Сага о Ласке Сэме и его друзьях

Глава десятая Аспагарусов суд

Аспагарус. Провинция Дейр. Империя Анно.

— Как я ненавижу эти чопорные церемонии. Посмотрите на этого расфуфыренного идиота-церемониймейстера или как тут у них называется. Его, как индюка, распирает от сознания собственной важности. А сам забыл туфель на левой ноге зашнуровать как следует. Если грохнется, будет шуму на весь дворец!

— Ваше Великолепие, сир, это и в самом деле невозможно выдержать до конца!

— Терпите, массатус Притант, я ведь терплю… надо будет произвести реформу дворцового церемониала.

— Это невозможно — возмутятся не только благородные, но и простолюдины. Народу нравятся пышные представления, сир.

— Это верно. Кажется, пора вставать! Прошу вас, господа, выдержать и это!

Пышная церемония проходила в Круглом зале. По традиции Аспагаруса, этот зал был посвящен богам. Но не всем, а главному пантеону — девяти самым старшим богам Карриты. Их пышные изваяния из бледно-розового кариенского мрамора были раскрашены яркими красками и украшены золотыми аппликациями. Глаза богов были сделаны из камирты — драгоценного камня, падающего с неба. Утверждали, что эти камни — слезы богов. Может быть. Но коричневые с черными вкраплениями камни в глазницах раскрашенных статуй оставляли странное впечатление — казалось, что глаза богов смотрят на всех, кто находится в зале, одновременно. Зал находился внутри здания, но был самым высоким залом во всем замке. А свет проникал в него прямо с потолка, который был выполнен их огромных стеклянных витражей. Витражи были разделены на девять секций, каждая из которых соответствовала скульптурному изображению соответствующего бога, а сюжеты витражей представляли из себя ни что иное, как описание самых значительных событий, связанных с тем или иным божеством. Боги считали своим долгом вмешиваться в дела и судьбы людей. И имели на это все права. Приблизительно так можно было трактовать изображения во всем зале, не только скульптуры и витражи, но и искусные фрески, протянувшиеся по стенам, наполненные изображениями все тех же легенд о богах, причем только богах Пантеона.

В центре зала располагалось Судилище, или, как его прозвали остроумные посетители — Седалище Богов. Девять серебряных кресел, украшенных драгоценными камнями (каждому богу был посвящен свой особенный драгоценный камень и именно из него были украшения именного кресла). Кресла располагались полуовалом. Посередине располагался стол Прошений, покрытый белоснежной скатертью. На столе стояла Жертвенница, сделанная из белоснежного, крайне редкого на Каррите, мрамора. В этой шкатулке, размером с голову быка не было ни единой прожилки желтого, красного, серого или какого иного цвета. По традиции, проситель опускал в эту шкатулку свое подношение богам. Подношение не должно было быть громоздким, но должно было быть достаточно дорогим, чтобы умаслить всех богов. А что-что, но подношения боги любили, это точно. Для просителя был установлена и скамеечка из обычного дерева, прямо посреди Седалища, напротив центрального кресла. Скамеечка была низкой и проситель, присев, мог разглядеть разве что макушки судей. Но для венценосных особ, а тем более, императора, было приготовлено другое седалище: небольшое кресло с невысокой спинкой и с короткими поручами. Оно все равно не позволяло находиться на одной высоте с Судьями, но позволяло хотя бы отчетливо лицезреть их лоснящиеся от жира, стекающего с париков, лица.

Не смотря на то, что было лето, и была жара, судьи сидели при полном параде: в пышных горностаевых мантиях и в париках, густо усыпанных пудрой и намазанных толстым слоем животного жира. При посещении обычной высокородной особы на церемонии присутствовал один из судий, но коронованного посетителя, опять же, в знак уважения к его статусу, приветствовали все девять Высоких заседателей. А чтобы они казались еще выше, их места были установлены на возвышении, совершенно из зала незаметного. Так и создается видимость величия!

Не надо только думать, что подобное подобострастное отношение к коронованным особам гарантировало им автоматический успех в любом деле и удовлетворение любой прихоти. Ни в коем разе. Судьи действительно находились под властью богов и выносили решения, которые часто не устраивали монархов. Но Аспагрусов суд был последней инстанцией, и его решению подчинялись даже самые сумасбродные самодержцы. А если не подчинялись? Что же, за долгую историю Карриты случались и такие… прецеденты… Велемир Монархус Кладры пытался оспорить решение, касаемое престолонаследия, он проводил закон, который разрешил бы, в качестве исключения, наследовать трон его сыну-бастарду. Вердикт судей был неодобрительный. Но Велимир послал решение Судей к дьяволу. Через месяц, во время охоты, средь бела дня и чистого неба молния ударила в лагерь охотников, и Велимир, вместе с незаконнорожденным сыном и двумя ближайшими советниками, мгновенно были сожжены небесным огнем. А на императора Виккиваргануила Седьмого камнем упал орел, как только император объявил о том, что не подчиниться решению Аспагарусова суда. Орел ударил императора клювом в темечко, да так удачно, что император скончался на месте. В иных случаях воля богов проявлялась не так быстро и не так открыто, но проявлялась обязательно! Обычно строптивый монарх не усиживался после акта неподчинения на троне более полугода. И это при том, что сами Аспагарусы ни в какую политику не лезли и ничем, кроме выполнения судебной функции, не занимались. Так что неподчинение Суду Аспагарусов считалось не только дурным тоном, но и дурным предзнаменованием.

Уже долгих три часа церемониймейстер расхаживал по залу в сопровождении пяти слуг, совершал церемонные поклоны, воскуривал жертвенный фимиам около каждой из девяти статуй и молился, молился, молился. Поскольку молитвы эти в различной вариации повторялись уже по третьему кругу, просители, с молодым императором во главе, начали несколько утомляться.

Но вот третий круг был завершен «Какое счастье, что он не нарезает все девять кругов» — подумал при этом про себя император. И мажордом Аспагарусов, почтеннейший Капус д'Реми, важным шагом, чуть подпрыгивая при постановке левой ноги, направился к коронованной особе. Император и его свита встали.

Императору Анно Второму было уже тридцать четыре года. Но ни на лице, ни в теле императора не было и грамма жира, он был молод, силен, изящен, как и полагалось столь высокородной особе, хорошо тренирован (все-таки профессиональный военный) и к тому же красив. При всей своей изящности тело императора было сильным, каждая мускула прекрасно развита, а стремительности и точности его движений мог позавидовать иной молодой офицер. Говорят, император часто обходился без охраны, особенно, когда слонялся по столичным злачным местам, а его тренированное тело не раз выручало хозяина из сложных и опасных передряг. На увещевания канц-министра, который всегда был обеспокоен такими похождениями монарха, император милостиво отвечал, что откуда ему изволите знать действительную ситуацию в стране: из отчетов шефа полиции, министров и лорда-протектора разведки? Дудки! Они будут писать то, что нужно или выгодно им самим, а не то, что есть на самом деле. Только личный контроль! Черты лица императора — правильные, утонченные, благородные, скрывал пышный парик — обязательный при столь старинной церемонии. При своем дворе император парики отменил и теперь их носили только закостенелые ретрограды. Серые глаза из-под тяжелых бровей смотрели на мир немного насмешливо, да и сам император не прочь был пошутить (иногда и брутально), да и привычка к военной разгульной жизни никуда не выветрилась. Около себя император собирал таких же людей — весельчаков, смелых, порою безрассудных, честных и прямолинейных. Они хорошо разбавляли стоячее болото придворных интриганов и служили надежной опорой молодому императору. Их так и называли «Веселая Гвардия». Личную охрану императору составляли только из Малиновых мушкетеров, недаром полковником этой элитной части император оставил себя самого. Принц крови стал полковником Синих мушкетеров.

