Сайт фараона

Глава пятая

Дальше и в самом деле начались предсказанные Елизаветой Второй овраги, насыщенные влагой текущих в их глубинах ручьев, и синее чудище медленно и осторожно переползало с одного их берега на другой по шатким и скользким мостикам, сооруженным из тонких осклизлых бревен, природой своей не обозначенных для подобной работы. Максим сидел не дыша, и каждый раз, когда колеса танка касались края очередного моста, преисполнялся уверенности, что этот миг его жизни — последний. Однако синее чудище снова и снова благополучно переваливало на противоположный берег и тащилось дальше, урча и хмыкая на подъемах и тихо, безмолвно скатываясь вниз на спусках. Вокруг пахло гнилью и тиной, и размокшей древесной корой, и сырым песком, и набухшей от сырости травой… и чем-то еще, совершенно непонятным, неуловимо-миндальным, с привкусом лаванды и мяты… и аниса?

Максим, сам не понимая почему, сосредоточенно вникал в загадочный аромат, пытаясь определить его составные части, но терялся в незнакомых оттенках… что-то совершенно чуждое его восприятию витало в воздухе. Невозможно постичь то, что никак не соприкасается с прежним опытом жизни… но он ведь не помнил этого опыта, он не знал своей прежней жизни… и потому не ослаблял усилий, надеясь, что где-то в глубине потока сознания сработает некое реле и включится очередной кусочек воспоминаний… и тут же подумал: давненько что-то не представали передо мной таинственные картинки… с того самого момента, как я сжег свою тень… сжег тень? И отсек эхо. И перестал вспоминать? Вспоминать отрывочно.

Может быть, в глубинах его ума зреет окончательное и бесповоротное воспоминание, и потому сознание не тратит сил на мелкие и не особо значимые моменты прежней жизни?

Но при чем тут незнакомый запах? Почему вдруг одно связалось с другим?

— Ягодой пахнет, — сказала Лиза-дубль. — В здешних лесах водится особая ягода… больше нигде такой нет, эндемичный вид. Местные ее Калигулой зовут.

— Как? — ошеломленно переспросил он. — Калигулой? Но почему — Калигулой?

— Да откуда мне знать! — рассмеялась Елизавета Вторая. — У них спроси.

— Кого тут спрашивать-то? — сердито пробормотал Максим. — Волка серого? Или того лося с болезненно разросшимся «я»?

Лиза— дубль фыркнула, и тут же позади послышалось ответное фырканье мадам Софьи Львовны. Максим успел забыть о присутствии чернохвостки, но тут обернулся и увидел, что кошка устроилась на свободном пятачке, оставшемся среди груза после высадки мужичонки, и развалилась вверх пузом, развлекаясь тем, что трепала когтями носок, прикушенный поставленным на попа небольшим чемоданчиком.

— Вот еще существо с чрезмерным самомнением, — усмехнулся он.

— Ну, этот как посмотреть, — возразила Елизавета Вторая. — На самом-то деле мадам Софья — не просто мудрейшее существо, но еще и скромнейшее в своих потребностях. Просто она не любит, когда ее беспокоят понапрасну, мешают.

— Чему мешают? Чем она таким занята? — спросил Максим. — Сочиняет роман? Строит новую картину мира, ломая все существующие парадигмы?

— Вполне возможно, — ответила Лиза-дубль, и непонятно было, к чему это относится — к сочинению романа или к гипотетической перестройке структуры вселенной. Но уточнять он не стал, решив, что пора уже и самому начать понемногу разбираться в странной новой реальности, окружившей его после пробуждения. Анализировать. Сопоставлять. Разрешать сомнения.

Но… что и с чем сопоставить человеку, лишенному прошлого? Нормальные люди всю свою жизнь строят на памяти. Они и в мыслях, и в делах постоянно дублируют своих дедов-прадедов, родителей, наставников… а он не помнит ни тех, ни других. Нормальные люди ориентируются на речевые и поведенческие стереотипы, привитые воспитанием… а он все растерял. Конечно, будет накапливаться новый жизненный опыт… но это совсем другое дело.

Елизавета Вторая сказала, останавливая танк и тем самым остановив раздумья спутника:

— Придется объезд искать. Но, пожалуй, сначала мы перекусим. Ты не против? Я ужасно проголодалась.

— Я тоже, — сообщил он, лишь теперь осознав томное состояние собственного желудка, грустно напоминавшего о своих простых потребностях… а потом посмотрел вперед: — Ты сказала, объезд? А…

А что, собственно, собиралась объезжать Лиза-дубль?

Впрочем, впереди дорога снова шла под уклон, внизу же раззявился очередной овраг. Но через него, как и через все предыдущие, был налажен бревенчатый мостик. И ничем этот мостик, на взгляд Максима, не отличался от тех, которые уже благополучно выдержали вес синего чудища.

