Как-то при просмотре сериала у меня складывалось впечатление, что Габриэль клепает акум чуть ли не по графику. Если верить сценаристам, то месье Бражник делал одну-две акумы в месяц минимум, а иногда и чаще.
Почему я пришла к такому выводу? Да всё просто: два или три сезона, — я уже не помнила точно, — класс Маринетт не менялся. В каждом сезоне было серий по двадцать, классы перемешивают раз в год. Итого мы имеем более шестидесяти акум за учебный французский период — с сентября до июля. Одиннадцать месяцев.
Путём нехитрых вычислений мы делим шестьдесят на одиннадцать и получаем пять с половиной акум в месяц. Пять с половиной, это же шизануться можно! Еженедельная рутина какая-то выходит!
А были ещё праздники, и наверняка нам что-то не показали…
Короче говоря, здесь всё было несколько более прозаично и логично: в месяц мы с Котом сталкивались с одной-двумя акумами. Началось всё в сентябре, с тех пор мы победили пять акум, на улице заканчивался ноябрь и приближался мой день рождения. Бражник работал по выведенному графику, что было очень приятно — мы с Котом хотя бы примерно знали, когда нужно ждать следующую бабочку.
Как в сериале не подумали про временную линию, я понятия не имела, но была рада, что здесь события не несутся вперёд загнанной лошадью. У Габриэля были свои дела: он продолжал выпускать модные коллекции для подростков и взрослых, посещал званые ужины и вёл достаточно активную светскую жизнь, как по мне. Тем не менее его всё равно называли затворником и отшельником: по сравнению с другими модельерами, Габриэль, считай, безвылазно сидел дома.
Да я бы тоже не особо хотела веселиться, если бы моя душа лежала в стеклянном саркофаге под домом. Не до того немного.
В принципе, канонная скорость появления акум могла быть оправдана: Габриэль спешил вернуть Эмили из комы или с того света. Нам, насколько я помню, так и не сказали, просто ли мадам Агрест без сознания или же саркофаг поддерживает её бренное тело от разложения.
Но тут в голову уже идут мысли про некрофилию, так что чш-ш.
У нас же всё-таки была реальная жизнь, а не фанфик, так что отец Адриана не выплёвывал бабочку за бабочкой — за что ему большое спасибо. Не думаю, что вывезла бы такой темп.
Так вот. Выведя скорость появления акум, я немного расслабила узду, и теперь у нас с Котом помимо тренировок сил появилось время на дурачества. В смысле, мы и раньше не особо превозмогали собственные тела, однако теперь у нас для этого был специально выведенный день — среда, если кому интересно. Вечера среды были посвящены лени, ничегонеделанию, прогулкам по крышам и до-олгим разговорам.
Я это называла «укреплением командного духа», чтобы не чувствовать себя злостным прокрастинатором.
Кто бы подумал, но с нашими средами появились проблемы: мой Кот совсем не умел отдыхать. По его мнению, он должен был постоянно что-то делать. Даже если нет душевных или физических сил, в любом состоянии!
— Мы не можем ничего не делать! — сказал в очередную среду Нуар.
До этого Кот был словно на нервах: ходил по крыше, хлестал себя хвостом, садился и вставал. Я ничего не говорила, потому что считала, что напарнику надо просто перебеситься. Мало ли что у него дома произошло, Габрикинс был тем ещё шлёпком.
А оно вон что в его голове.
— Почему это?
Мне было хорошо. Я лежала на прохладной крыше, — конец ноября, а на термометре температура в районе десяти градусов, беспредел! — закинув руки за голову и наслаждаясь осторожными прикосновениями солнечных лучей. Небо было светло-голубым, и по нему лениво плыли лошадки-облака.
Лошадки, хм. Облака-а-а… жалко, что в этом мире не было русского языка, я бы озолотилась на текстах песен.
— Потому что мы должны победить Бражника! — мягко, словно неразумному ребёнку, сказал Нуар.
Я зевнула и всё-таки села.
— Ага. Пока ты спишь — враг не дремлет!
Кот радостно закивал.
— Да, да!
— Спите больше! — выкинула кулак вверх я, ложась обратно. — Изматывайте врага!
— Нет!
Кот забавно насупился и уселся рядом со мной. Сложив руки на груди, Нуар принялся буравить меня недовольным взглядом.
