Сайт фараона

Глава девятая

Когда они уже выбрались на окраину деревни, Никита спросил:

— А где же мы его искать будем, этого жука? Куда бабушка могла его запрятать, как ты думаешь?

— Найдут без нас, — строгим почему-то тоном ответила Елизавета Вторая. — Тебе нужно будет только разбить его, и все.

— Именно мне?

— А кому же еще? — Лиза-дубль говорила, не оборачиваясь. Она всю дорогу (и туда, и обратно) держалась немного впереди Никиты, на три-четыре шага, и ни разу не допустила, чтобы дистанция уменьшилась. Никита лишь теперь обратил на это внимание и хотел было догнать спутницу, но Елизавета Вторая тут же осадила его: — Иди, где идешь.

Он послушно притормозил. В конце концов, не все ли равно?

— А если я не сумею? — задал он следующий вопрос.

— Значит, фараон выиграет.

— Ну уж дудки! — сердито воскликнул Никита.

— Значит, сумеешь.

Больше они до самого дома не произнесли ни звука. А у калитки их ждала милая Наташенька, на этот раз наряженная в канареечно-желтое платье с огромными зелеными цветами, почти совсем новое, всего лишь с парой небольших дырок на подоле. Пухлую шею толстопопой красотки охватывало широкое ожерелье из мелких темно-красных гранатов, явно очень старой работы.

— Ну, с возвращеньицем! — ласково улыбнулась она. — Чай готов, можно завтракать.

— Ох, Наташенька. — сказал Никита. — Ну что ты все о еде да о еде?

— А о чем же еще? — удивилась милая Наташенька. — Пока не покушаешь хорошенько, нервы не успокоишь.

Елизавета Вторая весело рассмеялась и на ходу чмокнула Наташеньку в бело-розовую щечку.

Они умылись во дворе, поливая друг другу на руки из большого жестяного ковша, и, окончательно освободившись от энергетической паутины, налипшей на них в лесу, вошли в кухню. Хлопотливая Наташенька уже накрыла к завтраку, не забыв на этот раз об эстетической составляющей: в глиняном кувшине стояли посреди стола пышные ветки каких-то желтых цветов. Никита много раз видел такие цветы в дачных поселках, но как-то не удосужился выяснить их название. Да его это и не интересовало.

Утолив первый голод, милая Наташенька, громко прихлебывая чай из огромной красной чашки в белый горох, завела умный разговор.

— Лизавета, ты у нас девушка городская, ученая… вот объясни мне, пожалуйста, почему на меня чужая злоба так сильно действует? Я ведь из-за чего непредсказуемой становлюсь? От нервов. Только не от своих. От чужих.

— Как это — от чужих? — не понял Никита.

— А так. Как только рядом кто сильно нервный окажется — я тут же взволнуюсь. Как будто он меня за невидимые веревочки дергает и заставляет психовать.

— Наверное, у тебя повышенная чувствительность, — предположила Елизавета Вторая.

— Ну… не знаю, не знаю. Я же вообще всегда так реагирую: на меня разгневаются — и я тут же разгневаюсь, мне соврут — и я тут же совру, вот просто не могу удержаться, и все! И внутри у меня сразу что-то как будто горит, мечется — как буря в летнюю ночь. Я вот слыхала, есть такой Мара, злобный дух, что вредит людям. Может, это он безобразничает? Ты как думаешь?

Никита хихикнул, однако Лиза-дубль отнеслась к словам милой Наташеньки с полной серьезностью. Отодвинув чашку, она прицельно глянула на Никиту, приказывая ему помалкивать, и сказала:

— Нет, милая, Мара тут ни при чем. Он существует, конечно, но он никогда не вмешивается в нашу жизнь активно. Просто мы вечно чего-то боимся, а страх ослабляет нашу защиту. И тогда Мара приближается к нам и изменяет окружающую нас обстановку… он просто создает такую ситуацию, что человек вроде бы поневоле совершает дурные поступки, или впадает в гнев, и так далее. Но человек может ведь выбрать и другую модель поведения, это в его силах и в его власти.

Никита сильно усомнился в том, что милая Наташенька поняла хоть что-то из сказанного Елизаветой Второй. Но через несколько секунд понял, что в очередной раз ошибся. Наташенька сказала:

— Другими словами, сами нарываемся?

— Именно так.

— Или, — задумчиво продолжила милая Наташенька, — можно еще объяснить иначе… Если мы чего-то боимся или выдумываем что-то нехорошее — мы и сами не хуже Мары создадим себе кучу проблем… так? Нам, в общем-то, Мара и не нужен, чтобы одуреть и озвереть. Так?

— Так.

