Революция

Глава 12

Он был таким же беглым, как и Юрген. Чуть старше сорока лет, но выглядел глубоко за пятьдесят. Если Юргена искала только полиция Гамбурга, причем — наряду с более чем сотней других активистов подавленного восстания, этот человек подлежал розыску на всей территории Рейха. Он уже год отсидел за антивоенную агитацию в первый месяц войны после нападения на Францию. Был избран депутатом восточно-прусского парламента, находясь в заключении, потом — депутатом Рейхстага. Только на депутатские мандат и неприкосновенность властям было наплевать. Теперь его фотографии бросались в глаза Юргену везде, практически на любом железнодорожном вокзале по пути с севера Германии в Мюнхен.

В Мюнхене они тоже попадались. Наверняка были продемонстрированы каждому полицейскому и бойцу из отряда фрайкора. Поэтому лидера коммунистов отправили туда же, куда и Юргена — во Фрайзинг. Здесь, неподалеку от реки Изар, находился особняк, доставшийся в наследство молодому человеку, сочувствующему социалистам. Этот дом служил временным штабом левых. Не исключено, что уже попал в поле зрения полиции. Поэтому людей вроде Юргена привозили туда в закрытых экипажах. Внутри двора, огороженного сплошной кирпичной стеной, пассажиры покидали экипаж и немедленно шли внутрь. Оставались там, пока не приходило время покидать убежище.

К прибытию Карла Либкнехта во Фрайзинг здесь собралось двенадцать человек. В основном — лидеры заводских ячеек СДПГ. Приезжих, кроме Либкнехта, было двое — Юрген и пожилой ветеран левого движения Георг Ледебур, разменявший седьмой десяток лет.

Патриарх рабочего движения, по праву старшего, сразу бросился обличать соглашательство в рядах левых. Он вещал, что накануне восстания нужно решительно размежеваться с центристами и с теми профсоюзными лидерами, которые не ставили целей дальше, чем некоторое улучшение положения трудящихся. Либкнехт достаточно резко оборвал его, считая, что на данном этапе, когда необходимо свалить кайзера Вильгельма, любые временные попутчики хороши. Победим — разберемся. Он предложил высказаться делегатам от заводских организаций и вызвал ливень претензий. Рабочие считали существование невыносимым. Из-за инфляции средней зарплаты мюнхенского станочника в двести пятьдесят марок совершенно не хватает на съем минимального жилья и содержание семьи в три-четыре человека. Жены рабочих также готовы трудиться, но вакансий для женщин нет. В Мюнхене преобладают тяжелая промышленность и машиностроение с рабочими местами для мужского пола, однако совсем нет легкой промышленности. Пробиться в продавщицы, швеи или официантки практически невозможно. Конечно же, чрезвычайно раздражали мобилизационные меры. Идти на фронт с риском быть убитым или покалеченным никто не желал. Терпение лопнуло из-за репрессий: забастовки оказались под запретом, полиция хватала профсоюзных лидеров, а в случае даже предупредительной стачки, например — с остановкой работ на час, в цеха запускали полицию и фрайкорцев. Полиция держала под прицелом людей, а фрайкор лупил забастовщиков отрезками шлангов, наполненными песком. Зачинщиков забастовки после избиения арестовывали, многих ждал суд. Возмущение людей настолько велико, что в любой день волнения выльются в восстание.

— Ни в коем случае! — неожиданно отрубил Либкнехт. — Снимут с фронта полк, призовут пяток боевых магов. Выступление утопят в крови, как это случилось в Гамбурге.

— Чего же мы ждем? — подал голос Юрген, самый молодой из присутствующих.

— Оружия. Буквально сегодня или завтра жду сообщения, что оплачен заказ во Франции. Русские пулеметы под их патрон, французы их называют «кошкина митральеза», не менее трех десятков штук. Винтовки, гранаты, минометы. Одновременный огонь из нескольких митральез способен пробить защиту боевого мага.

— Лягушатникам выгодно наше восстание, — почесал в затылке из заводских. — А они еще и денег ждут за помощь?

— Что делать? — развел руками Либкнехт. — Сами знаете, у них идет война. Оружие нужно на фронте, потому нам за деньги, — он посмотрел на Юргена. — Юноша! Слышал, ты — из Гамбурга. Участвовал в уличных боях? Стрелять приходилось?

