… мозги пронзила дикая боль. Тиму словно раскаленный гвоздь в висок вогнали…
Следом он ощутил жуткую сухость во рту. Язык распух и стал похожим на деревянный брусок, обернутый в наждачную бумагу.
Мало того…
Словом, Тим никогда не пробовал мышиный помет, но по субъективным ощущениям в его рот, словно нагадили нажравшиеся дерьма мыши.
Тимофей попробовал выматериться, но изверг из себя только нечленораздельное мычание, почти сразу сменившееся страдальческим хрипом.
— Оум-хррр…
Он попробовал открыть глаза, но ничего не получилось. Следующие секунды ушли на то, чтобы вернуть власть над собственными руками и распялить пальцами, отказавшиеся повиноваться веки.
А когда глаза отрылись, он увидел…
Увидел…
Панталоны.
Нежно-салатового цвета, байковые, с начесом.
Панталоны почему-то висели на люстре.
Старинной бронзовой люстре. Отблескивающей подвесками в лучах зимнего солнца.
— Мама… — жалобно прошептал Тимофей и от ужаса сразу закрыл глаза, потому что кое-что вспомнил. — Мама, роди меня обратно…
Но тут же отрыл вновь и завертел головой по сторонам, потому что не поверил своей памяти.
«Это кошмар… — бубнил он сам себе. — Просто кошмар. Такого не может быть…»
Увы, реальность оказалась еще страшней.
Гораздо страшней.
Рядом с кроватью, стояло кресло. А в кресле…
В кресле вольготно развалилась Дуся, та самая пионервожатая, которую Тим приказал оставить.
На Дусе был надет китель с ефрейторскими лычками на погонах и почему-то офицерские хромовые сапоги.
А на шее криво повязан пионерский галстук.
И все.
Больше ничего на ней не было.
Из-под кителя выпирали мощные груди с большими сосками, а внизу живота, между раскинутыми ногами кучерявилась обильная рыжая поросль.
Весь пол покрывали пустые бутылки…
Тим в полном замешательстве повел взглядом и увидел Бурбона.
Медоед смотрел на хозяина с большим уважением.
Тимофей еще раз выматерился, на этот раз, неожиданно, членораздельно и…
И окончательно проснулся.
Окончательно проснулся.
Сообразив, что видение было сном, он вздрогнул и осторожно повел взглядом по сторонам.
Со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Небольшая, уютная комната, от боковой стенки голландской печи исходит живое тепло, немного тяжеловесная и старомодная, но красивая мебель в классическом стиле из мореного дуба, а на полу пушистый персидский ковер. На полках стоят ряды книг в золоченых переплетах, на столике красуется старинный глобус и торшер с шелковым абажуром в углу.
— Уютненько… — улыбнулся Тим.
Когда заселялись в резиденцию, он сам выбрал себе эту комнату, потому что ее интерьер очень напоминал ему комнату деда в квартире знаменитого «Дома академиков» на Ленинском проспекте.
Тимофей пошевелился, машинально прикоснулся к голове, но, вспомнив, что вчера не злоупотреблял алкоголем, еще раз улыбнулся. Вдел ноги в пушистые тапочки из оленьего камуса, накинул халат на пижаму и шагнул к окну, закрытому тяжелыми бархатными портьерами темно-бордового цвета.
Постоял немного, как в детстве дохнул на покрытое изморозью стекло, поелозил по инею пальцем, наведался в туалетную комнату и вышел в коридор.
В резиденции одуряюще пахло свежей выпечкой, а из двора доносился счастливый детский визг.
Тим быстро сориентировался и вышел на застекленную веранду.
В саду весело носились Аманда и Адель, они вместе с Рондой, Молли, Терезой и вожатой Евдокией лепили огромного снеговика. Бурбон им активно помогал, а точнее мешал.
Увидев вожатую, Тим припомнил свой сон и едва не захохотал. К счастью, на Дусе сейчас обошлось без кителя и «хромачей», она была одета в коротенькую опушенную овчиной дубленку, расклешенные джинсы и разноцветную вязаную шапочку с помпоном. При этом выглядела весьма по-современному и миленько.
— Это куда? — Аманда растерянно повертела большую морковку в руках, а потом решительно воткнула ее в снеговика.
