Ripresa allegro mosso

03.03.1232. Ценгань, Тасиэ

"…огромные, покрытые черным лаком с изящными алыми узорами, сёдзи Большого церемониального зала раздвигаются абсолютно бесшумно. Сопровождающая обильная свита почтительно отстает, шурша шелковыми одеждами, и я в одиночестве ступаю по искусно плетеным соломенным татами…"

Я на мгновение отвлекаюсь от проигрывания записи: мягко звучит оповещение о входящем сообщении. Нет, ничего срочного: регулярный отчет координатора о ходе работ в Хёнконе. Можно просмотреть потом. Сейчас хочется еще раз освежить в памяти детали, необходимые для предстоящего через несколько минут разговора. Кабинет растворяется в пустоте, и я снова оказываюсь в королевском дворце в Тасиэ, окруженный помпезными ценганьскими чиновниками.

"…огромный зал полон народа: люди сидят на низеньких стульчиках, скрестив ноги, между украшенными малахитом колоннами, густой толпой стоят за спинами сидящих, теснятся на приступках у стен. Душный воздух пропитан тяжелым запахом испарений человеческих тел: система кондиционирования, тщательно замаскированная посреди ажурных решеток, экранов и карнизов, явно не справляется. Обычная для здешних мест жара положение не улучшает. Ничего, дамы и господа, радуйтесь, что Палла изначально спроектирована с мягким климатом, и что на экваторе вовсе не так жарко, как на некоторых моих прежних площадках. Кое-где вы бы уже сварились заживо. Однако даже духота играет мне на руку: я, в отличие от вас, нечувствителен к высокой температуре и нехватке кислорода. Да и вообще, вы всерьез решили, что способны играть со мной, Демиургом Камиллом, на равных?

Опустив взгляд, я неторопливо ступаю по татами, покрытым плетеными рисунками журавлей и черепах. Золотые подвязки темно-синих шаровар-сасинуки неслышно скользят по сухому тростнику – можете даже не надеяться, что я наступлю на концы и запнусь. Десятки взглядов растерянно скользят по моему носи: его красный цвет опасно близок к императорскому алому, сияющему на троне в конце прохода, а широченные рукава не менее близки размерами к границам, установленным этикетом для министров. Сложный абстрактный узор на верхнем одеянии в определенных обстоятельствах можно было бы посчитать открытым вызовом традициям. Султан угольно-черного колпака эбоси, почти не скрывающего собранные на затылке косы, колышется высоко над головами стоящих, и вплетенные в них серебряные нити, невиданный для здешних краев элемент, отбрасывают сверкающие блики на лица придворных.

Вы ожидали увидеть варвара со звезд? Посмеяться над ним в обшлага своих непомерно широких рукавов, как втайне смеетесь над ставрийскими и кайтарскими дипломатами? Вы даже не представляете, какое удовольствие доставляет мне ошеломление на окружающих лицах: вместо обезьяны в убогом заморском костюме к вам явилась высокопоставленная особа, явно не ниже рангом Левого Министра. Моя тщательно продуманная одежда режет вам глаза, ослепляет хамством цветов, положенных лишь высшим сановникам, а покрой и узоры лицевой стороны и подкладок заставляют чувствовать себя нищими даже самых богатых. Явись в такой одежде один из вас, и его, выскочку, тут же разорвали бы в клочья. Но от меня приходится терпеть.

К вам явился паладар. Безвестный и безродный авантюрист из далекого космоса, алкающий денег, денег, денег, готовый на все ради прибылей и богатства, не способный понять изящество и красоту древних традиций Могерата… Именно так вы считали до сегодняшнего дня – и я с огромным удовольствием продемонстрирую всю глубину вашей глупости. Да-да, дамы и господа, к вам явился Демиург. И не простой – Игрок-Стратег с тринадцатым местом в Рейтинге. Тринадцатым – из семисот тридцати восьми. И сверх того я не просто обожаю азиатские культурные контексты – я на них специализируюсь почти три с половиной миллиона лет объективного времени. Вы никогда не узнаете, кто я на самом деле, и еще не догадываетесь, что через одно-два поколения короли и знать Могерата станут питаться из моих рук…"

Я останавливаю запись и тщательно, одно за другим, просматриваю физиономии присутствующих. Все верно. Отсутствие привычной фантомной машинерии не позволяет построить детальную модель каждого персонажа, но достаточно даже плоских образов, зарегистрированных сенсорами моего дрона. Ошеломление – и непонимание. Обезьяна внезапно обернулась принцем, как в одной из ваших самостоятельно возникших легенд. Кушайте, дамы и господа, только не подавитесь ненароком.