Юрген вздохнул. Перед глазами вновь возникла та улочка и побоище, устроенное электрическим магом…

— Нет, камрады, не участвовал. Стрелял единожды, убегая от полиции. Попал. Винтовку пришлось выбросить. Вырвало потом. Ночь не мог спать!

— В первый раз — бывает, — успокоил Ледебур. — Потом привыкнешь, камрад. Главное — чтоб помнил, в кого и зачем палишь.

— Но французы… Они же враги! — один за другим загомонили мюнхенцы, которым идея помощи от противника была, по меньшей мере, странной. — Нас обвинят в сговоре с врагами Рейха.

Ледебур выразительно глянул на Либкнехта. Мол: не хотел размежеваться сразу со слюнтяями, и вот что выходит. Но тот упрямо мотнул головой.

— Камрады! Наши враги — не французы, точнее — не французские рабочие и крестьяне, бегущие на смерть по полю боя в серых шинелях, а французская буржуазия. Точно так же, как и наша буржуазия, князья, кайзер, маги, юнкера. Нам не нужна война. Немецкому рабочему незачем убивать французского! Да, встретившись на передовой с французом, наш солдат постарается выстрелить первым и убить, но с единственной с целью — остаться в живых, потому что иначе первым выстрелит тот. Виноватым в смерти любого солдата — нашего или французского — будет не солдат в шинели другого цвета, а капиталисты, пославшие рабочий класс сеять смерть и умирать самим! Восстание в Мюнхене, уверен, не захлебнется как в Гамбурге, а перерастет во всеобщую пролетарскую революцию. Германский пролетариат покажет пример соседним странам. Революция охватит Францию и Россию. Затем Североамериканские Соединенные Штаты и другие промышленные государства. В новом мире, лишенном национальных границ и барьеров, мы построим общество, основанное на справедливости, без эксплуатации человека человеком! Рот фронт!

Короткая и эмоциональная речь немного успокоила колеблющихся, и Либкнехт смог приступить к обсуждению практических вопросов: организации переправки оружия в Баварию и сколачиванию боевых отрядов.

Юрген как неизвестный местной полиции получил самое ответственное задание — возглавить группу, охраняющую доставку французского груза в Мюнхен.

Либкнехт напутствовал:

— Без лишней патетики скажу тебе так, молодой человек: в твоих руках запал всегерманской, а позже — и всемирной пролетарской революции. Не подведи!

Федор и Юлия бессовестно спали часов до одиннадцати, утомленные и счастливые. Понимали: вокруг происходят грозные события, обоих в любой момент смоет и разметает в разные стороны штормовая волна, поэтому наслаждались временем, уделенным друг другу. Широкая и немного жесткая кровать на несколько часов выпала из общего потока событий и всеобщего бурления. Война, революция, грядущий хаос… В эту ночь они просто не существовали.

Потом Соколова достаточно долго приводила себя в порядок: причесывалась, наводила макияж, одевалась. Стремилась, чтобы к появлению в гостинице не выглядеть помятой, словно на свидании с возлюбленным занималась только тем, что обсуждала, как потратить привезенные франки.

Позавтракали в кафе, обнаружив незаурядный аппетит. Хоть публичное проявление чувств не принято, Федор, не в силах сдерживаться, протянул к девушке руку. Она охватила его пальцы своими. Они так и сидели, пожирая друг друга взглядами. Позабыли о том, что поглощение кофе и круассанов, если использовать лишь одну руку, длится вдвое дольше.

Они должны были спешить — их ждали грандиозные дела, но не спешили…

Только когда кофе было допито, и на стол упала купюра с чаевыми, Федор распечатал конверт, извлеченный из почтового ящика. Там была телеграмма от Троцкого, волновавшегося, когда будет обещанное.

Скоро! Тем более, сейчас первоочередная задача — передать в Париж вексель на оплату пулеметов и винтовок, якобы для вооружения каких-то отрядов в Южной Африке. Де Пре, гарантировавший исполнение заказа, настаивал: деньги непременно должны прийти из-за пределов Франции, иначе платеж можно было бы провести прямо со счета Федора в Париже.

— Что там в телеграмме?

— Товарищи революцьонеры требуют обещанных денег на германскую революцию. Дадим. Надо. А сейчас поспешим в отель. Не находишь, что наши трое французов живут слишком роскошно, занимая два люкса?

Оба рассмеялись. Они смотрели в глаза друг другу, обещая себе и своей половинке следующую полную страсти ночь! Которую хотелось начать как можно раньше. Но предстояло заняться делами.

