Сбылась мечта о попаданстве?

Глава 6. Побег

Сколько времени прошло? Вроде светает? Так, дальше по плану утренние процедуры? Ах, ты ж блять! Только не сейчас. Только низ живота начал чувствоваться как больная, но все же часть тела, а не как зажженый там костер. А на процедурах есть очень и очень жесткая и колючая щетка, которой проходятся по моим самым чувствительным местам. Да я помру от болевого шока, когда ее мне между ног засунут. Что делать? Как спастись?

Шаги? Нет! Нет! Спасите! Помогите мне. Слёзы с кулак покатились по груди.

– Тихо, тише. Не плачь так, – сказал незнакомый женский голос, когда я дернулась, услышав шаги за спиной.

– Хочешь освободиться от этих оков? Хочешь быть свободной? Убежать отсюда далеко далеко? – наконец, показавшись мне на глаза, продолжила она.

– Конечно хочу! – но как сказать-то это?

– Ты не можешь говорить. Это наверно больно и очень неудобно, – она потрогала кормильную трубку. – Если хочешь освободиться, моргни три раза.

– Да! – моргаю часто, – Да! Да!

– Тогда сейчас тебя освобожу, – сказала незнакомка и начала возиться с моим хомутом.

Наконец-то отцепила сначала одну сторону, потом другую.

– Трубку сначала! – попыталась закричать я, но меня не услышали, и мое горло испытало всю гамму ощущений от шевеления ее в нем. Только когда из меня ее вынули, задумалась, может, меня неподвижно фиксировали, чтобы трубкой не убилась?

Повозившись у моих ног, она отстегнула и их.

Поставив меня под локоть на ноги, женщина произнесла извиняющим тоном:

– Извини, но ни колодку с шеи, ни сапоги снять не могу, тут какие-то замки с секретом, даже найти сам механизм не могу. Но, – сказала она, подняв палец вверх, – у меня есть друг, который разбирается в замках, у него должно получиться.

Я рассмотрела ее получше в разгорающемся рассвете, пока она рылась в своем плечевом мешке – очень молодая, лет восемнадцать-двадцать, может, моложе, достаточно милое лицо, но ничего особенного. Волосы черные или около того, длиною до лопаток, убранные в хвост, свисающий из-под теплой шапки. На теле плащ даже на глаз тяжёлый и теплый. Ступни и лодыжки обуты во что-то типа сапог из шкуры с мехом внутри. Из-за плаща ничего о фигуре сказать не могу. Ростом ниже меня на голову. Хотя, если подумать, то без своих сапог буду всего на полголовы выше ее.

Достав из мешка что-то вроде тонкого плаща, она подошла ко мне и накинула его мне на плечи, постаравшись засунуть под металл. На голое тело плащ ощущался жестким и очень неприятным. А когда она прижала им мои бедные сосочки, то я просто запрыгала по хлеву, пытаясь скинуть его с себя. Незнакомка бегала за мной, пытаясь успокоить меня и не понимая причину моих действий. Только упав на колени и согнувшись головой к полу, я разгрузила многострадальные груди.

– Что с тобой? – пыталась понять незнакомка.

Ну, и как ей объяснить то? Снова слезы от бессилия и боли.

– Не хочешь плащ?

– Не хочу, – замотала головой.

– А тебе не будет холодно?

– Нет. Да сними с меня эту тряпку, – взмолилась я про себя, бешено мотая головой.

Ух, сняла и снова упаковывает в мешок.

– Идем, пока никого нет.

И я пошла. Надежда показалась краешком из того небытия, куда она за эти дни ухнула.

Только выйдя на улицу из закрытого хлева, поняла, почему меня предупреждали о холоде – кругом лежал снег. Даже по игре вспомнила об этом. Много снега. И холодно. Правда, не так холодно, как в первый день здесь, хотя теперь я совсем голая, но терпимо. То есть нет чувства замерзания, превращения в ледышку, как тогда. Закалилась-привыкла? Хз. Причем по дороге сюда холодно не было. Тогда другие ощущения забивали все.

Все-таки холодно, сделала я вывод, протопав с десяток метров. Хотя есть и большой плюс – холод очень благоприятно подействовал на мои соски и низ живота, притушив ощущения от лесного пожарища до небольшого костерка.

