На старом обшарпанном здании не было ни одной надписи, но, к моему огромному удивлению, нашёлся охранник, смотрящий на крохотном чёрно-белом телевизоре футбол. Не заметить нас было невозможно, так что, когда скрипнув открылась дверь, он с удивлением повернулся в нашу сторону и уставился на меня. Я же достал из позаимствованного пиджака милиционера удостоверение и помахал им.
— Добрый ночер. Мы ищем профессора Филимона Ченжерштейна, — сказал я, не позволяя ему сориентироваться. — Ничего страшного, просто хотим задать ему пару вопросов. Где его можно найти?
— А… вечер. Чего вы так поздно? Скоро спать уже всем. Да и половины нету, разъехались по домам, — неуверенно проговорил охранник, не спеша впускать нас через турникет. — Завтра приходите.
— Завтра может быть уже поздно. Слушайте, по секрету большому. Только никому, ни-ни. Договорились? — заговорщицки подмигнул я.
— Конечно! Могила! — тут же ответил охранник.
— Один из пациентов профессора совсем с катушек слетел, бегал голым по Навагинской, орал, что завтра зарежет доктора. А потом в лес сбежал. Как бы он до него не добрался раньше нас.
— Да не может быть! Они же все у него спокойные, — ошарашенно проговорил мужчина и отшатнулся. — Ну, теперь-то точно.
— Кто его знает, может, сеанс пропустил, может, ещё что, — пожав плечами, ответил я. — Ну так, где его искать? Он сейчас в здании? Или вы его от психа защищать будете сами?
— Да я как-то?.. Заходите, провожу, — смутившись, сказал охранник и открыл турникет. — Может, он в комнате своей.
— А лаборатории в этом же здании? — уточнил я. — Или тут только общежитие?
— Да всё вместе, как сокращать и ужимать начали так… а где он, ассистентка его должна знать, Мариночка, — ответил охранник, ведя нас по тёмному коридору. Облупившаяся краска на стенах, из лампочек горит лишь каждая вторая, и те тускло. В целом чистенько, но бедно, и видно, что денег на ремонт не выделяли очень давно.
— А она, значит, по вечерам тут?
— Где ей ещё быть. Денег снимать даже комнату в Адлере нет. Тут люди науки живут, — ответил с грустной улыбкой охранник. — Я и сам на первом в угловой, с другого конца коридора. Тут хоть тепло. Марина! Тут к Филимону Иосифовичу пришли.
С этими словами он постучал в простую деревянную дверь и нажал на ручку. Сзади раздался удивлённый свист, и я полностью поддерживал Саню. На фоне общей нищеты института и безденежья небольшая комната выглядела настоящей сокровищницей. Только персональных компьютеров — три! А ещё куча другого оборудования, цены которого я не знал. И при всём этом — стоящая прямо здесь раскладушка, со свёрнутым в рулон бельём. Заклеенные газетами окна.
— В чём дело⁈ — устало спросила молодая женщина, с фиолетовыми мешками под глазами. Поверх свитера и джинсов, на ней был видавший виды белый халат.
— Лейтенант Патрбов, уголовный розыск, — вновь показал я корочки. — Сегодня на имя профессора Ченжерштейна поступили угрозы, хотим убедиться в его безопасности.
— Да вы что? — распахнула девушка глаза. — У него нет врагов! Я вас заверяю! Профессор — чистейшей души человек!
— Слушайте, не надо на меня орать, — поморщился я, поправляя автомат. — Просто отведите меня к нему, и всё выяснится.
— Конечно-конечно. Он сейчас должен быть на шестом крытом питомнике, — ответила девушка, переодевая обувку с меховых валенок, на ботинки. — Не представляю, кто может желать профессору зла. Он самый святой человек из тех, которого я знаю. Учёный, с большой буквы. Если бы не он. Да что там, некоторые говорят, что стоило бы назвать институт его именем.
— Он так много сделал? — уточнил я, следуя за ассистенткой, и та уверенно закивала. — Я уже слышал про подготовку обезьян-космонавтов.
