Рубин I

Глава 16

Рубин

Рубин позавтракала в покоях и стала дожидаться Ордериона. Он явился ближе к десяти утра.

— Готова немного прогуляться? — спросил и улыбнулся как-то напряженно.

— Да, — принцесса встала и поправила шлейф платья. — Делегаты уехали?

— Сразу после завтрака, — подтвердил Ордерион. — И послание для твоего отца забрали с собой.

— Это хорошо, — закивала Рубин, останавливаясь у двери. — Что ж веди меня, куда посчитаешь нужным.

— В тюрьму мы не пойдем, — Ордерион открыл перед ней дверь. — Обещаю.

— А так хотелось посмотреть, где я могу оказаться в любой момент!

— Шутница, — в уголках его глаз появились морщинки веселья.

— Уж какая есть! — игриво заметила Рубин, проходя мимо него, и услышала тихое: «Моя».

Ордерион водил ее по этажам и залам, объясняя попутно, как попасть из одной части замка в другую. Они побывали в фамильной галерее, где висели портреты предков Ордериона. Рассказ о них показался Рубин скупым повествованием о рождении и смерти, с правлением Инайей или служением королю между этими двумя событиями. В той же зале находились статуи из белого мрамора, изображающие Величественных властителей в мантиях и с коронами на головах. Рубин остановилась напротив одной из них, внимательно разглядывая застывшее лицо довольного молодого деда Ордериона.

— Ты похож на него, — она повернулась к принцу.

— Я никогда его не знал. Король Пратмут умер задолго до моего рождения, передав трон моему отцу. Его супруга, моя бабушка, была очень привязана к маленькому Галлахеру. Нас с Атаном она недолюбливала, и в детстве нам от нее доставалась, — он поморщился, явно вспоминая об этом. — Бабушка погибла, когда мне было лет десять, наверное. Упала с лошади, — он перевел взгляд на Рубин. — Это случилось на наших с Галлахером глазах.

— Мне очень жаль, — произнесла Рубин.

— Стыдно признаться, но следом за ужасом от этой сцены я испытал облегчение, — Ордерион вновь повернулся к картинам и указал на одну из них. — До сих пор она с осуждением смотрит на меня, когда я сюда прихожу.

Рубин подошла к полотну, изображавшему весьма красивую молодую инайку, глядящую на мир свысока. Осуждения в холодном взгляде карих глаз девы она не заметила, а вот надменности в них было, хоть отбавляй.

— Галлахер любил бабушку? — Рубин направилась дальше.

— Да. И очень горевал, когда она погибла. Его мать умерла настолько рано, что он ее не помнил, а бабушка ее заменила. Мы с Атаном всегда держались от Галлахера особняком. Потому что старшему брату дозволялось то, чего не могли позволить себе мы. Оно и ясно: он наследник трона. Но вместе с тем, с Галлахера и требовали больше. Очень часто, пока мы с Атаном играли во внутреннем дворе, Галлахер зубрил языки и историю других королевств.

— Выходит, вы с Атаном были более близки, чем с Галлахером? — осторожно спросила Рубин.

— В детстве — да. Но не после того, как со мной произошло несчастье, — ответил Ордерион.

— А что именно случилось? — Рубин чуть наклонилась к нему, желая услышать историю о том, как мана изменила его облик.

— Это портрет моей матери, — Ордерион протянул руку, указывая на красивую женщину с длинными красными волосами и черными глазами.

Рубин перевела взгляд на полотно, улавливая сходство черт матери и сына, но мысли ее в тот момент были не о ней. Почему Ордерион не хотел рассказывать, что с ним произошло? Неужели то стало настолько страшным испытанием для всей королевской семьи, что из него сделали особый секрет?

До Рубин даже в Туремском замке доходили слухи, будто внешность принца Орде настолько ужасна, что любая дева, повстречав его, может упасть без чувств. И Рубин тому верила! Уродств особых она в своей жизни не видала. Вот и представляла себе принца Орде, как чудище из сказок, которыми пугали непослушных детей. Когда отец сказал, что ей нужно выйти замуж за Атана, Рубин выдохнула: конечно, лучше за Атана пойти, как бы он ни выглядел, чем за уродца, пусть даже и принца.