– Стой, так дело не пойдет, – остановилась так и не назвавшаяся спутница, и, присев около моих ног, начала их обматывать какими-то тряпками.

– А то следы твоих подков нас бы выдали гарантировано. Кстати, интересная обувь, никогда такой не видела, и как ты в ней только ходишь-то?

Отвечать на риторические вопросы не стала. Да, блядь, и не могла. Снова упоминание моего беспомощного положения увлажнило глаза, и только лучик Надежды не сорвал плотину со слез.

Так, снова бегу. Только теперь добровольно и без песни. Девушка впереди показывает дорогу, я следую за ней. Кстати, следую легко и почти без напряга. Главное, что совсем без повода. Ура! А мой проводник уже дышит, как после марафона, хотя отбежали-то недалеко, вон шпили города еще отчетливо видно за холмом.

А куда, кстати, бежим-то? Пробую сопоставить игровую и теперешнюю реальность. Фиг мне. Если около ворот города все было более-менее похоже со скидкой на расстояния, то теперь я потерялась капитально. Какой-то заснеженный лес. Какие-то валуны, холмы и долинки. Двинулись от главных ворот налево в горы. Но пока горы только на горизонте.

Лес тихий, хоть солнце уже высоко над горизонтом. Даже диких животных нет. Хотя это и правильно, волки-то не дурные жить под стенами большого города, из которого ходит уйма народу по разным причинам. Там дров нарубить, ягод зимних собрать, волчика на шкурку пустить. Все ведь с оружием. Ну, и бандиты, хотя и бывают тупее диких зверей, но тоже под стенами не селятся. Здесь вам не игра, развлекать игрока на каждом шагу не нужно.

Долго бежим. Уже три раза останавливались, чтобы отдышаться. Вот уже и более-менее похоже на начало гор. От леса только низкие колючие кусты остались, а валуны, встречавшиеся раньше по дороге, превратились в настоящие скальные изваяния. Да и движемся под гору. Теперь уже и мне не просто. Копытца, ну, никак не способствуют в подъеме на более-менее крутые склоны, ну, и спуски тоже не простые. Два спуска крутых было, и на обеих навернулась. Хорошо, хоть внизу снега было много. Только много снега снижает и так небольшую нашу скорость. Заверения проводника, что уже недалеко, только немного помогали.

Вот уже и вечер наступил, но дошли.

Пещерка, спрятанная природой за каменным валуном, появилась внезапно, когда мы подошли почти вплотную к большой скале, которая преграждала дальнейший путь в горы. Только зайдя под каменный свод пещеры, мы позволили себе расслабиться. Ей хорошо, есть теплая одежда, которая позволяет лечь на заваленный ветками и прочим мусором пол, а мне только на коленях можно отдохнуть. Сидеть на коленях хорошо.

Отдышались и пошли внутрь пещеры, пока не нашли что-то вроде ночёвки: три спальных места из тряпок вокруг погасшего кострища.

– Пришли, – сказала девушка, присев около кострища. И, немного посидев, начала хлопотать, чтобы развести костёр. А я сидела на коленях, смотрела в при свете каких-то грибов на нее и думала, что, наконец-то скоро буду свободна.

Уже в свете пламени костра, согревшись, девушка начала рассказывать о себе и причинах ее помощи мне. Ничего особенного. Зовут ее Ола. Сама она из какой-то дальней деревеньки, от которой до ближайшего поселения людей два дня пути, а к городу все восемь дней пилить. Так вот она, сперев у отца кинжал, с которым тот ходил на охоту, сбежала в большой мир. А через две недели путешествий встретила парня, в которого влюбилась, и пошла с ним и его отцом дальше путешествовать. И через следующие две недели, когда они нашли эту пещеру, отец ее парня предложил ей пойти в город и привести к ним еще одну девушку. Как он сказал – мы помогли тебе, теперь и ты помоги кому-нибудь познать вкус свободного путешествия. Вот она и пошла. Увидела, когда меня заводили в тот хлев. И решила помочь.

