Двери открыты, зовут, а ты ступай себе мимо:
Ночь обещают, а ты прежде подумай, чем брать.
Посланец от Клавдии Росты, Лукан, быстроногий мальчишка-раб, ковыряя в носу, лениво пинал мелкие камушки перед воротами Лудус Магнус, изредка посматривая на тренирующихся гладиаторов. Нет, эти обреченные на смерть бойцы не вызвали у него никакой зависти – подумаешь, слава, восторг и преклонение публики! Это вовсе не для всех, а лишь для немногих избранных, все же остальные обычно заканчивали свою жизнь одинаково – под рев толпы обагряя кровью белый песок арены. Ну и жизнь! Мальчишка презрительно сплюнул. Куда уж лучше быть рабом в богатом доме: всегда сыт, здоров, весел, да и работа не бей лежачего – всего лишь исполняй капризы хозяина и хозяйки: сбегай, найди, принеси… А солнце палит, щиплет плечи через тонкую ткань туники – поди, уж восьмой час, скоро и вечер. Ну, где же, где этот гладиатор? Хозяйка велела привести его как можно быстрее да по пути посмотреть: мало ли, куда зайдет или кого встретит. Не зазорно и подслушать, о чем разговор будет, да доложить госпоже. Ну, долго еще ждать? Жарко же, хоть сбрасывай тунику вовсе… Если этот парень и на арене такой медлительный, то совершенно непонятно, как он до сих пор умудрился остаться живым, да еще и приобрести нешуточную славу. Хозяйка, Клавдия, не очень-то баловала своих рабов, посылая их в город, – все должны быть под рукой, мало ли, для чего могут понадобиться, – и Лукану так и не пришлось побывать на гладиаторских боях в знаменитом амфитеатре Флавиев. Впрочем, парень и не особенно стремился попасть туда, хватало и иных дел – нужно было быть в курсе постоянных интриг, разворачивающихся в среде рабов за получение хозяйских милостей, чтобы вовремя примкнуть к наиболее сильной партии. В последнее время таковой, несомненно, являлась небольшая, но быстро увеличивающаяся группа домашних слуг, сплотившаяся вокруг парикмахера Элониуса. Парикмахер этот хоть и был, как и все, рабом, тем не менее умел влиять на госпожу.
– Эй, парень! – Выйдя из школы, Рысь осмотрелся и, заметив слоняющегося без всякого видимого дела мальчишку, направился к нему.
Верхняя, недавно купленная за солидные деньги туника гладиатора была пошита из тонкой, затканной золотыми нитками светло-голубой ткани; из-под верхней туники выглядывала нижняя, снежно-белая, на ногах красовались кальцеи из тонких выбеленных ремешков. Таким образом, выглядел Юний настоящим щеголем, справедливо полагая, что, пока позволяют средства, нечего ходить оборванцем. Да и копить деньги не особо хотелось, ведь судьба даже популярного гладиатора весьма переменчива – сегодня жив, а завтра кровь из твоего мертвого тела продадут на свадебные церемонии. Сергий – живой тому пример… вернее, мертвый.
Лениво пинавший камни мальчишка оставил свое занятие и удивленно воззрился на Рысь:
– Что угодно, любезнейший господин?
– Это тебя прислала Клавдия? – строго осведомился Юний.
– Э-э, – посланец замялся.
Рысь смотрел на него с насмешкой. Мальчишка явно был рабом, о чем красноречиво свидетельствовал тонкий серебряный обруч на шее с надписью «Сервус Клавдиус» – по нынешним временам дикое варварство, но Клавдия всегда отличалась оригинальностью. И нельзя сказать, чтоб посланец имел забитый или изможденный вид, вовсе даже наоборот – вполне довольный. Аккуратно подстриженные – не слишком ли для раба? – волосы, темно-русые, густые – мечта всех римских красавиц, серые глаза смотрят прямо, нагловато даже, хотя губы сложены в почтительную улыбку, на чуть припухлых щеках ямочки. Туника короткая, выше колен, как и у всех рабов, однако из добротной ткани, светло-зеленой, с желтой вышивкой по подолу, да и не босиком парень – в сандалиях. Сразу видно раба из очень богатого дома.
– Ну, – снова усмехнулся юноша. – Что застыл, как столб? Отвечай же!
– Да, наверное, хозяйка послала меня за тобой, – кивнул мальчик. – Если ты – гладиатор по имени Рысь из Трех Галлий.
