Рожденные в завоеваниях

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Дом Ферана. Запись на кольце

Код хозяина дома: личное

Первая звуковая дорожка

Говорят, что если записывать свои мысли и затем прослушивать их в свободное время, то многое поймешь. Поскольку нет никого, с кем можно поговорить (нет, лучше сказать: с кем поделиться, кому открыться) и проблема очень беспокоит меня, я испробую все, что может помочь. Итак.

За то, что я браксан, приходится платить немалую цену. Я не могу ходить по улицам так, чтобы меня не заметили. Я не могу остановиться, чтобы на что-то посмотреть, поскольку это тут же становится Чем-то Имеющим Определенную Ценность, и я не могу лениво пробираться через какое-то место отдыха браксанов, чтобы меня не побеспокоили смелые и любопытные.

Однако есть одно место, куда даже браксан может пойти так, чтобы остаться незамеченным, — Музей эротического искусства. Не потому, что он малоизвестен, напротив: это одно из самых популярных мест уединения в Холдинге (и возможно и галактике). Его экспонаты располагаются — над и под поверхностью планеты — на многих акрах первоклассной недвижимости на Столичном Континенте. Главное здание музея само по себе могло бы вместить небольшой город и люди не чувствовали бы там себя стесненными. Если добавить сюда рестораны и гостиницы, что в большом количестве построены на периферии, и получится мир в миниатюре.

И не весь этот мир нравится простому народу. Большая часть главного здания представляет собой огромный лабиринт, запуьанные коридоры которого (входы и выходы из них закодированы) демонстрируют разнообразие эротических фантазий. Здесь напоказ выставлены удовольствия тысячи планет, сгруппированы тематически, и напряжение нагнетается все сильней. Можно прогуляться по одурманенным наркотиками грезам Хкекне, которые переданы в движущемся, колеблющемся волнообразном тумане их величайшими художниками (и затем купить на выходе для пробы галлюциногеноафродизиак, который вдохновит на подобные мечты); можно разделить экстазы Плавающих Колоний и затем перейти к расчленительным фантазиям неоэкспрессионистов Квирдика; можно посмотреть свою любимую фантазию, окружающую зрителя, что передана с применением примитивных, твердых материалов, или представленную в современной манере. Короче, все человеческие вкусы найдутся где-то в этих залах, а также многие, на самом деле чужеродные фантазии, представленные если не для того, чтобы вдохновлять удовольствие, то хотя бы удовлетворять любопытство.

Но есть части Музея, которые обычным посетителям не нравятся, хотя браксаны часто их посещают. Например, Зал Смерти — не думаю, что мне когда-либо доводилось видеть там больше двух простолюдинов за раз, и у тех был ошарашенный вид. Браксанская ментальность находит наслаждение в странных и часто нездоровых образах; произведения искусства, которые нравятся нам, редко нравятся низшим классам. У нас необычайно острое обоняние, и некоторые наши экспонаты соединяют запах с бессознательным символизмом, чтобы подчеркнуть тревожащие, часто противоречивые образы. Короче, так называемое Браксанское крыло может оказаться приятным местом уединения от досужих взглядов.

Я находился в Павильоне Инородцев (он соединяет образы сексуальных практик не-людей с проекциями феромонов, разработанных для стимуляции эквивалентной человеческой реакции) и сосредоточился на трехслойной голограмме Тонара Тзкулоза, когда ко мне подошел хорошо одетый мужчина, определенно относящийся к среднему классу. Я изучал этот образец пладаканиркской эротики и только начал проводить кое-какие интересные параллели между человеческой дуальной сексуальностью и разнообразными оргиастическими привычками этих странных видов, когда услышал голос:

— Лорд…

Слово произнесли тем особенным тоном, который означает, что человек хочет быть замеченным и считает себя достойным внимания, которого требует.

Признаю, что отвлекся с радостью. Я повернулся и посмотрел на говорившего — мужчину среднего роста, во внешности которого не было ничего выдающегося, из среднего класса, не впечатляющего благосостояния… в общем, очень среднего человека. Слегка приподняв брови, я показал, что готов выслушать его.

— Лорд, меня зовут Супал из Ганос-Тагата, — представился незнакомец. — Я имею честь обращаться к лорду Ферану, сыну Сечавеха и Киджаннор, из племени браксана?

Я никогда не упускаю шанса попрактиковаться в надменности.

— Ты знаешь, что это так, — холодно ответил я.

Он поклонился и на мгновение опустил глаза, как и надлежало сделать.

— Лорд, у меня есть кое-что, что, как я думаю, вас может заинтересовать, — человек говорил тихо, а это означало: то, что он хочет сказать, не предназначается для чужих ушей. Поскольку Супал использовал основной речевой режим (как и большинство простолюдинов), то я не мог глубже заглянуть в смысл его слов. — Можем ли мы поговорить с глазу на глаз?

Я мгновение размышлял над этим и наконец кивнул с серьезным видом:

— Я собирался перекусить в ресторане. Присоединишься ко мне?

Его колебания говорили о том, что он не уверен, сможем ли мы уединиться в таком многолюдном месте, а это в свою очередь показывало, что он плохо знает Музей и традиции ресторанов, предназначенных для высшего класса. Тем не менее Супал мне доверился. Браксан прав, если не доказано обратное, и даже тогда сомнение все еще остается.

Мы перешли из Павильона в основную часть Музея, а оттуда — в ресторан. Здесь можно было заказать еду из любого местечка в Холдинге (или по крайней мере так утверждала реклама). Поскольку ресторан расположен точно в центре Музея, нужно пройти по крайней мере через одну экспозицию, чтобы до него добраться. В результате многие завсегдатаи, пока доберутся до ресторана, уже испытывают желание уединиться не меньше, чем желание поесть. Это в особенности относится к браксанам, которые не разделяют свои удовольствия со зрителями.

Я выбрал низкий столик с личным пультом управления и с браксанской грациозностью опустился на подушки перед ним. Мой спутник сел несколько более скованно и все еще пытался устроиться поудобнее, когда появилась официантка. Как и все слуги-люди в ресторане, она была одета так, чтобы стимулировать наш интерес (что было довольно забавно, поскольку она была на службе, и следовательно у нее имелась Обоснованная Причина отказать в половом акте). Мне самому всегда нравилось физическое разнообразие женщин из ресторана, которые соперничают друг с другом за внимание посетителей (и таким образом финансовую благосклонность), манипулируя образами. У этой женщины имелся псевдохвост с кисточкой на конце — она по цвету соответствовала золотисто-каштановым волосам официантки, и то небольшое количество одежды, которое на ней было надето, привлекало к хвосту внимание. Мой спутник уставился на нее, раскрыв рот от удивления, и не пришел в себя до тех пор, пока не принесли еду.