Извозчик привез их к «Швейцерхофу» около трех часов пополудни. И сразу праздничное настроение… Нет, не исчезло совсем, отодвинулось на второй план. Или на третий.

— Бонье убит, — с порога огорошил Робер. — Не вернулся вечером. В утренней газете помещены фото и заметка в разделе «Происшествия».

Судя по краткому тексту, француз и немец выпустили друг в друга по пуле в укромном проулке минутах в двадцати от отеля. Каким образом Бонье выманил германского шпиона из холла, навсегда останется загадкой.

— Полиция будет искать сведения о погибших, — предположил Федор. — Вряд ли с неуемной энергией. Один из двоих — предполагаемый убийца, застрелен жертвой, раскрывать нечего. Оба — граждане Франции, у Гельмута тоже французский паспорт, пусть и поддельный.

— У Даниеля осталась семья? — Соколову интересовало совершенно иное.

— Вдова и две девочки.

Юлия вздохнула, пригорюнившись. Федор перехватил инициативу.

— Лейтенант! Вы не можете идти в полицию или как-то позаботиться о теле. Не имею права вам приказывать, но мне кажется, что ближайшим поездом вам следует выехать в Париж. Отвезете де Пре крайне важную и срочную бумагу — вексель швейцарского банка на миллион сто тысяч французских франков для оплаты оружия баварским мятежникам. Из гостиницы съехать предстоит немедленно. Месье Брилье! — Федор нашел глазами обеспокоенного инженера. — Вы отправитесь с нами. Будете под охраной. Молю Бога, чтоб Гельмут не успел оповестить резидентуру или берлинское начальство, а германские коллеги из Берга не опознают его по фото в газете.

— Пару дней у вас есть наверняка, — согласился лейтенант. — Но потом посоветовал бы уезжать. Например, в Женеву. Все же ближе к Франции. Мадемуазель! По возвращении в Париж я доложу директору о случившемся. Он свяжется с военными. Возможно, вам понадобится помощь резидентуры армейской разведки.

Федор сдержал выражение скепсиса относительно взаимоотношений армии и полиции, они всегда непростые — в любом государстве, и поблагодарил за себя и Соколову. Потом вызвали лакея — заказать экипаж и помочь отнести вещи.

Юлия Сергеевна окинула взглядом покидаемый люкс.

— Роскошный номер. Мне так и не удалось здесь переночевать.

— У меня было плохо?

— Что ты! Но обещай: как-нибудь обязательно в таком. Ну, разок!

— Непременно.

Ритц, где он останавливался с Варварой, был ничуть не хуже «Швейцерхофа». Но… Сейчас компания была гораздо лучше.

Расстались с Робером. До поезда офицер полиции успел отбить телеграмму в Париж о смерти подчиненного. Предстояло позаботиться о доставке тела домой для похорон.

Когда экипаж с Федором, Соколовой и Брилье тронулись, инженер, напуганный шпионскими страстями, забеспокоился: не следят ли за ними германцы.

— Поймите, месье Кошкин! Мне известны некоторые секреты военных машин, заказанных на «Рено». Немцы способны обо мне узнать. Тогда выкрадут и доставят в Рейх. Там вывернут и выпотрошат насухо.

— Понимаю. Успокойтесь и дайте мне сосредоточиться.

Друг, совершенно согласный с Федором, выплыл позади экипажа и призрачным зрением стал осматривать экипажи и автомобили, движущиеся следом. Впрочем, автомоторами можно было пренебречь. Редкие пока, они сильно бросались в глаза и мало подходили для слежки.

Пару раз Федор открывал окошечко в передней части кузова и кричал кучеру новый адрес. Когда тот возмутился бессмысленным кружением, сунул двадцатифранковую купюру, и возница сразу стал сговорчивее.

Полчаса маневров доказали — «хвоста» не наблюдается. По приказу Федора экипаж остановился у почты. На адрес, сообщенный Троцким, ушла телеграмма: срочно приходи.

Следовало бы сменить извозчика, но мысль о лишней перегрузке чемоданов и коробок Соколовой отбила эту инициативу напрочь.

Надо отдать должное инженеру, он не стал спорить и помог поднять ее пожитки в снятую Федором квартиру. Под напором багажа временное пристанище стало еще меньше.

— Мы тут разместимся втроем? — изумился Брилье.

— Нет, Эжен. Скоро придет мой доверенный человек. Позаботится о вас.

— Насколько доверенный?