Для этой церемонии, кроме парика, на императора напялили жутко неудобный парадный камзол из золотой ткани, украшенной тонким шитьем, кружевами и драгоценными камнями. Скромность императора подчеркивал только единственный боевой орден, полученный им еще в чине капитана. Других наград император никогда не одевал (кроме церемонии вручения, разумеется). Особенное неудобство составлял высокий кружевной воротник, выкрахмаленный до белоснежного опупения дворцовыми мастерицами. В таком воротнике не то чтобы слово сказать, вздохнуть было мероприятием, требующем и мужества, и изрядной сноровки. Короче, по мнению самого императора, выглядел он совершенным пугалом огородным, и если и согласился он на такой наряд, то только потому, что знал: в этом замке, и в этом зале опасаться за свою жизнь нечего.

Под стать самому императору была одета и вся его свита: все при орденах и полных регалиях, затянутые в парадные камзолы, обильно украшенные вычурными украшениями и все, как один, в старомодных длинных париках с мелкими завитушками. Со стороны вся делегация напоминала свору королевских пуделей, готовящихся к выполнению сложного циркового номера.

Пудель канц-министр находился ближе всех к императору. Он и пролаял, простите, зашептался первым, когда церемониймейстер направился прямиком к их делегации: «Пора становиться в стойку!» По этой команде вся свора снялась с места и уставилась на приближающегося субчика. Оный был как раз для затравки своры: пухленький колченогий субъект с самой противной искусственной улыбкой в мире. Зарычали как-то все вместе. И только вмешательство коронной руки прекратило на время глухое бурчание среди подчиненных.

Теперь предстояло довольно длинное раскланивание с господином мажордомом. Одни поклоны предназначались императору, другие канц-министру, а третьи — остальным придворным. На поклоны благородный д'Реми незамедлительно получал симметричный ответ. Малейшая заминка считалась дурным тоном и резко снижала долю уверенности в милости богов.

После этого занятия, которое помогло ожидающим привести в порядок изрядно затекшие мышцы, церемониймейстер сделал резкий финт, его свита расступилась, и император в гордом одиночестве пошел вслед за ведущим церемонию вельможей. От императора и не требовалось идти так, как шел церемониймейстер, даже не следовало попадать ему след в след. Но известную церемонность шаг просителя должен был сохранять. Главный девиз движения просителя: чистота и простота движений. А движениями императора нельзя было не залюбоваться, отточенные, спокойные, исполненные достоинства и сознания собственного величия…

Подойдя к столу, император поприветствовал каждого из судей, отвечавшего императору глубоким церемонным поклоном. После обмена поклонами и приветствиями, простыми и не витиеватыми, император положил в дароносицу заранее приготовленную драгоценность: Фихнир, один из самых больших алмазов, найденных в копях Гатры. Судьи одобрительно вздохнули, показывая, как приятна будет богам столь щедрая жертва. После этого император подал судьям свиток, в котором была описана его просьба. По традиции, каждый из судей пробежал преамбулу — короткую вступительную часть прошения. И тут же лица судей стали еще более вытянутыми и сразу же какими-то обеспокоенными. А главный судья, семидесятипятилетний глава рода Аппиа д'Аспагарус, был вообще в легком шоке… Именно ему предстояло отвечать на официальный запрос императора. И именно ему надо было что-то говорить. Это требовал церемониал!

— Э-э-э… — выдавил из себя старичок для начала. Но потом собрался и его дальнейшая речь была лишена подобных изысков.

— Именами всех Богов Карриты, прошение императора Анно Второго к рассмотрению принято. В виду особой сложности вопроса потребуются дополнительные церемонии, которые должны разъяснить позицию богов по этому вопросу. Срок ожидания ответа — десять дней. Имеет ли что-то проситель добавить от себя лично? — старый судья закончил прием прошения стандартной фразой. А потому вздрогнул, когда впервые за всю свою карьер услышал требовательный голом просителя.

— Имеет!

— Э-э-э… тогда прошу вас… Э-э-э… Да…

— В виду сложной политической, а главное, военной обстановке в государстве, попрошу высоких судей сделать все, чтобы ускорить процесс рассмотрения моего вопроса.

И император склонил голову в знак готовности подчиниться любому решению столь высокого суда. А что еще оставалось делать? Торчать полторы недели, пока эти узколобые судьи оторвут свои седалища с насиженных лож и проведут полную церемонию освящения мнения древних богов? И это когда тревожные вести буквально заполнили императорскую канцелярию? Бред!!! За один день со всем разобраться!

— Э-э-э… Ну что же. Властью, данной мне Девятью, объявляю, что церемонии будут проходить по особому графику. Ответ получите через три дня. Ответ окончательный. Точка. — Слава Девяти!!! — при этих словах взревел весь зал. Оно и понятно. Так долго ждать окончания утомительной церемонии, можно и порадоваться в конце-концов ее удачному завершению.

Торговая площадь. Магеллон. Вольные баронаты. Спорная территория.

— Мальчики! Вы только не пропадайте надолго! Первое выступление завтра, сразу после шестой стражи. В пятую стражу вы все должны быть на месте, тут на площади, а не в каталажке. Я вас выручать не буду! Понятно?

— Да, госпожа! — ответил за всех Герб. Он вообще был мастером лаконичных ответов.

Идея пробраться в Магеллон в качестве бродячих актеров принадлежала Командиру Доу. Он быстро сообразил, что такая маскировка для Сэма со товарищи будет самой удобной. Тут и начало сезона увеселений подкатило. Дальше хорошо сработала агентура Доу, люди, которых ни Сэм, ни его товарищи так и не увидели. Сначала они задержали в одной из деревень подходящую труппу, затем переманили трех актеров (за деньги Сэма) в несуществующий театр на побережье. А чтобы эти актеры не путались под ногами, они стали почетными гостями командира Доу и пребывали в преотличнейшем настроении, в относительном покое, постоянно сытые и чистые, деньги-то остались при них, и никто не собирался покушаться на их состояние. Потом в игру вступил Рутти. После того, как он рассыпал на дороге свой порошок, нечего было удивляться тому, что пара волов завернула в нужное место. А дальше — чистая психология и гимн человеческой жадности. Фана, как и характеризовали ее агенты Доу, была примитивным жадным сознанием, к тому же болеющей запущенной формой звездной болезни. Она считала, что все актеры и так должны быть счастливы выступать рядом с нею, а потому за сезон им можно не платить вообще (они ведь обучались у нее великому актерскому искусству) или платить совершенно ничтожную сумму (по той же причине). Единственный, кто не симпатизировал новым актерам, был Ханни. Он вообще мало кому симпатизировал, особенно, если госпожа Фана проявляла к незнакомцам недвусмысленный интерес. Сэм, которому в этом спектакле досталась главная роль, картинно вздыхал, поглядывая на Фану, но старательно обходил Ханни стороной, а попытки Фаны отослать своего цербера подальше аккуратно пресекались Гербом и Рутти.

