Утро проходит как обычно: зарядка, завтрак, построение, постановка задач на день, распределение нарядов и караулов. Покончив с рутиной, ставлю задачи Цирусу — пока меня не будет, ему придётся рулить эскадроном.
— Я вернусь вечером, во сколько точно — не знаю. Надеюсь, до отбоя. Справитесь?
— Справлюсь, господин штабс-ротмистр.
— Отлично. И да, чуть не забыл — вчера возле медпункта наблюдался аншлаг.
Цирус не может сдержать улыбку.
— Ничего смешного, поручик!
— Виноват!
— Все мы виноваты. Значит так: пока эскадрон не превратился в инвалидную команду, отдайте распоряжение всем командирам взводов: отпускать нижних чинов к фельдшеру только в самых крайних случаях.
— В каких именно?
— Например, если убьют.
Поручик понимающе кивает.
— Ясно. Я распоряжусь.
Остальные поручения — обычная мелочёвка, что и как нужно делать — Цирус знает не хуже меня.
Иду готовиться к поездке в город.
На пути попадается берегиня. Беру под козырёк.
— Доброе утро, Софья Александровна.
— Здравствуйте, Николя!
Многозначительно хмыкаю.
— Простите, господин штабс-ротмистр, — поправляется она.
Хоть мы и вроде как знакомые с детства — панибратство в армии необходимо душить на корню. Это вчера я дал вольноопределяющейся некоторые послабления, а с сего дня начинается нормальная повседневная армейская жизнь. Иначе никак.
— Софья Александровна, скажите — почему вас не было на утреннем построении эскадрона?
Она недоумённо машет большими, похожими на крылья бабочки, ресницами.
— А что — это обязательно?
— Разумеется, — вздыхаю я. — На вас форма и погоны, теперь вы подчиняетесь тем же правилам, что и остальные военнослужащие. Поэтому прошу вас обязательно присутствовать на утреннем разводе и вечерней поверке. Конечно, если в этот момент вы не будете заняты какой-нибудь операцией…
— Вы такой строгий, Ник… господин штабс-ротмистр. Никогда не видела вас таким прежде…
— Ну так как, Софья Александровна?
— А разве у меня есть выбор?
— Выбора у вас нет, — сообщаю я.
Она немного мнётся, хочет задать какой-то вопрос. Я не собираюсь требовать от неё выполнения всех требований устава и обращаться ко мне по форме.
— Что-то хотели спросить?
— Да. Вы хотели вчера поговорить со мной вечером о вашей семье.
— Планы изменились. У вас было слишком много пациентов, вы наверняка устали, и я не захотел лишний раз вас тревожить. Мы ещё обязательно с вами поговорим, а пока, — виновато развожу руками, — вынужден с вами проститься…
— Едете в город?
— Да.
— Тогда, может, возьмёте меня с собой?
— А вы успеете собраться за пятнадцать минут?
— Да-да, конечно! — не дожидаясь моего разрешения, она убегает.
Многозначительно гляжу ей в след. Будь на её месте кто-то другой, сидеть бы голубчику на гауптической вахте…
Конечно, в отведённые ей четверть часа Софья Александровна не вписалась, да я и не особо на это надеялся. Женщины есть женщины. Против природы не попрёшь.
Вместе едем верхом.
Она уверенно держится в седле, а в форме, которая по-женски умело подшита и укорочена в нужных местах, выглядит просто сногсшибательно, я б даже сказал — секси. Единственное, что ей мешает — длинные роскошные волосы. По хорошему от них стоило бы избавиться, всё-таки в полевых условиях за ними ухаживать сложно, но, вероятно, у берегинь есть какие-то свои способы, и потому причёска не выглядит растрёпанной, а волосы грязными.
И вообще Софья Александровна очень даже секси. И дело отнюдь не в том, что после длительного пребывания в исключительно мужском обществе каждая женщина выглядит сногсшибательно. Просто есть в ней что-то приятное моему глазу.
Да, может, она не соответствует всем нынешним канонам красоты, но в стандарты моего времени вписывается идеально. Тот же носик добавляет пикантности её лицу, а длинные изящные ножки заставят удавиться от зависти всех топ-моделей двадцать первого века.