– Так ты что же, не знаешь меня? – неприятно поразился Рысь. – Однако! И ведь не похоже, чтоб ты жил в какой-нибудь дальней глуши.
– А вот именно так. – Парень улыбнулся. – Госпожа Клавдия совсем недавно перевела меня с виллы в городской дом. Впрочем, я много наслышан о твоих подвигах и рад увидеть тебя воочию. Идем же, госпожа ждет!
– Зря ты меня ждал, – на ходу бросил Рысь. – Я и сам хорошо знаю дорогу.
– Госпожа приказала сопровождать тебя. – Мальчишка важно надул щеки. – И, если захочешь, развлекать по пути приятной беседой.
– Вот даже как? – Гладиатор расхохотался. – Ну давай развлекай, что уж с тобой делать!
– Меня зовут Лукан, – запоздало представился парень. – И я рад услужить тебе. Хочешь, почитаю Овидия или Горация?
Юнию на миг показалось, что в глазах парня промелькнула насмешка. Ну, все правильно, конечно же, он ведь образованный и утонченный домашний раб, а Рысь из Трех Галлий, несмотря на всю свою популярность, всего лишь тупой, вряд ли умеющий даже читать гладиатор. Ведь наверняка именно так и думает этот сопляк!
Юноша сдержал улыбку: не так давно ланиста по его просьбе принес из библиотеки несколько папирусных свитков, причем даже и не был особенно удивлен этой просьбой, а лишь ухмыльнулся:
– Я всегда знал, что ты далеко не дурак, Юний!
Да, уж кем-кем, а тупым громилой Ант Юний Рысь никогда не был. Читать он научился еще четыре года назад, будучи рабом на вилле в Лугдунской Галлии, там же и приохотился к книгам. Так что напрасно насмехается над ним этот изнеженный домашний раб.
– Овидия я и сам знаю, – небрежно заметил Юний и, чуть замедлив шаг, прочел:
Слишком ярок для нас солнцем сверкающий день,
Даже и в те времена, когда от дождя и зноя
Крыши не знал человек, ел под дубами и спал…
А вот еще, правда, это уже не Овидий, Вергилий:
С греческой митрой на лбу
Сириска-трактирщица, выпив,
Перед таверной своей дымной пускается в пляс![1]
Лукан явно смутился:
– Госпожа считает Вергилия не очень приличным.
Вот уж тут Рысь не сдержался, захохотал во весь голос, так, что оборачивались идущие впереди прохожие. Ну надо же, ну дает Клавдия! Вергилий для нее – неприличный. На себя б посмотрела! А раб-то, раб – аж покраснел бедняга. Неужто он работал на вилле? Поди врет – что-то непохоже, чтоб он давил виноград или разбрасывал по полям навоз. Спросить, что ли, уесть? А то ишь, важничает – думает, все гладиаторы глупые.
– Что я делал на вилле? – озадаченно переспросил Лукан. – Нет, вовсе не только разбрасывал навоз, хотя всякое бывало. В основном я катал на легкой повозке хозяйку и ее гостей.
– Катал? – теперь пришла очередь Юния удивляться. – Ты что же, умеешь управлять колесницей?
– Умею, – кивнул мальчик. – Да там ничего особенно сложного нет, нужно лишь зря не спешить и чувствовать три вещи: лошадь, колесо и дорогу.
– А ведь твоя хозяйка подарила мне колесницу. – Гладиатор неожиданно улыбнулся.
– Да, я знаю, она говорила как-то. Очень хорошая вещь!
– И абсолютно бесполезная, ведь по римским улицам запрещено ездить днем, а ночью вполне можно столкнуться с возами.
– Это так. – Парень прищурил глаза. – И все же… Знаешь, я по ночам иногда пробираюсь на задний двор, Дарис, привратник, меня пускает. И любуюсь повозками – какие они все изящные! Особенно твоя колесница – она ведь совсем не такая, на каких состязаются в Большом цирке, гораздо удобнее. Большие колеса – меньше трясет, мягкие удобные сиденья. Если б ты знал, как здорово нестись на ней где-нибудь на загородной дороге, посадив рядом с собой какую-нибудь девчонку… Нет, лучше не какую-нибудь, а красивую!
Рысь хмыкнул:
– Можно подумать, ты сажал!
– Нет. – Лукан опустил глаза и вздохнул. – Я ведь всего лишь раб.