Какой же глупой она была…

Они отправились дальше. Посетили залы с подарками и сувенирами из разных королевств, галерею с коллекцией произведений искусства от лучших мастеров Инайи. Красота тех предметов не трогала душу Рубин: они казались ей всего-то изысканными экспонатами, украшающими замок, где царила атмосфера угнетения и страха.

Ордерион показал Рубин зал для пиршеств и столовые. Затем отвел в тронный зал и предпочел там не задерживаться. Они побывали в библиотеке, комнатах для чтения и отдыха и вышли во внутренний двор. Рубин оглядывалась по сторонам, изучая высокие белые башни вокруг и лепнину на них. Больше величие этого замка не восхищало ее. Стены здесь будто заменяли решетки в темнице, а отделка и убранство разных комнат служили для отвлечения внимания пленников, ведь все обитатели замка навечно заперты происхождением и родственными связями.

Они с Ордерионом пересекли внутренний двор и вошли в дверь, ведущую в подвал.

— Под замком расположена целая система туннелей и комнат, — объяснял Ордерион. — Пожалуйста, будь внимательна, когда соберешься идти сюда без сопровождения.

— Потому что могу заблудиться и угодить в темницу? — попыталась пошутить Рубин.

— Именно, — кивнул Ордерион. — Попав в этот коридор поверни налево, — он указал путь, — пройди до следующей развилки и сверни направо.

Она следовала за ним, запоминая путь в этом сыром и тусклом месте, освещаемом масляными лампами, висящими не стенах. Спустя еще несколько поворотов, Ордерион остановился у массивной двери.

— Здесь я провожу большую часть своего свободного времени, — произнес принц и жестом пригласил Рубин войти.

Принцесса попала в просторное подвальное помещение с низкими арочными сводами из гладких камней. Прошла мимо двух столов, заваленных книгами и свитками, пробежала пальцами по резным спинкам нескольких стульев, и остановилась перед длинным рядом стеллажей у стены. Сбитые из толстых досок полки едва ли не прогибались от веса ящиков, стоящих на них. Каждый из ящиков накрывала либо крышка, либо отрез из холщовой ткани.

Принцесса обратила внимание, что в помещении очень тепло и сухо. Рубин приблизилась к одному из столов и заглянула к раскрытую книгу. Нахмурилась, ибо такие письмена были ей незнакомы, но вопросов задавать не стала.

Повернулась к стеллажам:

— А что в тех ящиках? — она указала на них.

— Всякие безделушки для создания юни.

— Могу я посмотреть?

— Конечно, — кивнул Ордерион.

Рубин остановилась у одного из ящиков и заглянула под крышку. Там лежали камни. Разной величины, но все же…

— Зачем тебе камни? — она обернулась к Ордериону.

— Они хранят накопленную ману гораздо дольше металлов, тканей или жидкостей.

Рубин достала один из них и обомлела. То был не простой камень. Не булыжник, что валяются вдоль дорог. Она держала в руках алмаз размером с кулак. Если бы такой камень попал к огранщику, мог бы получиться восхитительно крупный бриллиант! Или множество более мелких бриллиантов!

Рубин сунула его назад и заглянула в соседний ящик. Достала оттуда другой камень, но тоже большой.

— Твой теска, — подсказал Ордерион.

Рубин смотрела на шершавые темно-красные края драгоценного камня, прикидывая в уме, сколько седоулов он может стоить…

— Драгоценные камни лучше всех хранят ману. Поэтому ими так любят окружать себя сведущие в науке создания юни повелители силы.

— Но этот рубин не огранен! — заметила принцесса.

— Потому что он превратится в пыль во время одного из моих экспериментов, — пожал плечами Ордерион. — Это — расходный материал. Из ограненных драгоценных камней создают юни, свойства которых уже известны.

Рубин вернула камень на место и сунула руку в другой ящик. Достала кривой оплавленный кусок металла, размером с грецкий орех. Тот подозрительно напоминал нечищенное серебро. Вернула его на место и откинула холщовую ткань с соседнего ящика. Достала из него кусок оплавленного золота:

— Твои эксперименты дорого обходятся королевству.

