Роман, в издательство

Глава 9 Новая реальность

Потянулись дни и недели восстановительного периода. Голова работала как часы, мозг писателя выстраивал логические цепочки и просчитывал возможные варианты, сопоставляя пережитое в коме с действительностью.

Требовалось понять: все ли происходящее со мной в коме было болезненным бредом или почему-то могло быть частью правды, происходящей в жизни.

Я все еще не разговаривал с окружающими. С одной стороны, было трудно двигать губами, с другой стороны, я жутко боялся, что не умею говорить после двух лет такого состояния, а еще, окружающие столько болтали, чтобы вернуть меня к действительности, что я даже и не думал о том, чтобы пытаться общаться, боясь спугнуть их неуемное желание меня разговорить…

Что за это время я успел понять… Софья, как ни прискорбно мне было это осознавать, не была моей девушкой, и, естественно, у нас с ней нет и не могло быть общей дочки. Она была женой… сами догадались кого? Правильно! Макса. И познакомились они здесь, в клинике. Нас после аварии обоих сгрузили в какую-то больничку, мы оба выжили, но Макс быстро пришел в себя, а я впал в кому.

Друг чувствовал свою ответственность за произошедшее… (Или хотел заполучить имя, на которое открыт счет в банке?) и поместил меня в лучшую столичную клинику, где я и лежу по сей день… Здесь они с Софьей познакомились и поженились! Я ведь был прав, да? Ему всегда доставалось все самое лучшее! Счастливчик! А в чем принципиальное различие между нами? У меня батю грохнули на десятку лет раньше, вот и вся разница… Возможно, и я был бы богатым, успешным и уверенным в себе человеком.

Ладно. Это лирическое отступление… Далее… Мой организм начал отказывать, и меня решили отключить от аппаратуры, и какой-то заезжий спец, как я потом узнал, по имени Генрих, предложил уникальную методику вывода пациентов из комы, которая давала потрясающие результаты. На мне ее успешно и опробовали в очередной раз. В чем методика заключалась, я пока так и не понял…

Что еще удалось узнать за это время? Ваньку действительно убили полтора года назад. И новость о том, что красная спортивная машина сбила профессора, который украл мою книгу, тоже была настоящей. Только, конечно, не мы с Максом были этому виной.

Да, меня зовут Сергей Верхотуров от рождения и Пчельников по усыновлению собственным отцом. Я прожил три года в интернате, потому что родители погибли, потом армия, и мои сказки мой друг продал за какие-то гроши. Я учился в литинституте и имею диплом литературного работника. Потом первая любовь и первый роман. Все правда. Так и было. А мой препод украл мой роман. Затем я устроился редактором в издательство отца Максима и там же и познакомился с ним. И спустя пару лет авария.

И дальше не было ничего. Ни писателя, скитающегося по странам, ни человека, меняющего имена. Получается, что с тех пор я не написал ни одной книги, поэтому в коме и не мог ничего вспомнить.

Максим бывал у меня неоднократно, радовался, поздравлял, рассказывал новости, в том числе про Ваньку и профессора, но больше ничего, интересующего меня, не говорил…

Все разложилось по полочкам. Осталось только понять историю с посланием от шести издателей. В коме мне о ней рассказала Софья, и только она там знала об этом, но там она была дочерью одного из убитых и художницей, а здесь — успешным врачом, доцентом, преподающем в институте…

В палату, как-то странно прихрамывая, вошла Софья. На уровне интуиции я почувствовал, что что-то случилось. Она смотрела на приборы и не смотрела на меня, пряча глаза и изображая очень занятого своими исследованиями и наблюдениями доктора.

− Софья Леонидовна, посмотрите на меня, пожалуйста! — подозревая, что мои предчувствия не безосновательны, попросил я.

− Да-да, я вся во внимании. Для начала надо проверить все ваши показатели! — явно пряча свое лицо от меня, скороговоркой проговорила врач.

− Остановитесь, пожалуйста! Просто взгляните на меня, − успел перехватить я ее руку.

Софья остановилась и посмотрела на меня. На лице были ссадины…

− Что случилось?

Я был настолько ошарашен увиденным, что, казалось, слезы вот-вот были готовы появиться на моих глазах. От бессилия вступиться за любимую женщину и невозможности помочь хотелось выть! Казалось, что выть — это теперь единственное действие, доступное мне.

− Неважно! Не переживайте! Ничего страшного. Я разберусь…

После ее ухода я тут же написал Максиму и рассказал о происшествии, попросив его все же выяснить, что случилось с его женой. Макс ответил:

− Она сказала мне, что сутки на дежурстве. Что-то случилось в клинике?