Юний вдруг ощутил укол совести: и чего он взъелся на мальчишку? И в самом деле, тот всего лишь раб, как всего лишь раб и он сам, знаменитый гладиатор Ант Юний Рысь, Рысь из Трех Галлий, за одну ночь с которым красивейшие девушки Рима готовы отдать свои последние деньги. И тем не менее – всего лишь раб. Да, ланиста относился к нему хорошо, даже очень, но ведь это только потому, что Рысь приносил тому хорошие деньги! Если бы не это, вряд ли Юний смог бы не то что где-нибудь подзаработать, но даже и выйти за стены школы. А скорее всего, его уже и не было бы в живых, ведь до судьбы обычных гладиаторов, не звезд, никому нет никакого дела – ни ланисте, ни зрителям.
– Я тоже раб, – тихо произнес Рысь и, скосив глаза, спросил: – Не знаешь, зачем я понадобился Клавдии так срочно?
– Не знаю. – Лукан пожал плечами.
– Жаль.
– Но могу предположить, – с улыбкой продолжил мальчишка.
– Ну-ну? – Рысь насторожился.
– Вчера госпожа вернулась с гладиаторских игр какая-то не такая.
– Вернулась с навмахии?
– Ну да, ведь именно там ошивалась вчера почти половина Рима… – Лукан вздохнул. – Вернулась какая-то бешеная – нам всем досталось. Ругалась, ругалась, а потом зачем-то послала меня за Каллимахом, ростовщиком.
– За кем, за кем? – Юний внезапно остановился на углу, перед термами Траяна, и, взяв Лукана за плечи, повернул к себе лицом. – Так за кем она послала?
– А что это тебя так интересует? – насторожился раб.
– Да так, – отпустил его Рысь. – Просто думаю: в каком она настроении?
– Вчера вечером была в плохом, прямо как фурия. – Мальчик покусал губы. – Только после визита ростовщика немного успокоилась.
– Так, так… – задумчиво протянул Юний. – Интересно… А что, хозяин, Клавдий, дома?
– С утра уехал в сенат, сказал, что вернется поздно.
– Уехал?
– Ну, в паланкине, с носильщиками.
– Ясно.
Рысь уже больше не расспрашивал словоохотливого раба, думал. Странная складывалась ситуация, если не сказать больше. Что могло так расстроить Клавдию во время вчерашней навмахии? Какая-нибудь неприятная встреча? И вечерний визит ростовщика Каллимаха – выходит, они хорошо знакомы? А ведь этот ростовщик уговаривал Юлию Филию продать векселя египетских зерновозов, которые на самом деле вовсе не пошли ко дну, а вот-вот должны прибыть в Остию. Выходит, Каллимах тоже, как и писатель Феликс, откуда-то узнал об этом? Иначе с чего бы это ему проявить такую настойчивость, скупая никому не нужные закладные себе в убыток? И он, Каллимах, как-то связан с Клавдией. И с ее супругом, квестором, тоже? Или Клавдия крутит свои собственные дела, втайне от мужа? Зачем же, зачем ей так срочно понадобился сегодня Юний? Что это – любовная страсть? Но Клавдия никогда не позволяла своим страстям вмешиваться в дела, даже рабов редко била, хотя и испытывала от этого явное удовольствие, предпочитая нанимать бедняков за приличные деньги. И вдруг, несмотря на присутствие в городе мужа, ни с того ни с сего срочно вызвать к себе гладиатора! Неужто так уж приспичило заняться любовью? Странно…
– Э-эй. – Лукан дернул гладиатора за рукав. – Мы пришли.
– А? – Юний все никак не мог отвлечься от своих мыслей. – Ах да…
Как всегда, раб-управитель привел юношу на второй этаж, в спальню для гостей. Клавдия встретила его со всегдашней улыбкой, но глаза ее были холодны, а покрытое толстым слоем пудры лицо – непроницаемо.
– Как хорошо, что ты пришел, Юний! Проходи, садись вот сюда, на ложе. Выпей вина, вот…
Улыбка ее и смех явно были фальшивыми, а в голосе слышалась тщательно скрываемая злоба. Или, быть может, все это лишь казалось?
– Пока не хочу, – улыбнулся Юний. – Уже напился в школе – до сих пор плещется.
Увидев лежащую на столике с благовониями длинную острую шпильку, он незаметно сунул ее за пояс.