Я воспользовался пультом, установил звукоизоляцию и принялся за еду.

— Я слушаю, — сказал Супалу, а затем добавил: — Больше никто нас не услышит.

Он, казалось, сомневался, но затем посмотрел на свою тарелку (тушки гафри, поданные на цветных крыльях самих гафри) и в последний раз нервно огляделся вокруг, пытаясь удостовериться, что никто за нами не наблюдает. Затем Супал достал небольшой, обернутый материей сверток.

— Может, нам лучше… — заикаясь, начал он.

Я включил непроницаемое поле.

Потребовалось мгновение, чтобы силовые стены стабилизировались в цвете, но наконец они установились — голубые, блестящие, с золотыми точками тут и там. Вполне приятные. Теперь мой спутник получил желаемое уединение и почувствовал себя более свободно. Он с гордостью развернул маленький сверток — вначале развернул шелковую ткань, потом снял металлическую сетку под ней. Сетка раздвинулась и моим глазам предстал кристалл в естественном природном состоянии, не полированный, но многообещающий, судя по размеру и всем мыслимым оттенкам, что вобрал в себя.

Он произвел на меня эстетическое впечатление, но я не смог понять важность происходящего. К сожалению, браксаны не обнаруживают своего невежества. Поэтому я не мог спросить «Что это?» прямо, как мне хотелось. Я поднял глаза на спутника, и бровь изогнул, таким образом показывая, что достаточно заинтригован и готов выслушать, что он желает сказать. Я надеялся получить объяснение.

— Это так называемый уриезский умный камень, — сказал мне Супал.

— Продолжай, — позволил я. Название не вызвало никаких ассоциаций.

Он протянул его мне и предложил:

— Потрогайте его.

Я потрогал, отметив, что поверхность гладкая и слегка теплая. Это было все, что я заметил. Я был раздосадован этой маленькой шарадой и мое явное раздражение заставило Супала потупиться и он как-то странно уставился на мою перчатку.

— Простите, лорд, но до камня следует дотрагиваться голой кожей, — пояснил он несмело.

— Твоя дерзость граничит с непристойностью, — я гордился этой фразой.

Супал побледнел, но не убрал камень. Мгновение спустя я взял камень из его рук и осторожно дотронулся до кожи над виском. И поразился чистому потоку мысли, который полился из камня прямо в мой мозг, и многоцветием, что предстало моим глазам. Некоторое время я просто смотрел, и видения болезненной красоты плясали передо мной. Затем я убрал камень от виска и видения исчезли.

— Это контрабанда, — добавил Супал.

Об этом я и сам догадался.

— Это экстрасенсорный кристалл… — стоило мне произнести это слово, как я тут же пожалел об этом — никто, за исключением специально подготовленного экстрасенса не понял бы, что означает вторжение потока мыслей. К счастью для меня мой спутник, казалось, приписал мое понимание всезнанию браксанов и ничего дурного не подумал.

— А он… заинтересовал лорда? — вкрадчиво спросил он.

Я внимательно посмотрел на Супала.

— Ты имеешь в виду, хочу ли я его купить?

— Я не буду настолько смел, чтобы назначать цену на такой…

— Сколько?

— Может, лорд согласится предоставить кое-какую информацию?

— Что ты хочешь знать?

— Говорят, лорд Феран хорошо знает азеанский образ жизни, наших врагов, поскольку много лет жил среди них.

Я выглядел разозленным. Я и на самом деле разозлился.

— Я — браксан, — заявил я самым холодным тоном, на какой был способен. Он подразумевал, что мой спутник перешел дозволенные границы.

— Я — писатель, лорд. Мне пришло в голову, что в ваших воспоминаниях об Азее может найтись материал для интересной статьи по культуре… Сагдальское агенство новостей из Ганос-Тагата проявило большой интерес к моей работе и, если вы согласитесь поделиться со мной своими воспоминаниями об этом народе, то, я уверен, мне удастся написать что-то интересное.

— И прибыльное.

— Конечно, часть прибылей я передам вашему Дому, хотя этот доход и покажется ничтожным в сравнении с вашим богатством.

Так и есть, но традиция есть традиция.

— Половину, — сказал я.

Идея проекта заинтриговала меня. Конечно, будет опасно вспоминать многое, поскольку большая часть моего прошлого связана с экстрасенсорикой, и если я его раскрою, то меня могут привлечь к уголовной ответственности. Но после стольких лет на Бракси будет приятно вспомнить прошлое и посмотреть, какие эмоции оно во мне разбудит теперь, когда я стал настоящим браксаном. Я чувствовал бы себя неуютно, если бы сам по себе углубился в воспоминания подобного рода, но поскольку это будет интервью, то вопросы придадут моему прошлому опыту какую-то форму.

— Половину, — согласился Супал.

Я решил, что это несколько поспешно, учитывая, что я потребовал половину его доходов, но в то время я списал такое быстрое согласие на его почтение к моей расе и желание снискать мое расположение. (Как мало я знал!). Супал отдал мне умный камень и я снова спрятал его. Хотя мне хотелось еще раз им воспользоваться, я не знал, какие эмоции отражались на моем лице, когда камень исполнял свою экстрасенсорную песню у меня в сознании. К сожалению, имидж — это все. Я с сожалением убрал камень.

Мы договорились о встрече у меня в Доме через три дня. Я ушел, очень довольный собой, убежденный, что выиграл при заключении сделки по всем статьям. Как я был слеп! И как быстро мне предстояло узнать правду!