— Это при союзе было, — со вздохом отмахнулась молодая женщина. — Когда всё развалилось, институту пришлось бежать из Абхазии, от войны. Мы чуть не потеряли всех питомцев, и только чудом сумели перевезти особей. А сейчас у нас больше двух тысяч обезьян разных видов!
— Так чем профессор занимается?
— Нейроситмуляция коры головного мозга. Это настоящий прорыв! Ему прочат за это Нобелевскую! — с восхищением говорила девушка. — Обезьяны становятся умнее, послушнее, их порог обучаемости растёт. Да что там, они начали передавать язык жестов, которому их обучили, другим особям! Это фактически передача знаний!
— Не боитесь восстания обезьян? — с усмешкой спросил Саня.
— Ой, да что вы, откуда? Это фантастика, и не слишком новая. К тому же они становятся послушней, рассудительнее. — ответила ассистент. — А некоторым наиболее выдающимся мы даже присваиваем номера в топ сто.
— Это как-то применимо к людям? У меня есть знакомый, который говорил, что его брату лечение от вашего профессора очень помогло, — вспомнил я слова милиционера, валяющегося в багажнике. — У него убрали психические отклонения.
— Что вы такое говорите, в России опыты на людях строжайше запрещены! — негодующе сказала Мариночка, но по тому, как она дёрнулась, я понял, что дело тут нечисто. Похоже, она участвовала во всех делах учёного, включая не совсем законные. — Но, конечно, если бы они применялись, это могло вернуть к нормальной жизни десятки, если не сотни тысяч людей по всему миру.
— И что же можно вылечить такой стимуляцией?
— Любые заболевания, связанные с работой головной коры. Понимаете? Любые! Но до этого ещё очень и очень далеко. Увы, — покачав головой, ответила она. — Но если его исследования подтвердят, признают мировые научные журналы и сообщество, это будет настоящий прорыв!
— Похоже, вы в него не на шутку влюблены.
— Конечно! Что? В смысле, нет. Естественно, нет. Но его работы — это просто потрясающе! — тараторила девушка, проведя нас около клеток со спящими приматами.
Мы шли мимо гигантских сеток, внутри которых были обустроены тёплые жилища-пещеры, мимо открытых, уходящих в лес вольеров.
— Сколько у вас здесь обезьян, говорите?
— Две с половиной тысячи, — не без гордости заявила девушка. — И все они нуждаются в еде и уходе. Ежегодно институту и питомнику требуются миллионы долларов финансирования. Увы, таких денег ни у кого нет. Но то, что жертвователи передают через Филимона Иосифовича, — уже гигантское подспорье.
В этот момент из темноты на нас прыгнуло нечто, в последнюю секунду зарычав и оскалив клыки, которым позавидовали бы и волки. Саня в страхе отскочил, выхватив нож. Я вздрогнул, одним движением скинув автомат с плеча. И только Марина рассмеялась, а в ответ на это закричала, заухала обезьяна за стальной сеткой, тыкая в нашу сторону пальцем.
— Не бойтесь, это они так играются, показывают чужакам свою территорию, — объяснила ассистент. — Они совершенно неопасны.
— В этом я не уверен, — пробормотал я, но автомат поставил на предохранитель и повесил обратно на плечо. — И за какие заслуги ему платят деньги? Опыты?
— Увы, это так. Приходится проводить не только те, что безвредны для приматов, но и опасны. Фармацевтические компании платят неплохие деньги за испытания лекарственных препаратов, вакцин, кремов и прочего, — со вздохом ответила ассистент. — Но мы вынуждены отвлекаться от основных исследований, чтобы спасти институт.
— Выходит, всё держится именно на нём, на Ченжерштейне? — невесело спросил Саня, оглядываясь вокруг. — А если он уедет или пропадёт?
— Да не дай бог! Сплюньте и по дереву постучите! — испугалась женщина.
— Может, мы ошиблись? — тихо спросил Саня, когда мы подходили к расположенному между вольерами небольшому двухэтажному зданию, состыкованному с клетками, в которых спали обезьяны. — И лейтёха нам наврал?