Кашлянув, в комнату внезапно вошел раб-управитель и, наклонившись к хозяйке, что-то прошептал ей на ухо.
– Уже пришел? – вскинув глаза, переспросила Клавдия. – Хорошо, пусть подождет в атриуме.
Жестом отправив раба прочь, она встал с ложа и, погладив гладиатора по голове, произнесла странно тягучим голосом:
– Я вынуждена тебя оставить, мой мальчик, совсем ненадолго. Хочешь, пока пришлю тебе красивую рабыню?
– Нет, – остро чувствуя опасность, улыбнулся Юний. – Честно сказать, я бы лучше немного вздремнул – устал вчера на навмахии.
– Узнаю гладиаторов! – засмеялась матрона. – Все бы им спать. Что ж, как знаешь. Вот тебе подушки, спи… А я скоро вернусь и уж непременно разбужу тебя!
Клавдия вышла, оставив после себя стойкий запах дорогих египетских благовоний. Казавшийся сонным Рысь встрепенулся и на цыпочках подошел к выходу. Убедившись, что поблизости нет никого из домашних рабов, он вышел из спальни и осторожно спустился по лестнице вниз. В атриуме, у бассейна, уже прогуливался Каллимах, нетерпеливо дожидаясь хозяйку. Морщинистое лицо ростовщика выражало злобную озабоченность.
Появились несколько слуг с напитками и, аккуратно поставив кувшины и кубки на небольшой столик, вышли. Каллимах бросил на них недобрый взгляд и отвернулся, чем не замедлил воспользоваться гладиатор: бесшумной тенью – не зря же прозвали Рысью! – он проник в атриум и затаился за колонной. Юношу сильно интересовал предмет беседы между хозяйкой и гостем. Может быть, в ней найдут подтверждение все пришедшие Юнию мысли?
Широкими шагами Клавдия прямо-таки ворвалась в атриум и, даже позабыв поздороваться, схватила ростовщика за рукав туники:
– Он пришел!
– Отлично. – Каллимах потер руки. – Надеюсь, ты придумала какое-нибудь убедительное объяснение для ланисты?
– Зачем? – Матрона недоуменно подняла брови.
– Ну, ты же умная женщина, – мерзко захохотал ростовщик.
Клавдия вздрогнула и пристально взглянула ему в глаза:
– Так ты… Ты хочешь убить его?
– А ты нет? – Ростовщик перестал смеяться. – Поверь, Клавдия, для нас с тобой это единственный выход.
– Я предполагала просто-напросто бросить его в эргастул да подержать там до прихода парусников, – задумчиво произнесла матрона.
– А квестор? – Гость сдвинул брови. – Вдруг он проверит эргастул? Да, твой супруг многое тебе прощает, но не думаю, чтоб он простил тебе предательство своих деловых интересов. Будешь рисковать?
– Да-а, – тихо протянула Клавдия. – Похоже, ты прав. Я принесу ему цикуты!
Прятавшийся за колонной Юний вздрогнул: вот она, жизнь, и вот они, женщины! Придешь в дом любовницы – и вместо любви получишь бокал с ядом. Как легко Клавдия согласилась на его смерть! И правильно – кто он такой? Всего лишь гладиатор, раб, обреченный рано или поздно умереть на арене. Так какая разница, когда придет смерть? Наверное, умереть от цикуты даже приятнее, нежели от меча, пронзающего сердце.
– К тому ж он гладиатор и все равно рано или поздно погибнет, – словно подслушав мысли Юния, вкрадчиво произнес Каллимах. – Нельзя оставлять его в живых, никак нельзя: в нем угроза всему нашему делу, которое сделает наконец меня богатым, а тебя – независимой. Подумай, ведь еще совсем немного, и ты перестанешь бояться развода, став по-настоящему свободной женщиной, ибо только деньги – твои, не супруга – приносят свободу! Так что же, ради этого ты пожалеешь мальчишку-гладиатора? Никчемного раба, варвара, умеющего лишь махать мечом? А как же твоя мечта?
– Хватит слов, – нахмурилась Клавдия. – Я согласна. Только передумала насчет цикуты…
– Как?!
– Я умертвлю его по-другому. – Тонкие губы матроны скривились в мечтательной улыбке. – Он будет умирать долго, очень долго… долго и сладостно.