— Недешево, — ответил Ордерион.

— И какие именно юни ты хочешь создать?

— Те, которые будут исцелять людей.

Рубин вернула золото на место, накрыла его тканью и отошла от стеллажа, на котором стояло слишком много разных ящиков.

— Разве их уже не существует? — упавшим голосом произнесла она.

— Те, что есть, хранят ману, измененную целителями. А я пытаюсь создать юни на основе чистой маны, что мы получаем из месторождений. Пока что мне не удается ни изменить форму маны, ни заставить предмет накопить ее. Обычно, в ходе эксперимента предмет уничтожается.

Рубин вернулась к столу с книгами и указала на ту, в которую заглядывала:

— На каком это языке?

— На языке ордена Повелителей силы, — пояснил Ордерион и подошел к ней. — Он был создан из сочетания слов и звуков всех четырех королевств Великого континента, но имеет свой алфавит.

— Не знала, что повелители силы используют какой-то свой собственный язык, — удивилась она. — А о чем эта книга? — Рубин указала на ту, в которую заглянула первой.

— О мане. — ответил Ордерион.

— А та, — указала на вторую.

— Они все о мане, — опередил дальнейшие расспросы Ордерион. — О ее источниках, расположенных глубоко под землей, о свойствах маны и возможностях ее применения. Но все эти книги описательные. Они не содержат ответов на вопрос «почему?».

— А есть книги, которые содержат? — Рубин коснулась пальцами свитка, исписанного красивым почерком.

— Их немного и все оригинальные рукописи хранятся в Небесном замке ордена Повелителей силы.

— Ты их читал? — спросила Рубин.

— Только выдержки из них, доступные таким, как я.

— Таким, как ты? — удивилась Рубин.

— Все знает только Верховный повелитель силы. Приближенные к нему повелители обладают фрагментами этих знаний. Всего в ордене есть четыре трактата, содержащих все сведения о мане, собранные за века: «О месторождениях маны», «О формах маны», «О влиянии маны» и трактат «О мирах и времени». У этих книг есть по одной копии, которую берегут у себя уполномоченные для этого гонцы смерти. Их имена известны только Верховному повелителю силы и им самим, входящим в круг «хранителей знаний». Если что-то случится с оригиналами трактатов четырех книг, уполномоченные гонцы смерти должны обеспечить преемственность знаний в поколениях повелителей силы.

Рубин повернулась лицом к Ордериону.

— Задача хранителей копий этих книг только в обеспечении преемственности знаний. Но тогда зачем держать их имена в секрете?

— Сама ответь на свой вопрос, — попросил Ордерион.

— Только Верховный повелитель силы имеет доступ ко всем знаниям сразу, — начала рассуждать Рубин. — Задумай он нечто нехорошее, кто сможет его остановить? Не эти ли уполномоченные хранители копий, которые могут собраться вместе и поделиться недостающими знаниями друг с другом?

— Процесс этого созыва называется «Вотум Недоверия». Его могут инициировать либо сами уполномоченные хранители знаний, или другие гонцы смерти, но в количестве не менее десяти человек.

— То есть Вотум Недоверия — это не сам заговор против Верховного повелителя силы, а процесс объединения знаний, который проводится против его воли или желания? — удивилась Рубин.

— Именно, — кивнул Ордерион. — В последний раз Вотум Недоверия члены ордена приняли сто два года назад, и тогда повелители силы, вооружившись всеми знаниями о мане, практически уничтожили орден в междоусобной войне за власть и господство. Больше в истории ордена таких примеров не было.

— Знание как оружие, — прошептала Рубин.

— Оружие, которое способно уничтожить весь мир, — добавил Ордерион. — Поэтому им обладает только один человек, которому остальные доверяют.

— Или попросту боятся, потому что лишь он один хранит эти знания, — закончила мысль Рубин. — Что сделает со Светом Звезды Янтарный Сокол, если узнает о его желании вынести «Вотум Недоверия»?