— Вот спасибо, умная твоя душа, — непонятно чему обрадовалась Наташенька. — Вот только не забыть бы! Надо, значит, все время себе говорить: это не моя злость, это не моя зависть, это не моя ненависть… пускай себе в других людях остаются! Внутрь себя не допускать.

Никита вдруг явственно услышал голос девочки-попутчицы, фантастической Лизы; «Я постоянно задаю себе вопрос: почему? Почему я подумала так, а не иначе… почему я вспомнила то или это… почему я чувствую такое…»

Он поймал взгляд Елизаветы Второй, как обычно, читавшей его мысли, и улыбнулся. Надо же… милая Наташенька идет тем же самым путем, что и фантастическая малышка… хотя и по-своему.

Милая Наташенька ушла, посуда была перемыта, вытерта и расставлена по местам, и Никита вышел на крылечко — перекурить. Время уже подтягивалось к полудню. Тучи сбежали, солнышко припекало вовсю, извлекая из влажной земли столбы пара… Немножко подумав, Никита решил заглянуть в сад. Пройдя крытым двором, он совсем было собрался направиться ко вкопанному в землю деревянному столу и сесть возле него на такую удобную и основательную скамью, как вдруг заметил поодаль, слева, большого серого ежа. Еж, негромко фыркая, копошился в грядке редиски. Редисочьи листья, отмытые дождем, поблескивали, теряя последние капли осевшей на них влаги. Подумав о том, что милая Наташенька на диво хорошо смотрит за чужим садом-огородом, Никита решил прогнать ежа. Нечего ему чужую редиску портить.

Он подошел к грядке и сказал ежу:

— Давай-ка, катись отсюда!

Но еж не обратил на Никиту ни малейшего внимания.

Он продолжал сопеть и фыркать, ища что-то между растениями. В следующую секунду Никита обнаружил второго ежика, озабоченно копавшегося в соседней грядке — на ней росла свекла. Удивленный тем, что ежи ничуть не боятся человека, Никита присел на корточки и задумчиво курил, наблюдая за ежами. И только теперь вспомнил, как Елизавета Вторая о чем-то договаривалась с колючими зверюшками. Он ничуть не усомнился в том, что огород портит именно та самая пара ежей… но что они здесь ищут? Не скарабея же?

За его спиной раздался голос Лизы-дубль:

— Полагаю, что именно его. Скарабея.

А он и не слышал, как она подошла…

Никита встал и спросил:

— С чего бы им искать скарабея в твоих грядках?

— Ну, грядки по большому счету не столько мои, сколько милой Наташеньки… а почему бы и не поискать?

Никита потряс головой, пытаясь сообразить, что к чему.

— Ты дружила с моей бабушкой? — спросил он наконец.

— Ну, как посмотреть… — неопределенно ответила Елизавета Вторая. — Правильнее будет сказать, что мы с ней друг друга понимали.

— И в результате вашего взаимопонимания ежики ищут скарабея в твоем огороде?

— Они, между прочим, могут искать что угодно. Червяков. Лягушек. Личинки. И так далее. Ты знаешь, чем ежи питаются?

— Нет.

— И я тоже. Дай сигаретку.

— Пачка там осталась, в доме…

— Так принеси, — скомандовала Лиза-дубль, и только теперь Никита заметил, что девушка внутренне напряжена, словно ждет чего-то… неприятностей? Неужели лесным базаром дело не кончилось?…

Он вошел в кухню и стал искать свои сигареты. Он точно помнил, что оставил их на столе. Но на столе пачки не было. Никита огляделся. Где куртка, в которой он ходил в лес? В ее кармане должна быть другая пачка. Куртка висела на гвоздике рядом с дверью. Он сунул руку в карман, и его пальцы наткнулись на холодные, скользкие грани стеклянного шара. Никита вынул шар из кармана и, зажав его в руке, снова огляделся. Сигареты лежали на кухонном столе, как ни в чем не бывало.

— Ч-черт… — прошипел он сквозь зубы, хватая пачку и проверяя, не исчезла ли из кармана джинсов зажигалка. Зажигалка была на месте.

Он шагнул через порог и чуть не налетел на Елизавету Вторую, стоявшую у самого входа в дом, спиной к нему.

— Ч-черт… — снова прошипел он, чувствуя, как что-то поднимается внутри него… было такое ощущение, словно все токи и соки тела разом потекли вверх, стремясь оторвать его от земли (вроде бы с ним такое уже случалось?). «Куда! — рявкнул он мысленно. — Назад!» Энергии внутри него угомонились без сопротивления. Он снова твердо стоял на земле… точнее, на толстых, основательных досках крылечка латышской постройки.

— Ну, и что дальше? — спросил он, протягивая Елизавете Второй пачку сигарет.