Рыси стало не по себе. А если б он остался в спальне? Можно себе представить, каким образом будет его терзать Клавдия, умеющая и любящая наслаждаться чужой болью!
– Сначала я напою его сон-травою, затем велю верным слугам связать его и увезу на дальнюю виллу, а уж там… Там никто не услышит его криков. Криков боли и ужаса!
Ростовщик махнул рукой:
– Делай как знаешь, только побыстрее. И вот еще, что мы скажем ланисте?
– Я подброшу труп за реку, к свайному мосту, – там часто находят убитых, – холодно изрекла Клавдия. – А ланисте верные люди донесут, что его гладиатора видели в самых злачных местах Рима, – там всякое может случиться.
– Всегда знал, что ты умная женщина. – Каллимах снова расхохотался и быстро поднялся с ложа. – Ну, а я покуда займусь молодой вдовушкой.
Матрона фыркнула:
– А сумеешь?
– Сумею. – Вытащив из рукава туники кинжал, усмехнулся ростовщик. – Думаю, я еще не растерял все свои навыки. Следует спешить, завтра вдова уедет из Рима к подруге… впрочем, вряд ли успеет! – Попробовав пальцем остроту лезвия, Каллимах спрятал кинжал и, попрощавшись, удалился.
Клавдия тоже не стала задерживаться в атриуме, а, подозвав рабов, направилась к лестнице. Поднявшись на второй этаж, она свернула к кухне – наверное, за ядовитыми травами.
Когда матрона вернулась в спальню, стоявший слева от двери Рысь внезапно набросился на нее и проворно связал разрезанным на полоски покрывалом. Чтобы женщина не кричала, юноша заткнул ей рот кляпом, скрученным из того же разорванного покрывала. Клавдия дернулась, но, наткнувшись на бешеный взгляд гладиатора, притихла и лишь злобно сверкала глазами.
– Отдохни пока, любовь моя, – цинично усмехнулся Юний. – Я скоро…
Выйдя из спальни, он прошел по коридору и нос к носу столкнулся с управителем дома – вздорным и мелочным стариком в богатой тунике.
– Хозяйка спит и не велела будить, – тут же предупредил юноша. – Покажи, где стоит моя колесница.
– Решился наконец забрать свой подарок? – усмехнулся старик. – Самое время, надоело уже за ней присматривать.
– Сегодня же на ней и уеду, – не покривив душой, пообещал Рысь.
Честно говоря, мысль воспользоваться колесницей пришла к нему только что. Но мысль была хорошей – тем более что она, кажется, встретила понимание у домоправителя. Впрочем… Юноша внезапно замер: а как же он поедет? Он ведь не знает, каким образом запрягать лошадей, не умеет править. Нужен был кто-то, кто бы показал… Лукан! Не зря же мальчишка хвастал!
– Лукан? – ничуть не удивился домоправитель. – Да, он любит возиться с повозками, словно до сих пор живет на вилле. Я пришлю его… Колесница там, на заднем дворе.
– Знаю.
Подарок Клавдии являл собой часть роскошной жизни, доступной лишь очень немногим. Собственно, это была не колесница, а коляска на двух седоков – изящная, элегантная, легкая. Высокие колеса на железных ободьях, позолоченные спицы, сверкающий белизной кузов, мягкое, обитое плотной темно-голубой тканью сиденье.
– Мне тоже нравится, – восхищенно произнес подошедший Лукан. – Мне велено показать тебе, как ею управлять. Ты умеешь запрягать лошадей?
– Лучше б ты показал.
– Хорошо. – Кивнув, мальчик пошел к конюшне и привел оттуда двух вороных.
– Черное и белое, – погладив коляску, произнес он. – Здорово смотрится. Гляди, как запрягать…
Лукан сноровисто запряг лошадей, впрочем, Юний совсем не присматривался к тому, как он это делает. Юношу насторожили какие-то громкие крики, явственно донесшиеся из господской части дома. Ну ясно! Вздорный старик-управитель все-таки решился заглянуть в хозяйскую спальню. Теперь нужно было действовать быстро, очень быстро!
– Пойдем-ка, прокатимся… – Рысь бросился к воротам и, отодвинув засов, распахнул их настежь.
– Покатимся?! – Серые глаза Лукана вспыхнули радостью… и тут же погасли. – Но ведь еще не совсем ночь, запрещено ездить…
– Да ладно, – схватив коней под уздцы, отмахнулся Юний. – Смотри, на улице и людей-то почти что нет. Да я и не далеко – прокачусь немного и тут же вернусь.