Вторая звуковая дорожка

Проблем с получением информации об Ури, умном камне, или Ганос-Тагате не возникло, и в дни между первой и второй встречей с Супалом я получил все, что мне хотелось, из Центральной Компьютерной Системы. Ури — небольшая планета с браксинской стороны Военной Границы. На ней нет гуманоидов, а то, что там живет, не обладает стоящим внимания интеллектом. Единственное, что может заинтересовать на Ури (за исключением поразительных закатов), — это жизненный цикл так называемых алмонджеддеев, часть которого они проводят в кристаллическом контейнере, формируемом выделениями из половых органов. Этот кристалл защищает джеддеев-метаморфов от опасностей внешнего мира, и не позволяет им вступать в половой контакт. Микроскопические трубочки нервных волокон кристаллического панциря время от времени достигают поверхности и позволяют экстрасенсу-человеку разделить цветные сновидения этого существа. Очевидно, у тех, кто не обладает экстрасенсорными способностями, появляется только чувство беспричинного наслаждения. (Прочитав это, я очень обрадовался, что ничего не сказал в ресторане насчет истинной природы моего видения). Как и со всеми экстрасенсорными вещами, импорт алмонджеддеев в любой форме карается смертной казнью.

Учитывая специфику атмосферы Бракси, маловероятно, что это существо выживет, пробудившись от спячки, но это вряд ли могло случиться на протяжении по крайней мере десяти местных лет. Камень приносил мне удовольствие. Он позволял спокойно входить в экстрасенсорный контакт, без каких-либо усилий с моей стороны, и риск того, что кто-то обнаружит мои способности в связи с его использованием, был ничтожен. Я был очень благодарен Супалу за камень, и собирался обеспечить его в ответ полезной информацией.

Ганос-Тагат — город на реке Дипа, объединенный из двух других, ранее существовавших по отдельности, — располагался в дальней части планеты. Как я и подозревал, там по большей части жили представители третьего класса. Поэтому я не удивился, когда писатель — Супал — явился передо мной в одежде всех цветов радуги. Подобный наряд могла бы вызвать мозговые проблемы у любого гиперчувствительного к цвету существа.

Я приветствовал его и предложил выпить вина. Супал заколебался, но вскоре понял, что предложенное вино из Тагатанской винодельни, и охотно согласился. Я подумал вдруг, что может его беспокоить в браксанском вине.

— Я готов ответить на твои вопросы, — настроен я был особенно дружелюбно и хотел, чтобы мой гость почувствовал себя свободно.

Он достал ручку и блокнот и, сделав последний глоток вина для стимуляции творческого процесса, начал задавать вопросы, в лучшем случае предсказуемые, а в худшем — исключительно нудные. Только я засомневался, стоило ли мне на это вообще соглашаться, когда Супал наконец подошел к тому, что, как я понял, являлось основной целью интервью.

— Имеется большой интерес к вопросу об азеанской сексуальности, — говорил он. — Мы знаем, какую они ведут пропаганду — мы знаем их идеалы и во что они хотели бы верить относительно себя. Но сколько из всего этого — правда?

— Что конкретно ты хочешь знать?

— Они моногамны?

— Абсолютно.

— Думаю, вы понимаете, что большинство браксинцев находят это невозможным. У азеанцев только один партнер на всю жизнь. Вы можете с полной уверенностью заявить, что он ими никогда не овладевает скука?

— Ну, наверное, иногда, — я пожал плечами.

— Но они не ищут сексуальных контактов на стороне?

— Сексуальных — нет, — понимаю, к чему он клонит, но, как видно, есть что-то еще, к чему Супал подводит разговор, а это — так, для затравки.

— Простите, лорд, но как так может быть? — возмутился писатель. — Мы ведь представители одного вида, не так ли? И ни один браксинец не сможет терпеть такое постоянное раздражение.

Я улыбнулся.

— Они не находят это раздражающим. Ты должен вспомнить, что они изменили свою расу. Сексуальное желание может легко контролироваться через генетические манипуляции еще внутриутробно. У них на самом деле не возникает сексуального желания вне надлежащих обстоятельств.

— Но у них должен быть некий… особый выход в рамках пары.

— Я на самом деле не совсем понимаю, о чем ты говоришь, — по правде говоря, чем глубже мы погружались в предмет, тем вопросы становились более расплывчатыми и туманными. Или писатель хочет попробовать секс с азеанкой — в этом все дело?

— Всем человеческим существам требуется разнообразие, — заметил он.

— Всем человеческим существам в их естественном состоянии, — согласился я. — Азеанцы же являются продуктом не эволюции, а воли человека.

Супал молча переваривал эту информацию некоторое время.

— Но половое влечение является одним из основных человеческих инстинктов, — настаивал он. — Жажда человека к разнообразию едва ли можно изменить в лабораторных условиях.

Меня забавляла его настойчивость. Да, я предполагал, что браксинцу в это очень трудно поверить, но я лично знал слишком много азеанцев, чтобы сомневаться.

— Ну а что по твоему они делают? — немного раздраженно осведомился я.

Супал удивился. Определенно он сам собирался задать этот вопрос. Когда он взял себя в руки, то стал робко выдвигать предположения, наблюдая за мной в поисках какой-то подсказки.

— А нет ли чего-то типа… ритуала? Чтобы помочь, э-э, отсрочить желание?

— А разве такие бывают? — с невинным видом спросил я.

— Вы же жили среди них, лорд, не я.

— Правильно. Но должен тебе сказать, что сам я никогда не слышал о чем-либо подобном.

— Разве нет никакого… — Супал осекся. Стало ясно, в чем заключался его истинный интерес, и я пытался только сдержать улыбку. — Разве удовольствие в паре такое сильное, что его стоит ждать? Все остальное — ничто в сравнении с этим?

Я чуть не расхохотался. Парень очевидно верил, что секрет азеанской сексуальной умеренности заключается в каком-то особом удовольствии, которое оправдывает всю систему. Мысль о двух азеанцах, проводящих свое свободное время, пытаясь улучшить половой акт, была слишком абсурдной — и я не мог сдержаться. Тот факт, что азеанцы испытывают желание к своим партнерам в умеренных дозах и не чувствуют желания больше ни к кому другому, едва ли являлся тайной. Он объяснялся простой комбинацией гормональных циклов, обонятельных впечатлений и подобных биохимических механизмов, которые азеанская наука способна идеально контролировать. Однако я не рассмеялся, мне удалось овладеть собой и я тихо ответил:

— Я так не думаю, Супал.

Он не был разочарован — и это пугало меня. Мой гость разозлился, словно подозревал, что я от него что-то скрываю.

— Всем известно, что азеанцы считают свой сексуальный опыт превосходящим наш, — процедил он.

— Я об этом никогда не слышал, — ответил я. На самом деле, единственный народ, который похваляется подобным, — браксаны.

