Ротмистр Гордеев 2

Глава 16

На плечах бегущих японцев врываемся в их же окопы. Цели занять их и укрепиться — нет. Любой опытный офицер понимает: без поддержки на других участках, образовавшийся выступ японцы срежут без особого труда, а мы угодим в котёл.

Так что, несмотря на горячку боя, успех не развиваем. Но вот навести приличного шухера в стане врага — всегда пожалуйста!

Активного сопротивления неприятель не оказывает. Дух у японцев упал, слишком неожиданной для них стала наша контратака, вот и надломилось что-то внутри…

Вражеские позиции завалены трупами японских солдат. Накрошили мы их изрядно. Пленных до хрена, навскидку человек сорок — точно потом пересчитаем, есть даже один офицер. Правая рука у него перебита и висит плетью.

Если не ошибаюсь, это наш дядюшка Гиляй так его приложил в окопном бою. Пусть самурай молится своим богам за то, что вообще башку не отвернули. Гиляровский такой — он может!

Пленных отправляем в тыл под охраной. Наряду со своими раненными, японцы несут и наших, в том числе и погибших.

Надо будет договориться с полковым батюшкой, чтобы отпел ребят.

Благодарю Шамхалова за помощь. Это он вместе со своим эскадроном прискакал нам на подмогу.

Бывший командир улыбается и кивает в ответ.

Времени у нас немного: сейчас на соседних участках опомнятся и начнётся. Устраиваю беглую ревизию захваченной позиции. Всё, что можно было утащить, утащено, остальное испорчено или уничтожено. Ну и не обошлось без кое-каких сюрпризов. Это уже я постарался, вспомнив прошлую жизнь и сапёрное дело.

Правда, минировать трупы не стал — это даже по меркам моего достаточно подлого времени, перебор. Здесь пока ещё принято уважать смерть врага.

А в остальном — оторвался на всю катушку. Тут пока ко всякого рода взрывоопасным подлянкам не приучены, а у меня настроение далёкое от гуманистического. Война есть война, не до сантиментов.

Гиляровский следует за мной по пятам. Ничего не говорит, не критикует, лишь время от времени чиркает карандашом в записной книжечке.

— Кажись всё! — наконец изрекаю я. — Возвращаемся!

Оттягиваемся на свои позиции. И надо сказать вовремя. Очухалась вражеская батарея и уже засадила первый пристрелочный залп. Сейчас скорректируются и откроют беглый огонь разрывными.

А уж оказаться под ним — не приведи господь!

Так что несёмся на всех порах и переводим дух лишь оказавшись в наших окопах.

Туда уже узкой цепочкой, друг за другом, подтягиваются пехотинцы во главе с капитаном. Насколько я понимаю, пожаловали бузулукцы.

— Представьтесь, — требую я.

— Капитан Верховцев, девятнадцатая рота двести пятнадцатого полка. Находились в резерве, теперь отправлены сюда, занимать позиции семнадцатой роты, — козыряет он. — С кем имею честь?

Капитан не молод, ему под пятьдесят, у него усталое небритое лицо, приличных размеров пузико и одышка.

— Штабс-ротмистр Нежинского драгунского полка Гордеев. Боюсь, семнадцатой роты больше нет. С нами на штурм отправлялось сводное отделение роты, уцелели только двое.

Передаю ему реабилитировавших себя пехотинцев. Правда, вместо штатных мосинок у них японские «арисаки», честно добытые в бою.

— Прошу отметить этих солдат. Они храбро сражались и заслужили награды, как и их павшие товарищи.

Капитан удовлетворённо кивает. Я его прекрасно понимаю: одно дело докладывать наверх про бегунков, бросивших свои позиции, и совсем другое — про героев, штурмовавших вражеские окопы и захвативших там трофеи.

Пока пехота начинает вновь обживаться, увожу своих на вторую линию, по пути получаю неутешительные доклады. Потери у нас сумасшедшие. Двадцать погибших, включая вольноопределяющегося Аннибала, и по классике в два с половиной раза больше раненых, к счастью, в основном, легко. Но как минимум троих не спасла бы даже медицина моего времени, что говорить про нынешнюю военно-полевую хирургию. Хотелось бы верить в чудо, но поговорка «чудес не бывает» родилась не на пустом месте.