У бродячих актеров нет документов, есть только гильдейские удостоверения, в которых даже не записывают их приметы. Актер многолик и эта многообразность подразумевает его обезличивание. Во времена магии удостоверения рассыпались, расставаясь с телом владельца в прах. Сейчас это не происходило. Но традиция осталась. И традиция не расставаться со своими гильд-знаками была так сильна, что любой актер согласился скорее умереть, чем отдать свое имя кому-то… Конечно, встречались и исключения. Главное — уметь человека убедительно попросить. Благодаря всему этому в Магеллон труппа «Магум-Уникум» попала без особых проблем. Попали в столицу и наши господа-разведчики. Проблемой оставалось то, что Фана все более откровенно пыталась соблазнить Сэма, а это в планы Вутовича не входило.

— Мы непременно прибудем вовремя, — поддержал товарища Сэм и добавил: — А если госпоже будет угодно, то и пораньше.

При этих словах из фургона вылезла недовольная рожа Ханни, а Сэм предпочел быстро смыться, не дожидаясь ответа госпожи.

— Миксус! Как мне надоел этот Ханни! Вечно он лезет не в свои дела… — скорчила недовольную гримаску Фана. — Впрочем, он так мне предан, что я не могу на него сердиться за это!

С этими словами Фана забралась в фургон и закрыла поплотнее шторку. Вскоре фургончик стал подозрительным образом раскачиваться.

— И неймется ей, ох, неймется! — неодобрительно проворчал Миксус, к постоянному ворчанию которого все давным-давно привыкли. «Скорее небо упадет на землю, чем Миксус перестанет ворчать» — эта фраза принадлежала великому актеру Притаану, отцу Фаны. И ее знали все актеры на Каррите. Так что Миксус был в актерской братии фигурой сакраментальной, если хотите, знаковой.

— Милая у нас хозяйка! Не захочет расстаться даже с парой эре, чтобы заплатить мзду стражникам! — заметил Рутти, когда Сэм присоединился к нему и Гербу уже в самом конце Торговой площади.

По вечерам Торговая площадь становилась местом прогулок и увеселений. А в дни карнавалов, дважды в году тут устраивали представления театральных и цирковых труп со всей округи. Бароны не жалели на зрелища денег, и вскоре в Магеллон стали съезжаться почти все лучшие бродячие труппы Карриты. Кого только можно было увидеть на этой площади в эти дни! И сумрачные силачи Севера, и утонченные шпагоглотатели Запада, и псевдомаги Востока, и дрессировщики кошмарных животных с самого Юга! Самая выдающаяся труппа давала представление пред очами самого сеймака, в котором заседали все бароны вольных баронатов. И кто скажет, что в этом государстве идет война?

Город Магеллон один из самых крупных городов на Южной окраине Магумастра — главного материка Карриты. Но южнее материка тоже есть земли. Еще во времена магии недалеко от Магеллона проходил довольно узкий перешеек, соединявший материк с большим полуостровом. Но, в результате войн магов, полуостров стал островом, да и островом, намного меньшим, чем был до этого. Бушующее по воле распустившихся магов море пожирало землю огромными кусками. И только победа одного мага над другим остановила это неслыханное буйство стихий. Магеллон же оказался в стороне от магических бурь, охраняемый лучшими заклинаниями магов Востока, а потому сохранился.

Во времена, когда торговые пути на полуостров Ротокаи (а теперь остров Ротокаи) шли только мимо Магеллона, город стал быстро богатеть. Потом, после битвы магов, город обзавелся приличной бухтой, а его власти быстро додумались построить тут порт. И торговля с Ротокаи опять пошла, в основном, через Магеллон. Так и остался этот город самым большим торговым центром на юге Магумастра.

Поэтому и проводили в Магеллоне не один карнавал, а два: в честь бога торговцев Шанну и в честь закладки первого камня Магеллон-порта. Сейчас шли празднества как раз по второму случаю.

Магеллон, в силу исторических причин, делился на три части: Старый город (торговый), Новый город (порт) и Крепость. В Крепости находились Сеймак, правительственные учреждения и располагался гарнизон, тут же располагались городские резиденции самых знатных семейств Магеллона. Каждая часть города была окружена своей стеной, между стенами оставалось пустое пространство, около четверти лиги шириной, а ворота внутри города (таких ворот было семеро) соединялись при помощи подъемных мостов. Фактически, Магеллон не имел общей стены и его можно было считать тремя городами в одной упаковке, если придираться к городскому кодексу и истолковывать все его положения буквально.

Разведчикам надо было попасть в Магеллон-порт. Там было место встречи с агентами командира Доу.

Окрестности Кармарина. Вольные баронаты. Спорная территория.

«Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам», — вот первое, что пришло на ум старому прохвосту Адуину де Кальтеру, когда он получил известия об осаде императорской армией замка Кармарин. Последние известия были самыми тревожными. Осада началась для императорской армии весьма удачно. Атаки Кармарина никто не ожидал, в том числе и барон Экюль де Кармарин, который являлся вновь избранным сейм-маршалком. Экюль был в Магеллоне с большей частью своей личной охраны. На месте он полагался на удаленность своего замка от лагеря противника и крепость замковых укреплений. Городская стража была разболтана и сопротивления неожиданно свалившемуся на голову противнику не оказала. Гарнизон замка был достаточно вымуштрован, чтобы успеть закрыть ворота и оказать отпор скороспелому штурму противника. Замок Кармарин считался одной из самых неприступных равнинных крепостей. И для его круговой обороны требовалось так немного солдат!

Внезапность нападения принесла имперским войскам кроме занятого города еще одно преимущество, о которой командование имперской армии пока еще не знало: в осажденном замке практически не было припасов! Большую часть провизии отправили в Магеллон, а резервные склады находились за чертой замка, в центре города. Кто-то посчитал, что времени, будет более чем достаточно, война далеко, спешить некуда, на крайний случай, есть же еще и городская стража, которая будет сдерживать атакующих, а этого времени как раз хватит на то, чтобы пополнить запасы провизии в замке из складов.

Поэтому письмо, отправленное из Кармарина в Магеллон по голубиной почте, вызвало у руководства сеймака сущий переполох. А барон Кальтер получил приказ: во чтобы то ни стало обеспечить гарнизон необходимой провизией и укрепить личный состав стрелками.

