Двадцатое марта я ждала, как одиннадцатикласник — выпускной. Мне почему-то казалось, что Ван Чэн покинет наш гостеприимный Париж в тот же миг, как телеведущий объявит о закрытии кулинарного конкурса. Умом-то я понимала, что вряд ли всё будет так просто, но от надежды избавиться не так-то просто. Надежда — она вообще штука такая, неубиваемая.
Под настроение рассказала Адриану миф о даре Пандоры. Дело было на перемене в коллеже, так что меня слушал весь класс, включая мадам Бюстье. Здесь этой истории, — как и многих других, — не было. Вместо коробочкиПандоры здесь жила легенда о кувшине, полном бед. Дочь Зевса Апотисия несла этот кувшин в аид, чтобы утопить в Стиксе, и то ли засмотрелась на Аполлона, то ли и вовсе переспала с красавчиком, да и разбила сосуд по неосторожности. Так что болезни, смерть и страх растеклись по всей земле, проникая в каждую щель и складку. Не выковырять, как бы боги ни пытались. Ну и надежда вместе с ними вытекла, только она была последней, так что проникла не в землю, а в головы людей через уши, нос и глаза.
История Пандоры Адриану зашла, кстати. Как и остальным деткам. Восхищённая «моим» воображением Роуз даже предложила книгу написать. Ну а чего таланту пропадать, в самом деле?
— Я подумаю, — ответила я, пряча усмешку в кулак.
— Только обязательно подумай!
— Да, да…
После уроков мы с Адрианом собрали наши нехитрые пожитки, и Горилла в шикарной машине отвёз нас в здание центрального телеканала — именно здесь должен был проводиться конкурс любителей высокой кухни. Хлоя, к примеру, как самая занятая и важная персона, и вовсе забила сегодня на коллеж. Наверняка здесь всем с самого утра мозги выносит, не жалея себя.
Вообще-то, кажется, в каноне у Маринетт в этот день был выходной… или она просто не пошла в коллеж, решив забить, как Буржуа сейчас? Но да неважно.
Ехали мы в тишине. Попали в пробку, как назло. Зато, пока стояли, успели сделать домашку: я по французскому, Адриан по физике. И даже махнуться тетрадями, чтобы переписать выполненное.
Не, ну а что. Самой физику делать, уравнения решать? Я в этом мало смыслю, говоря откровенно. Да и не интересовалась никогда физикой, разве что она не была прикладной для жизни. Про электричество там или про плотность веществ… ещё меня манила астрономия, однако в моей школе её так и не ввели, хотя обещались. А вот Адриан всё это дело любил. Он вообще, к моему удивлению, оказался технарём по складу ума.
К тому моменту, как мы подъехали, съёмки уже почти начались. В здание мы заходили под звуки последних приготовлений и голоса Хлои, которая раздавала указания налево и направо. Что интересно: Буржуа явно понимала, что класть все хотели на её приказы… и оттого старалась ещё больше, чем могла бы. Даже добавила визгливых ноток, чтобы пробирало до самой души.
Вот послушались бы её сразу — и могли бы минимизировать ущерб. А теперь она, как настоящий энергетический вампир, высосет всё и из всех.
И, нет, мне людей не жалко. О характере мэрской дочки знали все телеканалы — всё-таки, Хлоя не раз и не два мелькала по ящику. Вроде бы даже в сериале снималась однажды…
В телебашне на нас с Адрианом совсем не обращали внимание. Даже на первом этаже люди бегали туда-сюда, как заполошные испуганные таракашки. Мы с Агрестом отошли от входной двери и во все глаза уставились на разворачивающееся представление.
— Бесконечно можно смотреть на три вещи, — сказала я, задумчиво потирая подбородок.
— М? На какие это?
— Как горит огонь, — он кивнул, соглашаясь, — как течёт вода, — снова кивок, — и как работают другие люди.
Адриан поперхнулся и посмотрел на меня практически круглыми глазами.
— Вот иногда я понять не могу: ты то ли гениальный стендапер, то ли просто слишком злая.
— Да я вообще Бражник. Мировое зло.
Адриан фыркнул, причём немного раздражённо. Необычная реакция для моего вечно спокойного и умиротворённого котёнка, готового, кажется, даже Иуде простить его предательство.
— До мирового он ещё не дорос, знаешь ли, — сказал Адриан с нескрываемой злостью. — И не дорастёт, Ледибаг и Кот Нуар его прихлопнут раньше.
