Самба

Глава 8

Возвращение к преподаванию и повседневной школьной жизни прошло для Снейпа на удивление легко и незаметно. В начале учебного года он не брался ни за какие серьезные опыты, но страх перед лабораторией уже отступил, и он сам готовил все нужные для уроков препараты и даже сохранил за собой обязанность варить зелья для больничного крыла. Пока это выходило у него медленнее, чем раньше, и требовало больших усилий, но привычная рутинная работа доставляла сейчас профессору необычайное удовольствие просто из‑за того, что он чувствовал себя способным её выполнять.

Первое время ученики на уроках косились на его руки, покрытые пятнами свежей кожи и шрамами, но очень быстро у них не осталось времени на разглядывание своего преподавателя, так как Снейп завалил их заданиями и контрольными работами. Словом, всё вернулось на круги своя.

В помощи и поддержке мисс Уизли Снейп больше не нуждался. Впрочем, она практически и не появлялась. Лишь один раз, вскоре после своего возвращения из путешествия к морю, она зашла к профессору — и искренне порадовалась произошедшей в нём перемене. Профессор, в свою очередь, был благодарен ей и даже выразил свою признательность на словах. Но было бы преувеличением сказать, что он скучал по ней, когда она перестала его навещать. Он был слишком занят собственными делами, тем более что выполнение обязанностей профессора и школьного зельевара всё ещё требовало от него предельной концентрации.

Осень, которая для Снейпа всегда была любимым временем года, выдалась теплой и сухой. Лишь в середине октября наконец похолодало и зарядили дожди. Снейп снова чувствовал себя полным сил и с удивлением обнаружил, что случившееся с ним несчастье научило его ценить простые и, на первый взгляд, будничные вещи, на которые он раньше попросту не обращал внимания. Сидя у себя в подземельях за проверкой контрольных или просто читая, он ощущал себя непривычно спокойным и довольным жизнью, искренне надеясь, что больше ничто не будет нарушать её размеренного течения.

Октябрь подходил к концу, когда Снейп, просматривая за завтраком утреннюю газету, наткнулся на статью, подробно освещавшую причины разрыва мистера Поттера с мисс Джинни Уизли. Содержание этой статьи не вызвало у Снейпа никаких чувств, кроме брезгливого отвращения. Однако другие преподаватели, сидевшие вместе с ним за столом, явно придали этой информации большее значение. Минерва, судя по её реакции, была расстроена случившимся: она недовольно жевала губами, глядя на страницу «Пророка», и качала головой в ответ на какие‑то замечания мадам Помфри. Снейп слышал, как они долго обсуждали эту новость и тяжело вздыхали, и до него время от времени доносились фразы «кто бы мог подумать» и «отвратительные сплетни».

Сам Снейп, естественно, не принимал участия в подобных разговорах: во–первых, он никогда не был любителем сплетен, а во–вторых, понимал, что наверняка услышит от коллег какие‑то предположения, оправдывающие поведение всеми обожаемого Поттера, чего ему совершенно не хотелось. Кроме того, ему было до некоторой степени обидно за Джинни: он успел проникнуться к молодой медиковедьме уважением и благодарностью.

Вскоре после этого прискорбного события мисс Уизли появилась в замке: МакГонагалл предложила ей работу помощницы медсестры.

Накануне приезда мисс Уизли профессор МакГонагалл зашла к Снейпу в подземелья, что обычно делала крайне редко.

— Северус, у меня к тебе большая личная просьба, — сказала она, пробежавшись взглядом по каменным стенам и недовольно покосившись на лежащий на столе толстый том с изображенным на обложке черепом. — Вам с мисс Уизли наверняка придется так или иначе сталкиваться по работе: ты ведь постоянно готовишь что‑то для больничного крыла. И я уверена: что бы она ни делала, ты всегда будешь рад в присущей тебе деликатной манере… — Минерва нарочито откашлялась, — высказать ей свои замечания. Так вот, я очень прошу тебя: оставь свои претензии при себе. По крайней мере, первое время. Думаю, ты понимаешь, что я взяла Джинни на работу вовсе не потому, что Поппи не справляется со своими обязанностями… Будь с девочкой посдержаннее.

МакГонагалл многозначительно посмотрела на мастера зелий, и Снейп решил, что директор, видимо, всерьез беспокоится за мисс Уизли, раз уж решилась попросить его так кардинально изменить своим привычкам.

Впрочем, когда Снейп увидел Джинни, у него не возникло желания делать ей замечания по какому бы то ни было поводу, слишком уж несчастной она выглядела. Было понятно, что у неё имелись для этого серьезные причины, и всё же профессор полагал, что её бойкий, жизнерадостный нрав поможет ей лучше пережить разрыв с любимым человеком. Но всё в ней говорило об обратном: опущенные плечи, потухший взгляд, горькие складки в уголках губ и даже голос, ставший слишком тихим. Это было так не похоже на ту Джинни, которую профессор привык видеть в больнице, а потом, летом, — в своих комнатах, что он невольно испытывал к ней сочувствие.

Несмотря на это, Джинни успешно справлялась со своими обязанностями, хотя и выполняла их без прежнего энтузиазма.

Когда она в первый раз пришла за лекарствами, профессор следил, как самопишущее перо надписывает этикетки для перечного зелья, которые потом сами собой наклеивались на флаконы. Он немного не рассчитал время, так как отвлекся на проверку волшебно–инертных чернил: на прошлой неделе какие‑то продолжатели дела Умников Уизли переколдовали надписи на этикетках, и вместо костероста один незадачливый гриффиндорец получил порцию слабительного. Это было не смертельно, но профессор предпочел зачаровать чернила таким образом, чтобы они больше не изменялись ни при каких обстоятельствах, во избежание более неприятных инцидентов.