Выведя упряжку за ворота, юноша вскочил в коляску.
– Э нет! – Лукан тут же уселся рядом. – Без меня ты точно себе шею сломишь. Лучше помогай. Видишь эту обитую бронзой полоску? Это тормоз, сразу на два колеса, хорошо бы пользоваться им на крутых поворотах.
– Понял, – кивнул Рысь и, оглянувшись, хлопнул мальчишку по плечу. – Поехали!
Повинуясь Лукану, кони плавно тронулись с места, постепенно разгоняя коляску до весьма приличной скорости. Улица и впрямь оказалась пустой, впрочем, уже темнело. К тому моменту, когда озабоченные и разъяренные слуги во главе со своей освобожденной от пут хозяйкой выбежали со двора, коляска уже давно завернула за угол и, едва не столкнувшись с груженой повозкой, помчалась в сторону Тибуртинской улицы. Стучали копытами кони, жались к стенам домов редкие испуганные прохожие, с лаем неслись позади уличные собаки, высекая искры, подскакивали на булыжниках мостовой тонкие ободья колес.
– Тормоз! – приближаясь к поворотам, кричал Лукан. – Отпускай!
Рысь послушно выполнял все команды, искоса посматривая на раскрасневшегося от удовольствия мальчишку. Глаза Лукана сияли, губы расплылись в улыбке, русые волосы растрепал встречный ветер.
– Тормоз! – звонко командовал он на поворотах. – Отпускай.
Странно, что они до сих пор не перевернулись, – может быть, просто везло, но, скорее всего, юный раб и в самом деле отлично умел управляться с повозкой. Он делал это с явным удовольствием, да так увлекся, что Рысь еле успевал выполнять команды.
– Тормоз! Отпускай!
– Стой! – закричал Юний, когда вылетевшая на Тибуртинскую улицу коляска едва не промчалась мимо дома Юлии Филии. – Жди меня здесь, парень. – Выпрыгнув на мостовую, гладиатор скрылся в воротах дома. Их по-прежнему никто так и не запер. Или… Или сюда уже успел наведаться гость, ростовщик Каллимах – посланец смерти?
Ага! Кажется, наверху, в спальне, разговаривали! Рысь улыбнулся: значит, успел-таки.
Схватив валявшуюся на полу палку – то ли засов, то ли ножку от стула, – юноша бегом бросился к лестнице. Вовремя! Мерзкий ростовщик уже вытащил из рукава кинжал и перешел от разговора к делу. Юлия, в разорванной почти до пупка тунике, испуганно жалась к стенке, на левом плече ее кровавилась тонкая царапина – видно, Каллимах все же потерял прежнюю прыть, с первого раза промахнулся и теперь явно намеревался закончить дело. Почувствовав за спиной прерывистое дыхание юноши, ростовщик – надо отдать ему должное – повернулся, не раздумывая и мига, и, выставив вперед кинжал, ринулся на незваного гостя. Удар был рассчитан точно – снизу наискось вверх, от желудка к сердцу. Однако Каллимах в суматохе забыл, с кем имеет дело. Он видел перед собой лишь красивого юношу в дорогой тунике, этакого папенькиного и маменькиного сынка, изнеженного и утонченного аристократа, а вовсе не профессионального убийцу-гладиатора. Ростовщик дорого поплатился за свою оплошность: без труда отбив выпад, Рысь от всей души угостил старика палкой по лысине! Икнув, Каллимах выронил кинжал и, закатив глаза, без сознания осел на пол.
– Бежим! – Юний схватил девушку за руку. – Скорей собирайся и не забудь взять с собой закладные и деньги!
Молча кивнув, Юлия быстро собрала дорожную сумку и, натянув поверх разорванной туники еще одну, вслед за гладиатором покинула дом.
– Все вопросы потом. – Оглядевшись по сторонам, он кивнул на коляску: – Садись. Скройся из Рима примерно на месяц, у тебя ведь много подруг. Есть кто-нибудь в Остии?
– Да, Валерия…
– Вот у нее и поживите пока. – Юноша обернулся к Лукану: – Тебе, парень, похоже, не стоит возвращаться к хозяйке. Или ты надеешься, что она тебя простит?
