Секира света

Глава двенадцатая Город королей

Луксур лежал примерно в ста милях южнее по реке. Когда-то здесь существовал оазис воинственных кочевников. После того как их вождь завоевал всю страну, он счел оазис идеальным местом для королевской резиденции. Со временем город перерос оазис, но оросительные каналы сделали возможным земледелие и за пределами города, а канал для кораблей связал его с рекой. Торговля процветала. Визиты чужестранцев держались под контролем, однако не были полностью запрещены, как в Кеми. Кроме посетителей из каждой части обширной страны, в Луксур приходили также шемиты, кушимы, кешани и еще более экзотические люди. То и дело корабли привозили товары из далекого Аргоса или Зингары. Ради выгоды, которая делала для команды переносимыми даже безотрадные постоялые дворы, они гребли против течения долгий путь.

Крылатая Ладья скользнула в канал ночью, чтобы не привлекать ничьего внимания. Как будто желая защитить четверых авантюристов, с пустынного песка подул сильный ветер, который хотя и приносил неприятные ощущения глазам и носу, но скрыл луну. Ближе к утру он постепенно затих. Тем временем они были уже очень близко к столице, в местности, куда, по воспоминаниям Фалко, членам посольства было разрешено сделать выезд. Местность полого спускалась к каналу, и образовались заросли густого тростника, где гнездилось множество птиц. Они причалили Ладью в тростниках, где она как с берега, так и с канала была хорошо спрятана.

— Идем дальше, — нетерпеливо сказал Конан. — И не забывай, мальчик, если ты в течение трех дней все еще ничего от нас не услышишь, то не надо пытаться здесь играть героя. Лучше позаботься о том, чтобы отправиться дальше в Тайю, найти отца Дарис, Авзара, и рассказать ему все, что ты знаешь. Позволь ему помочь тебе и помоги ему сам.

— Д-да, — сказал офирец слегка дрожащим голосом. — Но — вернитесь назад! Пусть Митра и Варуна хранят вас!

Во время плавания Фалко не только отдохнул и набрался сил, как и его товарищи, но к тому же создал в голове идеальный образ героя — могучего киммерийца. Взгляд Дарис тоже часто с тоской останавливался на их вожде, и, когда он с ней заговаривал, она становилась необычно смущенной, даже смятенной. Джихан чаще всего держался молчаливо и замкнуто, он выполнял свою часть работы и старался, чтобы никто не замечал его боли. Это было поистине необыкновенное путешествие мимо совершенно пустынных, голых мест, по пышным, плодородным участкам. Каждый корабль, который они встречали, шарахался от их чудовищной Ладьи, и ни один гребец не осмеливался прокричать им приветствие, как это обычно принято на проходящих мимо судах. Береговые селяне, замечавшие Крылатую Ладью, бросали на произвол судьбы свои стада, лопаты и кирки и бежали прочь, в безопасное место. Маленький отряд на борту провел, однако, время очень мирно, и трое из четверых обычно отменно развлекались с вином, пением, беседами и надеждой на лучшее будущее.

Теперь настало время действовать для всех, кроме Фалко, который должен был остаться на борту, чтобы следить за кораблем, но главным образом потому, что имелась вероятность, что его узнают по дороге к посольству. Если все пройдет хорошо, его сограждане, имеющие нужные бумаги, заберут Фалко после захода солнца и доставят в город через одни из ворот. На первую разведку Конан взял с собой Дарис и Джихана, потому что один он был бы слишком заметным, несмотря на маскировку. Но если его будут сопровождать шемит и тайянка, в национальной принадлежности которой трудно усомниться, люди на улицах примут их за прибывших с караваном. Не все тайянцы бунтовали. Некоторые потомки попавших в плен, вообще не знали свои родные горы. В одежде, такой же как у Конана и Джихана, Дарис можно было легко принять за безбородого юношу.

Они побрились и помылись. В остальном им пришлось полагаться на то, что грязь, которая не была смыта, на кафтанах будет незаметна, потому что они не решались пользоваться водой Стикса, а то немногое количество питьевой воды, что было на борту, они должны были расходовать экономно. Но поскольку они почти все время проводили на свежем воздухе, их одежда по крайней мере не воняла.

Конан тряхнул руку Фалко.

— Спасибо, — проговорил он. — Пусть боги также охраняют тебя. Не переживай чересчур. Чему быть, того не миновать. Важно только, что мы без страха идем навстречу судьбе.