— Убьет, — ни секунды не сомневаясь, ответил Ордерион. — Мне неведомы имена гонцов смерти из «круга хранителей знаний», но я могу заставить их вынести «Вотум Недоверия». Для этого необходимо привлечь на свою сторону еще девятерых гонцов смерти.

— Девятерых, — повторила Рубин и сделала шаг назад. — Выходит, что сам ты при этом — гонец под номером десять?

— Второе имя повелитель силы маны может получить только при посвящении в гонцы смерти, Рубин.

Они прижала пальцы к губам и еще на шаг отступила от Ордериона.

— Ты и мой отец… и Луар, — она подняла на принца испуганный взгляд, — убиваете других повелителей силы?

— У каждого из нас своя роль, Рубин. И мы либо соглашаемся с ней, либо другие гонцы смерти убивают нас.

Он отошел и запустил в воздух своих золотых бабочек. Они разлетелись по сторонам, и Рубин закрыла лицо руками, опасаясь, что рой снова нападет на нее. Однако этого не произошло. Бабочки кружили по помещению, садясь на стены и некоторые из ящиков, и казалось, что до Рубин им вообще не было дела.

— Я установил на коже твоего затылка юни изменений, оберегающую тебя от маячков, определяющих волнения маны, — Ордерион поднял каменную руку и на серые пальцы село несколько бабочек. Они активно махали крылышками, с которых сыпалась золотая пыль. — Без этой юни рой маячков снова бы полетел исключительно к тебе.

Рубин коснулась затылка, но ничего не почувствовала.

— И когда ты ее установил? — спросила она.

— Подозреваю, что самую первую изменяющую юни на тебя установил твой отец. По-другому вряд ли бы ему удалось столько лет скрывать твой дар от остальных. Когда в лесу по дороге на заставу с тобой приключилось несчастье, твое тело, скорее всего, выкачало из изменяющей юни всю ману, и та слетела. Свою изменяющую юни я закрепил на тебе в поле, где ты умерла. Твое тело внезапно засветилось и стало восстанавливать себя. Ты сделала вдох и продолжила дышать. Я знал, что вскоре ты придешь в себя, и установил на твоем затылке юни, чтобы никакие поисковые маячки не смогли обнаружить твой дар. Второй раз мне пришлось сделать то же самое в склепе, где мы с Галлахером обнаружили тебя и Хейди.

— Я умерла в склепе? — в ужасе воскликнула Рубин и прижала пальцы к губам.

— Нет. Ты отдала слишком много сил, спасая Хейди, и попутно выкачала всю ману из своей юни на затылке. Мне пришлось ее обновить, но Галлахер все понял, Рубин. Он знает наш с тобой секрет.

— И что теперь будет?

— Галлахер дал мне слово, что никому ничего не расскажет. Даже своей супруге, — добавил Ордерион.

— А если он не сдержит слова?

— У меня нет оснований не доверять брату, Рубин.

— Атану ты тоже верил, — со злобой прошипела она.

— Мне Атан в жизни ничего плохого не сделал, — повысил тон Ордерион. — Наоборот, когда все начали меня чураться, рядом остались только братья, которые поддерживали! Я не знаю, когда Атан стал таким, каким увидела его ты. Белая пыль тому виной или просто я был слеп, но Галлахер — не Атан. Среди нас троих он — самый сдержанный и разумный.

— Настолько разумный, что вопреки воле отца женился на Хейди, а теперь лишился ребенка и едва не потерял жену?

— Остановись, — Ордерион сделал предупредительный жест рукой. — Ты впадаешь в слепую ярость, а это для таких, как мы, опасно!

— А не опасно ли говорить обо всем этом здесь?! — Рубин едва ногой не топнула, чувствуя, как закипает внутри и не может унять этот непонятный гнев.

— На стенах этой лаборатории установлены защитные юни. Никто за ее пределами не знает, что здесь происходит.

— Рада слышать! — закивала Рубин. — Если мы с тобой внезапно решили поделиться тайнами, тогда ответь и на мой вопрос о несчастье, изменившем твой облик в прошлом.

— Я не хочу об этом говорить, — Ордерион резко отвернулся и отошел в другой конец помещения.