− Ночью, насколько я знаю, здесь ее не было…

Макс примчался через час, поговорил с женой, потом зашел ко мне…

− Нет, Серег! Я не понимаю этих женщин! Почему надо все делать самой? Есть ведь рядом я. Пошла встречаться с каким-то мужиком из прошлой жизни… Зачем? Почему одна?

− Ну? Ты выяснил, кто это? И что произошло? — спросил я у друга строчкой в записках смартфона.

− Сейчас убежала к пациенту, но я разберусь обязательно! Спасибо, что позвонил, она вообще, оказывается, не собиралась сегодня возвращаться домой. Хотела сказать мне, что остается в клинике, чтобы я не увидел ее лица. Хорошо, что профессионализм победил, и зашла к тебе, иначе мы бы так ничего и не узнали. О! Идет, пойду пытать.

Часы тянулись, как, возможно, никогда еще не тянулись в моей жизни. Хотя… бывали ведь ситуации, когда казалось, что время вообще стояло на месте и стрелки не двигались, мир замирал.

Макс пришел только утром.

− Падла какая-то. Фролов Илья. Их отцы дружили. Софья узнала какую-то информацию и помчалась ему рассказать, а он, пьяный, напал на нее. Но надо знать Соньку, у нее ж коричневый пояс по джиу-джитсу. И ссадина, и нога — это не от драки, это она его, оказывается, потом спасала. Зачем только было спасать этого придурка, я так и не понял.

Я вспомнил имя. Илья Фролов — это первый человек из списка по делу издателей. Илья Фролов должен был знать название страны, в банке которой хранилась видеокассета.

Я уже сносно мог сидеть в кресле-каталке, а значит, при необходимости, мог и выехать из клиники. Через записки попросил вывести меня погулять.

Макс без проблем согласился, я знаками, показывая направление движения, завез нас в какую-то непроходимую глушь и усадил его на скамейку. Установив коляску напротив друга, глядя в его ясные глаза, спросил:

— У тебя есть ключ?

Максим отвлекся от разглядывания чего-то за моей спиной и медленно, переведя на меня внимательный взгляд, спросил в ответ:

— Началось?

— Что? — удивился я.

— Перенос галлюцинаций комы в реальную жизнь, — болезненно и сочувственно хмурясь, грустно проговорил друг.

— Что ты имеешь в виду? — не понял я.

— Побочка. Тот спец предупреждал, что может быть такая реакция на терапию. Тебя в коме ввели еще и в состояние гипноза, в котором создавали раз за разом ситуации, подталкивающие тебя к жизни.

— Но ведь там была история и про Ваньку, и про…

— Да, — не дал мне договорить Максим. — Каждый из нас приходил и рассказывал тебе кусочек правды, чтобы гипнотическая реальность была больше похожа на настоящую.

— Ясно. Прости, я понял, больше не буду…

— Да, ладно, братан! Нормально! Не парься. Я все понимаю.

— А что с этим Ильей Фроловым? — наконец решился я спросить.

— Проблемы больше нет. Больше никогда, на пушечный выстрел, не приблизится к ней, если вообще когда-нибудь сможет ходить!

— Ого как!

— Забей, не думай! А ты отлично уже говоришь, да?

— Да, — ответил я и замолчал снова.

Что теперь у нас получалось. Из тех, о ком мне сказала Софья, я знал только Максима и Павла. Остальных я и не запомнил. Кто такой Павел в жизни, я тоже не знал. Ключа у Макса не было. Значит, это либо и правда бред галлюцинаций, либо Максим мне нужен другой. А если подумать, в том ролике говорилось о детях шести погибших издателей, а у Макса отец погиб спустя 10 лет. Значит, то был не этот Макс… А теперь и Илья Фролов… Совпадение?

В коме о кассете рассказала мне Софья, значит, надо набраться храбрости и поговорить с ней.

С Софьей удалось встретиться только через неделю, она была на какой-то конференции в Южной Корее. Я все еще делал вид, что не умею разговаривать, Макс не навещал, и никто не сдал меня медикам. Я так же знаками попросился прогуляться с ней, она без вопросов согласилась. Как только мы выехали в безлюдную часть парка клиники, я произнес безумно сдавленным голосом, которого никак не ожидал от себя, видимо, влюблен в своей коме я был в нее капитально:

— Софья! Я могу вас кое о чем спросить?

— Да, конечно, — ответила она абсолютно ровным голосом, довезя меня до лавочки и присев на нее. — Я слушаю.