В нижнюю его половину.
Все присутствующие жизнерадостно заржали.
Тим тоже улыбнулся.
— Доброе утро, мистер Бергер! — на веранде появилась румяная, молодая девушка в белоснежном фартуке поверх темного платья и кружевной наколке на высокой прическе — местная горничная Полина. — Вы будете здесь завтракать? Ваши друзья уже позавтракали.
Говорила она на вполне беглом английском.
Тим кивнул и присел за стол.
Полина начала ловко и быстро сервировать завтрак. На столе появились розетки с красной, черной икрой и янтарно-желтым маслом, форшмак, отдельно селедочка, сыры, ветчина, огромные корзины с горячей сдобой разных видов и очень много других яств.
Тима даже невольно сглотнул, при виде такого великолепия. Кормили в резиденции, конечно, просто замечательно, с купеческой роскошью.
В завершении горничная поставила на стол пышущий жаром старинный самовар, потом слегка наклонилась к Тимофею и заговорщицки подмигивая, заразительно зашептала, перейдя на русский.
— Могу налить водочки рюмашку, Тим Тимыч, с утра чудо как хорошо похмелиться, ежели вчера употребили, да чутка перестарались. Все мы люди, да, да под икорочку, прямо загляденье. Ну как? Я мигом…
Тим задумался. На сегодняшний день ничего не планировалось, никаких встреч и приемов, только вечером обещали покатать на тройках, но квасить с утра не хотелось. К тому же, оставался шанс, что коварные комми что-то подмешают в питье, для пущей сговорчивости фигуранта.
Впрочем, пока он думал, Полина уже метнулась на кухню и вернулась с запотелым хрустальным графинчиком и старинными лафитниками из желтоватого стекла, оправленного в серебро. Уже было, сама собралась налить водки, но Тимофей вежливо отказался, хотя нестерпимо хотелось пропустить песярик.
Пока он неспешно завтракал, на веранду выперся взлохмаченный и угрюмый Ван дер Бил.
— Что у нас на сегодня, сынок? — неприветливо буркнул он Тимофею, но тут же разулыбался Полине. Она все правильно поняла и сразу схватилась за графинчик.
Тим дождался, пока Питер похмелится и ответил на его вопрос.
— Сегодня день отдыха, но после обеда нас повезут кататься на санях.
— Что такое «сани»? — Питер удивленно вздернул бровь.
— Карета на полозьях, чтобы ездить по снегу. Народная русская зимняя забава. Тебе понравится. А основная программа начнется завтра. Возможно. Но не уверен. Комми они такие комми.
— Что-то коммунисты не спешат с нами радостно общаться, — недовольно покрутил носом Питер.
— Они просто не знают, что с нами делать, — ответил Тим. — Возможно, в правительстве есть группа влиятельных людей, которые считают, что визит — просто формальность, то есть, они против любого сближения. Если они настоят на своем, нас просто повозят по выставкам и музеям, потом отправят домой. В общем, ждем пока. Но что-то мне подсказывает, что сегодня совсем без важных гостей не обойдется.
Министр отмахнулся, мол, с гостями решай сам и налег на шаньги с осетриной.
Появились скауты, Плакса украдкой сообщил Тиму, что резиденция отлично охраняется.
— Расслабьтесь, — ответил Тимофей. — Диверсии нам здесь точно не грозят. Но держите себя в тонусе. Сами понимаете, булки надо держать сжатыми, иначе поимеют.
Риччи кивнул.
— Мы так вкусно никогда не ели… — довольно прошамкали близнецы. — Еда у русских — это что-то! А нам жужжали по ушам, что они с голоду дохнут. А это что? — Томас подозрительно покосился на икру.
— Рыбьи яйца, — серьезно ответил ему Плакса. — Я читал, что русские цари только ими питались. Чего пялишься? Их едят ложкой, зачерпывай…
Родезийцам «рыбьи яйца» тоже очень понравились.
Тим ухмыльнулся и ушел в библиотеку, выбрал себе увесистый томик еще дореволюционного издания Жюль Верна, еще с «ятями», и устроился в удобном кресле с сигарой перед камином.
Впервые за последние дни он чувствовал себя в полной безопасности и позволил себе немного расслабиться. Все вокруг казалось и чувствовалось своим, родным и домашним. Все вплоть до запахов.