Все более-менее понятно, кроме одного. На кой черт посылать, по сути – соплюху, саму, пошли бы все вместе, уговорили бы кого-нибудь на эти путешествия. Мало ли романтических натур есть. Хотя, когда меня освободят, то почему бы мне не пойти с ними? Путешествие куда-нить подальше из этих краев, где измывательство над девушкой – норма, это хорошая идея. Пусть сами разбираются с драконами. Не хотели, чтобы Довакин все порешал, тогда сами. А мы со стороны посмотрим.

Такие мысли у меня были под трескотню моей спасительницы. А говорила она много. Пока ждали тех двоих, услышала, пожалуй, всю историю ее жизни. Даже немного подзадолбала. Хотя то, что ко мне начали относиться, как к человеку, было очень хорошо.

Замолкла. Пришли. Как и ожидалось, двое. Старший и младший. Отец и сын. Чем-то похожи. Оба здоровые лбы, одеты примерно одинаково, только младший поновее вроде. Под плащами что-то вроде теплого камзола, под ним рубаха из грубого полотна. На ногах коричневые штаны. Обуты в кожаные сапоги с нашивками полосок кожи. Только пришли из пещеры, хотя я ожидала их снаружи.

Девушка сразу кинулась на шею младшему и начала что-то ему говорить. Старший же, посмотрев на это, только головой покачал и подошел ко мне. Внимательно осмотрел меня, потом также внимательно осмотрел мои кандалы, ощупав в некоторых местах, и только тогда заговорил, главное, непонятно к кому обращаясь:

– Без инструмента тут делать нечего, – произнес он и уселся у костра, глядя на огонь.

А Ола времени не теряла, и, пока меня осматривал старший, оседлала младшего. Да с такой страстью, что я ощущала жар от нее, сидя в стороне. И главное, ничуть не стесняясь ни меня, ни отца парня, который смотрел на них с интересом. А на меня отец не смотрел совсем. Хотя я и сидела на коленях около него, он пялился на них. Странно, раньше все мужики хотели меня трахнуть во все дыры. Он что, типа любитель смотреть? Ну, и хорошо. Секса я сейчас не вынесу, места пирсинга хоть и почти не чувствовались, но думаю, если их раздразнить, то ощущения вернутся. Лучше на парочку полюбуюсь, есть на что.

Ола оказалась девушкой с красивым телом. Груди второго плюс размера задорно торчали сосками вверх и в стороны, животик без лишнего жира, бедра достаточно широкие, чтобы не говорить про то, что задницы не видно. Все видно. Ну, до меня ей далеко в плане фигуры, но все равно красивая. Даже беспорядочный кустик волос внизу живота смотрелся органично.

Парень мускулистый, с отчетливым прессом на животе и тоже не урод. Член... А что член? Это меня не интересует, и не буду смотреть на него. Хотя все равно вижу.

Эх… Вот отчетливо видно, что ей этот процесс приносит массу удовольствия, а мне – ничего, кроме боли. Ну, как так? Эх, снова. А может, она не против будет и со мною? Это будет хорошо. А пока просто смотрю на нее и даже немного завидую ее счастью.

Вот, похоже, что она скоро кончит, да и он неплохо держался. А сколько поз перепробовали-то: и миссионерскую, и она сверху, и раком и даже элементы бондажа. Она в процессе достала откуда-то веревку и, передав ему, сама стала попой вверх, а лицом в шкуру постели и даже руки за спиной перекрестила сама, и он, беря ее сзади медленно и размеренно, связал ей кисти рук за спиной. Я почему-то думала, что в средневековье БДСМа не было.

Вот набрали темп и сейчас кончат оба. Она как раз подняла плечи вверх, и по лицу, обращённому ко мне, это было отчетливо видно.

И кончили. То есть он кончил. Ее кончил. В самый тот момент, когда она выгнулась дугой от оргазма, он оттянул ее голову назад за волосы еще больше и перерезал ей кинжалом горло.

Я отчетливо, словно в замедленной съемке увидела, как закатываются ее глаза от оргазма, как медленно к ее натянутому горлу подносится лезвие, блестящее в свете костра, и как оно, двигаясь справа налево, оставляло за собой красную полосу, которая все увеличивалась и увеличивалась. И как из неё ударила струя крови прямо в меня. Еще успела увидеть, как широко распахиваются ее глаза, и в этот момент время вернулось к своему стремительному бегу.