— Я ему хорошо плачу и решаю жизненно важный для него вопрос. Единственная просьба: ни в коем случае не распространяйтесь при нем о цели своего визита в Берн. Деловая встреча — и точка. Он — радикальный социалист-революционер, из России. Будьте с ним осторожны.

На мясистом лице Брилье отчетливо проступило: лучше бы я уехал с лейтенантом в Париж.

Тем временем Соколова, скинув накидку и пристроив на вешалке шляпку, принялась хозяйничать. Первым делом поставила вариться кофе.

Федор освободил от ее коробок письменный стол в единственной комнате и пригласил присесть инженера.

— Нам придется провести изрядно времени вместе. Покойный брат оставил мне довольно много эскизов. Кое-что рассказал устно. К сожалению, не везде проставлены точные размеры. Возможно, отдельные частности покажутся вам не наилучшим решением, с благодарностью приму и учту любую вашу критику.

— То есть не будете настаивать на воле усопшего?

— Помилуйте! Я же не душеприказчик, распределяющий всем сестрам по серьгам. Задача совсем другая — дать Франции боевую машину, способную заметно повлиять на положение дел в Бельгии. До осенней распутицы! Если ваши дополнения будут столь существенны, сочту за честь считать вас соавтором проекта.

— Исключено! — Брилье присел за стол, снял очки, протерев их платком, и вновь водрузил на нос-картошку. — Начальство решит, что я продался. Про отчисления за соавторство скажет: они сродни взятке. Итак, что у вас за идеи?

Федор извлек целую пачку рисунков. Их он начал в поезде из Гамбурга, потом каждый день рисовал, чертил, стирал, перечерчивал, дополнял уже в Берне. Времени в ожидании возвращения Соколовой хватило.

— Насколько мне известно, все идеи французов сводятся к монтажу бронекабины на шасси трактора Холта с казематной установкой орудий и пулеметов, — тут Друг плавал в истории техники и подтолкнул Федора сразу перескочить к английским танкам Марк-1, прекрасно известным по кинохронике и многочисленным фильмам о Первой мировой войне в той реальности. — Есть британский вариант. Бронекорпус берется несущий, гусеница охватывает его целиком. Поворот осуществляется за счет рулевого колеса. Французы вынесли его вперед, далеко за гусеницы, британцы — назад, за корму.

Понимавшая значение этих бесед для военной промышленности, быть может, глобальных — для прекращения войны вообще, Юлия Сергеевна едва сдерживала зевоту. Усевшись на широкое ложе, так славно послужившее ночью, она углубилась в роман, бесконечной далекий по содержанию от шасси, бронекорпусов и казематов.

Тем не менее, ее присутствие тяготило Брилье. Он оглянулся на барышню и прошипел:

— Все, что вы рассказываете, месье Кошкин, совершенно секретно! Не для посторонних ушей. Я даже предположить не могу, откуда у вас подобные сведения. Если они попадут к германцам — это катастрофа!

— Сейчас я вам скажу еще более секретную вещь. Мой покойный брат предвидел, что конструкторы пойдут по самому примитивному пути — бронировать трактор. Он же предсказал, что эта идея — провальная. Бронированная машина будет обладать отвратительной проходимостью, хуже автоброневика с пулеметом. Вы зря потратите время, деньги и железо. Я бы подбросил чертежи этих уродцев германцам — пусть они впустую расходуют ресурсы.

Француз засопел и снова принялся тереть очки.

— Признаться, месье Кошкин, я бы на этом и закончил наше общение. Есть время успеть к вечернему поезду, на котором отправится лейтенант. Только блестящая репутация князя Юсупова-Кошкина заставляет меня выделить вам еще десять минут.

— В чем ошибка проектантов? — Федор сделал вид, что не заметил колкости. — Рулевое колесо должно иметь хороший контакт с дорогой, иначе его эффективность равна нулю. Значит, на него распределяется изрядная часть массы экипажа. Для пахотного трактора или едущего по дороге артиллерийского тягача приемлемо. А для бронехода на поле боя, испещренного воронками, рвами, брустверами? Рулевое колесо то будет оказываться в воздухе, а машина лишаться управляемости, то зарываться в грунт и застревать. Оттого проистекает первое предложение: вообще отказаться от рулевого колеса и осуществлять поворот только за счет разницы в скорости движении гусениц.