— Тимофей Тимофеевич, — рядом, как всегда неожиданно, бесшумно возникла Полина. — Скоро ваших друзей повезут кататься на тройках по лесу. По возможности сошлитесь на усталость и останьтесь дома, с вами хотят поговорить на очень важные темы.
«А вот и гости… — про себя улыбнулся Тимофей. — Ну что же… очень ожидаемо…»
И просто кивнул в ответ.
В том, что представители спецслужб СССР постараются выйти на него как можно быстрее, Тимофей не сомневался, слишком уж важную информацию он пообещал передать. Но заранее приказал себе, что будет разговаривать только с персоной не ниже первого заместителя Комитета Государственной безопасности. И заранее приготовился к торгу.
«Ничего личного, — с ироничной злорадностью думал он. — Бизнес есть бизнес. А торговаться я люблю. Опять же, не для себя стараюсь, а для державы…»
Ждать долго не пришлось, сразу после обеда приехал автобус и забрал родезийцев. Тим сослался на недомогание и остался. Врать не пришлось, раны все еще неслабо беспокоили.
Только «Икарус» уехал, как к даче подъехали две черные «Волги». И совершенно неожиданно, практически одновременно следом еще две.
И вот тут, произошло кое-что непонятное и неожиданное. Тим курил на веранде и сразу заметил, что между экипажами машин произошло какое-то недопонимание. В результате, которого, прибывшие последними машины сразу развернулись и уехали.
И все это Тимофею очень не понравилось. Он начал догадываться, что, скорее всего, произошло какой-то рассинхрон между службами.
«Неужели… — зло думал он. — Не поделили пирожок? Все достаточно просто объясняется. Я выходил на КГБ, но вдруг произошла утечка к ГРУ? Вот они и попытались первыми сунуться за информацией, опередив коллег. Твою же мать! Как там говорят? Что знают двое, знает и свинья? Еще не хватало, чтобы дальше информация пошла. Пиндосы тоже не лаптем щи хлебают, а за нашим визитом сейчас пристально следят, чуть ли не все разведки Запада. Ну не ожидал такого от гбшников. А пошлю ка я их всех нахрен…»
Но, через минуту и эти «Волги» укатили, в резиденцию никто так и не вошел. А вместо них прикатила непрезентабельная «Буханка», которую, как раз внутрь, свободно впустили. Из кузова которой, три немолодых мужика в спецовках поверх ватников принялись таскать какие-то ящики и мешки на кухню.
Тиму вообще перестал понимать происходящее и даже чуть не вздрогнул, когда услышал голос Полины.
— Тим Тимыч… — горничная положила на стол ватные штаны, потертый солдатский треух и ватник. — Переодевайтесь, на улице нынче холодно.
Тимофею сразу все стало ясно, он даже матюгнул себя за недогадливость.
Через пару минут он уже ничем не отличался от прибывших работяг. А еще через минуту, катил куда-то в скрипучем кузове УАЗика.
Усатый пожилой водитель под нос басовито мурлыкал:
— Реве та стогне Мiciciпi… горами хвилю підійма… пливе по хвiлях одинокий ковбоец Джо Крiвий Наган…
На приборке довольно качала головой плюшевая собачка, густо пахло бензином, ядреным одеколоном и табаком. Мужик на пассажирском сиденье невозмутимо покачивался в такт машине. Третий работяга остался на даче, надо понимать, для конспирации. Его заменил Тимофей.
Тим пытался проследить дорогу, но так ничего и не понял, ехали какими-то вообще дикими и глухими закоулками.
Через полчаса «Буханка» зарулила в гараж, при здании очень похожем на электрическую подстанцию.
Пассажир поманил за собой Тима и вошел в подсобку. Самую натуральную подсобку, с фанерными шкафчиками, сваленной в угол замаслено робой и столом с изрезанной и исцарапанной столешницей.
— Устал… — мужчина стянул с себя треух и тяжело приземлился на табурет. — Целый день на ногах, маковой росинки во рту не было. Не побрезгуете, Тимофей Тимофеевич, откушаете со мной?
Тим спокойно кивнул и устроился напротив.