Он перелез через релинг и спрыгнул на землю. Его спутники последовали за ним. Когда тростниковое болото осталось позади и они ступили на твердую землю, они вышли через загон для лошадей к дороге, идущей параллельно каналу. На конце ее на южном горизонте возвышались башни. Встающее солнце окрасило серый рассвет. Стая уток с шумом поднялась из болота. Среди полей, пальм и оросительных каналов все время можно было видеть маленькие скопища глинобитных хижин. На юго-западе и юго-востоке пустыня вклинилась отдельными тонкими песчаными заносами в зелень. Воздух был еще приятно освежающим, но быстро становился все теплее.

Спустя какое-то время Конан сказал:

— Фалко точно описал, как добраться до посольства кратчайшим путем, но нам лучше не прямо и чересчур с решительным видом приближаться к нему, а сделать так, словно мы проводники караванов. Взяли небольшой отпуск, чтобы посмотреть город и поискать возможность спустить с кайфом немного денег, заработанных тяжелым трудом. Через такой город, как этот, наверняка каждый год проходят подобные люди, за которых мы хотим себя выдать.

— Не очень-то раскатывай губу на дружелюбный прием, — грубо сказал Джихан. — Эти змеепоклонники не такие, как горожане любого другого города. Кто знает, может быть, они вообще не люди!

— О нет, — заверила его Дарис. — Некоторые из них были жестоки к тебе и к подобным тебе, так же как и к моим землякам. Но я знавала нескольких довольно-таки славных стигийцев — и таких, должно быть, много — порядочных людей, которые почти ничем не отличаются от нас, которые тяжело работают, чтобы иметь возможность заплатить высокие налоги и в то же время обеспечить своей семье мало-мальски сносную жизнь. И что эти несчастные, достойные сострадания крепостные и рабочие, которых мы видели по дороге сюда, сделали кому плохого? Обыкновенные стигийцы по большей части страдают под властью надменных аристократов и фанатичных жрецов.

Конан проворчал что-то про себя. Ему дела не было до этих тонкостей и различий. Согласно его мировоззрению, каждый сам за себя против всех — за исключением тех немногих, к кому он в настоящее время испытывал товарищеские чувства. В лучшем случае по необходимости царило вооруженное перемирие, которое, однако, могло быть прервано по малейшему поводу. Это, конечно, не означало, что люди не могут вместе работать, действовать заодно, делить радость и горе и уважать друг друга. Порой он испытывал сожаление оттого, что необходимость вынуждала его убивать некоторых людей, но сна от этого он не потерял. Вечная борьба была просто частью жизни.

Показался Луксур. Городские стены были сложены из желтого песчаника. Они выглядели неприступными, однако не производили впечатления мрачных и зловещих, как в Кеми. На флагштоках, косо торчащих над зубцами, развевались знамена. Обе створки ворот были широко распахнуты, и, хотя на посту стояли солдаты, они не следили за оживленным движением: пешеходами, телегами, носилками, боевыми колесницами, лошадьми, быками, верблюдами, которые толкались в обоих направлениях. Можно было видеть крепостных и рабочих с полей, одетых лишь в набедренные повязки, погонщиков скота в рваных куртках, кочевников из пустыни в белых и черных бурнусах, купцов в роскошных многоцветных одеяниях, потаскушек в прозрачных платьях, солдат, старьевщиков, бродяг, домохозяек, детей, чужестранцев — разношерстная толпа. Они спешили, толкали друг друга и ссорились, беседовали, наслаждались, ругались, смеялись, задирались, торговались, строили козни, ревели, выли, свистели. Среди высоких глинобитных стен стоял адский шум. Улицы, по большей части мощенные булыжником, были грязны, как обычно в городах. Всевозможные запахи — дыма, жира, навоза, жареного, масла, пота, духов и наркотических испарений — висели в воздухе.

Конан и его спутники проталкивались через толпу. Монумент — статуя старого стигийского короля на высоком пьедестале, который стоял на склоненных затылках шемита и кумита, — указал им дорогу к улице Ткачей. Ремесленники сидели скрестив ноги возле прилавков и протягивали проходящим ткани, расхваливая их качество. Здесь не было такой большой давки, и трое пошли вперед немного быстрее, хотя они делали вид, будто у них полно времени, и глазели на все подряд.

— Алло! — крикнул кто-то.

Конан бросил взгляд через плечо и увидел, что к ним подбегает человек в поношенном кафтане. Он тащил с собой всевозможный хлам: грубо вырезанных игрушечных верблюдов он держал в руках, и длинные цепочки из нанизанных косточек свисали с его локтей. Почти вплотную подбежав к трем путникам, он обратился к Конану на аргосийском:

— Добро пожаловать в Луксур. Вы из Аргоса?