— Конечно. Конечно… — усмехнулся я, прекрасно понимая, что ситуации бывают разные. Миллионы долларов для находящегося в глуши института. Нет, всякие люди бывают, но я слабо верю в человеческую доброту и самопожертвование тех, у кого есть большие деньги. Это бедняки обычно готовы делиться последним.
С другой стороны, если это не просто деньги, а вложения. Не знаю ни одной армии или спецслужбы мира, которая не захотела бы иметь послушных сверхлюдей. А именно на такое звание тянули покушавшиеся на нас сегодня киллеры. Быстрые, с молниеносной реакцией, чётко координирующие свои действия. Единственное, чего им не хватало — нормального войскового обмундирования. Ну, может, ещё времени.
Будь у них один единственный станковый крупнокалиберный пулемёт, и мы бы ничего не смогли сделать. С помощью четырнадцатимиллиметровой дуры, стены спортзала можно было прошить не сложнее, чем бумагу. А озаботься они нормальными бронежилетами и шлемами, вряд ли пострадали бы при столкновении с воздухом, пусть и сжатым до состояния копья.
По крайней мере, деревянные манекены пробивало не всегда, хотя возможно тут дело не в символе, а в умении его применять, и косяк на стороне князя Серебряного?
— Погодите секунду, я должна убедиться, что мы не отвлечём его от опытов, — попросила Марина, попробовав остановить нас у двери.
— Мы очень тихо, — заверил я, не собираясь оставаться снаружи. — Ведите.
— Только очень аккуратно, — попросила Марина нахмурившись и, приоткрыв дверь, скользнула внутрь.
Я едва успел подставить ладонь, чтобы зайти следом, и непроизвольно прищурился от яркого света. Тут было светло как днём. Идеально белые стены, блестящее металлом оборудования. Кушетки с ремнями. Мониторы и огромная лупа на штативе, закреплённая так, чтобы рассматривать объект операции под увеличением. Похоже, тут проводили куда более травматичные и опасные опыты, чем я предполагал.
Прямо при нас сидящий ко входу спиной мужчина в халате и белой шапочке, что-то вбивал на клавиатуре, сверяясь с фотографиями, на которых явственно был изображён мозг, ещё находящийся в трепанированной черепной коробке. Он тихо насвистывал, сверяясь с собственными записями.
— А, Мариночка, что ты здесь делаешь? Я же отпустил тебя спать сегодня, — с удивлением проворчал профессор, когда ассистентка привлекла его внимание тихим покашливанием. — Мне ещё нужно пару часов, внести результаты исследования семнадцатого. Поразительная активность нейронов! Я бы даже сказал гиперактивность, на фоне спокойного и уравновешенного поведения. Это… А кто это?
— Добрый вечер. Мы из милиции Сочи, — сказал я, в очередной раз предъявляя чужую корочку. — Сегодня в центре звучали угрозы убийства в ваш адрес. Мужчина, полностью лысый, со следами присосок с иглами на голове.
— Что вы такое говорите. Каких присосок? — не веря, проговорил профессор и отодвинулся от компьютера. — Если вы на что-то намекаете, то имейте смелость говорить прямо, молодые люди!
— Как хотите. Сегодня произошло массовое нападение с применением гранатомётов и автоматов. В нём принимали участие лица, лишённые всего волосяного покрова. На их черепах были следы того же оборудования, которое я вижу в этой лаборатории. А результат очень похож вон на те снимки.
— Вы, простите, говорите полнейшую чушь, — сурово посмотрев на нас, ответил профессор. — Это невозможно.
— Хотите сказать, что не проводили опыты на людях? Даже на душевнобольных или наркоманах? — уточнил я, глядя мужчине прямо в серые, но удивительно живые глаза. Несмотря на то что ему было около шестидесяти, учёный не выглядел стариком, может, чуть раздавшимся в поясе из-за сидячей работы, с сединой в бороде и кучерявых волосах, но с пронзительным умным взглядом.
— Мы не проводим и никогда не проводили испытания на людях. В России это строжайше запрещено.
— А в Абхазии? — ухватившись за догадку, спросил я. — Там с этим проблем нет. Наука требует жертв, это непреложная истина. К тому же если бы вы могли помочь людям прямо сейчас, а не когда-нибудь потом.