— Нет, этот мост под нами рухнет, — твердо сказала Елизавета Вторая. — Поищем другой. После обеда.

Она повернулась и задумчиво осмотрела гору мелочей, явно не помня, куда она запихнула съедобную часть груза. Мадам Софья Львовна, отлично понявшая, о чем речь, и поддержавшая идею, поспешила на помощь. Язвительно мяукнув, она вскарабкалась на свалку барахла и принялась драть когтями огромный пакет из толстого жесткого полиэтилена, прижатый к самой крыше в задней части салона.

— О! — воскликнула Лиза-дубль. — Спасибо, мадам. Достань-ка его, — скомандовала она, повернувшись к Максиму. — Только… ну да, отсюда никак. Придется выйти и открыть заднюю дверцу.

Максим молча вышел наружу, но едва его ноги коснулись влажной земли, как аромат ягоды-Калигулы вдруг хлынул в его ноздри, заполнил тело и ум, насквозь пропитав их терпкой нежностью и тихим, едва заметным светом… враз ослабев, Максим сел на обочину и уставился на колесо. По колесу, как по экрану телевизора, побежали картинки. Он вспомнил… вспомнил, вспомнил! Он был журналистом. Ну конечно же, он был журналистом, он действительно был журналистом! Он не знал пока что своего имени, но это было и неважно. Он работал в большой и очень популярной газете, выходящей огромным по нынешним временам тиражом… он писал обо всем на свете, он знал все, ему все было интересно… и он ночи напролет сидел за компьютером, ища разные справки и пытаясь уловить нечто новое…

Что— то хлопнуло в голове. Стоп.

Ладно, наплевать, он понял — пока не надо о компьютере. Но о жизни-то можно? Просто о жизни, его собственной, потерянной… он был женат. Ну да, это он уже давно сообразил, но… но почему разошелся? На колесе снова замелькали кадры… нервная женщина, которой вечно не хватало денег на ее бесконечные прихоти… как ее звали? Наталья. Вроде бы Наталья. Чем она занималась? Ничем. Домохозяйка… не желающая обременять себя детьми. А он хотел детей… И вдобавок к ней — нервная теща, несущая в себе неистребимое убеждение в том, что если результат твоего труда нельзя потрогать руками — ты не работаешь… всех балерин — к станку… всем художникам — метлы в руки… всех певцов — на поля, пахать… но ведь на самом-то деле результат любого труда материален, даже если это просто звук, издаваемый вокалистом… звук обладает волновой природой, а волна — это что? Энергия? Но энергия — разве материя? Вроде бы да… или нет… К черту, не стоит путаться в мелочах…

В глазах на мгновение потемнело, но тут же снова проявился солнечный свет, приглушенный лесом. Напротив, у колеса, сидела мадам Софья Львовна, обернувшая белые лапки тощим черным хвостом, и смотрела на него серьезно и сочувственно. Справа от него стояла на дороге Елизавета Вторая, светящаяся мягким состраданием. На плече Лизы-дубль пристроился крохотный серый бельчонок, он самозабвенно грыз крекер.

— Я кое-что вспомнил, — тихо сказал Максим. — Очень немногое, но зато — по-настоящему, уверенно. Я знаю, кто я… но пока что не в смысле имени, а в смысле рода деятельности.

— Да, я видела, — спокойно произнесла Елизавета Вторая. — Отдышался? Это только начало, но теперь, я уверена, процесс пойдет быстрее. И не так болезненно. Давай обедать. Мы с мадам уже все приготовили.

— Я что, так долго был в отключке?

— Ну, мы ведь не банкет на сто персон организовывали, — прозвучало в ответ.

Он встал, ожидая от тела непокорности, как это случается после долгого пребывания в одной позе, однако, судя ощущениям, он сидел на обочине лишь несколько минут. Надо же… насколько все-таки внутренний ток времени отличается от внешнего, подумал он… ему-то казалось, что картинки мелькали перед ним целую вечность… хотя их смысл и содержание излагались в десятке-другом слов.

Обед был сервирован внутри синего чудища, между передними сиденьями. Лиза-дубль пристроила там одну из коробок, входивших в состав дорожных мелочей, а на коробку поставила пластмассовые емкости из китайского набора для пикников. Одну из емкостей наполняла картошка в мундире, другую — малосольные огурчики вперемешку с малиновой редиской, украшенной белыми пятнышками, третью — жареные куриные ляжки; в натюрморт входили еще маленькие круглые штуковины, имитирующие помидоры, — с солью, перцем и горчицей, а также вьетнамская корзинка с ломтями круглого ржаного хлеба. И еще тут были две полуторалитровые бутыли с рыжей «Фантой» и пачка бумажных салфеток. При виде съестного Максим судорожно сглотнул, внезапно ощутив лютый голод.