— Ты так перегоришь, — поморщилась я, отмахиваясь от его внимания. — Отдыхать тоже нужно.
— Разве мы имеем право на отдых?
Это заставило меня открыть глаза и снова сесть.
«Разве я имею право на отдых?» — услышала я.
Адриан выглядел растерянным; он реально не понимал, и вопрос свой задал не из праздного любопытства. Я скрестила ноги в лотос и потёрла глаза.
— Что ты знаешь об эмоциональном выгорании?
— Это ты здесь ходишь к психотерапевту, а не я.
Ну да, был за мной такой грешок: хоть моё состояние и улучшилось, до полного выздоровления кукухи было ещё ой как далеко. Всё усложнялось тем, что я до сих пор не могла полностью довериться работающей со мной женщине, так что мы второй месяц топтались на месте.
А что я ей скажу? Пардон, мадам, я Ледибаг, так ещё и перерожденка из другого мира. Да меня сразу в дурку увезут или на опыты. Оно нам надо? Оно нам не надо, это я вам точно говорю!
— Это не от психотерапевта… вообще, я удивлена, что про это не говорят в коллеже или даже в саду.
Ну, может про сад я и дала лишку, но вот в колеже я бы ввела основы психологии. Полезная штука, которая, к тому же, помогла бы куче народа. Но не-ет, давайте лучше добавим ещё пару часов в неделю геометрии!
— Короче, — я хлопнула в ладоши, привлекая внимание, — слушай сюда, мой юный падамян.
— Пада-мян?
А, точно. Тут же не было Звёздных Войн.
— Не на том концентрируешься.
В своё время я сталкивалась с перегоранием разной силы. Было обычное отвращение — так вышло с университетом, который я в итоге бросила; решение это было прекрасным и обогатило мою жизнь, однако потом я выслушивала вечное нытьё родственников об обязательности высшего образования. Были жёсткие приступы психосоматического дерматита: при поездке на доконавшую меня работу мои руки покрывались ярко-красными пятнами с шелушащейся кожей; выглядело отвратительно.
Была депрессия, когда я уставала от писательства и не возвращалась к нему по две недели. И просто неприязнь к какому-либо роду деятельности.
Всё это я и рассказала Нуару, не скупясь на детали.
— А всё почему? — я наставительно подняла палец вверх. — Потому, что надо отдыхать!
Университет задолбал меня экзаменами и взятками, работа в общепите — тупыми агрессивными людьми, требованиями начальства и пустыми обещаниями повышения. От писательства я уставала, если брала огромный темп, при этом забивая на планирование сюжета и в итоге застревала на каком-нибудь моменте. Но в последнем случае отдыха было достаточно; так-то я и поняла, что писать — это моё. Моя дверь, как сказал бы Зеланд.
Адриан о важности систематического отдыха не знал. Про себя я предположила, что Габриэлю было просто выгодно такое положение вещей: пока ребёнок что-то делает — он не требует твоего внимания. Мой дорогой напарник был занят до двенадцати часов в сутки с учёбой, репетиторами или кружками.
— Отец считает, что лучший отдых — это смена деятельности, — сказал мрачный Кот.
— Ну, так-то оно верно, — я подобралась ближе к напарнику, панибратски закидывая ему руку на плечи в полуобъятии. — Но ещё нужно время на развлечения и просто на ничего.
— В смысле?
— Ох, эти великолепные моменты, когда ты просто лежишь и смотришь в потолок… вот тебе задание, котёнок: лежи пятнадцать минут где угодно, ни о чём не думая. Или думая, но не очень сильно.
— Это же будет дико скучно! — рассмеялся Нуар.
— В том-то и дело. Если тебе скучно — значит, твоя тыковка отдыхает, — я взлохматила светлые волосы. — Перезагрузка, считай.
Кот так умилительно улыбался, что я не выдержала и накинулась на него с щекоткой. Нуар её не боялся, как и я, так что в итоге мы просто валяли друг друга на крыше, будто два больших котёнка.
Устав от дурачеств, мы разлеглись и снова стали смотреть на небо.
— Ледибаг, — позвал меня Нуар, когда я уже почти уснула.
Облака убаюкивали больше поезда.
— М?
— А сколько тебе лет?
Он говорил так тихо, что его голос вплетался в мой сон. Не особо отдавая себе в этом отчёт, я ответила правду:
— Двадцать шесть будет.