Крови на меня попало много. А я все смотрела, как Ола, откинутая в сторону, упала на бок, извиваясь в агонии и орошая все вокруг себя кровью из раны. Как двигались ее ноги, в попытке убежать от смерти, перебегая по полу, как дергалась неестественно голова, держащаяся на одном позвоночном столбе. И как ее тело застыло в безобразной позе прямо у костра. И даже конвульсии уже точно мертвого тела отпечатались у меня в голове. Хоть я и не видела лица, только связанные за спиной руки, на которых судорожно сжимались пальцы, показали все чувства умирающей девушки.

В себя пришла только от окрика:

– Ты что делаешь?

Не мне окрика. Но я очнулась от шока, чтобы заметить окровавленное лезвие у моего лица. Крупная дрожь начала бить все тело, по которому обильно выступил и стекал холодный пот.

Меня сейчас зарежут!

К действительности меня привели голоса, которые на повышенных тонах о чем-то спорили. Лежу на боку, шея болит, в глазах темнота. Что со мной было-то? Что это за голоса? И почему в глазах темно? А, нет, что-то вижу.

Попыталась найти взглядом спорщиков. Вот они. Два мужика. А почему один из них голый? О чем так шумно спорят, что меня разбудили? Прислушиваясь.

… Дебил ты и есть. Ты что сделал-то? – это одетый кричит, он постарше будет.

– Что ты сказал, то и сделал! – огрызался голый.

– Так нахуя здесь ее кончил-то? Не мог подождать до дома? Вот эта, – ткнул в меня пальцем, – сама может дойти. А ее, – опять пальцем, уже не в меня, а куда-то по ту сторону от пламени, что неподалеку от меня горит, – потащишь сам, раз не можешь своей башкой наперед думать.

– Бляяя, действительно не подумал, – уже тише и даже с ноткой раскаяния в голосе ответил молодой, и сразу:

– Может, поможешь тащить, а?

– Да иди ты нахер, – снова шумно возмутился пожилой, – если я бы не успел тебя остановить, то ты бы и вторую тут бы и прирезал. Не ожидал от тебя такой прыти.

Кого прирезал? Типа меня. И тут я увидел в руке голого мужика знакомый клинок, и мне череп прострелили воспоминания о событиях, предшествующих обмороку.

Убийцы. Меня хотели убить. А девушку убили. Перерезали горло. Вот тем ножом. Предательская дрожь снова овладела моим телом, а неосторожное дергание ногой привлекло ко мне внимание этих убийц.

Когда они оба посмотрела на меня, я описалась от страха. Но это меня не волновало никак. Они до сих пор хотят меня убить. Зарезать.

Младший подошёл ко мне и, не обращая внимания на мои попытки отползти куда-нибудь, схватил за волосы и рывком поставил на ноги. Которые меня просто не держали. Я так и повисла на волосах, зажатых в его кулаке, не имея сил отвести взгляд от ножа в другой руке. Встряхнув пар раз и таки заставив мои ноги не подгибаться, он, глядя мне прямо в глаза, обратился к своему отцу:

– Думаю, эта потащит трупешник запросто, а если не захочет, то будем тащить два, – и засмеялся, отчего ноги снова не выдержали, и я стукнулась задницей о пол. Даже не заметила, когда он отпустил мои волосы.

– Стоять! – рык из его глотки во время моего повторного вытаскивания на ноги напугал меня сильнее даже, чем удар под дых кулаком. Сам удар выбил из меня весь воздух и, если бы не рука, держащая волосы, сложил бы пополам. Только несколько пощёчин и шлепков по сиськам привели меня в чувство, заставив стоять на ногах, а не падать вперед головой.

Убедившись, что я стою и не падаю, этот, взяв тело Олы за ногу и руку, закинул его мне через плечо. Как я устояла на ногах, не представляю. Может, уже более-менее отошла от шока, а может, что правильней, острие ножа, которое ткнулось мне под левую грудь, убедило меня не падать.

И только, когда убийца девушки начал одеваться и собирать вещи Олы в сумку, ко мне пришло осознание.