От моего успокаивающего похлопывания по плечу он встряхнулся, как мокрый пёс, и растерял своё недовольство. Ну и хорошо. Я рада, конечно, что Адриан знакомится с негативными эмоциями, но всё-таки мне хотелось бы, чтобы они не были направлены на одного человека. А вот пропадёт объект для выливания плохого — что тогда Адриан будет делать?
Лучше пусть уж злится на меня, окружающих, да хоть на плохую погоду. Равномерно размазанный негатив не так опасен, как его концентрация на чём-то одном.
— Держи.
— А?
Я моргнула, но приняла протянутый букетик с фиолетовыми цветами. Нежные лепесточки, тёмная серединка, короткий стебелёк. Больше всего букетик напоминал по размеру бутоньерку, разве что довольно пышную. Где Агрест умудрялся его прятать всё это время?
— Это что, шафран?
— Да. Точнее, крокус. Кулинарный. Подаришь Чэн-шифу, он оценит.
«Шифу» в китайском означало «мастер», это я помнила. Адриан с самого утра так называл моего дядюшку, — никакой он мне, кстати, оказался не дядюшка; племянницей для него была Сабина, а не Маринетт, — так что я и спросила, почему он Вана не называет по имени. Всплыл опять китайский менталитет, кто бы сомневался.
Назвать мастера мастером — это же так логично! И льстит. Вроде как «шифу» — это больше даже титул… который, однако, получал любой, кто достаточно глубоко изучит какое-то дело, выполняемое руками. Шифу готовили, клеили обувь, рисовали, лепили, даже модельеры — и те были шифу, если самостоятельно что-то шили.
Ну, это хоть немного объясняло, почему дядюшка Ван оказался с таким завышенным ЧСВ. Он же целый ШИФУ, а мы тут — простые смертные. И тем страннее для меня было предложение Адриана подарить ему цветочки. Разве мой Агрест не говорил, что подарок — лучший способ ещё больше взбесить Ван Чэна?
— Ты всё-таки решил хедшотнуть моего дядю? — с сомнением спросила я.
Цветочки были миленькие и наверняка очень дорогие. По крайней мере, на рынке специй шафран стоил тех же баснословных денег, что и в моём мире. А я так до сих пор и не узнала, как его используют в кулинарии.
И это при дяде-поваре. Шеф-поваре. Позор на твою голову, Маринетт!
Адриан рассмеялся и оттащил меня ещё немного в сторону. Из телестудии выносили габаритную мебель, и нас могли зацепить по недосмотру. Или по неосторожности: Агрест опять вырядился, как настоящая моделька, и привлекал к себе чужие взгляды. Даже от грузчиков!
Нет, ну посмотреть-то было на что. На Адриане был чёрный свитер средней вязки с редкими вкраплениями серебряных нитей, чёрные джинсы и обалденный кожаный пояс. Я, кстати, заметила, что Агрест стал питать большую любовь к слишком большим для него ремням: те были или шириной с ладонь, или оборачивались вокруг Агрестовой талии в два слоя. Не знаю, может, Кот так компенсировал отсутствие хвоста? В любом случае, ему шло.
— Ни в коем случае. Наоборот, помогаю. Крокус означает на языке цветов надежду на возрождение. К тому же, этот подарок не останется у Чэна-шифу, как напоминание о твоём провале в китайском. Цветы или завянут, как ваша ссора, или будут использоваться в кулинарии. Вроде как ваш конфликт станет удобрением для его личностного роста, он же шифу… Считай, что у тебя в руках сейчас предложение забыть о прошлом.
— Как сложно… всё у них не как у людей. Извинения не извинения, подарки не подарки…
— Как ты там говорила? — Адриан показательно задумался, приставив палец к подбородку и подняв глаза к потолку. — Восток — дело тонкое. Хлоя, привет!
Он махнул Буржуа рукой; девушка, на мгновение отвлекшись от пропесочивания работников телестудии, радостно заулыбалась. Она за секунду стала миленькой и пушистой, как большой жёлтый, — засранка, не посмотрела, что голубые ногти с жёлтым свитером не сочетаются! — утёнок.
Вот только завидев меня, Буржуа растеряла всю свою любезность. А уж когда я Хлое рукой помахала, так и вовсе скривилась, будто съела малину с клопом.
Я хмыкнула и боднула Агреста в бок локтём. Адриан со смешком наклонился ко мне, подмигнул зелёным кошачьим глазом и, схватив за руку, потянул в сторону лифтов. Я вырывалась, щекоталась, пихалась, но Агресту было всё равно: раз он решил, что мне обязательно надо одарить Вана крокусами, то я это сделаю. Хочу я того или нет.
Слишком занятая переругиванием с напарником, я не заметила, с каким раздражением Хлоя смотрела мне вслед.