Змей отказался от выделенной ему лаборатории, сказав, что верит проведенным ранее исследованиям, и заниматься новыми — впустую тратить драгоценное время. Он выбрал для себя простенький кабинет на первом этаже ратуши и приглашал туда свидетелей по собственноручно составленному списку, показавшемуся Михаэлю бесконечным. Особенно раздражало то, что они с Люцифером шли последними в очереди. Но брат просто пожал плечами и заперся в своем дворце, попросив позвать, когда понадобится. Соглядатаи докладывали, что он там беспробудно пил и пялился на огонь, призванный в правую руку, ту самую, в которую поместилась отобранная у Адама сила. Это беспокоило, но пока не требовало срочного вмешательства, потому отошло на второй план. На первый выбились делегаты с окраин, спешащие в столицу на церемонию прощания с принцессой Евой и принцем Адамом, потому как минимум к последнему теплых чувств испытывать не могли — мальчишка столько мятежей подавил в одиночку, что почти сравнялся в этом с наставником. В общем, не было у Михаэля времени переживать из-за Змея с его беседами по душам или из-за решившего уединиться Люцифера. Казалось, времени вообще ни на что больше не осталось, кроме созерцания бесконечной процессии спешащих отметиться поцелуями в холодные лбы детишек.
Успокоенные расследованием гвардейцы исправно досматривали новоприбывших, патрулировали улицы, поддерживали порядок. Но в каждом их действии чувствовалось напряжение из-за ожидания результатов и из-за тех, с кем им часто приходилось сражаться в прошлом, потому принцы, свободные от работы в Совете, возглавляли патрули. Они должны были остановить возможный конфликт в зародыше, но верилось в это с трудом. И день за днем воздух раскалялся все сильнее, и буря неминуемо грянула.
Все началось с небольшой стычки у дворца, где выставили тела для прощания. Охрана завернула одну из групп с окраин, мотивировав тем, что те приходили вчера, а правило гласило — одно посещение на человека. Когда пришлые начали возмущаться, что они здесь впервые, кому-то хватило ума сказать, мол, да все чужаки на одно лицо. Оружие отбирали еще при въезде в город, но у обиженных гвардейцами оное нашлось без проблем, и завязалась драка.
Михаэль услышал ее из церемониального зала и зачем-то выбежал, прекрасно понимая, что остановить дерущихся не сможет ни голосом, ни оружием — слишком шумно, слишком много, слишком поздно. Так стоял и смотрел, отчего-то не смея вернуться обратно.
— Прекратить, — тихое слово, произнесенное тоном, каким приказы никто не отдает, не могло быть услышанным в лязге мечей и щитов, но его услышали и, перестав сражаться, замерли в ожидании. — Разойтись и вести себя тихо. Не сметь мешать мне рассчитывать траекторию.
Конечно же, это был Змей собственной персоной. Кто еще мог остановить толпу после того, как Мать ушла? Только Ей голос пришлось бы повысить…
Михаэль очнулся, когда осознал, что держит бывшего пленника за рукав мундира, выданного взамен одежды, носимой им в тюрьме.
— Траекторию? — прошипел он грозно, но так, чтобы ретировавшиеся драчуны не услышали. — То есть ваши допросы призваны скрыть сбор иной информации? Вы не занимаетесь расследованием?
— Занимаюсь, — Змей легко убрал пальцы со своей руки. — Одно другому не мешает. Мне действительно важно разобраться в том, что произошло с детьми.
— Тогда зачем вы спрашиваете кого угодно, кроме тех, кто их на самом деле знал?
— Вы недооцениваете свидетельские показания…
— О, то есть я все-таки подозреваемый?
— Если бы речь шла о доведении до самоубийства…
— Но это не оно?
— Близко, но нет… — Змей обернулся к дворцу, смерил взглядом быстро редеющую очередь и вдруг предложил: — Почему бы нам с вами и впрямь не поговорить.