— Природа продолжительных эксклюзивных взаимоотношений в своей основе отличается от того, что существует между двумя людьми, которые притягиваются друг к другу только ради удовольствия и только на миг, — О, Ар, ну какой же он настойчивый!

— Не могу тебе сказать, — честно ответил я. — У меня самого никогда ни с кем не было продолжительных эксклюзивных взаимоотношений.

— Но вы знали тех, у кого были такие отношения.

Телепатов? Едва ли я знал их!

— Я жил довольно изолированно, Супал, — пояснил я. — У меня было мало контактов с чистокровным азеанским обществом. Мне очень жаль, но я и в самом деле не могу тебе помочь.

Супал казался раздосадованным. Думаю, что если б я не был браксаном, то он мог бы свободно обвинить меня во вранье и потребовать или информации, что хотел получить, или возврата взятки. Однако я не мог дать ему первое и не намеревался возвращать второе. По моему мнению я выполнил свою часть сделки. И к тому же я начал уставать от Супала.

— Если у тебя нет ко мне больше вопросов, то предлагаю закончить интервью, — сказал я, но мне было жаль его, поэтому я добавил: — На самом деле я не знаю, откуда ты собрал эти слухи, но уверяю тебя: в них на самом деле нет правды.

— Тогда, спасибо за то, что уделили мне время, лорд Феран. Вы мне очень помогли! — гость попытался изобразить теплую, уважительную улыбку, но я чувствовал под нею злость.

Гладко солгал, подумал я. И сделал то же самое.

— Мне жаль, что я не мог ответить на все твои вопросы более подробно, Супал. Если тебя заинтересует что-то еще (я подумал о совсем другом предмете), можешь приходить.

Только я произнес эту фразу, как тут же пожалел о ней. Это подтвердил блеск в глазах Супала, будто он предвкушал, как придет снова меня раздражать. Тазхейн, подумал я, мне теперь никогда не удасться от него избавиться! Но тут вмешался здравый смысл: зачем ему возвращаться, если ясно, что я или не могу, или не стану говорить ему то, что он хочет знать?

Поэтому я проводил гостя и был уверен, что мы расстались навсегда.

Ни тут-то было!

Третья звуковая дорожка

Сечавех когда-то объяснял мне, что такое чувство вины — бессмысленная, бесполезная эмоция, одна из самых разрушительных и калечащих, которых человек выдумал по ошибке. Браксаны ей не подвержены (как и ее сестрам, сожалению и печали). Или по крайней мере, пытаются.

Если уж говорить правду, то я совсем не чистокровный браксан. Дело в том, что у меня остался неприятный осадок после случившегося в тот день. Когда бы я ни коснулся умного камня (не слишком часто, потому что боялся пробуждения моих похороненных способностей), я думал о Супале и его стремлении открыть великий азеанский секрет, в существовании которого он не сомневался. Супал — необразованный дурак, но мне было его жаль. А поскольку он подарил мне такую ценную вещь, я также сожалел, что не смог в свою очередь удовлетворить его жажду знаний.

Иногда человеку лучше оставаться бесчувственным, гнусным подонком, и это был один из тех случаев. К сожалению, я этого тогда не понял.

Супал вернулся в мой Дом через три дня и попросил аудиенции. Поскольку я сам дал ему разрешение прийти еще раз, то посчитал, что не должен ему отказывать.

У него появилась дополнительная информация для стимуляции моей памяти, и, быстро выполнив требования этикета, мы сразу перешли к делу.

— Откройте этот труд, мой лорд, — писатель протянул мне металлическую пластинку, величиной с ладонь, которую я развернул и просмотрел, не вчитываясь. Я настолько привык к кольцам, какими пользуется высший класс, что даже не был уверен, имеется ли в моем Доме считывающее устройство для этой пластины. Я спросил, и оно нашлось. Мне его принесли.

— Багар, сын Кумуста, очень четко объясняет, как природа азеанского общества наказывает проводить некую форму сексуального ритуала, чтобы правильно направить энергию либидо, — продолжил рассказ Супал.

Я ничего не ответил. Мое чувство вины быстро улетучивалось и во мне поднималось раздражение. Книга — я буду ее так называть — представляла собой бесконечный набор псведопсихологической чепухи, призванной убедить читателя, что под спокойной, невозмутимой поверхностью азеанской сексуальности маячит мир темных ритуалов и чужеродных прихотей. В качестве небольшого примера подойдет следующий:

«Как так получилось, что народ не только обманывает своих соседей, но очевидно и самих себя? На первый взгляд кажется, что азеанцы искренне верят в свои заявления об „умеренности“ и сами убеждены, что наука их предков избавила расу от нежелательных человеческих черт — главной из которых конечно считался постоянные человеческое стремление к сексуальной стимуляции.

Более тщательное исследование сексуальной мнемоники [4] предлагает интересный взгляд на этот кажущийся парадокс. А что если потворствования своим желаниям, практикуемые в азеанском ритуальном освобождении, искренне забываются впоследствии? Не исключено, что комплексная подсознательная наука о символах может быть использована, чтобы отделить каждодневную (или «умеренной») личность от той, которая свободно может экспериментировать с полным набором человеческих изысков».

Я посмотрел на Супала, не смея поверить в увиденное. О его фанатизме четко говорило то, что он абсолютно неправильно понял мое выражение.

— Видите ли, я знаю, — запальчиво говорил писатель. — Я знаю, лорд Феран. И определенно вы должны были видеть, что происходило вокруг вас, все эти годы, которые вы провели в Империи. Определенно вы должны были что-то знать об их образе жизни!

Я отвечал медленно и очень осторожно, чтобы он в точности понял мои слова.

— То, что здесь написано — чушь. Совершенно необоснованная, абсолютная чушь. Я никогда не видел ничего, что позволило бы существование таких ритуалов, и я твердо верю, что никогда в современной истории Азеи не практиковалось ничего, что хоть отдаленно напоминает потворствование своим желаниям, о котором говорится в этой книге. Ты меня понимаешь?

— Я вас слышу, — угрюмо сказал Супал. Очевидно, он не сомневался: его знания Великого Азеанского Секрета будет достаточно, чтобы я открылся ему. — И я вижу, что вы все еще не желаете со мной разговаривать.

— Нам нечего сказать друг другу, — твердо ответил я. — И определившись с этим, я теперь прошу тебя уйти и взять эту… книгу с собой.