— Слишком сложно…

— Ничуть. Смотрите на схему. Двигатель установлен продольно. Обычный автомобильный мотор от грузовика «Руссо-Балт», он же дефорсированный до ста двадцати лошадиных сил авиационный «Мерседес». Муфта сцепления и коробка передач обращены в корму. Редуктор передает вращение на ведущую ось — все как у обычного трактора. А вот и единственное отличие. Перед каждым ведущим колесом монтируется еще одна фрикционная муфта. При необходимости поворота водитель тянет рычаг, размыкающий фрикцион с одной стороны. Если поворот нужен резкий, водитель жмет педаль тормоза, полностью застопорив гусеницу. За счет движения второй гусеницы машина разворачивается на пятачке, равном ее длине!

Француз больше не перебивал, только слушал.

— Есть соблазн установить единственную пушку в каземат на лобовом броневом листе, грубую горизонтальную наводку осуществлять корпусом машины, тонкую — вручную, на осевой опоре. Вариант возможный, но только для тяжелой техники и большой пушки. Откат ствола при выстреле не менее полуметра! Нужно много защищенного пространства, а стрелка позади орудия не разместишь — его раздавит при откате. В легкой бронемашине достаточно пулемета, но его мощи не хватает, если стоит задача подавить огневую точку врага. С бронетехникой противника он не справится. Все же пушка? Но ее перезаряжание требует несколько секунд, в бою, порой — фатальных. Брат пришел к решению, что лучше всего себя покажет митральеза под патрон довольно крупного калибра 12.7х99 мм.

— Именно 99 мм? Не десять сантиметров? — в голосе инженера еще звучал скепсис, но его значительно поубавилось.

— Точно. Я не могу объяснить, почему он пришел именно к этому значению. Часто повторял: в аэроплане крыло делай хоть на полметра длиннее — полетит. В стрелковом оружии каждая доля грамма, каждая сотая миллиметра играют роль…

— Согласен. Что же, по его расчетам, сможет пробить пуля, выпущенная из такой митральезы?

— Около 20 миллиметров брони с полукилометра. С сотни — все 25 миллиметров.

— Однако! Любой броневик или щит полевого орудия… Только бы попасть!

— Вы точно подметили, месье Эжен. Если для меткого выстрела из орудия нужно остановить экипаж и тщательно прицелиться, стрельба из пулемета ведется очередями. В коробе вмещается лента на 250 патронов. Главное, брат настоятельно рекомендовал ставить пулемет не в каземат, а в башню, подобную испытанным на бронеавто, с поворотом на 360 градусов. Теперь общий вид и концепция бронехода: двухместный, массой менее 10 тонн. За счет кормового хвоста преодолеет ров не менее полутора метров шириной. Сами понимаете, для тракторного шасси подобное немыслимо. Этот хвост легко снимается для перевозки на железнодорожной платформе.

— Зачем такие огромные передние колеса?

— Для преодоления препятствий. Полуметровый уступ — точно не проблема.

Брилье нетерпеливо выхватывал листки с эскизами, не дожидаясь комментариев.

— Покойный князь предусмотрел несущий бронекорпус, без рамы… Превосходно! Обыкновенный каркас из уголков. Болты, заклепка, сварка… Здесь резьбовое соединение я бы заменил на сварное, но это не принципиально…

— Одобряете?

Инженер поднялся и с чувством пожал Федору руку.

— Скажу как на духу: еще четверть часа назад я думал, что побрезговал бы ставить свою подпись как соавтора. Теперь же вижу: мне не хватает идей, чтобы существенно дополнить русский проект. Несмотря на отсутствие рабочих чертежей и технологических карт, я уверен — сделать их бригаде конструкторов и чертежников хватит двух недель. Как раз время заказать из России двигатели, коробки передач и фрикционные муфты. Делайте заявку на изобретение, и зеленый свет — гарантирован!

— Премного благодарен, месье инженер, и заявку непременно оформлю. Более того, попрошу помощи в составлении бумаг. Только — на имя Юлии Сергеевны Соколовой. Ты же не против, дорогая?

Она подняла глаза от книги и недоуменно взмахнула ресницами. Брилье тяжко вздохнул, будто проводил в последний путь любимого пса. Федор видел: признать авторство танка за женщиной для мужского шовиниста — все равно, что объявить шимпанзе изобретателем рояля.

Француз еще раз вздохнул и смирился.

