Ripresa allegro mosso

04.02.1232. Ценгань, Шансима

– Следующий!

Один из людей на террасе махнул рукой, когда сидящий перед ним молодой мужчина поднялся и попятился к выходу, мелко кланяясь. Мань, перешагнув черту ожидания, торопливо пошел, почти побежал к вербовщику, чувствуя спиной внимательный взгляд охранника. Он чувствовал, как от пота и высокой влажности рубашка и штаны липнут к телу: за три года, проведенных в Шансиме, он так и не привык к местному климату. Уроженец материкового южного Ценганя, он предпочитал более прохладную и сухую погоду, но выбирать не приходилось. Строительному рабочему, даже опытному, нынче нелегко найти работу, а Шансима, быстро растущая в последние годы благодаря гибели Хёнкона, принимала всех. Пусть и за гроши, но работу здесь найти можно всегда. А теперь, если ему повезло, удастся заработать гораздо, гораздо больше. Мань не знает, кто такие паладары и на самом ли деле они хотят захватить всю Паллу, как шепчутся вечерами в грязных портовых лапшичных, но ему наплевать. Главное, чтобы взяли на работу. Ведь его возьмут, о великий Вегешот? Гадальные кости утром совершенно определенно подтвердили: впереди большая удача. Гадалка не может солгать! Если его возьмут, он наконец-то сможет отправить старшего сына учиться в колледж управлению, чтобы тот когда-нибудь стал хозяином большой фирмы. А еще он выдаст замуж двух старших дочерей. Ох, как все-таки обременительно иметь большую семью!

– Ты Мань Хо Сима-тара? – спросил его вербовщик еще до того, как Мань успел раскрыть рот. – Добрый вечер. Садись, пожалуйста, – он указал на стул.

– Да-да, атара! – поспешно поклонился мужчина. – Мань Хо Сима, строительный рабочий. Четыре дня назад я…

– Мань-тара, я знаю, кто ты такой и когда подал заявку, – перебил вербовщик. Тоны его катару звучали сухо, четко и безупречно, словно у правительственного диктора по радио. – Прошу прощения за невежливость, но мы не можем задерживать очередь. Видишь, сколько людей ожидает?

Мань невольно оглянулся. К террасе, бывшему портовому кафе, тянулась длиннющая, несмотря на вечерний час, очередь, теряющаяся между складами. В ней находилось, наверное, человек пятьсот. Или тысяча. Неужели он отстоял ее всю? Ага, пришел утром, когда солнце только-только встало, а сейчас уже закат. Как бы напоминая о времени, желудок свело голодной судорогой. Ну да, он ведь не ел весь день.

– Мань-тара, прошу прощения, что сразу перехожу к делу, – продолжил вербовщик. – Ты прошел проверку в полиции Ценганя, и ваши навыки подтвердил ваш последний работодатель. Мы предлагаем тебе работу на стройках Хёнкона. Испытательный период три декады с последующим заключением трудового контракта на срок от тридцати до пятидесяти декад или иного в зависимости от ситуации. Ты меня понимаешь, Мань-тара?

– Да-да, – закивал Мань. – Хорошо понимаю. Вы меня берете, атара?

– Да, Сима-тара, мы тебя берем. Но тебе нельзя привезти семью, ее следует оставить здесь. Ты сможешь переводить родным жалование полностью или частично. Ты согласен с условиями?

– Да, атара, согласен. Что я должен делать?

– Следующий паром в Хёнкон уходит завтра в восемь утра от шестого пассажирского пирса. Следует явиться без опоздания, имея при себе вещи, документы и питание на сутки. Проезд, питание и проживание в Хёнконе бесплатны, деньги тебе не потребуются вообще. По приезду в Хёнкон тебе объяснят, что делать дальше. У тебя есть вопросы?

– Нет, атара, мне все понятно. Значит, я принят?

– Да, Сима-тара, ты принят. Паром завтра, с шестого пирса, в восемь утра. С собой вещи, документы, еда. На подходе большой тайфун, рейсы в Хёнкон приостанавливаются. Если опоздаешь, следующий паром отправится не скоро. Платы за пропущенное время ты, разумеется, не получишь. Можешь идти. Следующий! – вербовщик махнул рукой охраннику.

Подавив страшное искушение переспросить еще раз, Мань поспешно поднялся и, несколько раз быстро поклонившись, побрел к выходу, обозначенному чертой на противоположной стороне террасы.

– Но почему вы не хотите меня взять? – уловил он растерянный голос у соседнего столика. – Ведь я же строитель!

– Я уже объяснил, что мы не берем людей, причастных хоть к каким-то преступлениям. Сожалею, но воровство в магазине тоже под запретом, – голос второго вербовщика в точности, вплоть до интонаций, походил на голос первого. – Пожалуйста, освободи место, у меня нет времени.

– Но я же…

Мань спустился по скрипучим деревянным ступенькам, провожаемый десятками внимательных взглядов из очереди. Наверное, точно так же, как и он несколькими минутами раньше, гадают – получил вожделенное разрешение или нет? Или же только попросился и получил указание ждать?