— Я не могу пойти сейчас с вами в ратушу, — пошел вдруг на попятную Михаэль, сам тому удивившись.
— Давайте здесь. Самописец у меня при себе, — собеседник хлопнул себя по правому карману и, тряхнув седой головой, кивнул на арку центральных ворот. — Возле тел должно получиться особенно хорошо.
Мальчик и девочка, стоявшие на специальных постаментах в церемониальных одеждах, которые в силу возраста никогда не носили — ей пятнадцать, ему шестнадцать, из-за которых выглядели еще младше. Ее ложе украсили голубыми розами, его — белыми лилиями, дабы скрыть неприятный запах. Но запаха не было, а цвет юных лиц любого живого заставлял позавидовать. Да, сердца не бились, и дыхание не вздымало грудь, и все равно, будучи рядом, Михаэль чувствовал себя неуютно, как будто его настигло запоздалое чувство вины. Вины, которой за ним не имелось, ведь все, что он делал — делал ради сохранения Империи.
— Нет, — он тоже качнул головой, усиливая отказ от предложения Змеем. — Не будем извращать прощание. Так и быть, идемте в ратушу, — и махнул Габриэлю, чтобы тот занял его место у постаментов.
Здания находились близко друг к другу, потому не пришлось открывать портал или вызывать экипаж. Пешком добрались довольно быстро, еще бы Михаэлю не пришлось идти следом — на правах гостя в собственном городе. В собственной Империи. Почти в собственной… Он был дальше от этого, чем в день, когда согласился с таким удобным предложением Люцифера устроить детишкам встречу тет-а-тет. Думал, что так, наконец-то, избавится от навязанной Матерью обузы. Ну вот и избавился. Стало легче?
Кресла для просителей всегда делали неудобными, но Змей не обратил внимания на удивленно приподнятую бровь, когда предложил Михаэлю занять именно его. Ладно, раньше начнут — раньше закончат, а с заменой мебели весь день провозиться можно. Поэтому он сел и ожидающе посмотрел на нанятого им следователя.
— Почему вы ненавидели девочку? — без обиняков спросил Змей.
— Она могла стать причиной гибели Империи, — так же прямо ответил Михаэль.
— С чего вы взяли?
— Мать сказала.
— И вы ей поверили?
— А почему я не должен был Ей верить?
Девочка была очень худенькой — в чем только душа держится? Бледная, с блеклыми серо-голубыми глазами, готовыми вот-вот пролиться противными слезами, похожими на дождь в октябре, что по цветовой гамме, что по ощущениям. Только вот успокаивать малютку не хотелось совершенно — чувствовалось в ней нечто отталкивающее, несмотря на миловидное личико и нежный детский возраст.
— Что с ней не так? — Михаэль обернулся к Матери, но Та задумалась о чем-то своем и отвечать не торопилась. — Если я ее заберу, то должен знать.
Мать качнула головой и посмотрела на девочку. Малютка, почувствовав взгляд, вздрогнула, только получилось очень медленно, словно… Она попыталась сбежать? Куда? Да и как бы у нее это получилось без открытия портала? Любопытно…
— Однажды она уничтожит все живое, — будничным тоном сказала Мать. — Ты должен проследить, чтобы этого не случилось.
— Я должен ее убить?
— Ты не должен навредить ей физически…
Отлично! Ему предложили довести ребенка до самоубийства!
— Люцифер для этого подошел бы лучше.
Захотелось уйти, но он, в отличие от брата, отличался сдержанностью, потому остался, хотя с ответом снова медлили. Мать в последнее время походила на душевнобольную с этими Ее провалами, напоминающими кататонию, пусть, вынырнув, говорила осознанно и разумно. Так ли оно обстояло на самом деле? Почему тогда девочка, названная величайшим достоянием Империи, вдруг грозила гибелью всему живому?
— В тот день Адам отказался выходить один. Только за это их стоило разлучить.