Я презрительно бросил пластину через комнату и он поймал ее, разозленный моим упрямым отрицанием его убеждений (не говоря о прямом отказе его принимать). Супал ушел в ярости и я думал, что видел его в последний раз. Я так на это надеялся!

Но меня ждали нелегкие дни.

Два дня спустя я встретил Супала перед Обсерваторией в Курате; мне потребовалась минута, чтобы отмахнуться от него, но встреча омрачила в общем удачный день, и весь его остаток я ходил, задумавшись. Вскоре соотечественники Супала стали появляться везде, куда бы я ни пошел, и, что раздражало еще больше, каким-то образом проникали на собственность, примыкающую к моей, поэтому куда бы я ни пошел и когда бы я ни вернулся домой, то вкратце получал информацию об: 1) их искренности; 2) их достойной природе; 3) моей несправедливости. Нет необходимости говорить: я испытывал искушение указать им, что «справедливость» — не особенно желательная черта среди браксанов, но не сомневался, что если заговорю, то это только подбодрит и спровоцирует наглецов, поэтому молчал.

Наконец я дошел до ручки. Дело было не только в их присутствии или настойчивости, и не в нарушении моего спокойствия (которое я высоко ценю и стараюсь поддерживать), но — в откровенной глупости, которую они демонстрировали и на которую я не мог уже смотреть. Я просил их уйти — они меня игнорировали. Я угрожал им — и да, они испугались, но все равно не сдались. Я являлся единственным связующим звеном между ними и воображаемым миром сексуального мистицизма, и они отказывались оставить меня в покое. Не стоит вообще разговаривать с фанатиками или вам будет никогда от них не отвязаться!

Я даже пытался найти какую-то лазейку в законодательстве, которая позволила бы мне от них избавиться, но, к моему удивлению, там не нашлось ничего подходящего. Наконец, раздраженный и злой (как жаль, что нет ритуалов, чтобы избавиться от такого напряжения!), я обратился к оплоту браксанской нетерпимости — то есть, к моему отцу.

Сечавех всегда радушно принимал меня, думаю, в основном затем, чтобы вызвать раздражение у своих чистокровных детей, ни по какой-либо другой причине. Я никогда не уверен в его мотивах, поэтому обычно, принимая совет Сечавеха с осторожностью. Однако этот вопрос был как раз по нему, поэтому я, не колеблясь, решил спросить его совета.

Я объяснил проблему как мог. (Не сказал ничего особенного об умном камне, не говоря уже про собственную эмоциональную встряску, теплых слов — поменьше и побольше грубых). Хотя, как сыну, мне не следовало обращаться к Сечавеху с такими вещами, но он гордился тем, что моя браксанская половина оказалась доминирующей — возможно потому, что это доказывало превосходство его генов над генами моей матери. Итак, я пересказал ему часть этой истории, приемлемую для браксана, и он предположил мне рассказать остальное.

Когда я закончил, Сечавех довольно улыбнулся, вид у него был чрезвычайно самоуверенный и снисходительный.

— Все просто, — бросил он. — Убей их.

Я не был уверен, отвечает ли он мне или пытается натравить на обидчиков. Это наша обычная игра.

— Убить их? — переспросил я.

— У тебя есть меч, — напомнил Сечавех.

— Но как…

— Достань меч и нанеси удар. Определенно мне не нужно объяснять тебе, Феран, как пользоваться мечом.

Я нахмурился.

— Я знаю, как убивать.

«Правда?» — по-моему, Сечавех бросил мне вызов.

— Значит, так и сделай, — с иронией сказал он.

— А закон?

— Закон? — Сечавех рассмеялся. — Какой закон? Ты являешься представителем высшего класса, Феран, ты — наполовину браксан, и имеешь право на все браксанские прерогативы. Эти типы тебя беспокоят? Избавься от них. Они тебя раздражают? Убей их медленно, отомсти им за свое раздражение. Не волнуйся насчет закона! Никто не будет тебя преследовать в судебном порядке. А если кто-то и попытается, то кайм’эра быстренько порежут его на куски, также быстро и эффективно, как твой меч порежет этих твоих псевдоученых, — он замолчал, затем скромно предложил: — Я мог бы воспользоваться Смертью по Прихоти вместо тебя.

— Нет, — ответил я. — Это мне не подходит.

Мой отец, использующий Смерть по Прихоти от имени отпрыска? В обществе это не принято, и я это знал. И Сечавех знал, что я знаю.

— Нет, я сам с этим разберусь, — решил я.

Сечавех улыбнулся и я понял, что он меня проверял. Отец проводил меня до двери и по пути подбадривал, а также продемонстрировал несколько эффективных режущих и колющих ударов мечом, которые выведут противника из строя, но не убьют на месте. Преподай этим типам урок, говорил он, и покажи им раз и навсегда, что таких выродков браксаны не потерпят.

«И самому получить урок?» — подумал я, поблагодарил отца и ушел, не давая никаких обязательств или обещаний. Мне следовало предположить, что он посоветует применить насилие — но, с другой стороны, это сделал бы любой браксан, поддерживающий традиции. Так почему это меня беспокоит? Возможно, у меня вызывает негодование его попытка манипулировать мной, поскольку говорит о том, что я сам не лучше баранов, на которых Сечавех обычно пробует силу своего влияния. Нет, если он пытается склонить меня к насилию, то я точно буду искать альтернативу.

Четвертая звуковая дорожка

Я объяснил проблему Лине. Это одна из первых вещей, которые узнаешь в браксанском обществе: когда у тебя самого закончились идеи, посоветуйся с женщиной. А если быть более точным, посоветуйся со своей Хозяйкой.

Я так и сделал.

Нас с Линой никогда особо не волновала политика, поэтому я сильно удивился, когда она прямо заявила в ответ на мой рассказ:

— Нужно разобраться с его мотивами, — после чего предложила план действий, который зависел от подключения к делу группы информаторов, что варились в сфере новостей и книгоиздания. Вероятно, я так удивился, что Лина это заметила и улыбнулась. — Это не займет много времени, — сказала она.

И, действительно, много времени это не заняло. Прошла всего одна десятая — и Лина представила мне результаты. Она прошлась по всей Центральной Компьютерной Системе. Однако люди в списке, который она принесла мне, были связаны с моим мучителем, как мне казалось, очень отдаленно. Тем не менее, Лина объяснила мне, что один из этих людей вероятно и подстрекнул Супала к действию.