"…скорость и длина моих шагов тщательно просчитаны заранее исходя из сохранившихся исторических документов. К счастью, зал после Удара не перестраивали, а потому действие развивается в точности по сценарию. К моменту, когда я замираю в предписанных этикетом двух метрах перед королевским троном, толпа придворных наконец-то приходит в себя, и между людей начинают летать первые шепотки. Изящное, выверенное движение кисти – и в моей руке раскрывается извлеченный из рукава широкий веер со схематичным рисунком: на обрыве одинокая сосна-маца с плоской кроной тянется кривым стволом к восходящему солнцу. Все-таки нельзя не признать: малыш Палек просто гениален. Я не понимаю, почему он заваливает камнями талант художника, вкалывая простым инженером в полудиком Сураграше, но когда удается раскрутить его на работу, результат оказывается выше всяких похвал. Никаких лишних линий: несколько движений карандаша – и очертания сосны проступают из глубины бумаги, предоставляя сознанию зрителя достраивать детали самостоятельно. Учтено даже искажение пропорций из-за складок веера.

Еще одно плавное движение – и веер прикрывает почти все лицо, оставляя лишь глаза, как и положено по этикету. Я склоняюсь и замираю в глубоком поклоне – но через промежуток времени, выверенный с точностью до миллисекунды, упертый в пол взгляд поднимается вверх, заставляя растерянно улыбающегося короля вздрогнуть и слегка отшатнуться. Я знаю правила игры, говорят мои бездонно-черные зрачки, но не надейтесь, что стану им подчиняться. Пришло мое время, король, что в скором времени осознаешь и ты.

Я медленно распрямляюсь. Передо мной три груды шелка алого цвета, одна яркая и две тусклых: король, а по сторонам – Левый и Правый министры. Рука Левого, скрытая широким рукавом, нервно стискивает ткань носи рядом с висящей на груди Большой Печатью. Правый министр более сдержан: его Малая Печать почти скрыта материей, руки спокойно сложены на коленях, а глаза внимательно рассматривают меня из-под полуприкрытых век. Похоже, глава королевской администрации уже успел прийти в себя и быстро просчитывает варианты. Опасный противник. Не стоит с ним ссориться, по крайней мере, на первых порах. Впрочем, глава правительства оправляется от неожиданности лишь на пару секунд позже соперника. Все-таки оба – опытные политики, сумевшие столько лет продержаться на высших постах, и удар держать умеют.

По левую сторону от них еще две кучи тряпок темно-красного цвета: чюси, председатель дайкана, и цонцхай, глава тэйкана. У обоих отвисшие челюсти и почти круглые глаза. Им, видно, не оправиться еще долго. Парламенты на Могерате по большей части декоративны, и главы палат на большие церемонии допускаются редко, а потому и соображают хуже.

С правой стороны – еще четыре вороха цветастых одежд. Верхнее красное уваги с длинными, до пола, рукавами с прорезями, из-под которого выглядывают слои трех или четырех утики и широкие красные штанины хакама – классический двенадцатислойный костюм, правда, в немного урезанном варианте: накидка-карагину отсутствует. Видимо, опытные дамочки не рискнули одеться по полной программе, сознавая, что тепловой удар – не слишком удачное дополнение к церемонии. Молодая королева в шляпе-итимэгасе с широкими опущенными полями и три официальных королевских наложницы спрятали лица за плотными веерами, однако их полускрытые глаза блестят от любопытства. Они здесь для мебели, так что могут позволить себе откровенно пялиться.

Веер в моей руке шуршит, складываясь, правый локоть занимает предписанное этикетом положение с точностью до градуса. Тот же этикет требует, чтобы посол заговорил первым. Держитесь, ребята, сейчас вас ожидает еще один шок. Что на катару я говорить умею, вы в курсе. А вот как именно, вам еще предстоит осознать.

– Ветер ночью шумел,

Навевая тоску и унынье.

Я ущелье осилил,

И награда достойна дороги:

Солнца луч я узрел на рассвете.

Я использую высокий архаичный слог, который вряд ли понимает хотя бы половина присутствующих. Шепотки усиливаются. На лице короля – ошеломление. Впрочем, не его очередь отвечать: начинают с младших. Одно из двух: либо они вспомнят или сочинят на ходу подходящий ответ, либо прилюдно потеряют лицо, и тогда я наживу в Ценгане пару-тройку могущественных врагов. В общем-то, такой вариант меня тоже не слишком расстроит: сцена пока формируется, и как бы фигуры ни расположились в конечном итоге, я приму граничные условия с одинаковым интересом. О да, я помню – сейчас не Игра. Пока еще нет. Но плясать вы все равно станете под мою дудку. Или под мое кото, учитывая восточно-азиатский колорит.