Отлично. У Империи столько принцев, а трон прочат непонятному мальчишке. Кто там, кстати, займется его воспитанием, пока сам Михаэль будет думать, как извести пока еще ни в чем неповинную малышку?
— Что до твоего брата, он куда добрее, чем хочет казаться. И всегда стремится если не опровергнуть мои слова, то хотя бы подтвердить. Еще этот его дар видеть души… Нет, оставить Еву на Люцифера чревато неминуемой катастрофой. Ты! Только ты можешь справиться, ведь только у тебя есть выдержка, нужная для решения этой проблемы. Выдержка и время. У меня времени, к сожалению, нет.
Мать и впрямь вскоре покинула этот мир, оставив после себя все еще живую оболочку. Первое время они ждали, что она вернется, как это уже случалось, но в этот раз Императрица ушла навсегда, нигде в документах не озвучив, кто же будет наследовать Ей. Михаэль подозревал, что бумаги могут храниться у Люцифера, но требовать предоставить их Совету не торопился. Если бы там стояло имя брата, он непременно заявил о своих правах. Стало быть, Мать и впрямь решила оставить все Адаму, а Люцифер — исполнить Ее волю. Люцифер, который всегда Ей перечил, в котором Она совсем недавно сомневалась! В то время как сам Михаэль пока не собирался портить малютке Еве жизнь, сдав ту на руки нянькам.
И все бы еще ничего, но именно тогда Совет стал выбирать себе сторону. Остальным казалось, что трон займет кто-то из них двоих. Михаэль же осознал, что Империю нужно спасать в первую очередь от мальчишки и его опекуна, чего бы там ни желала Мать. Так и началось их с братом противостояние, поначалу получающееся особенно жестоким. Ставки оставались все те же, лишь напряжение росло день ото дня. Тогда же окраины впервые подняли голову и потребовали больших прав и свобод для своих жителей. Михаэль ожидал мороки с выбором представителя Совета, но Люцифер сам вызвался усмирить бунтовщиков.
В этом чувствовался какой-то подвох, но его не было. Брат лично отбирал гвардейцев для похода, проверял амуницию, открывал первый портал. Уходил последним, и Михаэль не удержался и подошел, якобы попрощаться.
— Переживаешь? — усмехнулся Люцифер и поправил перчатки, недавно снимаемые, дабы призвать огненных тварей, сидящих сейчас у его ног.
— А мне стоит?
— С куклой с дырками в душе под боком? Даже я из-за ее присутствия в столице переживаю. Впрочем, ты всегда был стойким парнем. Меня вот никогда не чурался, в отличие от остальных. Но я бы посоветовал девчонку все же поостеречься. Люди с такими душами обычно не живут. Да и мертвые… Ну, сам понимаешь, — брат криво усмехнулся и шагнул в портал, обрывая внезапные откровения.
Это определение — «кукла с дырками в душе» — не давало Михаэлю покоя вплоть до самого дома. Там он сразу прошел в детскую и посмотрел на Еву, сидящую с книгой у окна. Что-то по медицине — слишком сложное и совсем не по возрасту для такой малютки. Малютки, что подняла на него блеклые глаза и настороженно замерла. Все такая же бледная и худая, какой он забрал ее от Матери, хотя здесь о ней точно хорошо заботились.
Михаэль смотрел на девочку, но никак не мог увидеть ни намека на какие-либо изъяны, могущие пролить свет на сказанное Люцифером. Да, кукольно-красивая, и красоты с возрастом не растеряет, скорее наоборот. Но о каких «дырках в душе» речь? И почему она живая, раз с ними даже мертвых быть не должно?
— Что с тобой не так? — спросил он и заметил, как она вздрогнула, совсем как тогда во дворце Матери. — Сбежать хочешь? — Усмешка вышла горькой, потому что ответа не требовалось: малышка давно бы уже сбежала, но отчего-то не могла.
Видимо, из-за этих самых дырок, которые видит только Люцифер. А чего еще она из-за них не может? И что будет, когда дыры затянутся? Ну, раз не убили, должны зажить, так?