Вот у меня на плече, прижимаясь к моей щеке еще теплой попой, лежит тело моей спасительница от рабства, а по моей заднице течет теплом кровь из ее перерезанной шеи. И тяжесть от нее просто придавила меня к земле, а то, что она мертвая, сделало ее тяжелее вдвойне. И даже веревка, накинутая мне на шею, как поводок, не смола выбить меня из шока от калейдоскопа ощущений.

Только рывок за шею, который чуть не уронил меня на землю вместе со страшной ношей, заставил на автомате сделать шаг, балансируя, стараясь сохранить равновесие. Только уже пройдя с десяток метров, потоком хлынули слёзы.

Моя Ола. Я знала тебя всего ничего, но, наверное, запомню на всю оставшуюся жизнь. Какой бы короткой она ни была.

Не понимаю, как, идя по этим местами полностью темным переходам пещеры, я не падала со своей ношей, которую не могла придержать, и которая сильно шаталась из стороны в сторону, постоянно меняя баланс. Но за весь путь только беспорядочные дергания повода выводили меня из равновесия. Даже смогла немножко подумать, что не принесло никакого улучшения состояния. Меня вели на убой!

И когда мы вышли в большую, освещенную непонятно как пещеру, мысль об убое не поменялась, а только укрепилась.

Сбросив с меня ужасную ношу на небольшой пятачок возле костра, горевший по центру пещеры, меня отвели в сторонку и просто привязали к каменному столбику высотой мне по пупок. Как обычное животное. Мясное. Ибо осмотревшись, увидела то, что скрылось от беглого взгляда на входе.

Пещера была тамбуром-предбанником двемерских руин. Большие "бронзовые" ворота напротив входа в пещеру были больше чем на треть завалены кусками обрушенного потолка. Сама пещера имела правильную форму купола с каверной, от которой и образовался завал, лишь в центре оставивший пятачок с костром, где кольцом размещались шалаши из веток, обтянутые шкурами. А вот под стенками с одной стороны было что-то вроде склада: полки, ящики, сундуки. С другой небольшая клетка, в которой сидела голая девчушка лет десяти, и второй костер с вертелом, на котором пеклись части человеческого тела – бедро, явно женское, и лодыжка.

Ну, вот и сбылась мечта идиотки. Мои мысли, предшествующие адскому переходу, вернулись ко мне. Наяву.

И пришла я сюда добровольно. Никто за веревку не вел. Ну, может, в конце чуток.

Даже плакать не хотелось, такая апатия навалилась. Которая быстро прошла, когда из шатров под крики моих конвоиров повылазили остальное жители пещеры. Два мужика, две бабы и два ребенка неопределенного пола. Вид они все имели, ну, просто мерзкий: жирные до безобразия, особенно женщины и дети, вместо одежды куски шкур и тканей, беспорядочно покрывающие части их тел и главное, грязные. И они бросились ко мне. Я аж вся сжалась и даже глаза закрыла от ужаса. Но окрик убийц Олы их остановил и, когда я открыла глаза, увидела причину того бессознательного страха, что я испытала. Эти тучные животное напали на тело Олы. И начали его есть. То есть жрать, как падальщики. Впиваясь зубами и вырывая куски, проглатывали.

Это было ужасное зрелище, вызвавшее у меня волну спазмов желудка в попытке извергнуть содержимое. Правда, у него, как всегда не получалось. Но, даже отвернувшись, я слышала звуки за спиной, и комок под горлом, который просился наружу. Жуть.

Кстати, относительная тишина сзади ни хера не успокоила. Я просто боялась оглянуться. Набравшись храбрости, попробовала скосить глаза и тут же пожалела об этом. Они стояли там у меня за спиной, покрытие кровью и непонятными разводами. И главное, смотрели на меня. С понятным гастрономическим интересом. Темное облако забвения захлестнуло с головой.

Придя в себя, первым делом огляделась. Все-таки людоеды. Не приснилось. Мне пришлось приложить просто неимоверные усилия, чтобы сохранить ясность мысли и снова не упасть в оцепенение от ужаса.

