Сделай сам 3

Глава 17 А что я все сам да сам?

— Сын! Ты это читал? Нет, ты ЭТО читал? — выделил папа́ одно конкретное слово, потрясая прямо перед моим носом свежей газетой. Он, находясь в изрядно перевозбуждённом состоянии, буквально ворвался к нам с Надей в квартиру, когда мы только-только принялись за завтрак.

— Нет, отец. ЭТО, — зажатый в моей руке серебряный столовый нож указал своим кончиком на принесённое тем периодическое издание, — я ещё не читал.

По случаю воскресного дня мы с супругой позволили себе подольше понежиться в кроватке, отчего я сам ещё не притронулся к доставленной мне на квартиру свежей прессе и, видимо, пропустил нечто действительно интересное. Иначе отец не стал бы врываться к нам с такими выкриками, да ещё и выряженный в домашний халат с тапочками на босу ногу.

— Зря! — принялся папа́ разглаживать помятую в переизбытке чувств газету.

— И что же там пишут такого, интересного? — уточнил я, возвращаясь к разделке столовыми приборами великолепной яичницы с беконом.

— Стало известно, кто убил германского кайзера Вильгельма! — ошарашил нас сногсшибательной новостью родитель. Хотя, говоря за себя, должен признаться что я, скорее, просто сделал вид, будто оказался ошарашен.

— Кха! Кха! Кха! — для большей убедительности мне даже пришлось показательно подавиться не вовремя отправленным в рот кусочком бекона. — Однако! — прохрипел я, и жестом попросил отца постучать мне по спине. — И кто же именно оказался коварным убивцем?

Почему пришлось делать вид, что подавился от удивления, а не, к примеру, от неожиданности или же испуга?

Так очень просто! Я ведь точно знал, что со дня на день эта информация обязана была взорвать новостное пространство всего мира. Зря, что ли, сам в подробностях сливал всё это одному голодному до сенсаций одиозному журналисту, когда с месяц назад вынужденно торчал 4 дня в США, ожидая завершения погрузки «Надежды Яковлевой» в обратный рейс до родных берегов?

— Это осталось неизвестно, — противореча своим же собственным словам, сказанным вот буквально только что, развёл руками папа́.

Конечно, имя исполнителя осталось неизвестно! Как говорится — «Я, может, и псих, но не сумасшедший!». Стал бы я сам себя сдавать со всеми потрохами!

Не-е-е-ет! Шалишь! Я всё это дело с прессой затеял по другому поводу. Пришла вот мне в голову идея, переложить часть забот по сохранению мира во всём мире на чужие плечи. А то, что я, в самом деле, всё сам да сам! Пусть и другие поработают на всеобщее благо, однако!

Именно с такими мыслями я отложил в сторону столовые приборы и, молча, но требовательно протянул руку в сторону папа́, в которую парой секунд спустя оказались вложены «Санкт-Петербургские ведомости» за 3 января 1910 года. И уже самого первого взгляда на передовицу оказалось достаточно, чтобы понять — мистер Брисбен меня не подвёл и опубликовал в «Нью-Йорк Американ», между прочим расходящейся ежедневно аж миллионным тиражом, всё то, что я ему поведал.

Постепенно вчитываясь в перевод моего с ним интервью, я мыслями перенёсся на месяц назад, в тот самый день, когда мне вышло заинтересовать своей историей аж цельного главного редактора «Нью-Йорк Американ».

Хорошо, что действительно уважающие себя американские журналисты ныне знают немало иностранных языков и потому мы с ним смогли неплохо пообщаться на французском. Понятное дело, что также предлагаемые им английский, немецкий и греческий я отмёл, как мне совершенно недоступные.

Кстати, с удивлением узнал, что до 15% всей периодики в «Большом яблоке»[1] выпускали на немецком языке. Что так-то говорило о солидном засилье в крупнейшем и богатейшем городе США выходцев из Германии.

— Итак, как мне следует к вам обращаться? — с интересом изучая мою карнавальную маску, полностью скрывающую лицо, поинтересовался Артур Брисбен.

В погоне за сенсацией он не убоялся выехать в одиночку загород в указанное мною место, где я поджидал его на свежеугнанном автомобиле. Вот, кое-как расположившись на капоте своей машины с ручкой и блокнотом, он и принялся за интервью.