— Нет, — кратко ответил Конан.

— А, из Зингары! — Он выдал несколько фраз на зингарском с ужасающим акцентом: — Прекрасная Зингара. Возьмите сувенир!

— Нет, — отказался Конан по-стигийски. — Я не собираюсь ничего покупать.

— О, вы говорите по-нашему! — вскричал уличный торговец, тоже по-стигийски. Вся его обветренная физиономия расплылась в улыбке. Правда, впечатление портили черные пеньки зубов и дырки между ними. — Стало быть, вы странники, путешествующие по всему свету. Вы-то должны непременно оценить хороший товар. Вот, посмотрите на этого верблюда! Искусная работа. — Он вложил игрушку в руку Конана. — Всего за пять лунаров.

Это была стигийская медная монета.

— Я не хочу. — Конан попытался вернуть резную фигурку, но торговец спрятал руку за спину.

— Четыре лунара, — уступил он.

— Нет, клянусь Кромом! — Конан сдержал желание выхватить из-под полы боевой топор.

— За четыре лунара я вам дам двух верблюдов, которые вы сможете подарить своим детишкам.

— Я сказал — нет!

— Трех верблюдов!

— Нет!

— Трех верблюдов и цепочку.

Конан пошел дальше. Но торговца не так-то просто было стряхнуть.

— Вы не имеете права отнимать у бедняка труды его рук! — завопил он высоким фальцетом, чтобы привлечь внимание прохожих. — Подумайте о моих маленьких детках.

— Забери, наконец, свою проклятую штуку! — рявкнул Конан и вновь предпринял тщетную попытку отдать игрушку.

Внезапно он заметил, что Джихан и Дарис больше не стоят рядом. Он обернулся. Владелец настоящего, хоть и немного шелудивого верблюда задержал девушку и принялся настаивать на том, чтобы она прокатилась.

— Я покажу вам все достопримечательности городу — сулил он. Он заставил животное опуститься на колени и поднял Дарис в седло. — Это совсем просто и доставляет массу удовольствия. Вам нужно будет только оплатить мне стоимость поездки.

Джихан пытался уйти от парня, который совал ему неаппетитные конфеты на подносе.

— А, — сказал наконец стигиец, как будто его внезапно осенило. — Я знаю, вы хотите нуми. — Из своего просторного рукава он извлек маленький пакетик. — Самый лучший из возможных нуми. Вдохните лишь дым от него, и самые роскошные в мире сны — ваши. Ощущения бесподобные. Всего за два серебряных стелора.

Джихан побледнел.

— Три лунара, — ныл Конанов торговец.

Варвар был уже близок к тому, чтобы разбить игрушку, швырнув ее на мостовую, когда ему стало ясно, к чему это может привести. Уже сейчас останавливались любопытные прохожие, и конный стражник придержал своего коня.

Дарис была уже каким-то образом усажена на верблюда. Он покачивался. Хозяин животного взял повода и пощелкал языком.

— За три лунара трех верблюдов и две цепочки, — слышал Конан.

Торговец конфетами и наркотиками сиял.

— Вам непременно понравится моя маленькая сестра. Молоденькая, хорошенькая и очень, очень ловкая. Возьмите нуми, вы будете хорошо себя чувствовать, вы будете любить — это ли не счастье? Идемте!

Он схватил шемита за плащ. Джихан тяжело дышал. Его кулаки сжались.

— Стой! — рявкнул Конан. — Нам нужно дальше. Нет времени. Да, я беру игрушку за три лунара. Дарис! Джихан, во имя всего святого, дай ему деньги и идем.

— Вы купили трех верблюдов и две цепочки, — сказал торговец Конану. — Еще одна цепочка всего лишь за один лунар принесет вам счастье.

Конан открыл кожаный мешочек и вытащил монеты. На летучем корабле они нашли достаточно стигийских денег. Дарис спешилась и заплатила столько, сколько владелец верблюда рассчитывал выручить за целый день езды. Руки Джихана тряслись, когда он откупался. Даже стигиец замолчал под мрачным взглядом своего клиента и поспешно поклонился, отступая.

Но теперь на них накинулись другие.

— Поглядите, что я вам предложу!

— Имейте сострадание к бедному калеке!

— Я слыхала о таком, — выдохнула Дарис, — но никогда не считала, что это возможно.

— Нечто подобное я уже встречал, — сказал Конан, — но еще ни разу в таком количестве.

— Мы неправильно себя ведем, — проворчал Джихан — Нам нужно было целеустремленно прошагать милю, сделать мрачное лицо и угрожающе сжать кулаки, не глядя ни налево, ни направо.