Надо сказать, что главнокомандующий направил в Кармарин уже два обоза в сопровождении самых, как он надеялся, толковых офицеров. И вот последнее сообщение, переданное по той же голубиной почте говорило о том, что и второй обоз был перехвачен противником.

«Конечно, эти идиеты думают, что к замку надо обязательно переться через пустоши да еще и ночью, бред! Какие у меня под началом олухи служат! Мы пойдем другим путем! У нас что, мало людей, которые знают город, как свои пять пальцев? То-то и оно».

До Кармарина оставалось примерно три лиги. Обоз с небольшой охраной остановился в глубине леса. Тягловые волы отдыхали, погончие кормили и поили животных, благо, стоянка была в удобной низине, в самом центре которой протекал прозрачный ручей. Арбалетчики быстро заняли сторожевые посты, а остальные тут же расположились около возов с провизией. Костры барон разжигать запретил, поэтому солдаты ели всухомятку, хлеб и вяленое мясо, запивая нехитрую пищу студеной водой из ручья. Сам барон в сопровождении двух ординарцев и двух телохранителей выехал вперед, стараясь хоть что-то высмотреть на окраине Кармаринского леса. Быстро надвигался вечер. Небо было укрыто облаками, что для Адуина было хорошим предзнаменованием. Но и рассмотреть что-то не представлялось возможным, а выбираться на открытую местность барон не рискнул: для этого есть разведчики, его глаза и уши. Примерно через час появились эти самые глаза и уши: по рассказам разведчиков, осаду вели неопытные пехотинцы, но было их много. Постов тоже много, но расставлены слишком безалаберно, вроде и по науке, но совершенно без учета особенностей рельефа местности. Так что можно было свободно подобраться к городским окраинам. Вокруг крепости народу было намного больше, да и охрана была поставлена намного серьезнее. Постоянно сновали в разные стороны конные разъезды. Особенно со стороны пустоши, там, где крепость не граничила с городом. Выслушав донесения разведчиков, Адуин пришел в превосходное расположение духа. Все шло по его плану. В любом случае, операция должна была завершиться успехом. Но ее завершающий этап полностью зависел от еще одной встречи, которую барон Кальтер ждал уже с нетерпением. Он торопливо направил коня к небольшой опушке на самой окраине леса. Внешне спокойный, барон выдавал свое нетерпение только тем, что чаще, чем обычно, теребил холку любимого коня. Около двух молодых дубков генерал Кальтер спешился, отдал поводья коня подскочившему ординарцу, второй вояка быстро расстелил на земле теплый плед, на который барон тут же возложил свое измученное долгой ездой тело. Вот что-что, а двигаться вместе с обозами барон не любил. Если скачка — так с лучшими кавалерийскими частями. Если пеший поход, так среди копейщиков. Если разведка — так с лучшими наездниками из легкой конницы. Но что делать, если война зависит от обозов не меньше, чем от храбрости командиров?

Адуин де Кальтер взял в рот травинку, стал смотреть на звезды и жевать сочный стебель молодой травы. Горьковатый вязкий сок растения попал в горло и вызвал приятное жжение. Звезды только начинали высыпать на небо, но их постоянно то тут, то там, накрывали облака. И облачность все сгущалась и сгущалась. Тут раздался осторожный шорох, несколько голосов тихо обменялись условленными словами, после чего к генералу подошел невысокий человек с правильными чертами лицами и длинными усами, свисающими почти до самого подбородка.

— Рад тебя видеть, Гарун ак Мализ, — барон заговорил первым.

— А я тебя, Шашим-ханут, — пришедший почтительно склонился перед бароном в низком поклоне.

— Сегодня обойдемся без витиеватых многословий, дорогой мой. Приступим сразу же к делу.

— Мои люди готовы. Надо только, чтобы вы подвели обозы к северной стене в средней ее части. Ориентир — красные кирпичи, они будут валяться на земле, поломанные пополам. Там будет удобно. Точка отправки? Постоялый двор «Гнилой тролль». Там и выгрузим товар. Подземный ход идет прямо от постоялого двора. Товар придется нести в руках. Что же делать еще остается?

— Поставим передачу по цепи. Твои люди, мои и крепостные. Должно хватить. Мы подойдем к проходу к самому рассвету. Поутру должен быть туман. Будь наготове.

— Слушаюсь и повинуюсь.

«Хм… и почему моим доверенным лицом в это базарном городке стал именно восточник? Других было мало, что ли?» — барон на минуту задумался. «А ведь действительно, верных людей в городе было немало. А из всех, кто пришел на встречу с ним, барон выбрал именно этого, Гаруна ак Мализа, уроженца Востока, отец которого осел в Кармарине долгих тридцать лет назад. Мализ и родился в Кармарине. Вел торговые дела, которые полностью перешли на его плечи со смертью отца. Много путешествовал. Имел обширные знакомства… Ах, вот что! Он сохранил верность традициям своего народа. И это резко выделяло его из общей толпы. Говорите, что такой будет привлекать всеобщее внимание? Ну, это как сказать. В новом, чужом городе, несомненно, а в своем, в котором все привыкли к нему, как к местной достопримечательности — дудки! Кого никогда не замечают на людной площади? Памятников и юродивых. Они так сильно бросаются в глаза, что именно о них забывают в первую очередь. Главное, Мализ из тех, на кого можно положиться!»

Ночью обозы тихо двинулись в путь. Морды животных были аккуратно обвязаны полотном, все движущиеся части — смазаны специальным маслом и подогнаны с наибольшей точностью. Передвижение происходило тихо и незаметно. Разведчики старательно рыскали по округе, стремясь предупредить о малейшей опасности. Но таковой не оказалось. Проход в стене был не замечен противником, и имперская армия его не охраняла, а небольшую стражу на стене успели «снять» люди Мализа. Вот и получилось, что обоз беспрепятственно очутился в городе, в каких-то трех кварталах от стены крепости, осажденной противником.

На следующий день по лесной дороге спокойно тряслась небольшая группа всадников: полтора десятка кавалеристов в основной группе и трое впереди, в качестве авангарда. Из всей группы выделялся один человек в дорогом платье, расшитом золотыми узорами. Полный коротышка с раскрасневшимся от скачки лицом решительно сжимал повод коня и что-то напевал себе под нос. Он размахивал свободной рукой, в которой сжимал перчатку, и вообще находился в преотличнейшем настроении, как и всегда, когда проводил какую-то успешную военную операцию. Конечно, в нем легко было узнать главнокомандующего армией мятежников (или армией Вольных Баронатов) барона Адуина дэ Кальтера.

И именно в тот момент, когда барон произнес про себя эту, ставшую мгновенно знаменитой, фразу: знаменитую фразу: «Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам». И сделано было хорошо! Как только подумал об этом барон, как на взмыленной лошадке примчал один из разведчиков. У него была перекошена морда, а лошадь вот-вот могла откинуть копыта.