— Месье Фантомас или просто Фантомас. Как вам будет удобней, — стараясь максимально возможно придать своему голосу хрипоты заядлого курильщика, дабы изменить его до неузнаваемости, назвался я псевдонимом киношного злодея, которого так и не смогли раскрыть, как бы ни старались. И лично мне это очень сильно импонировало. В том плане, что я ведь тоже не желал стать мировой знаменитостью. Точнее говоря — именно в подобном амплуа злодея и преступника.

— Допустим, месье Фантомас, — принял правила игры мой интервьюер. — По какой причине вы обратились именно ко мне? Всё же озвученная вами тема беседы, несомненно, вызвала бы жгучий интерес у любого человека связанного с прессой.

— На то имелось два резона, — оторвав правую руку от руля, продемонстрировал я ему два пальца. — Первый — вы неплохо владеете французским языком, чем не могут похвастать абсолютно все, с кем я мог бы пообщаться помимо вас. А я не желал бы вести диалог на родном вам английском, чтобы скрыть свой жуткий акцент. Всё же мне в вашей стране ещё жить и жить. Не хотелось бы давать даже столь слабые наводки на самого себя, дабы потом не оглядываться ежесекундно, опасаясь получить нож или пулю в спину. Второй резон — это популярность возглавляемого вами издания. Если вы выпустите номер с нашей беседой, его никому не выйдет бесследно уничтожить, прежде чем он станет достоянием общественности. Аудитория, месье Брисбен. Меня привлекает ваша огромная читательская аудитория.

Да! Жёлтая пресса — это сила, что ни говори!

Вот кто бы знал, что двумя самыми популярными ежедневными изданиями Нью-Йорка в частности и США вообще окажутся как раз две «самые жёлтые газеты», из всех, что только существовали в настоящее время в Штатах?

Выбранная мною для слива дезинформации «Нью-Йорк Американ» в этом плане даже слегка превосходила своего ближайшего конкурента — «Нью-Йорк Ворлд», принадлежащую, между прочим, самому Джозефу Пулитцеру. Тому самому Пулитцеру, ныне знаменитому, как родоначальник «жёлтой журналистики», премией имени которого впоследствии станут награждать литераторов и журналистов.

Ну, честное слово, большее двуличие ещё надо было поискать! А как ещё прикажете к этому относиться, если у всех работников «пера и фотоаппарата» самой желанной профессиональной премией станет та, которую назвали в честь откровенного лжеца, лицемера и подтасовщика фактов, желавшего лишь одного — продать как можно большее количество экземпляров своих газет, для чего он не пренебрегал вообще ничем?

Доскональная проверка достоверности фактов?

Фи! О чём вы говорите!

Лишь громкий и скандальный заголовок, игра на человеческих страстях с эмоциями, да побольше рисованных картинок, притягивающих внимание покупателя! И поменьше конкретных деталей, за которые на тебя могут подать в суд! Пиши расплывчато, но чтобы все всё чётко поняли. Вот в чём при жизни видел успех журналистики сам Джозеф Пулитцер.

А мы потом в далёком будущем в России возмущались, с чего это американским президентам то и дело выдавали Нобелевские премии мира, за то, что они отдавали приказы вгонять в каменный век то одну, то другую страну посредством нанесения по ним массированных ракетно-бомбовых ударов!

Так ларчик-то тут открывался просто! На каких примерах их обучали в американских университетах, так они и действовали! И ситуация с той же Пулитцеровской премией является донельзя ярким доказательством тому.

Потому всякие там потряхивания пробиркой с белым порошком в ОНН — это не придумка XXI века. Подобный подход был введён в обиход американского общества задолго до того и активно продвигался через прессу США ещё в конце 19 века. Достаточно посмотреть газетные статьи, предшествовавшие началу Испано-американской войны 1898 года, чтобы осознать этот факт. Своих «пробирок с белым порошком» тогда на суд общественности выбросили просто массу!

Преувеличение, доведенное до гротеска — именно в этом заключался стиль подачи информации в двух крупнейших газетах Нью-Йорка. В том был секрет их несомненного успеха у читателей и многомиллионных прибылей! И этим я собирался воспользоваться по полной программе!

Правда, в газету, принадлежавшую Пулитцеру, обращаться не стал. Что-то она в последнее время, находясь под управлением нового главреда, становилась всё более и более непозволительно порядочной, по сравнению с тем, каковой являлась ещё 2 года назад, пока её лично возглавлял Джозеф, совсем недавно вынужденный отойти от дел по состоянию здоровья.

Обратился же я со своей историей к его крупнейшему и злейшему конкуренту, так как в «Нью-Йорк Американ» продолжали с превеликим удовольствием полоскать чужое грязное бельё и с аппетитом смаковать самые мерзкие подробности из жизни общества.