Конан положил руку на плечо шемита:

— Ты говоришь так решительно! Неужели воскресло твое сердце?

Торговцы и попрошайки отступились и растворились в толпе. Конану очень хотелось бы знать, что ему делать со всем тем хламом, который ему навязали. Если он подарит это голым ребятишкам, прыгающим вокруг и играющим в прятки, он просто вызовет новые нападения. На улице горшечников ему удалось втихаря сунуть весь хлам в большой кувшин.

Вскоре после этого они пришли в совершенно другую часть города. Здесь, в центре Луксура, королевская семья велела построить роскошные здания. Королевский дворец, храм Сэта, казармы и плац королевской лейб-гвардии, архивы и служебные помещения советников монарха окружали широкую площадь. На прилегающих улицах стоял ряд больших господских домов, там располагались посольства и консульства разных стран. К ним вела улица Королей, к которой теперь Конан и его спутники приближались с северного направления. Она была очень широкой, искусно вымощенной и с обеих сторон ее украшали статуи стигийских монархов былых времен. Надписи на постаментах рассказывали о том, кого именно представляли эти величественные статуи. Дома на этой улице были построены из гранита, а не из высушенных на солнце глиняных кирпичей, как большинство других домов города. Движение было здесь менее оживленное и более изысканное: господин и госпожа в носилках, несколько мальчиков знатного рода, которые направлялись в школу в сопровождении гувернера, писатель с пером в руке, то и дело попадались жрецы, государственные служащие, богатые купцы, офицеры, лакей в ливрее, закутанная в покрывало замужняя дама, разносчик, который принес заказанные товары. Почти все они удостаивали трех чужаков в простой одежде косого взгляда, но никто их не останавливал. Фалко советовал им: «Держитесь так, словно вам надлежит выполнить здесь чье-то поручение, и тогда все действительно решат, что это так. Потому что кто же посмеет посетить стигийскую цитадель с каким-то тайным умыслом?»

Сердце Конана забилось сильнее. Они почти достигли цели.

Роскошная улица заканчивалась, пересекаемая второй улицей, которая была далеко не столь впечатляющей, но чистой, спокойной и тоже замощенной. Здесь располагались городские дома знати и богачей. В висячих садах на крышах пестрели цветы. Между ними имелись дорожки. Позади Конан видел высокие роскошные здания на площади перед королевским дворцом. На этой улице почти не было прохожих. Тишина висела над ней и была такой же угнетающей, как и дневная жара. Дома бросали на мостовую голубые тени.

Конан свернул направо. За два дома он уже видел золотого льва, ослепительного в полуденном солнце. Это и было офирское посольство. Он ускорил шаги.

Стигиец, который неторопливо прогуливался, внезапно резко остановился и воззрился на них. Вдруг он схватился за свисток, висящий на шее, и дунул. Раздалась пронзительная трель.

С обеих сторон льва распахнулись двери. Оттуда хлынули вооруженные люди.

— Стоять! — загремел голос. — Конан и его спутники, стойте — или заплатите жизнью!

— Митра, спаси нас! — выдохнула Дарис. — Нас предали! Колдовство Рахибы и Тот-Аписа!

Джихан вытащил из-под кафтана короткий меч.

— Иштар, — взмолился он на своем родном языке. — Дай мне умереть с отвагой и забери меня к себе. Освободи меня от боли, чтобы я мог верно служить тебе.

Конан поднял боевой топор — оружие, которое он выбрал для себя на корабле. Топор был из Тайи, у него была прямая рукоятка, и его остро заточенный клинок имел длинное острие. Несмотря на свою тяжесть, топор был очень удобен. Конана душила мысль о том, что их игра проиграна, что он никогда не сможет заключить Бэлит в свои объятия и что храбрая Дарис должна будет умереть рядом с ним, в крайнем случае, если ей будет угрожать плен, то от его руки. Но он был уже снова воин и не имел больше никаких мыслей, кроме мысли о битве. Быстрым взглядом оценил он их положение. Стигийцы заперли их между двух длинных фасадов. Примерно тридцать противников стояло перед ним, у многих были арбалеты, другие имели щиты и мечи. Предводитель их был статный седоволосый человек в простой тунике, вооруженный мечом.

— Мы нападем на их офицера, — предложил Конан, — и попытаемся пробиться. Как только мы соприкоснемся с врагом, встанем спина к спине и так будем биться.

В руке Дарис блеснул длинный кинжал. В левой руке она держала пояс из Кеми.

— Если бы мой отец знал, рядом с кем я сражаюсь, — тихо произнесла она, — он был бы так же горд, как и я.