– Ага, простит, как же! – Мальчик зло посмотрел на гладиатора и вздохнул, едва сдерживая слезы. – Связался тут с вами… Что теперь делать, что? – Лукан зарыдал, и Рысь весьма ощутимо хлопнул его по щеке.
– Не плачь, парень, – погладив мальчика по голове, неожиданно подала голос Юлия. – У меня много друзей – что-нибудь придумаем.
– Ага, придумаем, как же… Уже придумали, эх, знать бы…
– Говорю, не реви! – Юлия удобно устроилась на сиденье. – Роскошная коляска! У кого ты ее украл, Юний?
Рысь улыбнулся – похоже, вдовица приходила в себя.
– Да не украл, – пояснил он. – Просто подарок.
– Хороший подарок, – нервно усмехнулась Юлия. – Немаленьких денег стоит. Ну что, едем? Да вытри ты нос или все еще хочешь вернуться к своей разлюбезной хозяйке?
– Ну нет. – Мальчик покачал головой. – Госпожа уж точно велит содрать с меня кожу за все ваши проделки. Лучше уж числиться беглым, чем валяться в клоаке окровавленным куском мяса. Едем! Ты с нами, гладиатор?
– Нет. – Юний внимательно всматривался в показавшуюся из-за угла толпу. – Похоже, мне придется разобраться с погоней. Ого, у них и всадники! Ну, что ж вы стоите?
– А куда ехать-то? – вздохнув, спросил Лукан. Его серебряный ошейник тускло поблескивал в свете выкатившейся в темное небо луны.
– Вперед, мимо садов Мецената к Тибуртинским воротам, – Юлия быстро брала бразды правления в свои руки.
– Но ведь Тибуртинская дорога вовсе не ведет в Остию, а ты сказала, что…
– Зато я знаю всех стражников у Тибуртинских ворот – выедем за город, а там бросим коляску…
– Как – бросим?
– Да не перебивай ты, чучело, это невежливо. И вообще, я не поняла, почему стоим? Этак нас сейчас запросто схватят!
Вместо ответа Лукан обреченно стегнул коней, и изящная коляска, с ходу развив значительную скорость, помчалась к садам Мецената.
– Удачи! – крикнул вслед Юний.
На миг – всего лишь на миг – он почувствовал укол совести: зря втянул в это дело парня. Что ж, так уж вышло… Впрочем, может, это и к лучшему – с такой-то хозяйкой. Ладно, как вышло, так уж и вышло, главное, Юлия спасена, выберется из Рима, затаится на какое-то время, сообразит, как быть, – женщина умная. Самому вот что делать?
Юний выглянул из-за угла: посланные Клавдией люди уже вошли в дом Юлии. Позади, за спиной гладиатора, послышались вдруг шаги ночной стражи.
Разорвав на груди тунику, юноша разлохматил волосы и, громко крича, бросился прямо навстречу воинам.
– Помогите! Помогите! – не щадя голосовых связок, орал он. – Ограбили!
– Что? Что случилось? Кого ограбили? – бросились расспрашивать воины, которых оказалось неожиданно много, больше десятка.
– Там, там, – дрожа и хныча, Рысь махнул рукой. – На Тибуртинской улице какие-то морды громят дом почтенной гражданки Юлии Филии!
– Юлии Филии? – встревоженно переспросил десятник. – Я знаю Юлию. Вроде бы она за городом, в гостях у подруги…
– Именно так! Я вот случайно проходил мимо, смотрю: а там такое, такое! Скорей же, скорей, умоляю, не стойте!
– Не дрожи, парень, – поправив на голове шлем, вальяжно успокоил десятник. – Уж теперь-то собственности Юлии Филии ничего не угрожает. В доме был сторож?
– Сторож? Ах, ну да, ну да, конечно же, был. Такой морщинистый лысый старик в желтой тунике. Боюсь, не убили ли его мерзавцы? Скорей же, скорей!
Десятник обернулся к воинам и кратко приказал:
– Вперед!
Гремя подошвами сандалий, отряд стражников быстро свернул на Тибуртинскую улицу, откуда почти тотчас же послышались приглушенные крики – видно, стражники хорошо знали свое дело. Теперь пока разберутся…
Удовлетворенно улыбнувшись, Рысь дождался попутного обоза и, пристроившись за последней телегой, неторопливо зашагал к школе. Мычали волы, лаяли за воротами псы, желтые звезды мигали, и круглая луна покачивалась в сине-черном небе медным сверкающим тазом.