— Ну и ну, — сказал он, — как будто целую вечность не ел. — И он, мгновенно впрыгнув в танк, схватил окорочок покрупнее и вгрызся в него.

— Кто знает, может, так оно и было, — усмехнулась Елизавета Вторая, неторопливо забираясь в синее чудище. Бельчонок тремя лапками вцепился в нее, четвертой старательно удерживая огрызок крекера и явно не собираясь ни покидать теплый насест, ни отказываться от угощения. Максим, набивая рот картошкой, в очередной раз подумал о том, что у этой девушки весьма необычные отношения с животным миром. Ну, кошка — существо хотя и самостоятельное, но все же домашнее. А змея, танцевавшая под «Солнечную песню»? А лось… Максим теперь уже был уверен, что лось вышел на дорогу совсем не ради самоутверждения, а просто для того, чтобы поздороваться с Лизой-дубль. Теперь вот бельчонок… дикое лесное дитя, однако сидит на плече человека и грызет печенье, ничего не боясь. Кто же она такая, эта самая Лиза-дубль?…

— Где твой хрустальный шар? — неожиданно спросила Елизавета Вторая, бросая за окно куриную косточку и облизывая пальцы.

— Шар? — Он не сразу понял, о чем речь. Но в следующую сообразил. — А… в сумке, кажется.

— Ты уверен, что взял его с собой, а не оставил в доме? — Лиза-дубль открыла одну из бутылок с оранжевым питьем и глотнула прямо из горлышка.

— Уверен. Не знаю, почему и зачем, но я его взял. Но в карманах его точно нет.

— Хорошо.

— Что — хорошо? Что взял с собой, или что нет в карманах?

— И то, и другое.

— И до чего же ты загадочная женщина, Елизавета Вторая! — уныло сказал он. — Ну ничегошеньки в тебе понять невозможно.

— Так ли это? — усмехнулась Лиза-дубль. — А может быть, ты и не пытался понять? Ладно, неважно. Ты сыт? Пойдем, посмотрим на мост. Вдруг он крепче, чем мне показалось?

Озадаченный формулировкой (почему ей могло что-то показаться, если к мосту они не приближались, до него метров двадцать, не меньше? другое дело, если бы она знала дорогу и знала этот мост… но тогда и объезд начали бы искать раньше…), он наскоро запил обед приторной шипучей жидкостью и вышел из синего чудища.

Елизавета Вторая уже ушла вперед по сыроватой, но не раскисшей дороге. Она шагала по левой колее, поглядывая по сторонам, а серый бельчонок по-прежнему сидел у нее на плече, на этот раз уминая выданный ему кусок картофелины. И куда только в него лезет, подумал Максим, направляясь следом за Лизой-дубль к оврагу, крохотный, как мышь, а ест без передышки… впрочем, он же растет, у него метаболизм ускоренный…

Елизавета Вторая остановилась метрах в трех от края пропасти и присела на корточки. Максим подошел к ней и спросил:

— Ну, и чем этот мост хуже других?

— Мост такой же, — ответила Лиза-дубль, вставая. — Но ты на край оврага посмотри.

Только теперь Максим заметил, что земля под мостом оползла и стаяла, и бревна с трудом цепляются торцами за скользкие глиняные комья с торчащими из них корнями. Он осторожно продвинулся вперед еще на шаг и заглянул в глубину оврага. Метров десять… а на дне крупные острые камни, между которыми мягко шуршит и позванивает небольшой ручеек. Да, интересная ситуевина…

— И что делать будем? — спросил он, отступая назад и поворачиваясь к Лизе-дубль.

— Я уже говорила — объезд поищем. Вернемся назад, там есть боковые проселки.

— А я и не заметил.

— А ты вообще мало что замечаешь.

Обиженный замечанием Елизаветы Второй, он молча вернулся к синему чудищу, пытаясь понять, права или нет Лиза-дубль. Нет, скорее не права. Он многое замечает… и фантастическая Лиза этому удивлялась. Но боковых проселков он и в самом деле не видел. Наверное, отвлекся, углубился в собственные мысли…

Сняв с плеча бельчонка, Елизавета Вторая отправила его в самостоятельное плавание, подарив на прощанье большой ломоть хлеба. Потом, запихнув коробку, служившую сервировочным столом, на заднее сиденье, и тем самым несказанно оскорбив мадам Софью Львовну, лишившуюся уютного уголка, она весело сказала:

— Ну, вперед, за славой и удачей! Точнее, назад.

И синий танк осторожно пополз, пятясь от обернувшегося фикцией моста, а потом, добравшись до относительно широкого места, где деревья отступили от дороги, принялся медленно разворачиваться.