— Карташ, что с тобой?

— Млорд Кальтер! Там вестовой из Магеллона! У него черный вымпел!

— И что?

— Нам надо немедленно повернуть к укреплениям около Тибо. И ждать там.

— Надо, так надо. Не торопись, парень, совсем лошадь загнал ведь…

И барон махнул рукой, давая приказ отряду сменить курс движения. Он теперь был мрачнее тучи. Такая спешка ничем хорошим обернуться не могла. И опытного вояку стали терзать очень плохие предчувствия.

Таверна «Ристалище богов». Магеллон. Вольные баронаты. Спорная территория.

— Бой, еще светлого!

— Барит! Старина! Дуй сюда!!!!

— Дружище Вермехт, как я рад, что ты, наконец, пришел, как там твоя «Каракатица»? Еще корячится по волнам или уже пускает пузыри где-то в проливе?

— Магум Матрикс, прошу вас, присядьте к нашему столику…

— Бой! Еще две кружки светлого и вина для молодого господина!

— Мардга, когда ты проходишь мимо, ну как тебя не ущипнуть! И скажи спасибо, что щипаю я, а не Пино!

Хохот, ругань, то там, то тут возникающие свары, шумная толпа пьяных матросов. Вот возникает драка и в ход идут не только кулаки, но и тяжелые кружки. Тут же из-за барной стойки вылетает хозяин, которому на выручку спешат сыновья. Короткие удары дубинками — достаточные, чтобы привести в чувство любого посетителя. Порядок восстанавливается. Визг служанки. Опять кто-то ущипнул смазливенькую Маргду за попку. Пощечина. Значит, ущипнул слишком решительно. В «Ристалище богов» все как всегда.

Все те же изображения богов, рвущих бороды и волосы друг другу, все те же длинные скамьи возле стен, куда складывали перед закрытием самых пьяных посетителей, которые не могли и шагу ступить за порог веселого дома. А на втором этаже все так же приглушенно мерцают огоньки ночников. Там комнаты для особых увеселений. Матросам, соскучившимся по женскому телу не жалко денег для того, чтобы утихомирить разыгравшуюся от схождения на берег похоть.

Хозяин таверны, Верзила Гармс, давно занимался этим прибыльным делом. Нет, не только таверной, но и домом увеселений. В то время, как он орудовал на первом этаже, второй был полностью в распоряжении его миловидной супруги. Толстушка Поли руководила своими девицами жестко и славилась своей свирепостью. Правда, девицам от нее доставалось большая доля, чем в других заведениях, но за это мадам Поли требовала со своих девиц полного и беспрекословного подчинения.

Верзила Гармс соорудил четырех сыновей, вместе с тремя вышибалами и самим Гармсом они были серьезной силой. Поэтом ничего и никому, кроме как налогов в городскую казну, Гармс не платил. Было пару наездов. Но когда главаря банды на следующий после наезда день находили на помойке, выпотрошенным, как свинья на бойне, причем все внутренности были аккуратно развешаны по окрестностям, Гармса со супругой окончательно оставили в покое.

Рутти и Герб сидели за столиком в самом углу заведения. Нельзя сказать, что это было самое спокойно место, но пить светлый эль им никто не мешал. Пока никто не мешал. От соседнего столика оторвался грузный моряк с наколками на все тело. Он был в грязной одежде, видно, уже успел поваляться не под одним забором, в доску пьян, но еще более-менее твердо держался на ногах. Чуть качающейся походкой заправских морских волков сей типчик подошел к столику товарищей и проскрипел сквозь зубы, в которых была зажата давно погасшая курительная трубка:

— Молодые господа! Хм-хм… (трубка перекочевала в другой угол рта) Мы тут, моряки, знаете ли, соскучились по развлечениям после плавания… А девочек у мадам недобор… Может, составите нам компанию, мы вас обижать не будем.

Произнеся последние слова, моряк выразительно почесался в паху, а моряки за его столиком разразились одобрительным гоготом… Не говоря ни слова, Рутти пнул ногами моряка прямо в коленную чашечку, а Герб опустил на нахальное рыло с красными свиными глазками кружку с пивом. Кружка разлетелась вдребезги, пиво окатила ошеломленного морячка, который даже не расслышал хруст смятой коленной чашечки, а улетел обратно к своему столику, головой сломав ножку стула, с которого на его большую волосатую грудь свалился такой же, гориллоподобный, морячок. Морячок поднялся и начал мутузить упавшего товарища прямо по мордасам. В веселую драку тут же ввязались все моряки за столиком. Герб выразительно посмотрел на Верзилу Гармса и положил на стол серебряную монету. Верзила понимающе кивнул и бросился к морякам, на помощь старшим сыновьям, которые уже вовсю орудовали дубинами, упокаивая драку.

— Весело здесь проводят время… — замети Рутти.

— Ага, — спокойно ответил Герб.

Сэм не имел возможности наблюдать за короткой схваткой. Он был в комнатах наверху. Нет, нет, он не развлекался ни на девице, ни под девицей, он вообще не развлекался. Командир Доу ждал его как раз в такой комнате. В отличии от общего зала, в покоях Толстушки Поли было спокойно и можно было оговорить открыто, не опасаясь, что тебя подслушают. Поли и Гармс были многим обязаны командиру Доу, к тому же, они были людьми благодарными. Так что сейчас Доу пользовался их гостеприимством без всякого зазрения совести.

— Ну что, командир Ласка, со счастливым прибытием!

— Благодарю, Командир Доу. Твой план был великолепен.

— Как и ваше исполнение.

— Ладно рассыпаться в комплиментах, мы не девицы на выданье. Лучше к делу. Что-то есть интересное?

— Самое интересное в том, что ничего интересного нет.

— И что это означает, по-твоему?

— Что он в лапах Таракана.

— Граф Альвар ль'Тобрук, шеф вашей тайной полиции, разведки, контр-разведки и прочая, прочая, прочая?

— А вы хорошо осведомлены в местном… фольклоре… Именно Тобрук. Скорее всего, граф еще и агент императора Нартау Первого, хотя это скрывается тщательнее всего.

— У нас есть подходы к его ведомству?

— Граф решительно не держит возле себя местных, только уроженцы Нартау или Пегерима. А эти будут молчать в любом случае.

— Но местные есть среди обслуги, стражи, в конце-концов, среди торговцев и поставщиков. Кто-то что-то да узнает…

— Шерстим. Мои возможности столице… несколько стеснены, но все, что возможно, делается. Я даже заплатил кое-что клану воров. За нужную информацию.

— Если это сработает, получишь втройне.

— Пока нет необходимости: аванса хватает.

Сэм подумал, вытащил кошель с золотыми монетами. На глаз, не меньше двухсот золонов.

— Возьми. Если надо, удваивай ставки. Сведения нужны как можно скорее.

— Сделаем в лучшем виде. Можете приглашать товарищей. Девочки давно готовы.