— А это вы ведь мне рассказали о кассете, на которой записано видеообращение погибших издателей, разоблачающих какого-то высокопоставленного чиновника.

Софья посмотрела на меня, очаровательнейшим образом прищурив глаз и приподняв бровь, видимо, сканируя мое состояние.

На какой-то момент я испугался, что это действительно побочка гипноза, и она изучает меня как доктор пациента, но, к моему счастью, ее молчание тянулось недолго.

— А вы, Сергей, умны!

Она снова замолчала и задумалась.

— Почему вы так сказали? — почти краснея от смущения, решил уточнить я.

— Вы идеально говорите. Давно ли? И все это время притворялись неговорящим, так?

— Да, — подтвердил я.

— Умно, — покачала она задумчиво головой.

— В чем же этот умный ход, по-вашему, заключается?

Софья не стала отвечать на мой вопрос, а начала с сути:

— Насколько я смогла понять, в вашей коме было две Софьи. Одна подхватила эстафету у другой и рассказала то, что первая не говорила.

— Как это? Ничего не понял!

— Этот Генрих, который рассказал о своей методике вывода пациентов из комы посредством гипноза, обещал привезти подготовленного специалиста. Но я и сама владею техниками введения пациентов в состояние гипноза, и мы с профессором решили попробовать. Он был якобы соседом вашего дедушки, а я — девушкой Романа, которого я придумала изначально. Роман должен был быть вашим альтер эго, знающим о вас все, и в конечном итоге тем, кто подтолкнет вас вернуться в реальность.

Потом Генрих привел Лизоньку, и я ей рассказала наш концепт с профессором. А однажды нечаянно зашла в смотровую комнату и услышала, что она общается с вами, введя вас в гипноз, от моего имени. Мне показалось это странным, и я включила аппаратуру на запись всего, что происходит с вами. Материала накопилось много, времени все разобрать не было.

Вы очнулись, можно бы и обо всем забыть. Но я привыкла разбирать все архивы по полочкам, и одним грустным пятничным вечером наткнулась на запись. Где она вам от моего имени вещает о том видеообращении…

— То есть это не вы мне об этом рассказали, а Лиза вашим голосом? — уточнил я.

— Да. Только… — Софья замолчала и уставилась в точку, где-то далеко впереди себя…

Я не встревал. Изучив Соню в своей коме, мне сейчас казалось, что я знал ее, и понимал, что мешать ей принимать решение своими отвлекающими вопросами не надо…

— Только кассета действительно существует. И об этом должна была знать только я. Откуда о ней узнала эта молоденькая Лиза — я не знаю. Она не может быть ни дочкой, ни внучкой…

Про мою встречу с Ильей Фроловом Максим вам уже рассказал. Я летала к Павлу и рассказала ему обо всем. Он служит в Интерполе, капитан, сейчас в Южной Корее по какому-то своему делу. Уехал из страны почти в 20. Обещал мне узнать хоть что-нибудь по своим каналам, если вдруг наша история когда-нибудь и где-нибудь светилась.

Вы действительно чувствуете в себе силы заняться этим вопросом? Вы знаете имя? — Внимательно посмотрела на меня Софья.

«Елки! Что это за игра? Я не понимаю» — мой мозг остановил работу и попросил перерыва.

— Софья, мне надо отдохнуть! Простите! Я все понял. Но мне как-то немного не по себе. Попросите меня отвезти в палату. Слишком много информации.

— Хорошо! — отозвалась Софья и сделала так, как я попросил.

Мне надо было переварить услышанное. Я уснул.

Следующим днем после обхода и всех назначенных процедур в палату зашла Софья и плотно закрыла за собой дверь.

— Я отключила камеру и звук, нас никто не сможет услышать, если вы готовы поговорить.

— Можно на «ты»? Я так привык там, в коме, что мы вместе, от слова «вы» хочется выть.

— Да, конечно, — задумавшись, ответила доктор.

— Это очень необходимо было, так жестко со мной там обходиться? — рискнул я задать вопрос, мучивший меня уже не один день.

— Вы, ты имеешь в виду, так нежно, чтобы было здесь так больно? — изучая меня и с какой-то сердечной теплотой проговорила любимая.

— Умная, как обычно, — улыбнулся я.

Улыбнувшись, она ответила:

— А как можно было иначе? Зато сработало!

— И ты любишь Максима…

— Давай теперь останемся в дружеских отношениях, пожалуйста! Мне тоже трудно! Я столько провела с тобой времени за эти два года и столько всего узнала за эти несколько дней о тебе, что ты давно стал родным! Давай будем… братьями, пожалуйста! Я буду твоим Соня-братик! Договорились? А всего остального не было! Забудь, пожалуйста!