Победа, однако к сожалению, «пиррова». Ещё одна такая схватка, и от эскадрона специального назначения останется только название.

Тяжёлых отправляют в лазарет, легкораненых осматривают на месте и тут же оказывают помощь.

Слышу серию взрывов позади нас. Похоже, сработали мои сюрпризы, и японцам на некоторое время поплохело.

Вот вам, граждане самураи, урок на будущее. Не спешите занимать оставленные противником окопы без тщательной проверки.

С этими мыслями начинаем зализывать раны.

Пишу рапорт на имя командира полка, сообщаю про недавний бой, прикладываю сводку о погибших и раненных. Отдельно пишу представление к «Георгию» на вольноопределяющегося Аннибала. Заслужил. Слабое утешение для его семьи, но хоть что-то. Это максимум из того, что я могу сделать.

Подзываю Цируса.

— Слушаю, господин штабс-ротмистр.

— На сегодня прошу всех господ вольноопределяющихся освободить от нарядов и дежурств.

Тот кивает.

— Понимаю, господин штабс-ротмистр.

Сегодня мои вольноопределяющиеся будут провожать своего товарища, с которым вместе учились и так же вместе пошли на войну. Я как никто разделяю их чувства. Каждый погибший подчинённый лежит тяжким грузом на совести офицера.

И, если парни немного выпьют, я точно не стану их судить.

— Кузьма!

— Здесь, вашбродь.

— Хоть из-под земли, но достань бутылку водки. Передай её унтеру Старче. Пусть со своими помянет новопреставленного вольноопределяющегося Аннибала.

— Царствие небесное! — крестится Кузьма. — Так точно, водку изыщем и передадим. Разрешите идти?

— Ступай.

Покончив с докладом и раздав Цирусу поручения, верхом отправляюсь в штаб полка. Буду просить о пополнении, хотя и понимаю, что ждать придётся долго: резервы из России идут в час по чайной ложке. Такое чувство, что в Петербурге не понимают масштаба войны и относятся к ней несерьёзно.

Всё ещё верят, что мы япошек шапками закидаем? Зря, господа, ой как зря!

Али Кули Мирза находится в прескверном настроении, и я не сразу понимаю чем оно вызвано. Уж точно не действиями моего спецэскадрона. Мы вроде как показали себя молодцом, спасли участок фронта от прорыва. Или от нас ожидали чего-то большего, как минимум взятия в плен микадо?

— Пополнение будет, но не раньше, чем через месяц, — сообщает подполковник в ответ на мою просьбу.

— А как-то ускорить нельзя? — с надеждой спрашиваю я.

— Как вы себе это представляете? — удивляется он. — Тем более пополнение у вас было совсем недавно…

— Но вы же понимаете, что мы сегодня по сути затыкали собой фронт, — намекаю я.

— Думаете там, в верхах, до этого кому-то есть дело? — вздыхает подполковник. — Вас даже не похвалят. Скорее наоборот — разнесут в пух и прах за потери! Скажут — не умеете воевать!

Это нам тоже знакомо. Не наказали, считай, что уже поощрили.

— Да, я уже собирался отправить за вами вестового, но вы опередили меня и пожаловали сами, — продолжает подполковник. — Николай Михайлович, с вами очень хочет поговорить один ваш старый знакомый.

— Могу знать кто?

— Можете! — в комнату, служащую кабинетом командира полка, входит Николов.

При виде его Али Кули Мирза мрачнеет ещё сильнее. Похоже, визит контрразведчика — причина плохого настроения персидского принца.

— Здравствуйте, Николай Михалыч! — жмёт мне руку Николов.

— Рад видеть вас, Сергей Красенович! Какими судьбами⁈

Персидский принц выжидательно смотрит на контрразведчика. Тот понимает его правильно.

— Господин подполковник, вам нужно остаться. То, что я сообщу штабс-ротмистру Гордееву, касается напрямую и вас.

— Тогда может выпьем чайку или чего-нибудь крепче? — предлагает Али Кули Мирза.

— Чайку будет достаточно, — улыбается Николов. — Покрепче будем пить потом, при более благоприятных обстоятельствах.