— Да, тут вы правы! По количеству читателей, «Нью-Йорк Американ» твёрдо занимает первое место! И это не считая всех тех газет и журналов, которые мы также контролируем в полной мере! — с хорошо различимыми горделивыми нотками, произнёс мой собеседник. И ему было чем гордиться, ведь это лично он скупал для своего патрона — Уильяма Херста, все прочие издательства. Причём не только в одном лишь Нью-Йорке, но и в иных городах США.

— Полагаю, что моя история сможет добавить вам ещё столько же поклонников сверху, сколько у вас имеется уже сейчас, — не стал скромничать я, в целях повышения значимости имеющейся у меня горячей информации в глазах визави.

— Я был бы совершенно не против, — располагающе улыбнулась мне эта акула, как пера, так и капитализма. Всё же долларовым миллионером он являлся уже сейчас, столь солидный оклад ему положили в газете за его таланты.

— Тогда начнём, — прохрипел я и принялся за повествование о страшнейшем мировом заговоре. — Как я и утверждал во время нашего телефонного разговора, моя информация напрямую касается недавнего убийства кайзера Германской империи. Более того, именно я в тот день нажимал на спусковой крючок.

— То есть, вы утверждаете, что являетесь убийцей Вильгельма 2 Прусского? Я вас правильно понял? — вытаращился на меня явно не готовый к подобной новости Брисбен.

— Всё верно, — степенно кивнул я головой в ответ.

— Зачем вы это сделали? — мгновенно выпалил тот, не взяв даже доли секунды на обдумывание вопроса.

— Ничего личного. Просто бизнес. Так, кажется, принято говорить у вас в стране. Устранение Вильгельма 2 было заказано нам ещё 4 года назад, — чтобы максимально отвести подозрения от себя любимого, накинул сверху ещё пару лет потенциальной подготовки со стороны всяких там коварных убивцев. — И всё это время мы вели очень аккуратную работу на месте, чтобы точно не спугнуть цель.

— Вы говорите о той самой охотничьей усадьбе, где и был убит кайзер? — тут же поступило уточнение со стороны принявшегося записывать всё слово в слово журналиста.

— Берите шире. Я говорю обо всём лесном массиве, в котором монарх Германии предпочитал проводить вторую половину сентября каждого года. Что было очень любезно с его стороны. Люди моей профессии, знаете ли, вообще обожают получать заказы на цели, у которых имеются подобные постоянные привычки. Любимые кафе и рестораны, постоянные любовницы, определённые места отдыха и охоты — благодаря всему этому нам куда легче выходит выполнять уже свою работу, — принялся делиться я «прописными истинами работы киллера». — Более того, помимо рекогносцировки и создания нескольких схронов со всем потребным снаряжением и припасами непосредственно в самом лесу, мы провели огромную подготовительную работу по всей территории Восточной Пруссии.

— Мы! В который уже раз вы говорите слово — «мы». Означает ли это, что действовали вы не в одиночку? — подметил-таки Брисбен то, на что я так старательно пытался исподволь обратить его внимание.

— Конечно! Такие дела в одиночку, знаете ли, не проворачивают, — предпринял я очередной шаг по созданию ширмы для себя любимого. — Всегда нужны люди, которые доставят то, что нужно для работы. Причём это должны быть совершенно разные люди, вообще не знакомые друг с другом! К примеру, оптический прицел мне привезли из США, винтовку достали внутри страны, приобретя её с рук в одном из регионов Германской империи, продовольствие купили на месте, особый маскировочный костюм пошил один мастер-охотник из России, откуда его и привезли контрабандным путём. Благо граница была совсем рядом — в каких-то 20 километрах от охотничьей усадьбы кайзера. И это только то, что касалось снабжения! — активно стоил я своё личное алиби, смешивая правду с вымыслом. — Так ведь ещё требуются группы подстраховки при подходе к нужной территории, группы отвлечения внимания при отходе после дела, группы, обеспечивающие скрытые места лёжки внутри страны, группы прохода через границу в обход пограничных пунктов. И, конечно же, не обойтись без завербованных агентов в ближнем окружении самой цели! Иными словами говоря — предусмотреть требуется вообще всё! Необходима полноценная организация всего процесса от и до! Иначе, несомненно, ждёт провал. Всё же члены королевской фамилии — это вам не какой-нибудь там лавочник из захолустья. Ночью втихаря молотком по голове не ударишь. Германского кайзера охраняли очень хорошо. И если бы не предательство изнутри, к нему там было бы не подступиться вовсе!