— Брали уроки верховой езды? — затеваю светскую беседу я, чтобы заодно и скоротать поездку.
— Ездить верхом я научилась ещё в имении. Но, вы правы, потом, когда училась в Петербурге на медицинских курсах, посещала ещё и Манеж.
— Петербург… Манеж… — мечтательно говорю я. — Ну и как там вообще — в России? Мы тут практически оторваны от Большой земли, новости поступают с запозданием… В общем, живём как в глухом лесу.
— А вы знаете, что Антон Павлович скончался в прошлом месяце?
— Антон Павлович? Кто-то из наших общих знакомых или родных?
— Можно сказать и так. Антон Павлович Чехов.
— Ох….
— Да, это настоящая беда для мировой литературы. А ведь он хорошо знавал дядю Ваню и неоднократно гостил у нас в имении… Да и вы с ним встречались, когда были юнкером и приезжали домой на побывку. Вы ещё показывали ему какие-то свои рассказы, Антон Павлович читал их и вас даже хвалил. Говорил, что у вас есть талант.
— У меня? Талант?
— Представьте себе — да!
Удивлённо качаю головой. Скорее всего, Антон Павлович просто проявил свойственную ему деликатность и не стал разносить в пух и прах сочинения молодого и глупого юнкера.
— А ещё в Петербурге и Москве неспокойно. Рабочие волнуются, многим не нравится, что война затянулась…
— Что, все ожидали, что мы через неделю будем высаживать с кораблей десант в Токио?
— Нет, но ожидания были совсем другие, а тут Порт-Артур в осаде, досадное отступление…
— Мы столкнулись с серьёзным и подготовленным противником. Война не будет лёгкой прогулкой. И да, если мы хотим в ней победить, придётся многое изменить и в армии и в обществе.
— Мне встречались люди, которые всерьёз говорят, что будут рады, если мы проиграем войну.
— Таких людей принято называть предателями. Честный человек никогда не пожмёт предателю руку! — резко бросаю я.
Меня начинает потряхивать от злости. Господи, как знакома эта прослойка борцунов за мир и за всё хорошее, против всего плохого, которые готовы пойти против родной страны ради призрачных идей. Наши враги используют таких на всю катушку, просто поездив по ушам или кинув косточку с барского стола.
Какой бы тебе ни казалась твоя Родина, в трудные минуты ты должен быть всецело на её стороне.
— Приятно видеть прежнего Николая из моего детства, — улыбается Софья. — Хоть тут вы не изменились… Помню, когда мне сказали, что вы добровольцем поехали сражаться за буров в их войне с англичанами, я ни капли не удивилась. Коля, которого я знала, не мог поступить иначе.
Выходит, память настоящего Гордеева не обманула, он и впрямь был за «рекой», в данном случае — Оранжевой. И, похоже, на самом деле взял когда-то в плен Черчилля.
— Жаль, что я ничего об этом не помню, — непритворно вздыхаю я. — Ни про Антона Павловича, ни про войну…
— И меня вы тоже не помните?
— Увы…
— Вы давно не приезжали домой, письма пишете очень редко… Ваши родители просто извелись от тоски по вам…
— Как они?
— В полном здравии. Ваш папенька мечтает выписать из Америки какой-то чудо-трактор. Считает, что в будущем пахать землю будут не лошади, а техника. Над ним даже немного подшучивают из-за этого. Чудит, говорят… А ваша матушка всё так же хлопочет по хозяйству. Про вашего брата и сестру, к сожалению, слышала немного.
— У меня есть брат и сестра?
— Ну да! Они младше вас, брат — Андрей учится в артиллерийском училище, а ваша сестра Полина вышла замуж за чиновника из Министерства путей сообщения, живёт вместе с мужем в Москве: у них прелестные детишки, двойня. Скажите, а вы… не были женаты? — внезапно спрашивает она.
— Думаю, нет, — смеюсь я. — Да и кому я такой нужен: простой вояка, перекати-поле, денег нет, состояния нет, короче — ни кола ни двора…
— Вы так думаете?