Девушка обернулась и спросила?

— Где твой граненый шар?

— Вот.

Он разжал пальцы и показал угнездившийся в его ладони стеклянный шарик.

— Хорошо, — кивнула Лиза-дубль, забирая у Никиты пачку. — Не выпускай его. Они уже близко к цели.

— Кто? — не понял Никита. — К какой цели?

— Ежи. Они почуяли наконец скарабея. Он где-то здесь, неподалеку. Нам нужно лишь подождать.

Значит, все-таки не червяков искали ежики в грядках.

Ну и бабуля, подумал Никита, ай да тихая старушка! А ведь ему никогда и в голову не приходило, что она может разбираться в таких вещах… магические формулы, говорящие зеркала, послушные ежи…

— Добавь еще умение лечить людей и животных, способность к ясновидению и с десяток других талантов, — сказала Елизавета Вторая.

— Но почему она спрятала его здесь, возле твоего дома?

— Наверное, знала, что мы с тобой встретимся.

— Два года назад?

— А почему бы и нет?

И только теперь Никита внезапно вспомнил, что с Елизаветой Второй, как и с милой Наташенькой, он был знаком с самого детства… что они вместе играли в этой самой деревне, когда его отправляли на лето к бабушке… и что Елизавета Вторая на самом деле не так молода, как кажется, что ей всего лишь на два-три года меньше, чем ему… и что бабушка Лизы-дубль была близкой подругой Анны Филипповны и жила в соседнем доме, только умерла уже давно, много лет назад…

Из дома выскользнула сияющая белизной мадам Софья Львовна и, нервно подрагивая нелепым черным хвостом, промчалась через крытый двор к сараю и исчезла за полуоткрытой дверью. Откуда-то донесся запах сухого сена, потом пронеслась струйка сладкого аромата цветущего клевера, потом воздух наполнился мятной пряностью… Никите казалось, что мир вокруг него потерял устойчивость, что все размягчилось и готово расплыться, утратить форму и, разбежавшись на атомы, обратиться в лужицы нежного бледного света… и что-то было в этом ощущении знакомое, только он никак не мог вспомнить, с чем оно связано. Да и какая разница… воспринимай мгновение таким, каково оно есть, и пусть все идет как идет… только помни, каждую секунду помни, что все это лишь игра энергий, что нет ничего постоянного, что предметы — лишь сгустки молекул… и все материальное подвержено распаду, а страдание — это просто отношение к моменту боли. Потом он ощутил холод стекла в ладони. Надо же… почему граненый шар не нагревается? Он холоден, он не принимает в себя жар его раскалившегося внезапно тела… может быть, шар сознательно не вбирает тепло, чтобы не нарушалась отстраненность преломления реальности? Ну при чем тут осознанность, это же кусок стекла фабричного производства, массовая продукция… или нет?

Ежи, фыркая и похрюкивая, выкатились из огорода в крытый двор и затоптались возле древнего деревянного корыта, прислонившегося к стене сарая. Корыто имело вид задумчивый и потертый. Его неровное, покрытое трещинами дно, обращенное к миру, выглядело как спина усталого человека, отвернувшегося от внешнего и ушедшего в себя. Один из ежей встал на задние лапы и заскреб передними по темному дереву — то ли хотел взобраться наверх, то ли, наоборот, перевернуть тяжелую колоду… Никита внутренне дернулся, у него возникло мгновенное желание подойти, помочь… и Елизавета Вторая тут же вскинула тонкую руку:

— Замри!

Он замер.

Второй еж принялся деловито обнюхивать плотно утрамбованный, засыпанный дровяным мусором клочок земли между краем корыта и стеной сарая. Из сарая осторожно выглянула мадам Софья Львовна и зашипела, прижав острые ушки и выгнув дугой спину. Ежи не обратили на нее внимания, продолжая исследовать корыто и прилегающие к нему окрестности. Мадам, припав на живот, медленно поползла к корыту. Никита следил за ней, затаив дыхание. Ему почему-то казалось, что ежи вот-вот набросятся на кошку, начнется драка… но ежи вдруг прекратили свою активную деятельность, встали рядышком и, опустив встопорщенные до того иглы, уставились крохотными черными глазками на мадам, как будто чего-то ожидая.

Воздух вокруг стоявших на крыльце внезапно людей сгустился и подурнел, за несколько секунд став до нестерпимости плотным и зловонным, он потек по вискам и спинам, липкий и влажный… Елизавета Вторая тронула Никиту за руку:

— Идем.