— И что же ты сделаешь потом?
«Уничтожит все живое» — голосом Матери пронеслось в голове страшное пророчество.
И такие сильные чувства оно вызвало, что Михаэль не заметил, как шагнул ближе и занес руку для удара. Но не ударил… Нет, не сдержал себя — не смог. Хотел и не смог.
— Господин? — проблеяла от дверей не вовремя вернувшаяся нянька.
Михаэль шагнул к ней и нанес жгущую руку пощечину.
С того дня он не мог перестать думать о том, как же все-таки извести девчонку. Поначалу подковерные игры Совета лишь добавляли злости, и пару раз Михаэлю удалось довести Еву до истерики, убив у нее на глазах других девочек, взятых специально, чтобы те успели с ней сдружиться. Но дальше истерик дело не пошло, да и Совет вскоре успокоился, разделившись пополам между ним и Люцифером. И казалось, так будет вечно, пока брат сам однажды не предложил:
— Почему бы нам не объединить наследство Матери?
— Что? — не понял Михаэль.
— Детишки. Они ведь изначально были вместе. Так почему бы их снова не воссоединить?
— Они слишком юны для брачных клятв, — отмахнулся Михаэль, раздосадовано осознав, что если бы сдержался в свое время и не стал мучать девчонку, то вполне бы мог провернуть трюк с несчастной влюбленностью. Но нынешняя Ева слишком зашугана, слишком боится сблизиться хоть с кем-нибудь, просто подружиться, так что ни о какой любви и речи быть не может.
— Какие клятвы? — рассмеялся Люцифер. — Им бы для начала хотя бы просто пообщаться.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Тебе жалко для мальчишки порченой куклы?
— Порченой? — возмутился Михаэль, но, как оказалось, зря.
— Дырки-то с души никуда не делись, так и зияют пустотой, как взгляд твоей подопечной.
Вот оно! Дырки не затянулись, значит, девчонка все еще уязвима. Так может, у воспитанника Люцифера получится то, чего не вышло у Михаэля?
— Они провели вместе ночь. Но в покоях не обнаружилось ни кусочка их ДНК. Мальчишка все выжег. Зачем выжигать, если не заметаешь другие следы? Ну, мы и подумали, что Адам Еву изнасиловал. Как наставник Евы, я просто обязан был вызвать Адама на поединок. Но Люцифер меня опередил. Сильно же мы удивились, когда девчонка пришла его спасать! И ведь у нее почти получилось, только что-то произошло в Эдемском саду незадолго до того, как мы с братом их нашли. Вот и вся история.
Змей многозначительно кивнул.
— Вы могли проверить иначе факт изнасилования, — сказал он, не глядя на Михаэля.
— Была бы девчонка, проверили бы. Но она исчезла и появилась только на совете.
Врал. Проверить Адама иначе, чем через поединок, особого труда не составило бы. Но мальчишке и самому хотелось помахать огненным мечом, так что грех было не воспользоваться его энтузиазмом.
— Он же ее не насиловал?
— А вы не проверяли отчеты судмедэкспертов, — парировал Михаэль. — Но что с того? Печального итога оно все равно не отменило.
Змей снова кивнул.
— Нам обоим стоило меньше доверять твоей матери, да и верить в нее тоже.
— Да уж, — не рассмеяться на такое было просто невозможно. — В чем правы, в том правы. Но все-таки… Кто их в итоге убил?
— Получается, что я, — бывший пленник грустно усмехнулся. — Ты не ошибся, объявив, что убийца — садовник.
Признание так походило на шутку, что Михаэль не сразу опомнился. Змей же прошел к нему и положил руку на плечо.
— Эти дни были слишком тяжелыми. Тебе стоит немного поспать. Ты поспи. Поспи.
Стоило дернуться, оттолкнуть, но тело не слушалось, а глаза и вовсе закрылись, позволяя Михаэлю провалиться в глубокий сон без сновидений.