— Так значит, имело место предательство? — аж как-то даже алчно сверкнул глазами, активно строчащий одно слово за другим журналист. Как же! Такая «вкусная» деталь никак не могла не понравиться его аудитории! Интрига! Предательство! Заговор!

— Конечно, оно было! Я ведь сам только что прямо заявил об этом факте! — слегка кивнул я головой в ответ. — Тот егерь, самоубийство которого я инсценировал в лесу, и кого сами немцы поначалу полагали убийцей кайзера, как раз являлся завербованным нами агентом. Именно он на протяжении весьма длительного периода времени составлял для меня карту местности со всеми ориентирами и обустраивал ряд тайников в самом лесу.

— Но что-то пошло не так, раз вы его убили? — прозорливо уточнил представитель пишущей братии, стрельнув при этом в мою сторону своим острым взглядом.

— Всегда надо быть готовым к тому, что что-нибудь пойдёт не так, — слегка пожал я плечами. — И даже в нашем деле предательство со стороны тех или иных пешек всегда имеет место быть. Кого-то перекупают или же перевербовывают иные силы, кого-то ловят и используют в качестве двойного агента местные специальные охранные службы. Всякое бывает.

— А что имело месть быть в вашем случае? Вам это выяснить удалось? — мигом последовал уточняющий вопрос.

— Да. Удалось, — коротко кивнул я в ответ. — Банальный подкуп. Заказчик, с представителем которого лишь я общался лично, по всей видимости, не пожелал выплачивать мне всю обещанную сумму, или же, скорее, вовсе пожелал избавиться от меня, как от слишком информированной персоны, и как-то смог выйти на завербованного мною егеря. Вот тот, в свою очередь, вместо того, чтобы помочь мне с отходом после поражения намеченных целей, не только не появился в условленном месте, а впоследствии вообще попытался убить меня, подкараулив на пути отступления. Но я оказался проворней.

— Заказчик? — словно охотничья собака, мигом встал в стойку «почуявший кровь» Брисбен.

— Давайте оставим раскрытие этой информации, так сказать, на десерт, — не стал спешить я с озвучиванием конкретных имен и фамилий. Более того, на сей счёт у меня имелся свой особый замысел.

— Хорошо, — не сказать что легко, если судить по недовольному выражению его лица, но всё же сдался главред «Нью-Йорк Американ». — В таком случае, что вы можете сказать о сумме, в которую оценили жизнь убитых вами людей?

— Что там пишут, дорогой? — степенно прожевав свою кашу и лишь после задав вопрос, вырвала меня из нахлынувших воспоминаний супруга.

— Кхм, — прокашлявшись, я ещё раз пробежался глазами по тексту и принялся не столько дословно зачитывать его вслух, сколько давать выжимку. — Источник, пожелавший остаться неизвестным и скрывшийся за прозвищем Фантомас, — это, стало быть, ваш покорный слуга, — поведал главному редактору газеты «Нью-Йорк Американ» — это, стало быть, мерзкому продажному американскому журналюге, — историю о том, как его наняли для совершения убийства кайзера Германской империи и членов его семьи. Ого! Однако! Наняли его, пообещав выплатить в случае успеха, аж 60 миллионов франков! Это ровно 22,5 миллиона, если на рубли перевести! Солидно, солидно! — прокомментировал я означенную сумму, которую в своё время озвучил мистеру Брисбену наобум. Что называется, для Атоса — это было бы слишком много, для Графа де Ла Фер — в принципе, тоже много. А для германского кайзера с его роднёй — в самый раз. Ещё бо́льшая сумма могла бы звучать слишком фантастической. — Этак, мы, подзатянув пояса, могли бы по три кайзера в год заказывать!… Шутка, — поняв, что никто не смеётся, а лишь лупают в мою сторону глазами размерами с блюдца, уточнил я тот посыл, что вложил в свой комментарий.

— Сын, как можно! — шумно задышал папа́, до того должно быть временно забывший, как это вообще делать.

— Александр! — в поддержку моего родителя довольно громко звякнула ложкой о тарелку Надя.

— Говорю же! Шутка! — в ответ на два изрядно эмоциональных восклицания приподнял обе руки, тем самым обозначая свою полную капитуляцию и признание того, что был неправ. — Согласен! Неудачная! Исправлюсь!

— Уж будь так добр! — уколола меня слегка словесной шпилькой супруга и вновь вернулась к своему завтраку.