— Почему нет, Григорий Федорович…
Он сразу узнал этого человека, потому что досконально изучил досье на всех руководителей спецслужб СССР перед поездкой. Широкое лицо с крупными чертами, мясистый нос бульбочкой, открытый взгляд и седые, волнистые волосы — это был генерал Григоренко Григорий Федорович, в бытность начальник 2-го главного управления КГБ СССР, управления заминающегося контрразведкой, а сейчас первый заместитель Председателя КГБ Союза Советских Социалистических Республик товарища Андропова Юрия Владимировича. Человек, которого характеризовали, как иезуитски хитрого гения советской разведки. Который сам стоил доброй половины всех спецслужб СССР и был автором множества гениальных операций, достойных учебников.
В подсобке появился еще один персонаж, расставивший на столе помятые аллюминевые миски с радикально бордового цвета борщем, исходящего одуряющим ароматом вареной говядины. Рядом с мисками уютно устроилась запотевшая початая бутылка «Пшеничной», граненые стаканчики и большое, сколотое по краю блюдо с порезанным розоватым салом с густыми мясными прожилками, зеленым луком и ломтями серого, еще горячего хлеба.
— Надо понимать, представляться нам нет нужды, Тимофей Тимофеевич? — Григоренко сам умело наполнил стаканчики.
— Нужды нет, Григорий Федорович, — быстро согласился Тимофей.
— Тогда, в добрый путь! — первый заместитель поднял рюмку.
Тим чокнулся, опрокинул в себя содержимое, сипло выдохнул воздух и зачерпнул ложкой борща.
Несколько секунд в подсобке слышались только звуки еды.
Тимофей откровенно наслаждался моментом и твердил себе мысленно:
«Только бы не дать слабину, только бы не дать! Ну как же красиво оформили, прямо слезы на глаза наворачиваются. Все в масть и борщик и даже ватники с треухами. Еще сейчас и наградят за героизм чем-нить красивым и важным…»
Чувствовалось, что антуражем и моментом встречи занимался очень знающий человек, просчитавший до мелочей ментальность Тимофея.
— Тимофей Тимофеевич Бергер! — Григоренко неожиданно встал.
Тим тоже на автомате поднялся.
— От имени Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик… — первый заместитель Председателя КГБ вынул из кармана алую коробочку. — Я уполномочен наградить вас за мужество и доблесть, проявленную при спасении граждан СССР орденом Красной Звезды! Вы достойны торжественного награждения, но момент не подразумевает…
Тим промолчал и просто проследил взглядом, как генерал прикрепил орден к ватнику.
Последовала короткая пауза, Григоренко немного помолчал и выудил из кармана очередную коробочку.
В подсобке снова металлически зазвенел его голос:
— От имени Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик, я уполномочен наградить вас, Бергер Тимофей Тимофеевич, за проявленное мужество во благо Союза Советских Социалистических Республик орденом Дружбы Народов.
Тим перевел для себя:
«За спасение посольских и экипажа самолета дали Красную Звезду, за Сташинского — Дружбы Народов. Лестно, мать его, лестно, но…»
Потом немного помедлил, аккуратно отколол ордена и положил их на стол.
— Благодарю за оказанную честь, однако, увы, согласно статусу офицера Республики Родезия я не могу принимать награды иных государств.
В подсобке повисла тяжелая пауза и первым, нарушил ее зампред комитета государственной безопасности.
— Ваши награды дождутся вас дома, — спокойно заявил он и убрал награды. — Этот момент рано или поздно наступит.
Тим молча склонил голову. Он не нашелся чем возразить. Кто его знает, удивляться он уже давно отвык.
— Вам может показаться, что наша сторона приняла вас сдержано, — продолжил Григоренко. — Однако, смею уверить, что мы достойно оцениваем перспективы нашего сотрудничества, а внешний антураж продиктован обстоятельствами. Когда к вашему визиту прикованы взгляды соответствующих служб всего мира, мы сочли необходимым создать впечатление…
— Мы все понимаем, — вежливо перебил Тимофей. — Пожалуй, оставим официоз, Григорий Федорович.
— Лады… — генерал протянул руку Тиму. — Ну что, еще по одной?
— Почему бы нет?
С музыкальным звоном в рюмки пролилась водка….