Самый лучший комсомолец. Том седьмой

Глава 10

На студии мы проторчали весь день, и утром Амаана проводила Леннона до аэропорта. С собой он забрал пленку, свои тетрадки с записями, и, по докладам, глубокую печаль от расставания с якуткой. Ничего, уже через пару недель увидятся, на модном мероприятии в Монте-Карло. Оттуда певица в первые сольные гастроли и поедет. Как только Джон разведется, сыграют свадьбу. Степень восторга отечественных битломанов представить сложно, поэтому я и пытаться не стану!

Сегодня у Амааны выходной, заслужила, поэтому, проснувшись, я набрал КГБшную «справочную» и попросил мне отыскать номер поэта Андрея Вознесенского, который в эти времена, по собственным словам из интернета моей реальности, «молодой и наглый поэт». Меня, очевидно, это не смущает — я еще моложе и наглее. Да и где там «молодость», если Вознесенскому сейчас тридцать семь лет⁈

— Записывай… — дежурный товарищ продиктовал номер и спросил. — Ты же знаешь, что у нас здесь еще ночь?

— Ага! — заверил я его. — Спасибо.

Так, набираем полученный номер…

— Утром звони! — рявкнула на меня трубка.

Короткие гудки.

Не понял! А если, например, из Москвы-реки попёрли толпы людей-крабов, и я звонил товарищу Воскресенскому об этом предупредить? Набираем снова. Гудок. Еще один. И еще. Он что, голову под подушку спрятал?

— Вознесенский, — тоскливо ответил голос, поняв, что от назойливо трещащего телефона никуда не деться.

— Здравствуйте, — начал было я излагать цель звонка, но…

— Пошел н***й, мальчик! — поэтом мне такой возможности не дал.

Снова короткие гудки. Нет, не обижаюсь — товарищ решил, что ему не дают спать телефонные хулиганы. Можно подождать часиков пять-шесть и позвонить снова, уже бодрствующему Андрею Андреевичу, но поэты — натуры ветренные, свалит и ищи его потом по всей Москве.

Набираем, слышим короткие гудки — телефон выключил. Понять можно, прощать — не за что, но все равно обидно. Набираем другой номер.

— Здрасьте, товарищ капитан, — поприветствовал я дежурного. — Сергей беспокоит.

— А больше никакие школьники сюда и не дозвонятся, — не удивился он.

— Можете, пожалуйста, отправить пару товарищей на квартиру к поэту Андрею Андреевичу Вознесенскому? — спросил я.

— Задержать? — предложил дежурный.

— Нет, просто очень вежливо попросить включить телефон и принять короткий звонок. Жене товарища Вознесенского за беспокойство вручить коробку конфет, я потом сотрудникам их стоимость возмещу.

— Сделаем, — пообещал он. — Перезвоню.

Коротая ожидание, пожарил себе яишенку и принялся ее наворачивать, свободной рукой рисуя карикатуру о вреде курения: в условной конторе два мужика и одна дама сидят за столами с сигаретами в зубах и с возмущенными лицами смотрят на стоящего к ним спиной, высунувшегося в окно товарища. Текст такой: «Ему, видите ли, нужен свежий воздух. А мы из-за него должны простужаться, губить свое здоровье!».

Скоро утратит актуальность — ближе к лету примут новый закон, по которому курить в госучреждениях будет можно только в специально оборудованных местах, а некурящие товарищи будут получать оклад на пять рублей больше с обоснованием «ну они же на перекур не бегают». Падения акцизных сборов от табачной продукции не боимся — на общем фоне это нынче гроши. Чего, увы, не сказать об алкоголе — все еще немалая долю бюджета. Надо будет «социальный» музыкальный мини-фильм на эту тему снять, вдруг кто из-за него бухать бросит? Плюс одна счастливая семья — это уже очень много.

Телефон зазвонил как раз когда я помыл посуду и протер за собой стол. Тяжело без Вилочки — с ней этим заниматься приходилось через день, и это — самая маленькая из причин по ней скучать. Вчера вечером по телефону долго разговаривали, но это ведь совсем не то.

— Ткачёв.

— Можешь звонить, — сообщил товарищ майор.

— Спасибо, — поблагодарил его я и набрал поэта.

— Вознесенский! — в этот раз голос был гораздо бодрее.