Правый министр чуть наклоняется вперед. На архаичный стиль его не хватает, но современный катару безупречен:

– Я, случалось и сам

По горам, заблудившись, скитался,

И, вернувшись домой,

Возносил я хвалу очагу.

Для гостей дверь открыта.

– Стылая непогода, – подхватывает Левый министр, -

Дождик стучит по навесу весь день,

Звонкий ручей плачет,

Но боги повеяли радостью:

Друга шаги на высоком крыльце.

– Смотрю на старый сад, – король завершает эстрадное выступление приятным баритоном. -

Разнотравье склонило макушки:

Скончался садовник.

Но весной в ожидании гостя

Там пробьются ростки хризантемы.

Глава правящего дома, в отличие от своих подчиненных, архаичным слогом владеет превосходно. Публика в восторге. Слаженный общий выдох, тихие аплодисменты и стуки сложенных вееров. Высокие стороны с честью отыграли первую часть спектакля, однако я веду по очкам: хозяева цитировали классиков, в то время как я выдал стих собственного сочинения.

Я снова склоняю голову: точное, выверенное до градуса движение. Поза в сочетании с цветами одежды открыто, если не сказать – нагло, демонстрирует социальное положение: если и не император в своей стране, то уж точно не ниже наследного принца. Министры, чуть замешкавшись, кланяются под тем же углом, король благосклонно щурится. От шока все трое уже отошли…"

Я снова торможу запись и внимательно оглядываю лица присутствующих. Некоторые явно удивлены, кто-то в восторге, но многие задумчивы – видимо, прикидывают варианты новых политических раскладов. Я откладываю их изображения в личный архив: нужно как можно быстрее навести справки и установить контакты. Десятка полтора архив распознает сразу – данные на них имелись в базе Станции до Удара. Но еще столько же не опознаны, и широченные рукава их носи покрыты узорами разной степени сложности. Не рядовые чиновники, отнюдь не рядовые, и у троих явно военная выправка. По всей видимости, за восемь с половиной местных планетарных лет обстановка при ценганьском дворе изменилась довольно серьезно, и полагаться на устаревшие данные нельзя. Займусь обновлением прямо сегодня же.

"…одним плавным слитным движением я извлекаю из широкого рукава свиток верительной грамоты и протягиваю ее Правому министру, опускаясь на одно колено. Тот, развернув, бегло просматривает документ и передает Левому министру над королевскими коленями. Левый окидывает его таким же быстрым взглядом и передает королю. Монарх, однако, не торопится. Отложив веер на подлокотник трона, он тщательно читает текст.

– Паладар Камилл, посланник Хёнкона! – провозглашает он наконец. – Мы принимаем тебя при нашем дворе и жалуем долей риса и вина. Отныне ты говоришь голосом своей страны, а мы отвечаем голосом своей.

Он передает грамоту обратно Левому министру, и тот, дохнув на Большую Печать, ставит на свитке оттиск. То же самое проделывает с Малой Печатью и Правый министр. Таким же слитным движением я принимаю у него грамоту, сворачиваю, убираю в рукав и поднимаюсь с колена.

Дружный одобрительный стук вееров. Если строго действовать процедуре, то цирк закончен. Однако у меня в запасе остался последний штрих, ритуалом не предусмотренный. Вместо того, чтобы развернуться и отправиться восвояси, я снова раскрываю веер с сосной и делаю шаг вперед.

– Прошу вас принять в знак добрых намерений, ваше величество, – я склоняюсь, протягивая веер обеими руками. – Великий художник из иного мира украсил его своим мастерством, и мое сердце радуется, что я могу усладить ваш взор.

Поколебавшись, король принимает подарок, игнорируя недовольные взгляды министров, и пристально на смотрит на рисунок. Государственный муж из него никудышный, как и положено в Ценгане, но его двор – настоящее сосредоточие художников, артистов, музыкантов и поэтов. В искусстве правитель толк понимает, и его глаза расширяются, оценив красоту изображения. Теперь главное, чтобы Палек не явился в Тасиэ самолично и не заржал в голос при виде своей мазни в королевской сокровищнице, с нашего безалаберного шута станется. Впрочем, даже и такое событие я сумею обратить к своей пользе. Я уже отступаю назад, когда король внезапным движением протягивает свой веер.

– Негоже оставлять гостя без свежести в жаркую погоду, – светским тоном произносит он. – Надеюсь, сия безделушка сумеет охладить разгоряченное лицо, пусть и не настолько красива, как твое подношение.