— Я в этом уверен, иначе бы давно захомутали… А так, как видите, кольца нет.
Демонстрирую безымянный палец правой руки. На нём действительно не наблюдается признаков обручального кольца.
Она смотрит на меня с глубокой задумчивостью.
— Знаете, а ведь я начинаю жалеть об одной вещи…
— Если не секрет — о какой?
— О том, что пять лет назад ответила вам отказом…
Оба-на! Я озадаченно крякаю. Какой интересный сюрприз из не моего прошлого!
— Да? Я, наверное, тогда сильно расстроился…
— Вы — очень сильный человек и умеете сдерживать свои эмоции.
— А мы сейчас можем говорить с вами откровенно?
— Конечно. Мы же не просто друзья детства… — с некоторым кокетством произносит она.
— Тогда, почему вы мне отказали?
— Я любила другого человека… Он, как и я, лечил людей. Мне казалось, что между нами много общего… Извините, мне больше не хочется разговаривать на эту тему, — вспыхивает она.
В Ляоян мы приезжаем где-то на час позже обговоренного срока.
Этот город, по сути, стал военной столицей для русской армии. Нельзя и шагу шагнуть, чтобы не наткнуться на человека в форме. Русских солдат в городе было больше чем маньчжуров и китайцев.
— Софья Александровна, вы как — голодны? У нас есть минут сорок в запасе, можно немного подкрепиться.
Она благосклонно принимает предложение пообедать.
— Единственное но — не знаю, какое тут место будет поприличней и желательно поближе к штабу. Но ничего — сейчас у кого-нибудь спрошу.
Взгляд натыкается на щеголеватого пехотного капитана, покидающего открытую коляску. К нему тут же подскакивает слуга — мелкий сгорбленный китаец в соломенной шляпе с огромными полями и длинной седой косичкой. Он хватает в коляске пухлый кожаный портфель и тащит его, семеня, за размашисто шагающим пехотинцем.
Да уж, картина маслом: офицерам запрещено самим носить пакеты и сумки. Приходится напрягать денщиков или нанимать слуг, при этом категорически не приветствуется экономить на чаевых.
Короче, сводить концы с концами для офицеров из небогатых семей, живущих на одно жалованье, занятие сложное. Это я уже испытал на себе.
Капитан кажется мне подходящим объектом для короткого разговора.
— Я быстро, — бросаю Софье Александровне и спрыгиваю с коня.
Обгоняю офицера, прикладываю руку к козырьку фуражки.
— Господин капитан…
От меня не укрывается его странная реакция, капитан — по внешнему виду фронтовик, шарахается в сторону как от чумного. В глазах застывает немое удивление и, почему-то, злость.
— В чём дело, штабс-ротмистр? — приходит в себя он.
— Дело в том, что мы ищем какой-нибудь приличный ресторан… Не отрекомендуете?
Капитан оглядывается, видит Софью, с улыбкой кивает.
— Разумеется.
Он называет несколько мест, где по его словам можно не опасаться за здоровье желудка и кошелька, ну и самое главное — куда не стыдно прийти с женщиной.
Благодарю его, разворачиваюсь и возвращаюсь к берегине.
Она сидит с мрачным видом, покусывая губы.
— Софья Александровна, вы как — в порядке?
— Я… Да-да, — вырывается из глубокой задумчивости она. — Скажите, а этот офицер, с которым вы только что разговаривали — это ваш знакомый?
— Увы. В городе столько нашего брата, военного… Со всеми не перезнакомишься. А почему вы спрашиваете? — изображая лёгкую ревность, в шутливой манере интересуюсь я.
— Дело в том, что… хотя нет — ерунда, наверное, мне показалось…
— Если начали, так говорите до конца.
— Дело в том, что он очень похож на одного моего пациента, капитана Рассохина из сибирских стрелков.
— Так может это, в действительности, и был он?
Она отрицательно мотает головой. Смотреть за её волосами при этом — сплошное удовольствие.
— Этого просто не может быть…
— Почему?
— Капитан умер три дня назад.
— Вы уверены?
— Да. Японский осколок разворотил ему грудь. Я делала всё, что могла, чтобы его спасти… — всхлипывает она.