— Возможно. В особенно тяжёлых случаях, не преступая законы божьи и дух морали, — медленно проговорил Филимон. — Но исключительно в рамках гуманитарного и общечеловеческого сострадания. Есть люди, которым нужна нейростимуляция для борьбы со смертельно опасными недугами.
— Хорошо, я вам подыграю. Чисто гипотетически, не рассматривая такую возможность всерьёз. Скольким пациентам вы провели такую стимуляцию?
— Чисто гипотетически? — подняв бровь, улыбнулся профессор. — Пяти, может, шести. При этом лишь двое смогли показать значительное улучшение без ремиссии. И всё же это настоящий прорыв. Конечно, в теории, если бы он был осуществлён.
— Вот как… — я прикрыл глаза, быстро пройдясь по сегодняшним трупам. Выходило, что их всё равно больше, чем говорил профессор.
— Не сходится, — наклонившись ко мне, заметил Саня. — Их было явно больше.
— Я очень хочу вам верить, профессор, но есть одна загвоздка. Вернее, семь, в виде трупов, что сейчас хранятся в сочинском морге.
— Мои пациенты ни при каких условиях не могли устроить резню. Это предположение просто абсурдно! — яростно возмутился учёный. — Они абсолютно спокойные и уравновешенные. Я бы даже сказал тихие. Ни одного буйного психа, которых вы описываете, у меня не было даже в теории.
— А кто сказал, что они кого-то убили? Трупы именно лысых, с присосками на черепе. Они организовали нападение на стадион восьмой гимназии.
— Ха-ха-ха, хорошая шутка. Вы ведь шутите, верно? — отсмеявшись спросил он. — Нет, похоже, не шутите. Но это просто невозможно. Это же бред. Хотите сказать, что кучка больных, где-то раздобыла оружие и напала… устроила чудовищный теракт?
— Снимки пока проявляются, но можете мне поверить, это не шутка. Как и полуразрушенный зал, в который стреляли из гранатомёта.
— Боже мой, я слышала об этом по радио! — схватившись за щёки, проговорила ассистентка. — Стрельба в самом центре, возле администрации.
— Вы не понимаете, это просто в принципе невозможно, — вздохнул профессор, протерев очки платочком. — Ну хорошо, давайте в порядке бреда предположим, что это наша реальность, а не глупый розыгрыш. Сколько из нападавших были школьниками? Стариками? Женщинами?
— Ни одного. Все мужчины, от двадцати до сорока лет. Крепкого атлетического телосложения. Явно с военным прошлым или даже настоящим, — не став скрывать очевидное, ответил я.
— В таком случае это точно не мои пациенты. Не знаю даже, почему вы подумали на меня. Очевидно, ваше первое утверждение — враньё, и никто за мной не охотится. А потому я прошу вас немедленно покинуть мою лабораторию и более не возвращаться без решения суда, — сердито проговорил профессор, но я успел заметить, как изменился его взгляд, от насмешливого и ищущего он за секунду стал озадаченным.
— У вас есть помощники, которые могли бы провести опыты без вашего участия? — спросил я, не собираясь сдаваться. — Или только Марина?
— Ещё Владлен, — тут же добавила женщина, чем заслужила гневный взгляд руководителя. — Ой, я не хотела.
— Никто не проводит опытов без меня. У них просто не хватит квалификации. А последствия таких непродуманных действий могут быть катастрофическими, — покачал головой учёный. — Нет, это просто решительно невозможно.
— Где я могу найти Владлена? — спросил я, хватаясь за соломинку. — Вряд ли к произошедшему причастна ваша ассистент. Марина, вы можете его позвать?
— Он живёт в Адлере, но сейчас должен быть тут, я видела его машину на парковке, — тут же ответила женщина, будто не видя гневный взгляд профессора. — Сейчас я его позову, подождите, пожалуйста.
— Вы только зря тратите моё и своё время, — недовольно проговорил Ченжерштейн. — Лучше бы настоящих воров и убийц ловили, а не выдумывали байки.