Видя, с каким чувством она это говорила, я ей поверил: другого выхода у нас обоих не было.

Софья перешла к сути вопроса, по которому пришла ко мне:

— Я подумала… Я должна тебе теперь рассказать, как не поддаваться гипнозу.

— Ты думаешь, что те, кто тоже по какой-то причине знают о кассете, захотят достать из меня имя моего главного врага? — уточнил я.

— Да. Поэтому если ты услышишь, как Лиза начинает что-то быстро говорить, что требует твоего внимания, чтобы понять смысл сказанного, ты перестаешь ее слушать и начинаешь о чем-нибудь своем очень логичном думать. Все равно о чем. Вспоминаешь стихи Пушкина, считаешь через 3, удваиваешь число до бесконечности. Это первое. Второе, если понимаешь, что у тебя не получается, делаешь любой непредсказуемый для нее звук: чихаешь, кашляешь, роняешь ложку, двигаешь рукой, сбивая приборы. Тебе надо отвлечь ее внимание, и ей придется или начать заново, или отложить сеанс, у тебя в обоих случаях появится передышка. Главное — ты не должен пытаться понять смысл ее слов, если она начинает говорить что-то странное…

— Понял.

— А Макс, твой Макс, ничего не знает? Ключ разве не у него?

Софья улыбнулась.

— Ты услышал похожие звуки. Твой друг — Максим Шапошников, через «о», а сын убитого издателя — Шапашников — через «а». Услышав знакомые имя и фамилию, ты уже не обратил внимание на имя отца. Да, наш Максим ничего не знает. И я бы сказала, лучше, чтобы и не знал. Ради его же безопасности, да? Зачем втягивать друзей в опасное предприятие!

— Согласен!

— А ревновать не будет? — не знаю для чего, поинтересовался я.

— К пациенту? — улыбнулась Софья, очерчивая границы наших отношений. — Не будет.

— Вообще не ревнует такую женщину? — удивился я.

— Там свои причины, не вникай, пожалуйста.

— Ладно, как скажешь, брат! — горько улыбнулся я.

— У меня через пару часов самолет, я должна на несколько дней улететь, вернусь, расскажу новости…

Соня улетела, а я попросил учебник испанского в надежде, что если информация о маме была правдой, кто-нибудь, наконец, об этом проговорится.

Почему я не спросил сразу о ней, как только очнулся? Серьезно? Логика и страх. Если бы инфа о ней была бы реальной, мне бы уже давно об этом сказали… А спрашивать самому было слишком страшно! Так хотелось сохранить надежду на то, что это было правдой! И пусть я знал, что это невозможно, но надежда согревала мое одинокое сердце.

За эти два дня, пока Софьи не было, Лизонька ходила вокруг меня кругами, как кот, ладно — кошка, вокруг сметаны. Но я сделал финт ушами, чтобы не попасться на удочку гипноза. Попросил наушники, чтобы учить язык. И как только она приближалась ко мне, закрывал глаза и включал испанский.

Знала ли она о том, что мой доктор — это именно та Софья из видеообращения, или нет, — я не разгадал, у Софьи ведь теперь была фамилия Максима. Осознавала ли Лизонька, что я специально ее избегаю, — не знаю, не смог догадаться.

Пришел профессор вместе с Генрихом, о котором говорила Соня, что это была его идея такого выхода из комы, и я отчетливо понял, что теперь мне от гипноза никак не отвертеться, и приготовился держаться до последнего.

Профессор просил не сопротивляться, чтобы стереть из памяти ненужную информацию, якобы это было необходимо для моего дальнейшего восстановления.

— Вы помните, Серж, хоть что-нибудь из того, что происходило с вами в коме перед пробуждением? — с хорошим акцентом спросил Генрих, пристально смотря в мои глаза.

Я отрицательно покачал головой в ответ, стараясь изо всех сил не отводить глаза, чтобы ему не показалось, что я вру.

— Тогда смотрим внимательно на этот предмет, я досчитаю…

— Нет-нет, Генрих! — в палату влетела Софья. — Психика Сергея сейчас настолько нестабильна, что ему повторный гипноз абсолютно противопоказан.

— Софья, что вы такое говорите? — ошарашенно спросил профессор. — Сергей не показывает никаких признаков нестабильности! Я проверял неоднократно!

— Да? А чем вы объясните тот факт, что он без проблем может говорить и при этом ни с кем не разговаривает? У него мания преследования! Скажи, Сергей!

