалко успокоился и перевел:

— Дама предлагает, раз у нас больше нет вопросов, провести остаток времени более непринужденно: обменяться воспоминаниями, рассказать истории, попеть, раз уж мы приговорили это отличное вино.

— Хорошее предложение, девочка, — проговорил Конан на киммерийском. Ему было безразлично, что она его не понимает. Варвар улыбнулся ей, и девушка улыбнулась в ответ.

Когда заключенных снова развели по их комнатам, Тот-Апис погасил волшебную картину. В глубокой задумчивости он остался сидеть на троне, а Рахиба поднялась и с наслаждением потянулась.

— Ну, мой господин, признаетесь ли вы, что это было полезно? — спросила она.

— Возможно, — ответил он. — Мы узнали о них много личного. Нужно еще только выяснить, как много из этого можно будет использовать для колдовства, чтобы проследить нити их судьбы и быть в состоянии перерезать их.

— Я уже знаю нечто полезное, — сказала Рахиба.

Он посмотрел на нее взглядом глубоким и темным:

— Что?

Она рассмеялась звонко, как колокольчик, но зло.

— Конан, вероятно, и в самом деле любит свою маленькую Бэлит, но он уже много дней разлучен с ней, и совершенно очевидно, что его мужественность дает о себе знать. Вам не бросилось в глаза, как он пялился на Дарис? Вероятно, пройдет какое-то время, пока он собьется с пути, но я думаю, что это произойдет. Если он хоть раз будет скомпрометирован в самодовольных добродетельных глазах Митры — тьфу-тьфу-тьфу, — если он попадется мне, да, тогда мы его заполучим, подозревает он о том или нет. Его предопределение будет утеряно, душа станет без весел — но, пока он жив, никто другой не может быть избран воином Бога. Разве не записано, что решения Митры — тьфу-тьфу-тьфу — приняты на века? Вы можете долго, очень долго поддерживать в нем жизнь, Тот-Апис. — Ее длинные пальцы перебирали ниспадающие волосы. — А для меня останется редкостное развлечение.