Али Кули Мирза вызывает денщика и отдаёт ему распоряжения. Тот словно предчувствал, и потому уже через пару минут мы за столом пьём душистый китайский чай вприкуску с конфетами, очень похожими на «дунькину радость», которую так любила моя бабушка.

— Господа, у меня для вас две новости, и, честно говоря, обе не из приятных, — сообщает Николов. — Всплыла очень любопытная информация про штабс-капитана Вержбицкого…

— Что, его тело нашли? — спрашиваю я.

— Фигурально выражаясь — да, — вздыхает Николов.

— Не тяните, Сергей Красенович, — прошу я.

— Его видели живым и здоровым в японском штабе.

Я не верю своим ушам.

— Простите, это точно? Может, это какая-то ошибка?

— Ошибка исключена. Вержбицкого опознал человек, который его хорошо знает. Короче говоря, Вержбицкий воскрес. Николай Михалыч, вы тогда не ошиблись с выводом о его смерти?

— Вряд ли, — задумчиво чешу подбородок я. — Мы тщательно проверили его тело, по всем признакам Вержбицкий был мёртв. Я хоть не врач, но трупов на своём веку повидал предостаточно… Нет, я мог бы это понять, будь он демоном… Но ведь никаких признаков не было.

— Демоном он точно не был. Его тщательно проверяли, — усугубляет мои сомнения контрразведчик.

— Тогда я ничего не понимаю.

— Я тоже, — грустно произносит Николов. — Или мы имеем дело с тем, с чем раньше не сталкивались, и это, признаюсь, меня пугает. Что если Вержбицкий был не один? Страшно представить, какой вред могут нам нанести существа, вроде него…

— Бог с ним, с этим Вержбицким. Нам повезло, что Николай Михайлович вовремя его вычислил и раскрыл, — замечает Али Кули Мирза. — Вы сказали, что у вас две новости…

— Совершенно верно. Как вы знаете, по договорённости в действующей армии присутствуют военные атташе иностранных держав.

— К чему вы клоните, Сергей Красенович?

— К тому, что через три дня ожидается визит сразу нескольких военных представителей в сопровождении группы иностранных журналистов. Они услышали, что при вашем полку создан особый экспериментальный эскадрон, и горят от нетерпения посмотреть на него, — огорошивает по-настоящему неприятным известием Николов.

Вот уж кого тут точно сейчас не хватало, так это незваных гостей. Особенно из забугорья.

— Уже известно, кто будет? — без особого восторга уточняет Али Кули Мирза.

— Военных представителей будет двое: капитан Джадсон из армии Северо-американских соединённых штатов и майор английской армии Хорн. Как я говорил, с ними прибудут журналисты, их трое, все представляют прессу Великобритании.

— Ну и на кой леший они мне тут сдались⁈ — взрывается персидский принц. — Тем более, мы не глубоко в тылу, а на второй линии! Что если японцы снова прорвут фронт — а мне за этих иностранцев, значит, отвечай⁈

— Отвечать придётся в любом случае, — Николов тоже не испытывает большого восторга от визита чужеземцев.

— А можно под каким-нибудь благовидным предлогом отказаться? — зондирую почву я.

— Нельзя, — рушит мои надежды контрразведчик. — Получено высочайшее требование всячески помогать иностранным представителям, не препятствовать им и выполнять все их запросы.

— Сергей Красенович, я не понимаю, кто сошёл с ума я или кто-то в высших кругах? С какой стати мы должны делиться военными секретами с представителями других держав, тем более с англичанами? — закипаю я. — Ладно б хоть наши союзники были, но британцы! Это ж они построили для японцев самый современный флот! Это они дают Японии деньги на продолжение войны.

— Скажу больше — британские шпионы снабжают японский генштаб разведданными о нашей армии, добывают и публикуют сведения о потерях в войсках, рубежах нашей обороны, о поврежденных кораблях, дают японским крейсерам наводку на русские транспортные суда, — мрачно излагает Николов. — Думаете, мы в военной контрразведке не знаем об этом⁈

— Тогда я решительно не понимаю, почему мы сами пускаем этих британских козлов в наш огород? — вспыхиваю я.