Увидев, что лекарство ещё не готово, Джинни поставила на лабораторный стол коробку, в которую собиралась складывать флаконы, и замерла, остановившимся взглядом глядя на порхавшее над этикетками перо. Снейп снова удивился произошедшей в ней перемене. Ему захотелось как следует встряхнуть Джинни, чтобы она скинула с себя эту подавленность и апатию, которая ей так не шла. Но он понимал, что это не поможет. А что в таких случаях помогает — он не знал: раньше у него как‑то не возникало необходимости утешать расстроенных девушек…

Чтобы хоть чем‑то разбавить повисшее в лаборатории тяжелое молчание, он сказал первое, что пришло ему в голову:

— Мисс Уизли, вам придется немного подождать, пока перо закончит свою работу. Хотите чаю?

Джинни удивленно подняла глаза.

— Чаю?.. — недоуменно переспросила она, и вдруг улыбнулась: — Я помню те смеси, которые вы мне подарили в конце августа… Мне они очень понравились, а я, кажется, так и не поблагодарила вас.

Снейп кивнул в знак того, что её благодарность принята, и подумал, что, пожалуй, ему удалось несколько отвлечь Джинни от её горестных раздумий.

— Кое‑что из тех смесей у меня ещё осталось. Думаю, я смогу подобрать для вас что‑нибудь подходящее.

Он выбрал смесь с удачно позаимствованным из теплиц Спраут колдовским тимьяном, решив, что мисс Уизли как раз не помешает немного поднять настроение. После некоторого размышления профессор отверг имевшиеся в его распоряжении вместительные, но разномастные кружки как не соответствующие случаю и трансфигурировал две пары пробирок в очень приличные чайные чашки с блюдцами, а старый котел — в большой фарфоровый чайник.

Джинни внимательно следила за его действиями, пока он накрывал на стол, грел воду и заваривал чай, и Снейп чувствовал себя довольно неловко под её пристальным взглядом. Однако отступать было поздно, и профессор пошел до конца, достав из своих запасов коробку дорогих шоколадных конфет, присланную ему в знак уважения и признательности родителями одного из выпускников–слизеринцев. Правда, когда коробку открыли, конфеты принялись голосить какой‑то торжественный гимн, вразнобой подпрыгивая в коробке в такт пению, но профессор быстро успокоил их при помощи Finite Incantatem.

Поющий шоколад заставил мисс Уизли ещё раз улыбнуться, а когда по комнате разлился аромат тимьяна, земляники и мелиссы, она довольно прикрыла глаза и втянула носом воздух.

— У вас хорошо получается подбирать эти смеси, — немного печально сказала она, глядя, как Снейп разливает чай по чашкам. — Вы как будто законсервировали лето, а теперь сняли чары, и оно снова оказалось здесь.

Настроение Джинни определенно улучшилось, и профессору хотелось закрепить полученный эффект. К сожалению, он не был приспособлен для легкомысленных разговоров, которые, по его мнению, могли развлечь молодую девушку. Да и большая часть тех воспоминаний и историй, которые хранила его память, не слишком подходили для непринужденной беседы. Не то чтобы в жизни Снейпа никогда не случалось ничего хорошего — нет, были и удачные эксперименты, и способные ученики; были хорошие книги, которые зачастую успешно заменяли ему собеседников; были и интересные встречи, запомнившиеся надолго… Но этих спокойных, мирных часов, приносивших ему настоящую радость, за годы войны накопилось не так уж много, а главное — Снейп был убежден, что ни одна из его историй просто не сможет заинтересовать его неожиданную собеседницу.

Пока он раздумывал над темой для разговора, Джинни вдруг сказала:

— Доктор Пампкин — тот, который вас лечил — не верил, что вы сможете снова заниматься зельями. А у вас всё так ловко выходит… как будто с вашими руками ничего и не случалось.

Снейп с подозрением взглянул на неё.

— Даже так? А вы меня уверяли, что я обязательно поправлюсь, стоит мне только захотеть. Выходит, всё было не так просто?

— Ну, я действительно верила в то, что говорила, — пожала плечами Джинни, отправляя в рот очередную шоколадку. — В конечном итоге ведь оказалась права я, а не он…

Так, совершенно неожиданно для Снейпа, Джинни снова вошла в его жизнь. Она стала время от времени заходить к нему по вечерам, и он привык всё время держать у себя запас шоколада и даже приобрел в Косой аллее небольшой чайный сервиз, чтобы каждый раз не утруждать себя трансфигурацией пробирок: чары длительного действия у него получались не очень хорошо, и к следующему визиту мисс Уизли пробирки успевали приобрести свой первоначальный вид.

Как оказалось в дальнейшем, поиск тем для разговора с Джинни вовсе не представлял особой проблемы. Общаться с ней оказалось очень легко, и профессор быстро перестал испытывать неловкость от её присутствия на своей, обычно закрытой для посторонних, территории. Кроме того, в силу своей профессии Джинни живо интересовалась лекарственными зельями, и Снейп старался максимально подробно отвечать на её вопросы.

Некое подобие дружбы, возникшее между ними, стало неожиданностью даже для самого профессора и наверняка служило поводом для разговоров в учительской. Но к Джинни все относились очень тепло, и никто из преподавателей не позволил бы себе по отношению к ней бестактных вопросов, а обсуждать эту тему с самим Снейпом никому даже и в голову не приходило.