Как только появились Герб и Рутти, в комнату запорхнули и девочки. Из девочек пришли, наверное, действительно самые лучшие. Магор, уроженка Акавирры, с темно-шоколадной кожей и двумя кружками полудрагоценных камней, искусно впаянные местными мастерами прямо в кожу около сосков. Камни ярко блестели, оттеняя особую нежную шелковистость шоколадной кожи. Магор имела большие глаза исключительного сиреневого цвета — такими глазами отличались только коренные жительницы Аквирры, длинные черные волосы, сниспадающие почти до нижнего края лопаток. Одета она была тоже в традиционную для аквиррок одежду: прозрачные штаны из тонкой материи, под которыми ничего более не было и широкий пояс из серебряных монет. Гибкая, стройная, это была настоящая кошка-искусительница, опасный вызов, который бросает женщина мужчине в постели. Она умела и мурлыкать, но только предварительно выпустив когти. Лакрит была мягкой, довольно полноватой девушкой с копной рыжих волос и россыпью смешных веснушек на круглом лице. Она была веселой хохотушкой, простой, свойской, такие были всегда наперсницами, подружками, советницами холодных высокородных дам. Она была красива. Той красотой, которую дарит женщина молодость. Но не только: плавные линии плеча, круглые коленки и крепкие бедра могли лишить сна не одного настоящего мужчину, а белизна ее кожи была такой ослепляющей, что вряд ли нашелся бы художник, умеющий передавать такой чистый белый цвет. Она не была вызовом, она была наградой. Лакрит — типичная крестьянка, и в тоже время квинтэссенция женственного, она была совеобразной вершиной патриархального стиля в своей работе. Олера — это порок. Олера, по внешнему виду — благородная особа, пресыщенная жизнью и занимающаяся развлечением мужчин только потому, что это ее саму забавляет. Тонкие черты лица, холодный и презрительный взгляд, тонкие цигареллы с курительным зельем, которые курят столь изящно, что даже дым не мешает беседе. Она не очаровательница, Олера — покорительница. Ее игры — это игры на смеси страсти, унижения, боли, разочарования, страха быть отвергнутым. Олера забавлялась с мужчинами, но только до той непонятной черты, до которой они ее забавляли.

Странно?

Да ничего странного нет. Матушка Гармс содержала бордель самого высокого пошиба, бордель, класса семь звезд — не менее. Тут, в «Ристалище богинь» были свои особые правила. И именно эти правила привлекали сюда избранную публику. Каждый, кто приходил сюда, получал то, что хотел получить на самом деле. Матушка Гармс владела кое-какими приемами из арсенала Великого Искусства Любви. Она точно знала, кому и что надо получить на самом деле. Девицы в ее заведении не были безропотными машинами, они могли отказаться от любого клиента, и их ни к чему не принуждали. Но получить работу у матушки Гармс могли далеко не всякие девушки, а только обладающие особенными данными. Конечно, для бизнеса главное не только то, какой товар тут предлагают, но и то, как предлагают товар и как его рекламируют. И в этом матушка Гармс превзошла сама себя. О ее заведении знали все мужчины в Магеллоне и многие за его пределами. Даже быть отвергнутым всеми девицами (а таких клиентов было не мало) уже означало получить подтверждение своим мужским достоинствам. А получить кого-то из девиц!

Свирепая матросня на первом этаже служила прекрасной естественной охраной заведению, в которое клиенты попадали по тайной винтовой лестнице, не заходя в таверну. Но перед тем, как попасть в святая святых заведения — комнату приема гостей, они проходили своеобразный кастинг. Матушка Гармс лично проводила фейс-контроль и сразу отсеивала большую половину желающих.

Сейчас в этой комнате находились трое молодых мужчин, по выговору северян, а напротив них сидели три самые прекрасные дамы заведения матушки Гармс. Тут выбирали девушки. Не правда ли, оригинально?

Тут матушка Гармс оказалась на высоте. Первой выбор сделала Олера. Она подошла к Гербу и выпустила облако дыма в его лицо. Герб не закашлялся и не отвел взгляд. Олера взяла юношу за руку, и они ушли в ее апартаменты. Почти сразу за Олерой двинулась Лакрит. Она не мигая смотрела на Рутти, который все больше краснел, становясь пунцовым почти до кончиков ушей. Чтобы не затягивать паузу девушка просто протянула Рутти открытую ладонь, движением, достойным королевы. Дольше всех колебалась Магор. Она подходила к Сэму, потом отходила от юноши, делала круг по комнате и снова подходила к нему. Наконец она присела к креслу, в котором сидел Сэм и положила открытую ладонь юноше на бедро.

Он лежал на спине и смотрел в потолок. Магор, свернувшись клубочком, крепко спала у юноши на плече. Она спала крепко, утомленная любовной битвой. Девушка иногда чуть шевелилась, чуть терлась о кожу мужчины своей кожей, тогда Сэм чувствовал, как нежно царапаются драгоценные камни. Всего несколько дней назад он расстался с девушкой, которую любил. Казалось, их расставание наполнит сердце юноши тоской и непередаваемой мукой…. И ничего. Расстались и расстались. Да, было какое-то щемящее чувство того, что что-то важное произошло в жизни и не вернется. Были клятвы, что он не обнимет больше ни одной девушки, клятвы, данные себе самому, а потому с такой легкостью смятые и выброшенные. Кто она? Искусный обман? Увлечение? Глупости… Кто ты, Магор, и почему ты так быстро вытеснила ту, чье имя я никогда не забуду. Кстати, как ее звали? Все таки я неисправимый киник. И это, наверное, правильно. Сэм немного потянулся, голова девушки чуть сдвинулась, но очень быстро Магор пристроилась на плече так же удобно, как и ранее и тут Сэм, понявший, наконец, что ничего в жизни не произошло, успокоенный, заснул. Когда он проснулся Магор рядом не было. А вот волшебство непонятного свойства — осталось.

Аспагарус. Провинция Дейр. Империя Анно.

— Итак, господа советники, подведем итоги сегодняшнего дня. Думаю, излишним будет напоминать вам, что пошел уже второй день, и нам ждать окончания этих тупых церемоний предстоит еще сутки, а церемония оглашения начнется вообще на четвертый день поутру! Главное, что я ничего не могу с этим поделать! Ну же, что скажете вы, массатус Маркравт?

— Сир, ситуация неравнозначна. Не могу сказать, что перспектива на положительное решение вопроса отрицательная. Пока что нам идут навстречу, и наша щедрость все-таки воспринимается богами более-менее благосклонно. Главная проблема остается старший судья. Ведь без его милости все будет заблокировано…

— Может, кому-то следует сделать особо щедрые подношения? Так не стесняйтесь.

— Мы предложили судье Гарпагону выделить семь стельников земли в долине Иантри, чтобы расширить владения судей, но… он отказался… И не потому, что не хотел бы прибрать эти земли к рукам… А это может оказаться решающим голосом, сир.

— А теперь массатус Маркравт, перейдем к другим конкретным личностям, или круг слушателей в этом зале слишком велик?