— А мы можем выяснить, кто именно это был? — спросил я.

Поскольку я редко играю в политическе игры — во всяком случае, не так яростно, как мои соотечественники, — Лина никогда не вела учета данных, позволявших незамедлительно осуществить такое расследование. Для подобных дел, во-первых, требуется частная шпионская сеть — ни Лина, ни я не видели в этом необходимости. До сего дня.

— Воспользуемся помощью, — наконец сказала она.

— Чьей?

— Еще одной Хозяйки.

Я внезапно представил всех Хозяек наших Домов, сотрудничающих друг с другом в гигантской шпионской сети… Нет. Даже женщины настолько не доверяют друг другу. Но сама мысль о том, что пока мы, мужчины, рвем друг другу глотки, женщины, обустраивающие жизнь в наших Домах, сотрудничают, вызывала отвращение и омерзение.

— Продолжай, — подбодрил я Лину.

— Кому ты доверяешь?

— В Курате? — уточнил я, используя иронический речевой режим.

— Давай я перефразирую: к кому я могу обратиться? А если еще точнее, то есть ли какой-то определенный Дом, в который мне не следует обращаться за советом?

Мне это сразу же пришло в голову, и как только имя всплыло в сознании, я почувствовал давно знакомый холодок внизу живота.

— Затар. Ни при каких обстоятельствах мы не станем признавать нашу уязвимость перед кем-либо, связанным с этим Домом. Ты понимаешь?

Она поняла. Лина достаточно долго живет со мной, чтобы знать, как я нервничаю в присутствии Затара, и предложила несколько имен. Этот доставит много хлопот, сказал я про одного, на целую пригоршню, а этот не меньше — на целый кус. Лина сама может выбрать.

Она выбрала Дарака. Имя это для меня ничего не значило. Но нам требовалось помощь и Лина подумала, что Хозяйка Дарака владеет информацией, которая нам нужна. Вперед, сказал я ней, действуй.

Нам придется рискнуть.

Пятая звуковая дорожка

След ведет к Сечавеху.

Моему собственному отцу!

Теперь, когда я обдумал все хорошенько, все встало на свои места. Этот богом благословенный, матерью любимый… как он мог? Как он мог?

Спокойно, Феран, спокойно! Ты знаешь, как действует Сечавех. Ты знаешь, что он наслаждается, манипулируя людьми. Ты посмотри, как он относится к своему чистокровному сыну, Тураку! Почему он должен к тебе относиться по-другому?

Да, но почему…

Он все устроил. Все благословенное, так его раз так, дело! Почему? Чтобы заставить меня совершить убийство? Отец способен на такое?

Сечавех? Конечно. Если я не ради меня, то для собственного развлечения.

Сомнений нет: я должен решить этот вопрос, не сдаваясь отцу ни в чем. Я приехал на Бракси не для того, чтобы мною управлял чужой человек. Я приехал сюда за свободой… И я ее получу.

Должен быть способ каким-то образом решить эту проблему и не доставить Сечавеху удовольствия.

Шестая звуковая дорожка

Думая, у меня есть ответ.

Я обсудил план с Линой, и она согласна, что он может сработать. Она также добавила одну вещь. Может ли нелюбовь Супала к браксанскому вину означать его отвращение к наркотикам, которые обычно присутствуют в вине? Лина преположила, что эти Друзья Азеи (как она их называла) могут не только преклоняться перед силой экстаза, которую, как они предполагают, достигают азеанцы, но и их легендарным самоконтролем. Бесценная женщина! Если она права, то на самом деле из сложившегося положения может быть выход. И, думаю, я его нашел.

Седьмая звуковая дорожка

Сегодня я пригласил Супала.

Он тут же пришел. Он вел себя так, будто считает это приглашение результатом моей к нему благосклонности и улучшевшегося настроения. И на самом деле — насколько ему предстояло узнать — так и было.

Я радостно и тепло поприветствовал Супала.

Он вошел в комнату, с опаской, озираясь по сторонам, и чувствовал себя неуверенно из-за моей внезапной дружелюбности. Врать браксану — серьезное преступление, так насколько он в себе уверен в действительности?

— Вы хотели меня видеть? — запинаясь, вымолвил писатель.

Я уселся напротив него в одно из уютных кресел моего кабинета, располагавшегося в моих личных покоях. Я завел Супала так далеко в Дом, демонстрируя искренность своих добрых намерений, что очевидно успокоило его. Я предложил гостю вина, но он не стал пить. Он еще не был во мне уверен.

— Должен сказать, что ты настойчив, — я пытался подражать Затару, который изображает лорда лучше, чем кто-либо. — Конечно, ты пытаешься разобраться с серьезным вопросом.

И тогда Супалу, безусловно, ударила в голову мысль: «Он собирается мне все рассказать!». Это было написано большими буквами у него на лбу. Я очень сильно старался не улыбнуться.

— Я понимаю, — сказал он, пытаясь сделать раболепный вид. Поскольку он не чувствовал себя униженно, то получилось не очень хорошо. Но я выглядел польщенным.

— Дело в том, Супал, что в последнее время вокруг находилось слишком много твоих друзей…

— Я отправлю их назад! — заверил меня Супал. — Я от них избавлюсь. Не беспокойтесь, лорд Феран, через одну десятую после того, как я уйду от вас, они навсегда исчезнут!

«Хорошо», — подумал я.

— А вы… вы хотите каких-либо заверений, что все сохранится в секрете? — вкрадчиво спросил надоедливый гость.

Я рассмеялся, пытаясь изобразить острое, как нож, пренебрежение и презрение, которые так хорошо получаются у Затара.

— Не надо оскорблять меня, браксинец! Какой толк от твоих клятв, от чьих-либо клятв в таком деле, как это? Нет, делай с ними все, что хочешь, но я сам буду иметь дело только с тобой. Ты понял? Позволь мне быть более точным. Если они еще когда-нибудь меня побеспокоят, то я прикаэу тебя убить. Это понятно?

Глаза Супала округлились от благоговейного трепета, предвкушения и страха, и он кивнул.

— Хорошо. Значит, мы можем начать немедленно. Думаю, ты не возражаешь?

— Нет, нет, — он тут же яростно покачал головой. — Совсем нет.

— Отлично.

Я взял календарь, что заготовил для этой встречи, декоративную штучку, разукрашенную астрологическими знаками и различными переплетающимися рунами, которые частично помнил. Хотя они не играли никакой роли, но зато производили впечатление.