Провел ладонью по стене, и вся она засветилась золотым, пока не исчезла. Там была спрятана настоящая библиотека с книгами. Свитки лежали стопками на отдельных полках, на других стояли разные по толщине книги.

— Здесь находятся книги о мане, которые мне и моему отцу дозволено читать, — глядя на ряды стеллажей перед собой, произнес Ордерион.

— Что произошло с тобой в прошлом, — стояла на своем Рубин, даже не делая попыток подойти и взглянуть на фолианты, хранившие знания, о которых ей ничего не было известно.

— Я был слишком юн и глуп, — ответил Ордерион и обернулся к ней. — Это — он поднял каменную руку, — цена глупости, а это — указан на свое лицо — расплата. Ты видела, как изменяется мой отец, когда теряет контроль над собой. Мана берет верх и проявляет себя. Но эти изменения моментально исчезают, когда отец берет себя в руки. Гнев — самая опасная эмоция для повелителя силы. Твоя ярость способна не только уничтожить юни изменений на твоем затылке, но и учинить мощный выброс маны. После такого выброса жизнь повелителя силы необратимо меняется. Каждый пульсар, созданный мной, каждый эксперимент, проведенный здесь, позволяет моей мане все дальше и дальше пожирать мое тело, ставя на нем метки силы, как рубцы. То, что видишь на моей коже — лишь внешние проявления. Когда изменения коснутся центра жизни в груди — я погибну. Да, ты лечишь меня. Освобождаешь от этих рубцов и избавляешь от последствий одной моей глупости. Но я не уверен, Рубин, что случись выброс с тобой, ты с той же легкостью сможешь излечить себя сама. Целители, которых видел я, погибали. Не рискуй. Не позволяй злости и гневу брать верх.

— Сколько у тебя было времени на жизнь, когда мы встретились с тобой? — спросила Рубин.

— Полгода, — ответил Ордерион.

— Полгода? — повторила она и сделала шаг ему навстречу. — Полгода жизни?! И цена за каждый пульсар, за каждую юни и защиту — это новые рубцы маны?

— Да, — ответил он.

— Тогда ответь мне, почему ты не ценишь собственную жизнь?

Ордерион опустил глаза.

— Сейчас у меня есть ты, и я выздоравливаю. Поверь, в данный момент жизнь мне представляется куда более интересной и впечатляющей, чем неделю назад.

— А если бы у меня не было никакого дара? — спросила его Рубин, хотя в душе уже знала ответ на свой вопрос.

— Тогда бы ты довольно быстро стала вдовой, — он пожал плечами.

— Дурак! — прокричала разгневанная Рубин. — А что бы я испытала при этом, ты подумал?!

— А что бы ты при этом испытала? — спросил ее Ордерион и поднял глаза, впиваясь взглядом алых глаз в ее лицо.

Рубин почувствовала дурой себя. Она едва не проболталась, что была бы раздавлена горем. А он как будто только этого признания от нее и ждал.

— Ярость, — ответила Рубин и отвернулась. — Ты дал слово, что позаботишься обо мне и никому не позволишь навредить. Так вот и держи его, раз дал! — повысила тон она.

— Беспокоишься, что, если меня не станет, твоя жизнь окажется под угрозой? — он нахмурился и, кажется, рассердился.

— А я не должна об этом переживать? — Рубин едва не рассмеялась. — В отличие от тебя, я хочу жить несмотря ни на что, — в укор заявила она.

— Ну, на моем месте ты не была. Так что и понять вряд ли сможешь, — обронил он, проводя рукой и возвращая стену перед библиотекой на место.

— О, я ранила нежные чувства принца, — Рубин прижала ладонь к груди. — Прости меня, избалованную и бездушную принцессу, которую растили только для того, чтобы выгодно выдать замуж и обязать пожизненно зависеть от мужчины, перед которым вынуждена раздвигать ноги! — закричала она, снова теряя над собой контроль. — Ни прав, ни воли — ничего! Только наука, как этого самого мужчину ублажить, чтобы он имел как можно меньше фавориток и шлюх! Потому что фаворитки способны влиять на суждения, а от шлюх легко болезнь подцепить!