Пещерный лагерь спал. Причем шумно спал. Кто-то храпел, кто-то скулил, кто-то возился. Скулил ребенок в клетке. Ну, в чем-то я ее понимаю, ибо тоже хочется свернуться калачиком и заскулить, но нужно выбраться отсюда как-нибудь. От Олы остались только ошметки, да кровавое пятно на том месте, где ее тело нашло последнее пристанище. Хотя я могу ей даже немного позавидовать, ведь она умерла на пике наслаждения, а не после длительного ожидания, когда же ее съедят.

Так, отставить такие мысли! Так, спастись!

Веревка, привязанная к каменному столбику самым обычным узлом. Схватить тут и потянуть. Схватить. Схватить. Схватить!

Стою на коленях, уперев лоб в столбик, и стараюсь остановить слёзы. Чертовы перчатки просто не позволяют ничего обхватить или сжать. Коснуться могу, прижать – нет. Магия?

Отставить слёзы! Попробуем с другой стороны. Веревка обычная пеньковая, не синтетика, толщиной с мой палец. Можно попробовать разорвать. Не получается. Перетереть? Пробую. Схватить невозможно. Может, между ног пропустить, их-то я могу сжать плотно. Так перекинуть ногу. Блин, сапоги длиннющие. О, получилось!

– Ааай, сука, блять, – прямо по больному месту. Поуспокоившаяся боль между ног вернулась с новыми впечатлениями.

Стою согнувшись буквой "Г", уперев задницу о камень. Так веревка не натирает лоно. Но и нихера не перетирается. Снова слёзы.

Боль всепоглощающая в киске, но я трусь задницей о столбик, и ей же чувствую, как веревка в месте привязи двигается вместе с ней. Веревка натянута, как только могу. Сколько я уже так? Не помню. Мир вокруг ужался до саднящей задницы и веревки. И киски.

Могла бы кричать, орала бы во все горло.

Удар по голове чуть оглушил. Как же больно-то! В киске! Я на земле. Порвалась веревка. Ура.

– Видишь, как я и говорил, она освободилась.

Это подло. Это неправильно. Этого не может быть. Так нечестно.

Я просто села на колени, беззвучно ревя.

– Как старалась-то, – обращался убийца Олы к своему отцу, стоя всего в шаге от меня, – а ты говоришь, тупая корова. Видимо, не такая и тупая наша коровка.

И с этими словами он подхватил обрывок веревки и снова привязал меня к столбику. Только теперь столбик круглым концом упирался мне в рот, а веревка за шею была натянута так, что голова не двигалась совсем. Только кольцо во рту спасало от выламывания этим столбом зубов, боль в них была ослепительная в прямом смысле – глаза просто не видели ничего от напряжения на лицевые мышцы и кости.

И тут за меня принялись сзади, и стало не до зубов и лица. На натертую до крови попу обрушился град ударов, а потом кто-то пристроился, начав ебать меня. Уже привычная, но никак не меньшая боль вернулась ко мне. В какой-то момент я снова вырубилась. Думается, они этого даже не заметили. Как ебали, так и ебут. Больше в спасительный обморок убежать не получалось, даже когда за меня взялись со звериным рыком и темпераментом, стараясь разорвать мою задницу напополам, когда начали пробовать оторвать сиси. "Разноплановость" заиграла новыми еще неизведанными красками. Ааааа!

Когда закончили истязать меня, я так и не поняла. Ощущения мира вернулись из-за боли, когда меня уже отвязали и куда-то потащили за хомут. К вертелу и клетке.

Ну, вот и закончилась карьера попаданца, – мысль пришла, когда я увидела этот стержень, который лежал около костра и ждал меня.

Меня бросили на землю возле него, и у меня не оставалось сил даже пошевелиться. Даже, когда срывали пирсинг, я только застонала про себя. Увидев нож у одного из извергов, понадеялась, что мне перережут горло, а не заставят агонизировать на железном колу. Но этот жирный начал отрезать мне левую сисю. Неет!

Волна жара обдала меня. Я уже на костре? Визг нечеловеческий. Это не я.

Кое-как открыв один глаз, успела заметить обжигающее пламя – подо мной, или надо мной? Тут из пламени выпала горящая человеческая фигура. Это она визжит? От костра поджегся? Целиком?

Глаз сам по себе закрылся, а по телу разошлась волна слабости и холода...