— Понимаю вас. Вы увидели похожего на этого офицера капитана, вспомнили про смерть пациента и загрустили. Это война, Софья Александровна. Люди на ней часто погибают.
— Знаю. Только уж больно он похож на Рассохина, царствие небесное! Как брат-близнец, но, насколько мне известно, у Рассохина ни братьев, ни сестёр не было…
— Похож, говорите…
Я вспоминаю злые глаза капитана, его странную реакцию в момент нашей встречи… Ёшкин-матрёшкин, а ведь он даже потянулся рукой к кобуре, я только сейчас осознал это!
— Софья Александровна, простите меня ради бога — но я должен ещё раз поговорить с этим капитаном! — умоляюще приложил руку к груди я и, не дожидаясь ответа, быстро пошагал за офицером и его слугой.
За это время они не успели уйти далеко.
— Господин капитан!
Офицер оборачивается.
— Что-то ещё?
— Да. Извините, а вы не капитан Рассохин?
Он кивает.
— Да. Мы с вами знакомы?
— А вы меня не помните?
— Простите, нет…
— Ну как же! Две недели назад мы с вами играли в «гусарика» на двоих в Офицерском собрании вашего полка… Я тогда продулся в пух и прах, напился — жуть!
Его губы тронула слабая улыбка.
— А, ну как же! Теперь вспоминаю вас!
— Слава богу! Тогда, надеюсь, вы не будете на меня в обиде?
— За что?
— За то, что отведу вас в контрразведку! — сообщаю я и тычу ему в живот стволом револьвера. — Пожалуйста, не дёргайтесь, а то пристрелю.
— Что⁈
Надо отдать должное его реакции. Он грамотно уходит в сторону и пытается выбить у меня револьвер. У него почти получается, но именно что — почти. Я тоже не лыком шит, успеваю вовремя отдёрнуть кисть руки. Долго возиться с лже-капитаном некогда, тем более передо мной явно какой-то ниндзя, поскольку пытается совершить обратный кульбит, а на такой киношно-театральный манёвр решится не каждый боец- рукопашник.
Хоть противник и прыгуч как блоха, уйти от пули практически невозможно.
Мой выстрел застаёт его ещё в воздухе и мигом рушит все планы.
Капитана отбрасывает на несколько метров назад, он отлетает к стене китайской фанзы и проламывает хлипкую саманную стену. Вслед за стеной рушится соломенная крыша. Конструкция погребает его тело.
С жаром кидаюсь к развалинам, начинаю в них копаться — выдёргиваю какого-то насмерть перепуганного старика, который начинает что-то лепетать на китайском.
Мой мундир превращается в нечто невообразимое, весь в пылище и грязи, но мне сейчас не до него.
Подбегают несколько солдат.
— Что стоите, братцы? — кричу им. — А ну — помогай!
Вместе с ними мы разбираем завалы, но, увы, капитана под ними не находится. Не знаю как, но он ушёл, причём у меня из-под носа.
Матерюсь как портовый грузчик и умолкаю лишь тогда, когда вижу перед собой встревоженное лицо Софьи.
— Николя! Вы как⁈ — спрашивает она, вновь забыв об субординации.
— Со мной всё в порядке. Но куда делся этот долбаный… простите, Софья Александровна, капитан⁈
— Его здесь нет, — констатирует факт санинструктор.
— Вот зараза!
Вспоминаю про китайца с пухлым портфельчиком, оборачиваюсь — тот замер на месте ни жив, ни мёртв.
Подхожу к нему, протягиваю руку.
— Отдай.
Китаец испуганно прижимает портфель к себе.
— Кому сказано — отдай! — требую я.
— Холосо, холосо! Не бей, насяльника!
— Посмотрим на твоё поведение, — бурчу я.
Китаёза, скорее всего, не при делах, но проверить его всё равно надо, поэтому показываю солдатам, чтобы не спускали с него глаз.
Портфель запирается на замок с ключиком. Само собой ключа у меня нет, зато находится нож с острым лезвием.
Срезаю нахрен всю эту канитель, заглядываю внутрь.
— Ахренеть!