— Так, что у нас тут дальше пишут. Ага. Угу. Эге! Бла-бла-бла, как четыре года готовился к данной акции, как из разных стран доставляли документы, маскировку, оружие, как проникал, отслеживал цели и стрелял, как потом тяжело уходил от преследователей и заметал следы вместе с подельниками, — пропустил я свою длительную беседу с тем американским журналистом об особенностях подготовки к покушению. Естественно, с привнесением туда великого множества откровенной лжи, перемешанной с некоторой долей правды. Во всяком случае, в статье утверждалось, что выброшенный мною в реку егерский карабин был обнаружен именно там, где я указал. На его поиск, между прочим, не поскупились специально отправить молодого сотрудника газеты, что и послужило причиной задержки с выпуском статьи! А так-то интервью имело место быть аж в середине ноября. — Ничего себе! — вытаращив глаза, тут же уставился я на отца. — За то, что убийцу обманули и вместо обещанной выплаты, постарались его ликвидировать, он сдал всех заказчиков!

— Именно! — тут же воскликнул папа́, вновь не сдержав эмоций.

— И кто же в этом виноват? — мигом вновь отложив ложку в сторону, аж задержала дыхание супруга.

— Назвавшийся Фантомасом, так и не назвал конкретных имён, но утверждает, что был нанят от лица целой международной группы банкиров, которых объединяет лишь одно — совместное секретное участие в создании будущего крупнейшего центрального банка США. Даже утверждает, что этот самый банк планируют назвать Федеральной Резервной Системой, — продолжил я выдавать выжимку из написанного. — Якобы, путём убийства кайзера Германии, а также монархов и наследников прочих стран, эти самые банкиры всеми силами стараются раскалить ситуацию в Европе и столкнуть её страны друг с другом лбами. Причиной же такого их желания является стремление завладеть золотыми запасами всех крупных государств, а также последующее закабаление их финансовых систем путём выдачи тем высокопроцентных кредитов военного займа на многие и многие миллиарды долларов. Для чего они уже сейчас подкупают в России, Великобритании, Франции, Германии, Австро-Венгрии и Турции высокопоставленных генералов, адмиралов, политиков и даже известных революционеров, каковых в ответ обязуют на максимально продолжительное время затянуть грядущие боевые действия, чтобы большая общеевропейская война не закончилась лет пять, как минимум.

— Чудовищно! — ахнула моя излишне впечатлительная вторая половинка. — Это же просто чудовищно!

— Это политика, дорогая, — аккуратно сложив газету и передав ту обратно отцу, вернулся я к было прерванной трапезе. Шокирующие новости шокирующими новостями, но яичница-то стынет! — Как говорится, смерть одного человека — это трагедия, смерть миллионов — это статистика, а торговля судьбами населения целых стран — это политика, — слегка дополнил от себя известную многим фразу и аппетитно захрустел хорошо прожаренной корочкой бекона.

— И что ты думаешь по этому поводу, сын? — наконец, отодвинув стул, присел к столу папа́, доселе нервно расхаживавший туда-сюда по нашей столовой.

— Думаю, что указанные в данной статье заказчики преступления знают, что делают, — прожевав, ответил я. — Ну, сам посуди. Во время недавней войны с Японией наша страна потратила в общем итоге под 2,5 миллиарда рублей. И это действуя очень ограниченными силами на очень ограниченной территории! Так?

— Так! — кивнули тут же мне в ответ. Чай «цена не поражения» в той войне нам была уже известна.

— Теперь же лишь представь себе, что мы схлестнёмся с теми же немцами и австрийцами, которые будут способны выставить на поле боя в 20 раз больше сил, нежели японцы, — банально масштабировал я возможные вражеские силы.

— Даже самое простейшее математическое преобразование даёт нам затраты в 50 миллиардов рублей при учёте длительности конфликта в 2 года. А это уже 20-летний бюджет Российской империи! — мигом прикинул и схватился от того за голову отец, мигом осознавший, что даже военная победа в таком противостоянии станет для империи натуральным поражением. Долги ведь никуда не спишутся и не уйдут.

— Если же принять во внимание указанные в статье 5 лет войны, мы получаем вовсе несусветные затраты, равные 125 миллиардам рублей. Что в свою очередь означает лишь одно — полнейший крах всей нашей экономики, поскольку даже при 5% облигациях госзайма, один только ежегодный платёж по ним превзойдёт нынешний годовой бюджет страны в 2,5 раза, — подлил я маслица в огонь, добавив комментарий со своей стороны. — А ведь помимо нас потратиться придётся и всем прочим участникам планируемого противостояния! Потратиться в отнюдь не меньшей мере! — аж воздел я вилку к потолку, акцентируя внимание на данном моменте.