— Месье Петр! Мне придется задержаться еще на пару дней. День — на обсуждение деталей боевой машины. И еще день — на митральезу, думаю, по поводу нее у военных не возникнет вопросов. Огнестрельным оружием «Рено» не занимается, но на митральезу системы…

— Соколовой, — подсказал Федор.

— Хорошо. Пусть будет Соколовой, — подчинился неизбежному Брилье. — На нее тоже найдется масса желающих получить заказ. Не сомневаюсь.

Утомившись техническими выкладками, все трое, включая «изобретательницу», выпили кофе. А затем пришел Троцкий.

— Камрад! — попросил его Федор. — Этому господину нужно обеспечить надежный ночлег на двое суток. Безопасный, и чтоб никто не задавал лишних вопросов. Днем под охраной и под присмотром приводить сюда. Организуете?

— Чтоб не сбежал? — тихо и подозрительно спросил революционер, посмотрев на инженера так, словно примеривался — успеет ли прострелить ему ноги, коли тот вознамерится дать деру.

— Нет! Никакого смысла бежать ему нет. Он мой коллега. Я опасаюсь германской разведки. Возможно, они получили сведения, что мои денежные операции связаны с революцией.

— Вы, наконец, привезли деньги?!

— Да, Лео. Сейчас моя помощница выпишет вам несколько чеков и векселей. Должен обрадовать: вексель на миллион сто тысяч французских франков для оплаты оружия Мюнхену отправлен. К 1 июня груз будет на границе. Там переправлять…

— Будут доверенные люди, герр Клаус, — услышав о деньгах, Троцкий переменился. Как будто его отпустила сжатая внутри пружина. Деньги решают если не все, то многое. — Вашего коллегу устрою в лучшем виде. Когда его доставить завтра?

К девяти, хотел сказать Федор, но, оглянувшись на Юлию, переменил решение:

— К десяти. И будьте любезны его накормить. Не хочу, чтобы француз, посвященный в некоторые из наших тайн, без присмотра и сопровождения шастал по городу, полному германских шпиков.

Дверь за ними закрылась.

— Наконец-то ушли! — послышалось за спиной.

Он медленно обернулся.

Юлия Сергеевна неторопливо, ритмичными музыкальными движениями расстегнула и стащила платье, оставшись в туфлях и изысканном кружевном белье, лучшем из того, что только можно было купить в Париже.

Вполне оправившийся после прежней ночи, Федор ощутил нестерпимое, просто разрывающее желание. Он тоже начал снимать одежду, не спуская обожающего взора с полунагой барышни. О Друге даже не вспоминал. Подсматривает тот или деликатно смылся, не важно.

Юля поворачивалась то правым, то левым боком, согнула ногу в колене, выписав танцевальный па… Это было восхитительно эротично!

— Видишь, дорогой! Женщины тоже владеют некоторой магией. Даже не владеющие даром… Ой!!! Что ты делаешь?

Оторвавшись от пола на добрые полметра, она прямо по воздуху поплыла навстречу распахнутым объятиям Федора, успевшего полностью обнажиться. Трепыхнулась, но, опасаясь показаться смешной, приняла надменную позу.

Прямо в воздухе Федор раздвинул ей ноги и запустил чуткие пальцы в святая святых. Лежа на невидимом ложе, Юлия застонала. Едва слышно прошептала: «хочу тебя…»

Федор сел в кресло без подлокотников и опустил любимую на себя. Его гусар, исправно ставший по стойке «смирно», точно попал в цель. Наверно, был создан именно для этого бутона любви с красивыми лепестками!

Руки ухватились за ее бедра.

Поддерживаемая магической силой, Юля почувствовала, как ее приподнимает вверх, потом ритмично опускает, чтобы любимый вошел в нее полностью, и так вновь и вновь — много раз, ускоряясь, увеличивая амплитуду до риска потерять контакт, но не теряя его — крепкие пальцы на ее бедрах не дали бы выскользнуть. Так продолжалось до неистовства, до самозабвения и крика…

Для владеющих магией Камасутру придется переписывать заново…

Вскрикнули они одновременно, потому что чудесный момент совпал у обоих, а Федор продолжал движения, возбуждение у него лишь слегка ослабло, но не исчезло и буквально через минуту-две снова начало набирать силу.

Но он прервался и вышел сам. Подхватив девушку на руки, бросился к кровати, даже не сдернув покрывало — вряд ли кто-то из них придавал значение подобной мелочи. Теперь Федор был сверху и дальше прекрасно обошелся без магии, но происходившее все равно напоминало волшебство!