— Здравствуйте, Андрей Андреевич, это вас Ткачев Сергей беспокоит, — представился я. — Извините, что так поздно — забыл, что в Москве ночь.

После некоторой паузы Вознесенский соврал:

— Ничего, я все равно уже проснулся.

На заднем фоне послушалось женское «Кто?» и глухой — трубку рукой прикрыл — ответ: «Внучек».

Это жена Андрея Андреевича, Зоя Борисовна Богуславская. Общее место — у них тоже разница в возрасте в женскую пользу.

— Это хорошо, — проигнорировал я прозвище — а я разве не «внучек»? — и одобрил ранний подъем. — Я к вам по какому вопросу — показывали мне тут ваш «Авось», страшной силы годнота. Давайте его в рок-оперу масштабируем?

— А… — залип он и задумчиво спросил. — А так можно?

«Андрей, нужно соглашаться!» — проявилось на фоне рациональное женское начало в виде Зои Борисовны.

— Конечно можно, если дописать сцены и арии. Приглашаю вас приехать погостить в город Хрущевск, напишете либретто. Музыка, понятное дело, с меня. Зоя Борисовна, если не занята, пусть тоже приезжает — у нас тут красиво, заводов много.

Вознесенский сдавленно хрюкнул и заметил:

— У нас заводов везде много.

— Согласны? — задавил я порыв толкнуть монолог о важности производственного сектора экономики.

Мне хлеба не надо, поагитировать дайте!

— А у меня есть выбор? — не удержал он горькой иронии.

— Конечно! — возмутился я. — Соглашаетесь — будете издаваться чаще. Нет — я оформлю авторские права через Минкульт, напишу музыку и либретто сам, но тогда в программках и на пластинках первой Советской рок-оперы, — немножко надавил голосом, чтобы помочь оценить значимость. — Будет мелкая, невзрачная надпись «по мотивам поэмы А. Вознесенского». За «мотивы» вам выплатят тысячу рублей, а в печать попадать будете примерно с той же периодичностью, как сейчас.

— Я могу подумать?

— Конечно, — одобрил я. — Часа через четыре вам перезвоню, решение узнать. Билеты, размещение, питание — все за счет принимающей стороны. До свидания.

Положив трубку, потянулся и пошел в кабинет. Открыв упаковку нотной бумаги, до обеда записывал аранжировки «Юноны и Авося». Готово! Вознесенскому дам месяц времени на написание либретто. Будет прокрастинировать — полезу помогать. Ох расстроится — я бы точно расстроился, если бы малолетка в мою поэзию полез. Хорошо, что я не поэт и даже не прозаик!

Сложив листочки с нотами в папку, переместился за машинку, и, стараясь поменьше напрягать палец — играть-то уже можно, но жать на тугие клавиши немножко больно — принялся «настукивать» сценарий Пинк Флойдовского «The Wall». Сразу «бахнем» и фильм, и пластинку, потом раскадровки нарисую и напрягу мистера Уилсона съемками в Британии. «Режиссерить» не буду — нафиг, не хочу в цитадель к лайми, вдруг полонием отравят и скажут, что это дед Юра сделал. А подтяну-ка я в режиссеры Ридли Скотта, он в эти времена один черт ничем толком не занят. Хороший дед, в упор не понимаю, почему у него столько кассовых провалов.

Жаль, что не догадался «Иисус Христос — суперзвезда» спереть, но чего уж теперь. Когда за окном стемнело, я посмотрел на часы. Ага, пора.

— Вознесенский.

— Еще раз здравствуйте, Андрей Андреевич. Вы согласны?

— Согласен, — подтвердил он.

— Класс! — обрадовался я. — Зоя Борисовна с вами?

— Со мной.

— Когда сможете вылететь?

— Послезавтра. Когда билеты ждать? — отзеркалил он мой деловитый тон.

— Да ну эту бюрократию, — фыркнул я. — За вами товарищи заедут, довезут и на самолет посадят. Спасибо, Андрей Андреевич. Еще раз извините, что среди ночи разбудил.

— Ничего, — вяло откликнулся он. — До встречи.