— Думаю, боги сами прекрасно слышат все, что происходит в этой комнате. А кроме богов не слушает никто лишний, сир.

Император милостиво кивнул.

— Поставим вопрос по-другому. Что еще можно сделать, чтобы склонить ситуацию на нашу сторону, массатус Маркравт?

— Есть еще двое, которые могут изменить свою позицию на нейтральную, сир.

— И что это даст?

— Двое против семи — плохой расклад, но если Гарпагон согласится нас поддержать, к нему может примкнуть Памон, Памон не будет открыто поддерживать нас, но его позиция станет нейтральной. Если прибавить к этому достаточно вероятный нейтралитет судьи Бара и его брата-близнеца Питти, сир, то мы получим такой расклад: против трех непримиримых судей в самом удачном варианте трое наших и трое нейтральных.

— И что это даст нам, массатус Маркравт, если голос главного судьи перевешивает пять остальных?

— Сир! Разрешите мне?

— Говорите, магерум Родо.

— Советник Маркравт описывает самые радужные перспективы. Реалии таковы: семь против двух воздержавшихся. И за это мы уже отвалили достаточно много золота и драгоценностей. Казна уже пуста. И мы ведем войну. А чтобы добиться хоть приблизительного равновесия, вашу сокровищницу придется вытрусить до основания, хотя и это не поможет. Нам нужен будет заем, а парламент не утвердит его, это для нашей страны может оказаться роковой каплей, сир! Я уверен, что мы уже не в состоянии оплачивать все это предприятие.

— Я настаиваю, господа! Средств не жалеть! Удваивайте, утраивайте суммы, дарите окрестные земли. Я должен получить положительный результат. В конце-концов, почему бы не предложить господам судьям соорудить в столице новые пышные храмы всем девяти богам Пантеона? Что скажете?

— Сир!

— Да, магат Лаут…

— Я никогда не лгал вам, сир… — это невозможно!

— Вы знаете что-то, чего не знаю я? — советник кивнул в ответ головой.

— Господа, мы прервемся. Оставьте меня с магатом советником наедине… Я слушаю вас, — произнес император, как только последний советник покинул зал.

— Сир. Вам все равно откажут. Судьи решили просто выкачать из империи побольше золота. В действительности никогда. Они никогда не согласятся одобрить ваш закон. Это чревато последствиями. К сожалению, ссылка на империю Нартау, как на прецедент, была ошибочной. Нартау управляется абсолютным монархом, там некому оспаривать его указы и ему незачем обращаться к Судьям. Это только разозлило судей. Советник Маркравт дает в последнее время слишком плохие советы.

— Это обвинение?

— Это констатация факта, сир.

— Ваш источник надежен?

— Сир. Более чем, кроме того, я перепроверил по другим каналам. Данные совпадают.

— Значит, меня считают императором Анно Глупым?

— Нет, скорее всего, сир, императором Анно Щедрым.

— Магат Лаут, не старайтесь смягчить ситуацию… Что мне делать? Только реально? Если я перестану давать щедрые подношения, то они все поймут… И тогда?

— Сир, я думаю, нам следует применить хитрость. Нужно выиграть время. Попросите судей выполнить все церемонии. Это даст нам еще неделю. И резко сократите поток золота. Пусть начинают преть… Может быть, мы сумеем сыграть на алчности богов… в самую последнюю минуту.

— Это надо обдумать.

Император задумался. В небольшую светлую комнату сквозь цветной витраж проникало достаточно света, чтобы даже вечером обходиться в комнате без свечей. Сейчас солнце стояло в зените, а его блики отражались на стекле и рассеивались по всей комнате, украшенной искусной лепкой.

Это была Резиденция Просителей. Единственное место, где в Аспагарусе не было изображений богов. Наоборот, лепка на стенах изображала поверженных демонов — главных противников Богов. Это было своеобразное напоминание просителям, с какой грозной силой они имеют дело.

Император сидел в кресле, судорожно сжимая подлокотники тонкой резьбы. Советник Лаут д'Олар, граф Олар, глава тайной канцелярии, был человеком пятидесяти лет, сухоньким подвижным, с тонкими правильными чертами лица. Ни усов, ни бороды не носил, баки подстригал очень коротко, в общем, был старомоден и тверд, как гранит. Его камзол тоже был несколько старомоден, но безумная дороговизна тканей и украшений делала эту старомодность подчеркнуто стильной. Олар происходил из захудалого рода, разорившегося и утратившего свое значение в последние годы. Но выдающиеся способности Лаута д'Олара быстро выдвинули его в число «Веселых гвардейцев». Умение пить, отлично стрелять из любого оружия и драться двуручным мечом делали графа Олара своим в компании закоренелых военных, а прекрасное знание человеческой психологии, умение дипломатично беседовать, быстрый и острый ум интригана позволили графу занять достойное место даже среди самых замшелых царедворцев.

Его быстрая карьера стала результатом счастливого совпадения многих факторов, но главным из них было то, что Олар был необходим Империи! Империя — это не только и не столько император, сколько тот громадный и громоздкий аппарат бюрократии, который обеспечивает функционирование имперского организма. И Олар в этом аппарате быстро стал видной фигурой. Влияние Олара усилилось, когда он стал главой тайной полиции империи. К императору Анно Второму Лаут д'Олар испытывал различные чувства. Ему нравился этот отважный молодой человек, который умеет действовать решительно и быстро, к тому не боится принимать самые жестокие и непопулярные решения, особенно, если они важны для жизни государства.

Внезапно император как-то отряхнул тяжелое оцепенение и спросил:

— Скажите, магерум Лаут, вы относитесь ко мне только как к императору, или еще и как к другу?

— За то время, что вы знаете меня, сир, я надеялся стать вашим искренним другом.

— Неужели я, как человек, не как император, а как человек не имею права на счастье?

— Имеете, сир.

— Тогда почему?

— Это довольно просто, сир, и очень сложно одновременно. Считается, что счастье императора — это служить своей империи. В этом случае личное счастье человека уходит на второй план. Вы должны делать то, что вы должны делать, сир, не больше и не меньше. В действительности, многие императоры были людьми глубоко несчастными, особенно те, кто возносил империю до невиданных высот.

— Значит, я получил свое несчастье как довесок к своей короне?

— Увы, сир, это так… Но это слова царедворца. А слова вашего друга просты: не надо отчаиваться. Не все еще потеряно.

— Но ты же сам говорил, что…

— Сир… Девяносто девять шансов из ста, что они не удовлетворят нашу просьбу. И не потому, что они вас лично ненавидят. Отнюдь. На вас им наплевать. Они под защитой богов. И единственная их слабость — это непомерная алчность этих богов. Но создавать прецедент — это опасно как раз для их алчности. Вопрос не в том, чтобы разрешить этот поступок вам, как частному лицу… Вопрос в том, что традиции можно пересматривать. А еще не было ни одного случая, чтобы судьи отменили какую-то традицию.

— Почему?