Контрразведчик старается не смотреть в мою сторону. Он явно солидарен со мной, просто не может сказать об этом вслух. Ну, а корни этой по сути диверсии против нас лежат в банальном предательстве на верхах.

— Я не уполномочен отчитываться перед вами, Николай Михайлович. Решение о визите иностранных представителей принято на очень высоком уровне. Ни вы, ни я не в праве что-то тут изменить. Долг офицера — выполнять приказы вышестоящего начальства. Не забывайте об этом! — последнюю фразу он практически выдавливает из себя, прекрасно осознавая, что не прав.

— Спасибо, что напомнили про мой долг, — киваю я. — Говорите, надо встретить уважаемых гостей по высшему классу, всё показывать и рассказывать?

— Вы всё правильно понимаете, — подтверждает Николов.

— Приказ будет выполнен.

Николов окидывает меня подозрительным взглядом, ему не верится что я вот так легко сдался.

Что ж, я уже примерно знаю, что именно буду показывать зарубежным посетителям. Они у меня насмотрятся — это я гарантирую! Увезут с собой целые чемоданы впечатлений.

Допив чай, под предлогом, что мне нужна подготовка к встрече, откланиваюсь.

Николов выходит меня провожать.

— Николай Михайлович, должен вас попросить вести себя с максимальной осторожностью, — вдруг говорит он.

— Это вы про иностранных атташе? Не переживайте, всё будет в полном порядке.

— Нет, это касается других вещей. Через жандармское управление до нас дошли сведения, что вы в кругу подчинённых несколько раз высказывали крамольные мысли. До хулы и критики в адрес его императорского величества, слава богу, не дошло, но некоторые ваши выражения могут быть трактованы не в вашу пользу. Я пока притормозил все расследования, жандармы стараются не соваться в наши армейские дела, но, Николай Михайлович, если вы действительно придерживаетесь социалистических взглядов, пожалуйста, помните: если зайдёт слишком далеко, никакие заслуги на поле боя вас уже не спасут. Надеюсь, вам не хочется оказаться в ссылке в Сибири или, в крайнем случае, в Вологде?

Так-так, подполковник даёт понять, что в моём кругу таки завёлся стукачок, работающий на жандармов, иначе откуда бы им знать про мои мысли или высказывания. Интересно, кто он?

Неужели — Канкрин? Хотя, я могу ошибаться и возводить напраслину на невинного человека.

Ладно, стукачка вычислим и выведем на чистую воду, благо способы есть. Но это потом, сейчас есть дела поважнее.

Делаю морду кирпичом, хотя вряд ли опытного контрразведчика можно провести этим детским способом.

— Понял вас, Сергей Красенович. Обещаю, что впредь буду осторожнее в разговорах. А что касается моих взглядов: сейчас война, мне не до политики. И да — я испытываю симпатии к простым русским людям, к моим солдатам, но я никогда не был социалистом.

— Охотно верю вам, штабс-ротмистр! И не забывайте о приказе всячески способствовать иностранным визитёрам!

— О да, этого я точно не забуду! — заявляю я и тут же спохватываюсь:

— Да, кстати, иностранцы сами до нашего расположения доберутся?

— Расстояние вроде невелико, но мало ли… Можно и заплутать. На всякий случай пришлите за ними проводника. Пусть покажет дорогу.

— Так и сделаю.

Я уже точно знаю, кто встретит и проводит эту шпионскую шоблу. Не сомневаюсь, поездка им запомнится на всю жизнь, благо у меня под рукой имеется первоклассный специалист как раз для такого поручения.

Ну, нагличане, ну, гады! Держитесь! Отольются вам слёзы русских матерей!

— Николай Михалыч, — вздрагивает Николов. — Вы что-то задумали?

— Я⁈ — искренне удивляюсь я. — Бог с вами, Сергей Красенович! Всё будет оформлено в лучшем виде. Не извольте переживать!

— Ну-ну, — недоверчиво хмыкает он.

Прощаюсь с ним, сажусь на коня и растворяюсь в сумраке наступившего вечера.

Сегодня мне предстоит провести ещё один военсовет. До приезда иностранцев осталось совсем немного времени, будем готовиться к встречи стахановскими темпами, благо намётки плана у меня уже появились. Может, парни ещё чем-то его дополнят.