Ого! Если он понимает, что делает – а он наверняка понимает, несмотря на относительную молодость – он только что ввел меня в круг приближенных. То ли парень устал от традиционного соперничества между министрами и хочет натравить их на общую цель, то есть на меня, то ли я просто заинтересовал его сверх меры. Превосходно. Отличный задел в первый же день. Я с глубоким поклоном, куда ниже, чем положено, принимаю ответный подарок и отступаю на три шага. Резким движением распрямив подаренный веер, король скрывает лицо. Я поворачиваюсь и неторопливо шествую к выходу, скромно устремив взгляд в пол…"

Еще раз осмотреть лица собравшихся. Четыре опознанных дайнагона Левого министра – главы управлений иностранных дел, науки и образования, промышленности и финансов – явно в восторге. Все возлагают на общение с Хёнконом и со мной лично большие надежды, в первую очередь на личное обогащение, и все кровно заинтересованы в моем успехе. Тюнагоны Правого министра в замешательства: еще не поняли, как новая фигура повлияет на политический расклад при дворе, а также как относится к ситуации сам Правый министр. Надежды откусить кусок послаще от инопланетного пирога у них почти нет, так что личные амбиции выступают на первый план. Или, возможно, они уже прикидывают, нельзя ли как-то свалить Правого министра при моей помощи, чтобы Левый занял его пост. Тогда они почти автоматически сами станут дайнагонами и смогут пристроиться к корыту с вкусными отрубями.

Тихо мерцает напоминание: две минуты до встречи. Разумеется, можно ускорить несущую на пару порядков и досмотреть запись до конца, но там уже не осталось ничего важного: люди во вторых-третьих рядах зала, выстроившиеся вдоль стен в галереях дамы, скрывающие лица рукавами и веерами, мельтешащие доверенные чиновники и служительницы рангом пониже… Успеется. Тем более что мне еще предстоит тщательно обработать аналогичную запись из Кайнаня. Некуда торопиться. Неторопливое течение времени при дворе не располагает к спешке здешних обитателей, и в ближайшие несколько декад они будут лишь приглядываться к поразительному чужаку, разбирающемуся в тонкостях этикета едва ли не лучше, чем Правый министр.

Я оставляю кабинет и подключаюсь к кукле в Тасиэ. Она сидит на пятках в выделенной мне комнате в позе, явно свидетельствующей о глубокой медитации, и изредка заглядывающие в покой слуги не рискуют "меня" отвлекать. Из-за бумажных перегородок-сёдзи доносятся шаркающие шаги, мужские и женские голоса, чей-то смех… Плохо, что встреча проводится в таких условиях. Я заранее спланировал, чем она кончится, но публичный скандал мне ни к чему. Разумеется, дрон содержит средства обеспечения конфиденциальности, но его система шумоподавления оставляет желать лучшего. Что же, выбора все равно нет.

"Я" раскрываю глаза и кручу шеей, "разминая" ее. За приоткрытой сёдзи мелькает лицо слуги, и несколькими мгновениями спустя чей-то палец тихо скребет бумагу.

– Войди, атара, – холодно откликаюсь я. – Доброго дня.

Толстый невысокий мужчина, переваливаясь, торопливо семенит мимо отодвинутой перегородки, сразу же задвигающейся за ним: Сируко бдит на посту наружи. В очередной раз делаю зарубку на память – выяснить, почему координатор упорно называет "Сируко" всех своих дронов в женской форме. Впрочем, все равно руки не дойдут. Да и какая разница? Если у искинов есть психика, почему бы не иметься и собственным тараканам? Видимо, что-то отражается на лице, потому что человечек встревоженно заглядывает мне в глаза.

– Присаживайся, атара, – я указываю беглому королю Хёнкона на простую соломенную циновку. Я использую подчеркнуто-нейтральный стиль, далекий от почтительности, проявленной к королю Ценганя. Нужно сразу поставить Тадаосия Фумиоку на надлежащее место. – Приношу извинения за убогую обстановку, но дворцовые службы еще не успели обставить комнату.

Человечек усаживается на корточки и мнется. Видно, что он не понимает, как начать разговор. Он не может подобрать даже первую фразу. Формально я как посол Хёнкона являюсь его подданным или, по крайней мере, подчиненным. Однако же ему ясно дали понять, что отныне он марионетка, и слово его значит не больше лая уличной собаки. Он получил золото в обмен на право первородства, отданное совершенно добровольно и даже с радостью. Действительно, какой прок от титула короля огромной пустоши, занятой лишь кучкой нищих рыбаков и отчаянных пиратов? По крайней мере, раньше он думал именно так. Однако сейчас, когда из его бывшего королевства начали приходить обнадеживающие новости, он задумался – а не продешевил ли? А нельзя ли урвать что-то еще?