Ни о чем не спрашивая, он молча шагнул со ступенек, прошел следом за Лизой-дубль в крытый двор, остановился рядом с корытом. Здесь пахло сухими гнилушками и сырыми березовыми дровами, дышалось легко. Ни ежи, ни кошка, занятые своим делом, словно и не заметили приближения людей. Мадам Софья Львовна внимательно понюхала землю — в одном месте, в другом… ежи наблюдали, люди тоже. Потом кошка начала принюхиваться к стенке сарая под корытом. Встала на задние лапы, бессильно уронив черный тощий хвост, цапнула когтями трухлявую доску, вытянулась во всю длину, цапнула еще раз — повыше… и резко мяукнула. В ее хриплом голосе Никите почудилось разочарование. Почему бы это? Он не успел обдумать возникший вопрос. Елизавета Вторая снова тронула его за руку:

— Надо убрать корыто…

Он тут же сунул в карман граненый шар, схватил деревянную штуковину, оказавшуюся невообразимо тяжелой (дубовое оно, что ли…), и вскинул ее на плечо, одновременно вопросительно посмотрев на девушку.

— Туда, — показала она взглядом, не поворачивая головы.

Туда так туда…

Он вынес деревянную емкость в открытый двор и аккуратно положил на траву. Выпрямился… и вдруг его словно ударило в спину. Ножом. Острая мгновенная боль проткнула его насквозь, он задохнулся, застыл, пережидая… а в следующую секунду в нем уже вскипела ярость. Ах, гад, в спину бить… ну, получишь ты на орехи… он ничуть не сомневался в том, что на него напал скарабей… напал, защищаясь, не желая терять власть над чужими перерождениями…

Никита метнулся назад, под крышу внутреннего двора. Где-то тут он видел… ага, вот… Он схватил валявшийся среди дров колун и изо всех сил рубанул им по стенке сарая в том месте, где только что клонилось к старым доскам старое корыто. Доски брызнули во все стороны щепками, из образовавшейся бреши выпал небольшой бумажный сверток. Коричневая оберточная бумага отсырела и покрылась плесенью, черная резинка, стягивавшая сверток, лопнула. Никита уронил колун. Его вдруг охватила слабость… тело стало мокрым от хлынувшего ручьями пота… колени задрожали, ему захотелось лечь на землю и уснуть. Уверенная рука Лизы-дубль подхватила его под локоть, помогая выстоять. Огромная, несгибаемая сила духа Елизаветы Второй хлынула в поток сознания Никиты, восполнив все то, что сам он расплескал по собственной небрежности и неосторожности.

— Шар… где шар? — донесся до его ушей горячий шепот.

Но граненый шар уже и сам дергался и вертелся в кармане, напоминая о себе, требуя свободы. Никита едва успел сунуть в карман кончики пальцев, как шар очутился в его ладони, а рука как бы сама собой вытянулась во всю длину… и хрустальный дар фантастической Лизы ускользнул от Никиты и повис в воздухе, проникнувшись бледным золотистым светом. Мадам Софья Львовна с диким пронзительным воем напрыгнула на сверток и рванула его когтями. На земляной пол вывалился полосатый ониксовый скарабей. Ежи, громко хрюкая, мгновенно уволокли ошметки заплесневелой оберточной бумаги и рваную резинку, но через секунду-другую вернулись и заняли позицию в метре от жука, держась бок о бок и продолжая угрожающе хрюкать. Кошка тем временем осторожно подкралась к жуку и, вытянув когтистую лапку, опрокинула полосатого спинкой вниз — и тут же с шипением отскочила назад и замерла, прижавшись к земле, готовая к новому прыжку.

Черно— белый жук -неживой, каменный, — заворочался, пытаясь перевернуться. Все затихло. Ежи перестали фыркать и хрюкать, мадам Софья Львовна больше не шипела… Никита затаил дыхание, не зная, что делать, но чувствуя, что в общем все идет как надо… Елизавета Вторая стояла рядом с ним, слегка касаясь его плечом. Оба они смотрели не на скарабея, а на хрустальный шарик, висящий в воздухе перед ними. Шарик как-то неуверенно тронулся с места, словно не зная, куда ему плыть… и Никита мысленно забормотал: «Ну же, давай, ты все знаешь, ты все умеешь, тебя Лиза научила, фантастическая Лиза, маленькая провидица… действуй, действуй! Вперед! Врежь ему!»

Шар, выслушав его, спокойно направился к скарабею, не оставлявшему попыток перевернуться и предъявить враждебным силам магическую формулу, начертанную на его спине, и на мгновение завис над ожившим ониксом — а потом упал на жука. Мягко вспыхнуло зеленое кратковременное пламя, что-то негромко хлопнуло, прошуршало… и ни хрустального чуда, ни ониксового жука не стало. На земле виднелась лишь тонкая россыпь серебристой пыли. И все.