Я сделал круглые испуганные глаза и выпучил их настолько, насколько смог и даже слезу выдавил!

— Сссофья, — чуть заикаясь, типа с перепугу, произнес я. — Зачем вы меня предали?

После чего отвернулся ото всех и закрыл голову подушкой.

— Вот видите! Он идеально владеет речью, только боится с кем-либо разговаривать! В такой ситуации повторный гипноз и возвращение в те события могут спровоцировать синдром эмоционально неустойчивого расстройства личности. Я категорически против такого вмешательства в его психику на данном этапе.

— Сонечка, конечно же! Я не знал, — проговорил напуганный напором коллеги профессор. — Я абсолютно с вами согласен.

Соня стояла и гладила меня по голове, сняв с нее подушку, а я плакал и всхлипывал. Получалось жутко натурально! Теперь, мне казалось, что я знаю, как плачут актеры. И было абсолютно все равно, поверил мне кто-нибудь или нет. Главное — гипноза не было, первый раунд мы выиграли. Вместе. Вместе с ней! Как будто… и тут я дал, наконец, волю всем своим эмоциям.

Меня за эти дни обманули столько раз, что жалко себя было по полной!

Профессор увел Генриха. А Софья выдохнула и села на мою кровать, продолжая гладить меня по руке, делая вид, что успокаивает! Но эти прикосновения ее руки к моей были пыткой, которую как-то надо было пережить…

— Слушай, красавчик, — с милой улыбкой шепотом начала говорить Соня. — Тебе надо бежать отсюда. Я только что от Павла. Хорошо, что успела! Там такая история, что я в шоке! — мило улыбаясь, с добрейшим лицом говорила доктор.

Павел запросил доступ к, так скажем, нашему делу и рассказал удивительные вещи, но о них позже…

Я поясню коротко. Я создавала образы и намеки на ситуации, где-то давая конкретную информацию, все остальное твое сознание дорисовывало само. И что там твой мозг напридумывал, чтобы выкарабкаться из комы, не знает никто.

И в каком мире существует человек, находясь в коме, никто не знает. Я надеюсь, ты когда-нибудь мне расскажешь. Сейчас не об этом.

У этих ребят, видимо, план был один: выудить перед аппаратным отключением из тебя инфу, но что-то пошло не так, ты очнулся. Они на это не рассчитывали. Одно дело человеку в коме по разрешению лечащего врача проводить сеансы гипноза и другое дело в противоположной ситуации…

Видишь, сколько понадобилось времени, чтобы Генрих обосновал повторный сеанс.

В данной ситуации нет необходимости что-то складное придумывать и прятать как-то тебя, надо просто валить отсюда. Для нас слишком опасно оставаться здесь!

Хотя… Ты так душевно плакал… Как у тебя получилось?

— Жалко себя стало, что ты не со мной, Соня-братик… — улыбнулся я милейшей улыбкой.

— Ясно. Красавчик! Сможешь сыграть буйнопомешанного? Вывезем тебя в психушку, а оттуда сделаем ноги…

— Ты уверена, что это необходимо?

— Абсолютно! Поверь! Я сейчас быстро все организую. Ты садишься на кровати и решительно машешь руками, как будто что-то требуешь, потом затихаешь и задумчиво качаешь головой из стороны в сторону, потом снова буянишь. И так чередуешь темп. Когда я вернусь, начнешь крошить все, что под руку попадется, и орать на меня: «Предатель! Как ты могла?» Повтори фразу пару-тройку раз. Больше текста не надо, этого достаточно. Я выбегу из палаты, закрою тебя снаружи, стучи и ори, вызову психиатричку, тебя оденут в рубашку и увезут прямо в психушку. Нам надо валить, они знают, что я — это та самая Софья. Люди будут свои, ничего не бойся, попьешь чайку, я через час приеду и поедем дальше…

Через полчаса все произошло так, как и описала Софья. Меня связали и усадили в скорую. Минут через пятнадцать пути, заехав на автомойку, пересадили из одной машины в другую. В психушке в связанном состоянии сдали главврачу, который, к сожалению, даже чаю обещанного не предложил. Сидел, занимался своими делами, а я просто ждал.

Через час явилась Софья, молча пожала руку коллеге и выдала мне новый дорогущий костюм и ботинки, и так же, не проронив ни слова, после того, как я с помощью врача переоделся, кивком позвала следовать за ней.

Главврач открыл нам второй выход из корпуса и провел какой-то только, видимо, ему известной тропой до выхода с территории психушки.

Они подали друг другу руки и, опять-таки молча, разошлись. Нас ожидало такси.