Я пальцем ткнул на день нашей встречи.

— Мы здесь. Следующий подходящий день для Великого Союза… вот здесь, — я указал на дату через несколько жентов, затем с сомнением посмотрел на Супала. — Ты на самом деле считаешь, что все поймешь? — спросил я, мой тон подразумевал сомнения.

Он кивнул.

— Пятый день, двенадцатый жент. Запомнишь?

— Конечно, лорд, — и тут же опешил. — А что я запоминаю?

— Ну естественно, сколько нужно воздерживаться от половых контактов, — серьезно ответил я. — Ты же не думаешь, что у тебя получится союз в азеанском стиле, если ты постоянно вступаешь в половую связь с женщинами?

Его глаза говорили об обратном, но Супал мужественно проглотил свои страхи и согласился с таким условием.

— Полное воздержание, — добавил я. — Никаких женщин, мужчин, маленьких мальчиков и всех остальных.

— И, э…

Я догадался, что его беспокоит, и отмахнулся от этой проблемы, как тривиальной и не имеющей особых последствий.

— Сам с собою? Это не то же самое. Конечно, если ты хочешь все сделать правильно…

Супал кивнул, его глаза округлились.

— Ничего, никаких контактов, я понимаю, — завороженно пробормотал он.

Должен признать, что он на самом деле хотел попробовать. Я добавил еще какой-то полумистической чуши, но суть проблемы была уже представлена: для хорошего секса — никакого секса. И мы посмотрим, как долго он без него продержится.

Восьмая звуковая дорожка

Я надеялся, что Супал никогда больше ко мне не придет.

Но он пришел.

— Они оставили вас в покое, лорд?

Я кивнул. Супал выглядел похудевшим и изможденным, словно я приказал ему воздерживаться не только от женщин, но от пищы и воды также.

— Ты все хорошо сделал, Супал, — бросил я. — Хочешь перекусить?

К моему удивлению он согласился, но когда принесли еду, то поклевал как-то вяло и кинул.

— Ты выполнял правила, которые я установил? — я не сомневался, что он все соблюдал в точности, но решил подчеркнуть важность вопроса.

Супал кивнул. Ему нужно было воздерживаться еще целый жент, но он попросил встречи со мной, чтобы разработать кое-какие детали предстоящего Союза. Должен признать: я думал, что самого по себе воздержания будет достаточно, чтобы прогнать Супала. Учитывая правила, принятые в браксинском обществе, это очень тяжелая ноша. Но нет, вот он сидит передо мной.

Хорошо сложенная женщина вошла и подала нам сладости. Когда я говорю «хорошо сложенная», возможно, я ее недооцениваю. Определенно, она произвела на Супала потрясающий эффект — словно тонна кирпичей свалилась ему на голову. Его рот широко распахнулся, и она надушенными пальцами положила туда цукат, только тогда рот Супала закрылся.

Бедняга! Он уже был в плачевном состоянии. Мне станет его жаль еще больше, когда добавленный в пищу афродизиак подействуют.

— И как ты справляешься? — спросил я.

Гость был вынужден проглотить фрукт, чтобы ответить.

— Не очень хорошо, — признался Супал. — Напряжение просто ужасное… я постоянно раздражен…

Я догадался, что он отказывал себе в любом удовлетворении вообще, даже с самим собою. Рабыня положила ему в рот еще цукатик. Я просто наслаждался ситуацией.

— Как ты думаешь, ты сможешь продержаться такой срок?

— О, да, лорд! — вытянувшееся, изможденное лицо Супала пошло лихорадочными пятнами, глаза пылали фанатическим огнем. — И вы… то есть я хотел сказать… — он смутился и не закончил.

— Когда время придет, я возьмусь всем руководить, не тревожься, — успокоил его я.

— А… с кем? — этот вопрос сильно беспокоил моего гостя. Отлично! Я так и предполагал.

— Конечно, с моей Хозяйкой, — я сделал драматическую паузу. — Как ты думаешь, кому я еще могу доверить такое?

Супал удивился, но согласно кивнул. Моя рабыня засунула еще один цукат, когда Супал послушно раскрыл рот, и слегка коснулась его щеки. Я дал ей знак, проявив показную заботу о благополучии моего ученика. Рабыня встала, надув красивые губки, и ушла, покачивая бедрами.

Бедный Супал. Я смотрел на то, как он провожал ее глазами, и видел, насколько сильно его желание. Я хорошо все устроил. И сомневался, что он протянет еще ночь.

А если все-таки протянет, то я уже готов к этому.

Девятая звуковая дорожка

Шестой день двенадцатого жента.

Вчера вечером заявился Супал.

Он стал совсем не похож на себя прежнего: тощий, отчаявшийся, он пытался справиться со своей дикой страстью и беспрерывно кланялся.

— Мы готовы, — сказал я после ритуального приветствия. — Следуй за мной!

Лина помогла мне подготовить ритуальную комнату. Наша затея стоила того, чтобы так ее украсить. И вот что получилось: мозаичная луна, пойманная в сети лучей солнца Бракси, светилась на потолке; на всех стенах, за исключением той, где была дверь, — шпалеры, украшенные помпезными, но бессмысленными знаками. На отполированном черном полу яркими красками — привилегией низших классов — были нарисованы дуалистические символы. На столике стоял хрустальный подсвечник стреловидной формы и такой же кубок, а также кубок меньшего размера с темно-красной жидкостью, имеющей сладковатый запах, что подозрительно напоминала кровь. (На самом деле это был наполовину выдохшийся сок паллы — не потому, что нельзя было достать кровь, но я решил, что для наших целей сок паллы вполне подойдет). В целом обстановка была мрачной, драматичной и производила впечатление. Супал вздохнул. Он ожидал подобного? Увиденное превзошло все ожидания, это было написано на его лице. Ну, не зря я потратил столько времени, читая все эти уморительные книги!

Лина ждала нас и протянула Супалу меньший кубок. Он нерешительно посмотрел на меня в поисках поддержки, и я кивнул ему с серьезным видом. Супал медленно выпил сладкую жидкость (ее сложно выпить залпом). Лина подмешала туда афродизиак на тот случай, если наша игра сорвется, и Супалу остается винить только самого себя. Я надеялся, что афродизиак сработает.