— Сир, традиции — это особый удел богов. Благодаря традициям мы вышли из кризиса, когда магия исчезла, и вышли относительно благополучно. Маги были уничтожены, империя магов рассыпалась в прах, но традиции власти на местах сохранились. Вот и люди смогли быстро на обломках старого создать государства, причем приблизительно в тех же границах, которые существовали до эпохи магии! Следовательно, покушаясь на традиции, мы покушаемся на стабильность нашего мира.

— Значит, победить невозможно?

— Очень сложно не означает невозможно, сир.

— Тогда будем пытаться. Зовите советников, продолжим совещание.

— Слушаюсь, сир!

Таверна «Ристалище богов». Магеллон. Вольные баронаты. Спорная территория.

— Этот парень сказал, что у него есть для нас новости, командир Ласка.

— Тогда веди его к нам, Командир Доу, время не ждет.

— Не забудьте о вознаграждении. Парень так и светится от алчности.

— Это меня радует. Веди.

В комнате, которую занимал Сэм, было порядком неубрано. Магор при всей своей красоте, была слишком далека от того, чтобы заниматься банальной уборкой комнаты. Учитывая ее стоимость, за девицей всегда убирала старуха-горбунья. Но в эти дни, когда половина комнат веселого заведения мадам Поли была занята «постоянными клиентами» — Сэмом и его компанией (кстати, Сэм все расходы оплачивал, и не скупился), старуха-горбунья осталась практически без работы. А комнаты стали потихоньку превращаться в бардак.

— Магор, накинула бы что-то на себя, — задумчиво произнес Сэм голой девице, расчесывающей волосы у зеркала. В ответ девушка показала Сэму язык и накинула на плечи накидку, столь прозрачную, что ни одна из прелестей малышки не оказалась скрытой. Сэм обреченно махнул рукой, мол, ее не переделать.

Вошедший в комнату паренек был типичнейшим пройдохой. Узкое личико, далеко посаженные глазки, презрительно вытянувшиеся в узкую полоску губки. Увидев Магор, паренек не потрудился даже скрыть своего вожделения, сладострастно облизал губы и самым бессовестным образом уставился на девицу.

— Эта девица тебе дорого будет стоить… — вывел из состояния созерцания собеседника Сэм.

— Э-э-э… с вашей милости мне что-то будет причитаться, не так ли? Я тогда себе многое смогу позволить…

— Сначала скажи, что ты знаешь, а потом будет видно, что ты получишь. Может, золото, может, удавку на шею.

Паренек взглянул на шнурок, которым как бы невзначай поигрывал Сэм, шумно сглотнул слюну и произнес:

— Я готов все рассказать господину.

— Ну, вот и рассказывай.

— О том, кто появился в особой камере, никто ничего толком не знает. Для узника готовят еду — только жидкую, не знаю уж и почему. Никого не пускают. Там стоит стража — не проскочишь. Только мимо стражи. Стражники — из охраны самого Таракана. И ходят к нему только тараканчики. Вот и все.

— План помещений помнишь?

— А то как же!

— Иди сейчас и нарисуй все, что помнишь. Твой кошель тебя ждет. Заработал.

Аспагарус. Провинция Дейр. Империя Анно.

— Ну что, господа советники, мой план ясен? — голос императора звучал немного приглушенно. — Тогда приступим к его выполнению. К судье Аппиа отправится советник Олар.

— Сир, простите меня за дерзость.

— Да, магат Маркравт.

— Сир, до сих пор только я вел переговоры с судьей Аппиа. Я ничего не имею против высокочтимого магата Олара, но этот традиционалист Аппиа может негативно воспринять смену личного посланца.

— Ну что же, тем лучше. Именно этого я и добиваюсь. Пусть понервничают. Надеюсь, что теперь все ясно.

На лицах сановников читалось недоумение. Только что император продиктовал им резко сменить тактику поведения с судьями. При этом явно провоцируя суд на приятие неразумного решения. Неужели император решил проиграть этот суд? Сам император скрипел зубами — ему совершенно не улыбалось провести еще пять дней в этом чертовом замке, а что поделать? Надо. Есть такое слово: надо. И когда император уже готов был отпустить сановников, в двери постучали. Император приподнял брови: побеспокоить его могли только в том случае, если случилось что-то из ряда вон выходящее. Телохранитель открыл дверь. Там стоял доверенный секретарь императора барон Хелг де Басси. В руках он держал обычный свиток донесения, который даже не имел красной или фиолетовой печати. Ни срочно, ни секретно…. Но почему? Почему лицо секретаря выражает крайнюю степень озабоченности.

— Сир, это донесение пришло с утренней почтой. Я сначала не придал ему должного внимания, но потом мне что-то не понравилось. Посмотрите сами, сир.

Император пробежал глазами свиток, недоуменно поднял брови, потом прочитал еще и еще раз. Рука невольно свесилась с кресла.

— Все свободны. Лаут, Маркравт, Притант.

Когда остались только перечисленные императором сановники, Анно бросил на стол свиток. Все трое склонились над самым обычным донесением, которое, скорее всего, надо было бы отправить по хозяйственной части, лорду-смотрителю, если бы не…

— Что скажете?

— Это ловушка, сир…

— Это ловушка, сир…

— Это ловушка, сир…

— Благодарю за единодушие. Что вы мне предлагаете?

— Сир, мы бросим туда все части. Вам надо остаться здесь. И довести дело до конца. Иначе у нас будут проблемы с судьями. Они не прощают таких вывертов. Боги бывают излишне жестоки.

— Благодарю вас, магат Маркравт.

— Сир, я прошу вас остаться здесь. Ради безопасности вас и империи. Я уверен, что против нас ведут сложную и опасную игру.

— Благодарю вас, магат Притант. А что задумались вы, магат Олар.

— Я не могу ответить так быстро. Что же, господа, вы свободны, ваше мнение очень ценно для меня. Массатус Лаут, останьтесь, подумайте вместе со мной.

— Итак, магат Олар, я жду вашего мнения.

— Как советник, я советую остаться в стороне, как мужчина и ваш друг я прошу вашего разрешения сопровождать вас, сир.

— Тогда давайте посмотрим внимательнее, что мы можем предпринять. Хелг! — почти проорал император, неси карту с последними данными.

Как только появился секретарь и расстелил карту, Олар и император склонились над нею. Император указывал на какие-то части, Олар рисовал стрелки — пути перемещения и графики движения частей.

— Что получается?

— Мы можем не успеть. Но и у врага нет шансов нам как-то помешать. Разве что мы не знаем чего-то очень важного, сир.

— А именно, магат Лаут?

— Недавно был похищен картограф, который имел важную информацию для нашей экспедиционной армии, сир.

— Думаете, это как-то связано одно с другим?

— Не похоже и все-таки это должно было быть как-то связано одно с другим. Я не верю в случайные совпадения. В любом случае Вы слишком сильно рискуете, сир.

— Лаут, я не могу потупить иначе.

— Понимаю вас, сир…