— Эти байки, как вы их называете, чуть не убили сегодня меня и серьёзно ранили моего преподавателя, — не сдержавшись проговорил Саня, даже не среагировав на мой дружеский тычок кулаком под рёбра.
— В чём дело? — послышался молодой, смутно знакомый голос, и в помещение вошёл мужчина около тридцати лет. Я не сразу узнал его в белом халате, но эту наглую рожу сложно было с чем-то спутать. Фотограф и ворюга с обезьянкой! А через несколько мгновений и он меня узнал.
— Стоять! — вскинув автомат крикнул я, но противник рухнул за стол, схватил заходящую в комнату девушку и толкнул её ко мне, тем самым загородившись от пуль, а затем бросился внутрь помещения. — Саня, обойди здание, я за ним!
— Понял! — крикнул товарищ, и мы рванули к противоположным дверям. В процессе я едва не порушил кучу оборудования, чудом разминулся с Мариной, вжавшейся в стену, и вылетел в коридор, в конце которого уже хлопнула деревянная створка.
— А ну, стой! — прорычал я, выжимая из мышц максимум. Пожалуй, будь это первая схватка на сегодня, я бы с лёгкостью догнал нерадивого помощника, но я в целом был вымотан, да ещё и ночь на дворе давала о себе знать. Если бы не надо было брать его живым, можно было бы стрелять через дверь, но там, вне зоны видимости, чёрт его знает, куда пуля попадёт.
Я выскочил из дверей, и даже заранее зажмуренный правый глаз не спас ситуацию, из-за яркого света в помещении я почти ничего не видел. И судя по грохоту оброненной лейки или ведра, не у меня одного была такая проблема.
Владлен отчаянно петлял между какими-то катушками, бочками, деревянными столбами и бобинами. Какой у них всех практический смысл я понятия не имел, но сейчас это было и не важно. Главное — догнать беглеца, улепётывающего от меня в сторону леса. Правда, деревья с первого взгляда показались мне уж слишком ухоженными, а кусты подрезанными, но я не придал этому значения.
Не знаю, действовал ли вор инстинктивно или учился где-то, но он ловко менял траекторию, перемещаясь зигзагами и прячась за деревьями. Не позволяя нормально прицелиться.
— Стой, стрелять буду! — рявкнул я, но преступник, а теперь никаких сомнений в этом не оставалось, лишь припустил в три раза быстрее, пригибаясь и ломясь через кусты, словно дикий кабан. — Саня, ты где⁈
— Тут сетка! Не могу перелезть! — откликнулся Серебряный метрах в семи, бежавший параллельным курсом, но медленно отдаляющийся. Или, вернее сказать, что это я уходил в глубину лесопосадки.
— Вернись к профессору, я за этим! — крикнул я, кинув автомат за спину и выжимая из организма последние силы. Противник мелькал между деревьями, но появлялся буквально на пару секунд, тут же исчезая вновь. Как назло ещё и погода испортилась, закрывая луну тучами.
И всё же я догонял его. Пусть медленно, но верно. Тяжёлое дыхание Владлена слышалось всё отчётливее, когда неожиданно преступник не начал обшаривать карманы, снизив скорость. Я уже обрадовался, стараясь догнать и поймать его, но в последние секунды тот вытянул нечто из кармана и, набрав в грудь воздуха, дунул в странного вида свисток, уходящий в инфразвук.
А сразу за этим со всех сторон послышались крики и вой обезьян. Сотни проснувшихся животных метнулись к ассистенту.
— Ваагх! Взять его! — рявкнул мужчина и рванул дальше, а мне наперерез выскочила здоровенная, чёрная, как смоль, горилла. А следом со всех сторон начали прыгать самые разные обезьяны, валясь на меня словно из рога изобилия.
— Назад! — рыкнул я, дёрнув автомат, и едва успел увернуться от брошенного в голову камня. Похоже, слов они не понимали. Или слушали только своих старых руководителей и знакомых.
— Восьмой, порви его! — раздался довольный крик Владлена, и горилла, скаля здоровенные клыки и быстро ускоряясь, с угрожающим рёвом побежала на меня.