Затем Лина медленно разделась, и я попросил Супала сделать то же самое. Он трясся от возбуждения, очевидно, от него требовалось громадное усилие, чтобы лечь на пол рядом с Хозяйкой, на некотором расстоянии, следуя таинственным символам.

Закрыв глаза, он стал ждать, лежа на холодном черном полу (я специально его охладил). Я помедлил и начал Ритуал Подготовки.

— Знаешь ли ты, тот, кто пришел сюда сегодня, что есть только две вещи, поднимающие человека над животными? Вот они: удовольствие человека и его умение владеть собой. Хотя животные и вступают в половую связь, они не знают удовольствия, равного удовольствию человека, и у них нет силы воли, чтобы отказать себе в половых сношениях ради чистого удовольствия от соблюдения дисциплины. Поэтому сегодня эти два Принципа соединяются, и акт удовольствия после сознательного воздержания ведет к соединению тел и в итоге экстаз человека будет наивысшим.

Лина помогла мне сочинить текст. Я думал, что мы несколько переборщили, но это мало чем отличалось от описаний подобных церемоний в тех смехотворных книгах, которые мы прочли. Однако Супал, казалось, воспринял все как должное. Я и предполагал, что для него сойдет любая чушь, только бы оправдать воздержание.

Я принес большой кубок с вином и дал Лине немного отпить. Я специально загородил Супалу обзор и он не мог видеть, что она на самом деле не пьет. Затем я велел ему допить оставшееся вино.

— Что это было? — спросил Супал, когда напиток начал действовать.

— Наркотики, — на это слово мой гость встрепенулся. Я поднес палец к губам. — Ш-ш-ш! Они необходимы.

Теперь он нервничал гораздо больше и для этого имелись основания. Это был слабый галлюциноген, но немного сильнее, чем те, которые добавляют в браксанское вино. Но Супал не пил такого вина и не привык к галлюциногенам. И ему не понравится эффект.

К этому времени должна была начать действовать первая порция наркотиков. Я сел на корточки рядом с гостем, затянутый в серое и черное, и попытался подготовить его к предстоящему.

— Какое-то время ты будешь чувствовать себя так, словно плывешь или паришь. Это нормально. Не волнуйся за свое тело. Оно не пострадает, что бы ни произошло.

При этих словах глаза Супала широко раскрылись. Да, Лина правильно предположила: этот человек готов попробовать все, что угодно, но при этом боится потерять над собой контроль

Если это так, то он уже наш.

Я продолжал описывать судороги, которые могут начаться, и как он будет наблюдать за своим телом, словно бы издалека, паря в воздухе, испытывая все нарастающее возбуждение. Супал нервничал все больше и больше, и это состояние усилилось изменением состава крови. Он бросал нервные взгляды и это означало, что ему начали чудиться разные вещи. Так, время пришло, подумал я. Я заговорил тихим голосом, пытаясь придать ему как можно больше таинственности.

— Затем, когда вы двое пройдете сквозь друг друга в эфире и каждый из вас примет форму другого…

— Что?! — Супал внезапно сел прямо и схватил меня за грудки. — Что ты имеешь в виду? — резко взвыл он.

Я демонстративно удивился:

— Я думал, ты знаешь. Ты же сказал, что знаешь.

— Что знаю? Скажи мне немедленно!

Тогда я понял, что наркотики подействовали, поскольку в противном случае Супал не стал бы со мной так разговаривать.

— Ну, ты испытаешь полное единение с женщиной, — и до того, как он смог ответить на такое невероятное, вызывающее заявление, я пояснил: — В твоем случае не будет серьезных физических последствий, поэтому я не стал бы беспокоиться.

— Что? — вперив в меня бессмысленный взор, зачастил гость. — Какие последствия? О чем беспокоиться?

— Ну… — произнес я с кажущейся неохотой. — Это правда, что у азеанцев мужчина и женщина постепенно начинают уподобляться друг другу. Но это происходит только после многих лет практикования ритуала, — добавил я поспешно. — И редко влияет на основные половые…

Супал уже достаточно наслушался и попытался встать.

— … признаки, — закончил я. — Ты ведешь себя неправильно!

— Да я бы ваше «правильное поведение»!.. — наркотики подкрепляли мои слова еще и картинами, которые рисовало разыгравшееся воображение подопытного, и Супал чувствовал, будто бы перемена на самом деле имела место и он обменивался ростом, формой, и всеми деталями полов с моей Хозяйкой.

— Но испытать удовольствие женщины! — закричал я в притворном волнении. — Разве ты не этого хочешь? Я думал, ты все понимаешь!

Волевым усилием Супал интегрировал вторично, то есть перестал воображать, что «растворялся» в моей Хозяйке, или сливался с нею.

— Я забыл, что я понимал, да, лорд Феран… — пробормотал бедный гость. — Я…

Супал покачал головой и, шатаясь, пошел прочь из комнаты, схватил свою одежду, словно ему в голову с опозданием ударила мысль. Он был в отчаянии и страстно желал покинуть мой Дом до того, как превратиться в женщину, хоть ненадолго и отчасти. Я мог представить кошмарные образы, которые нагнетало его одурманенное сознание, пока мой гость пробирался к двери. Супал выскочил на улицу голышом.

Я подождал, пока компьютер не подтвердит его уход, и рухнул на пол, трясясь от хохота. Лина присоединилась ко мне и мы выпустили энергию, являя собой прекрасный пример браксинской сексуальности. Не могу сказать, что испытывать удовольствие с точки зрения женщины так ужасно. Будучи телепатом, я часто это делал. Но браксинцы — это браксинцы. Сомневаюсь, что Супал еще вернется.

Меня беспокоило только одно. Я слушаю эти записи и вроде бы на месте — все, за исключением одной детали. Откуда Супал взял умный камень? Единственным источником таких вещей является черный рынок браксанов, а представители этого племени никогда не станут рисковать своей жизнью ради кого-то из низшего сословия.

Я посмотрел, где находится планета Ури. Может, мне не следовало этого делать. Может, мне просто следовало забыть обо всем случившемся.

Однако теперь уже слишком поздно.

Ури находится у Военной Границы, у зоны активных боевых действий. В секторе, контролируемом Затаром. Это означает, что или какие-то контрабандисты прорвались сквозь его силки — а это маловероятно — или он сам как-то с этим связан.

Я попытаюсь не вспоминать об этом. Очень постараюсь.