— Ты представляешь, во сколь великие долги на многие десятилетия, если не столетия, окажутся вовлечены вообще все ведущие страны! — как-то даже потеряно произнёс папа́.

— С трудом, но представляю. И потому могу поверить, что таким вот жутким образом указанные месье Фантомасом банкиры действительно будут способны взять под свой контроль весь мир. И тогда не монархи, а они — финансовые воротилы, начнут определять пути развития народов. По сути, станут новой высшей мировой элитой, прежде уничтожив старую под самый корень! — удручённо покачав головой, я закинул в рот кусочек прожаренного яйца и, прожевав его, добавил. — Ход с их стороны, конечно, людоедский, но, стоит признать, действенный и имеющий шанс на реализацию, если никто ничего не предпримет в ответ. Особенно теперь, когда всем и каждому известно в какую сторону стоит пристально смотреть, чтобы узнать фамилии и имена заказчиков убийства немецких монархов, — внутренне ликуя, констатировал я и вернулся к разделке глазуньи.

Ну, правда! А чего мне тут бороться со строящимся мощнейшим паровозом под названием ФРС, если имеется возможность задавить его, пока тот всё ещё являлся находящимся в проекте чайником? Вот я и слил информацию о подготовке отдельными меркантильными личностями этой самой ФРС, прекрасно зная, что подавляющее большинство американских политиков ныне выступали резко против создания подобного банка, который один был бы способен регулировать экономику всех США.

Как-никак в Штатах ныне правила балом эра тысяч конкурирующих друг с другом национальных банков, каждый из которых на самом деле имел права этакого нано-ФРС-а, и под которые активно так копали Ротшильды, Морган, Рокфеллеры, Куны, Лоебы, Голдманы, Меллоны, Саксы, Дюпоны и Ко. И я сильно сомневался, что владельцы этих самых тысяч банков были бы счастливы отдать свои права и возможности, не говоря уже о клиентах, кому-то одному, кому-то самоизбранному. Потому и подкинул дрожжей в их «общественный туалет», дабы со стороны понаблюдать за последующим извержением «каловых масс». Пущай воюют там друг с другом и выясняют отношения, а мы с папа́ тем временем продолжим постепенно возводить свою промышленную империю.

— Кстати, в связи со всем этим делом, — кивнул я в сторону газеты, — у меня возникла одна интересная мысля.

— По поводу чего? — уточнил отец, уже оставивший свою изрядно взъерошенную причёску в покое.

— По поводу недавнего нападения на меня, — затронул я очень сильно взволновавшее нас всех происшествие.

— И какая же? — буквально заскрежетал зубами папа́, которому произошедшее, мягко говоря, не пришлось по нутру.

— Что если это было не столько нападение на меня, сколько оценка реальных возможностей бронированного лимузина, на котором изволят ездить его величество с супругой? Что если это была репетиция нападения на императорский кортеж? — выдал я пришедшую мне в голову идею, которую неплохо было бы подкинуть на обмозгование кое-кому облечённому немалой властью.

А то уж больно подозрительно долго полиция телепается с этим делом, расследование которого с самого начала шло ни шатко, ни валко. Можно даже сказать — нехотя.

Да, нашли хозяина машины очень быстро. Да, даже опознали одного из стрелявших. И тут всё резко заглохло.

А почему заглохло?

Как мне вышло выяснить окольными путями да за денежку немалую — всё потому что сии «хлебные крошки» привели к таким персонам, к которым приводить не должны были ни в коем разе. И от того наверху откровенно струхнули, предпочтя замять это дело, и объявить со временем истинными виновниками лишь уже погибших непосредственных исполнителей!

Вот я и покумекал на сей счёт. А чёй бы не подставить всех их скопом под императорский-то гнев? И тех, кто заказал меня, и «застрявших» в своих изысканиях полицейских.

Нет, по возможности непременно следовало озвучить мою интерпретацию случившегося тому же Михаилу Александровичу, и пусть потом все жарятся на сковороде, что те ужи, доказывая, что, то не было частью подготовки к убийству императора.

А то ишь ты, не понравилось, видите ли, кое-кому наше участие в дележе бакинского нефтяного пирога!

[1] Большое яблоко — самое известное прозвище Нью-Йорка, которое возникло в 1920-х годах.