Ордерион, услышав ее откровения, отшатнулся.

— Тебя учили ублажать? — сдавленно прохрипел он.

— Да! — выкрикнула Рубин. — Сурими, моя фрейлина, водила меня по тайным коридорам и показывала через отверстия для подглядываний, чем занимаются гости замка с развратницами. А потом объясняла мне, что именно я видела, и как это правильно делается. По возвращении с очередной «прогулки», — Рубин показала кавычки, — Сурими шла на кухню и приносила оттуда очищенную морковку. И я показывала, как буду давиться органом мужа, пока тот будет стонать!!! — в отвращении прокричала она. — Вот, какой была моя прекрасная и беззаботная жизнь! Теперь я здесь. По твоей вине, кстати. До Звездного замка Турема от заставы был всего день пути, но ты отказался сопроводить меня. Конечно, причину ты быстро придумал, но на самом деле тебе всего-то хотелось заполучить в свою постель красивую, наделенную даром самозванку. Да, — вскинула руки Рубин, — самозванка оказалась принцессой. И зная, что ничего хорошего меня в Белом замке не ждет, ты все равно привез меня сюда. Вот и вся правда о нашей с тобой истории. Я благодарна тебе за то, что ты позаботился обо мне в пути и сейчас защищаешь меня перед отцом. Но ты знаешь, зачем это делаешь, ведь тебе внезапно захотелось жить. Так что не смей попрекать меня желанием выжить во что бы то ни стало. У нас с тобой одни цели и ни один из нас ни перед чем не остановится, чтобы их достичь!

Он смотрел на нее, не моргая, не то пораженный ее признанием, не то уже переваривая его. А потом отвернулся и откашлялся.

— Что ж… — Ордерион направился к двери. — Полагаю, ты устала и хотела бы отдохнуть после… нашей прогулки.

Рубин стояла, как вкопанная, наблюдая за тем, как принц подошел к двери и открыл ее настежь.

— Обед тебе принесут… в покои, — каким-то рваным голосом произнес он. — И ужин тоже.

«А потом придешь ты?» — хотелось спросить ей, но она молчала, глядя на него. Весь гнев, как рукой сняло. Будто ведро студеной воды на голову вывернули и вернули рассудок. Она сказала лишнее… Сболтнула в пылу, и его услышанное поразило. Но что именно не понравилось Ордериону? Правда о том, что это он виноват в ее бедах? Или признание о подглядываниях и морковках?

Рубин подобрала подол и вылетела в туннель. Неслась вперед со всех ног, даже не заботясь о том, следует за ней Ордерион или нет. Поднялась по лестнице и выскочила во внутренний двор. Пересекла его. Один коридор, другой, третий, переходы, лестницы-ступеньки, пока, наконец, не оказалась у двери в свою опочивальню. Открыла ее, заскочила внутрь и закрыла, даже не зная, стоял Ордерион за ее спиной или нет.

Обернулась. В покоях она одна. Рубин прижала ладонь к губам и силилась не зарыдать. «Хватит плакать! — душила мыслями саму себя. — Хватит, Рубин! Не время реветь! Время выживать!»

Перед глазами возникло лицо Сурими, смотрящее в пустоту. Голова фрейлины елозила вверх и вниз, пока Рубин сидела на лошади и смотрела на это…

— А-а-а! — закричала Рубин, пытаясь унять непрошенные воспоминания. — А-а-а!!! — сжала кулак, желая почувствовать в руке тяжесть камня…

«У тебя вся жизнь впереди, — шептала Сурими, умирая у нее на руках. — Доберись до заставы засветло и живи».

Ордерион

Принц стоял у двери, которая только что захлопнулась перед его лицом. Ордерион вообще не был уверен, что Рубин видела его. Слишком быстро она неслась в свои покои.

А он… Он чувствовал себя подонком, который ее совратил и обманом заставил сюда приехать. О чем он думал? О ее безопасности или о себе?

«О чем ты думал? — повторял он мысленно, пытаясь дать однозначный ответ, но его не было.

Ордерион отступил на шаг, затем еще на один, а потом развернулся и ушел.