И положил трубку. Норм, можно возвращаться к «Стене». В идеале в нее Леннона с Маккартни подтянуть было бы круто, но фиг его знает, получится ли. Но в эпизоде Джон сняться точно согласится, он как для выросшего в капитализме очень отзывчивый парень. Амаану к агитации привлекать не буду — у нее симулякр завязан на самодостаточности: ей от Леннона кроме самого Леннона ничего не надо, и пусть так остается.

Подравняв содержащую треть сценария стопочку на краю стола, выключил свет в кабинете, сходил на кухню, где сварил пельменей, щедро полил их сметаной, посыпал перцем, разрезал на четвертинки две луковицы и столько же помидорок. А че, хлеб кончился? Чертыхнувшись, прямо в майке, трусах и тапочках вышел на лестничную площадку. Постучав в дверь напротив, виновато улыбнулся дяде Семену:

— У вас чисто по-соседски пары кусочков хлеба взаймы не найдется?

Хрюкнув, он сходил вглубь квартиры и вынес мне краюху «Бородинского»:

— Можешь не отдавать.

— Спасибо за доброту, — поблагодарил я и вернулся домой.

Нарезав хлебушек, составил ужин на журнальный столик и включил телевизор. Время смотреть «Время»! В череде рекордных удоев и перевыполненных планов мелькнула внешняя политика:

— Под давлением США страны блока НАТО приняли решение увеличить военные расходы на один миллиард долларов. Эти деньги будут потрачены на закупку вооружений в США — очередная демонстрация того, как Американское оружейное лобби выжимает из своих сателлитов все соки.

А Франции норм? Да, Франции норм — а ну как проклятые коммуняки танки на Париж двинут? Расстраиваясь от несовершенства мира, доел пельмешки и скоротал время перед отбоем, нарисовав тематическую карикатуру с пожилым американским генералом, который «выжимает» отдающего ему честь генерала во французской форме, на выходе получая золотые монетки:

Документалку про де Голля во Франции по телеку крутили, причем пробивали это не социалисты, а капиталисты-центристы, которые не хотят, чтобы бюджет родной страны тратился на закупку снарядов в США, а тратился на закупку у местных капиталистов. Денег за документалки и «политинформацию» я не беру — показывайте на здоровье! В документалке, в частности, были такая цитата генерала: «Франция была душой христианского мира, или, как мы сказали бы сегодня — душой европейской цивилизации. Я сделал все, чтобы воскресить ее. (…) Я сделал все, что мог. Если надо смотреть, как умирает Европа — давайте посмотрим. Это ведь случается не каждый день.».

Вот мы с соотечественниками и будем смотреть, прямо из первых рядов — сидя на Железном Занавесе. Подбросить поленьев пока не выйдет, потому что для этого надо ввергнуть в хаос весь Ближний Восток с кусочком Африки. Жалко людей. Да и смысла нету — Европа пока беженцев принимать так охотно не станет, нужно подождать лет пятнадцать-двадцать, вот тогда может и выгореть. Но не хочу — Каддафи жалко, при нем Ливия процветала. Пофигу, за неактуальностью пока отбрасываем.

Так-то все идет неплохо — это повышение расходов продавили на фоне жутких проблем слабеющего гегемона, и всем понятно, что он так затыкает дыры в собственном бюджете. Мир-то уже изменился, и меняться продолжит, так что можно робко надеяться, что старушка-Европа в какой-то момент терпеть все подряд откажется. Не будет Афгана — не будет и повода для нового витка холодной войны, а значит дальнейшие вливания в американскую военку придется и дальше «продавливать». А скоро война и нефтяное эмбарго, что только усилит желание пиндосов доить сателлиты, которым и без этого будет плохо — трубу-то дед строить уже передумал, вместо нее в бюджет заложены конские средства на строительство катеров. Придется раскошеливаться, дорогие европейцы, тут вам не там. Словом — запасаем поп-корн и ждем.

А я ведь снова пропустил зарядку! Нехорошо — очень важно для личного душевного покоя соответствовать высоким Виталининым стандартам. Живот полный, но мне же пятнадцать и я — идеально здоров, а значит можно пойти поплавать в бассейне. Сняв трубку телефона, позвонил охране, затем — в ДК. Отыскав в шкафу плавательную шапочку — настоящая Советская резина в полсантиметра толщиной! — трусы, полотенце и сменную одежду. В ванной добавил к инвентарю мочалку, мыло и шампунь. Готов!