Ссутулившись и засунув руки в карманы лучших брюк, которые носил лишь по торжественным или официальным случаям вроде сегодняшнего, Мань побрел по грязному заплеванному асфальту. И все-таки – взяли его или нет? Вербовщик сказал, что да, но все-таки… За свою длинную сорокалетнюю жизнь рабочий накрепко привык, что любое учреждение означает казенного вида кабинеты, кучу бумажек, всевозможные справки и разрешения, а также грубых чиновников, ищущих любого повода придраться, чтобы получить мзду даже за решение самого простого вопроса. А здесь, если не считать очереди, получилось как-то неприлично быстро, если не сказать суетливо: две минуты сегодня да еще пять в прошлый раз, отвечая на непривычные вопросы вербовщика. У него даже не потребовали ничего помимо удостоверения личности. Даже ни одной анкеты не заполнили, а паладар с пустыми руками сидит за голым столом! Может, над ним подшутили? Да нет, вряд ли: он лично знает троих, кто уже уехал в Хёнкон к инопланетянам.

А может… По спине пробежал холодок, когда Мань снова вспомнил нехорошие шепотки по углам. Говорят, паладары на самом деле страшные чудища и под людей лишь маскируются. Утверждают, что завербованных больше никто никогда не увидит, потому что их сжирают заживо сразу, как только сходят с парома. Нет, глупости. Если сжирают сразу, откуда известно? Наверняка какая-нибудь женщина придумала. Они такие – возьмут в голову невесть что и давай языками чесать! Сказки, сказки. В животе забурчало, и Мань заоглядывался в поисках места, где кормят, или хотя бы лотошника. Дома ждал ужин в кругу семьи, но в честь удачи можно и потратиться немного.

Тщетно. Если не считать тянущейся вдоль мрачных пакгаузов очереди, местность казалась безлюдной. Огромные ворота зданий стояли запертыми. Мань прикинул, как отсюда выбираться. Если той же дорогой, что и сюда, придется сделать изрядный крюк и оказаться в конечном итоге в самом центре порта. А если попробовать срезать? Он заглянул в щель между складами. Сумерки стремительно сгущались, но он все-таки сумел разглядеть за ними просвет. В ту сторону – окраина порта, откуда можно быстро добраться до дома. Независимо вздернув нос (могут же у него иметься дела в порту, кроме паладаров?), он нырнул в тесный проход и начал пробираться в потемках, запинаясь за мусор и камни.

Что ему не повезло, он понял еще до того, как уперся в высокую сетчатую изгородь позади пакгауза, поверх которой тянулась колючая проволока. На всякий случай он подошел вплотную и подергал сетку. Нет, прочная. Возвращаться? И позорно вылезать из щели на виду у всех? Изгородь шла между двумя рядами складов, но не вплотную к ним, а на расстоянии примерно метра, и Мань побрел вдоль нее, втайне надеясь, что найдет какую-нибудь дыру. Ну, на худой конец вернется обратно на дорогу вдоль другого склада…

Пол-тана спустя он понял, что выбился из сил. Камни и мусор под ногами не позволяли нормально идти, и он несколько раз ободрал лодыжки о торчащие прутья и проволоку, даже штаны не защитили. Но в тот момент, когда он окончательно решил возвращаться на дорогу, удача наконец-то ему улыбнулась. Широкая прореха в сетке, явно аккуратно вырезанная ножницами, гостеприимно поманила его к себе. Он пролез в нее и зашагал по тропинке, явно утоптанной многочисленными ногами. Вот и славно. Похоже, срезать путь все же удастся… и тут он оказался в тупике.

Проход между складами перегораживала высокая стена из гладкого железа высотой по крайней мере метра три. Она немного не доставала до крыш соседних зданий, и перебраться через нее казалось решительно невозможным. Мань потыкал ее пальцем и вздохнул. Уже почти полностью стемнело, и только отсвет далеких прожекторов над портом позволял кое-как видеть окружающее. Нет, надо возвращаться. Краем глаза он заметил странный блик слева от себя. Нет, не блик – луч, проникающий сквозь тонкую щелку. Он ощупал стену руками. Точно: к шершавому камню стены здания оказался прислонен лист прочного пластика.

– Да нет, говорю же тебе! – различил он громкий мужской голос. – Сначала полностью подготовимся, и лишь потом начнем действовать!

Мань припал ухом к щели.

– Чего орешь? – расслышал он ответ. – И так слышу. Я и не говорю, что надо сломя голову бросаться взрывать все подряд. Но мы должны заявить о себе после первых акций, иначе потом кто-нибудь другой примажется, а мы не при делах.

– Тогда их служба безопасности заранее насторожится. Мы и так по грани ходим – а ты хочешь ищейкам лишнего перца под хвост всыпать?

Слушать дальше Мань не стал. Бандиты. Наверняка воры, грабители или пираты. Кто именно, он не знает и знать не хочет. Не его дело. Вот дурак! Зачем он полез непонятно куда? Уходить, уходить, пока не заметили!

Он осторожно, чтобы не шуметь, начал красться в обратную сторону, молясь Вегешоту, чтобы тот оборонил от опасности, и хруст встречных шагов ударил по ушам похоронным колоколом.

– Кто здесь? – резко спросил мужской голос, и в глаза Маню ударил яркий луч света от карманного фонаря. – Ты кто?

– Чужак! – рявкнул другой. – Взять живым для допроса!

И черные сумерки взорвались ярким снопом звезд, чтобы смениться уже полной тьмой.