Короткая поездка по почти ночным, безлюдным улицам городка с неизменным любованием многочисленными сияющими окошками, и я вошел в Дом Культуры, встретив тут дядю Женю — он сегодня дежурит — и Александра Викторовича, семидесятилетнего сторожа. Пенсионеров в Хрущевске немного, поэтому на такие вот должности мы нанимаем товарищей из совхозов. Утром его и его коллег увезет по домам служебный автобус. А что поделать, если по штатному расписанию сторож положен? Комсомольцев нанимать? Так они сразу «бухичи» устраивать начнут, в детских садах и школах-то дежурных КГБшников не сажаем, смысла нет. А вот дедушки в этом плане гораздо надежнее: они же фронтовики, и после вводной лекции от настоящего КГБшного полковника — Олиного отца — о важности бдительности в особо стратегическом городке совершают настоящие подвиги, отказываясь от возлияний на рабочем месте. А дома наверстывать мешают бабушки, так что социальная значимость налицо. Я даже тут супер полезный и продуманный!

— Здравствуйте, товарищи, я чуть-чуть поплавать, — показал им авоську с инвентарем.

Дядя Женя ограничился ответным приветствием, а вот дедушка смущенно попросил:

— Только это, осторожней будь, а то сломаешь чего, а мне потом отвечай.

— Если сломаю — понесу всю полноту ответственности, Александр Викторович, — пообещал я и пошел в раздевалку.

Дом Культуры был непривычно тих, мои шаги по выложенному каменно-мраморными плитами полу гулко раздавались по коридорам, а на душе царила светлая грусть из-за долгой разлуки с любимой. Вспоминаю ее, и руки чешутся — так хочется потрогать за все интересные и особо интересные места. «Неинтересных» мест у нее нет! Подростковое либидо, уймись — у нас здесь спорт.

Переодевшись и ополоснувшись в душе, вышел к бассейну и плюхнулся «бомбочкой» в приятно-прохладную, немножко щекочущую ноздри запахом хлорки, воду. Вынырнув, крякнул от удовольствия и принялся плавать брассом туда-сюда, иногда переходя на кроль и корявый баттерфляй ради увеличения физической нагрузки. Плаванье — это огромная польза для здоровья, и при этом оно не напрягает организм. Для пожилых и лентяев лучшей физкультуры не найти.

— Купаешься?

Вопрос заставил меня растеряться и хлебнуть водички. Откашлявшись, я повернулся на звук и увидел спускающегося по лестнице, одетого в синие плавательные трусы и такую же как у меня, зеленую, с резиновыми «цветочками», шапочку деда Юру. Левая половина тела обожжена, на правом боку, сзади — зарубцевавшийся шрам. Непросто экспресс до трона и радикальные реформы Андропову дались.

— А ты как здесь? — удивился я.

Дед окунулся с головой, вынырнул, потряс головой и улыбнулся:

— Так экономическая зона. Будем с японским премьером и Эйдзи Тойодой первый камень автозавода закладывать.

Стеклянный глаз вынул — техника безопасности, надо полагать, поэтому улыбка прямо жуткая. Но это для непросвещенных, я-то точно знаю, что Андропов — добрейшей души человек.

— Прикольно, — оценил я. — А на Сахалин поедешь?

— Не, это уже Косыгина вотчина, — ухмыльнулся он и предложил. — Наперегонки?

— Давай! — я не был против и доплыл до мелкой половины бассейна.

Я на дорожке номер три, дед — на первой. Встали у бортика, он отсчитал, и я рванул вперед кролем. Дедушка поплыл брассом, естественно, оставаясь далеко позади меня.

— Притча про кролика и черепаху здесь не работает! — обернувшись, подколол я его.

— Кто знает? — философски спросил он. — Впереди еще половина дистанции.

Хмыкнув, я поплыл дальше, и тут из-за корзинки с плавательными снарядами выскочил здоровенный мужик с татуировкой Сталина на груди, в трусах и плавательной шапочке. Пробежав по бортику, он сиганул в воду и вынырнул передо мной, натянув на лицо ухмылку с посылом «не пройдешь».

Я попытался сменить дорожку, но дедов охранник деликатно схватил меня за руки.

— Так нечестно! — пожаловался я.

Проплывающий мимо меня Андропов ухмыльнулся:

— Привыкай к большой политике!