Реконкиста

18. Храм уничтожения

Кто придумал фразу, будто бы дьявол кроется в деталях? Понятное дело, сам дьявол.

Возвращаясь вниз, я ожидал, по крайней мере, комитета по встрече. Но оказалось, что все спят, за исключением де Лиса, который, назначенный в часовые, спать не мог, и связанного, с кляпом во рту Петлалкалькатля, который спать не желал.

– Нехорошо, – сказал Амбруаз.

– Что нехорошо?

– Пускай они сами тебе скажут.

Мои товарищи по путешествию неохотно просыпались и медленно сходились. Встретились мы в небольшом, звуконепроницаемом помещении возле овального зала, где, по мнению Павоне, никто не мог нас подслушать. Все выслушали мой отчет по переговорам и ознакомились с текстом окончательного документа..

– Я это не подпишу, – решительным тоном заявил Фушерон. – Это было бы капитуляцией.

– Я тоже не подпишу, – прибавил Лино. – Разве что для того, чтобы обмануть противника.

Ноги подо мной подломились, меня охватила холодная ярость. Я тут рвусь изо всех сил, устраиваю геополитический перелом, дерусь за каждую запятую, а мои приятели против договора!

– Да что вас укусило, народ?!

– Реалии, – сказал Фушерон. – Нет ни малейшей причины, чтобы верить этим кровожадным бестиям.

– Бестиям?! – воскликнул я. – Да если бы вы узнали Итцакойотля…

– Итцакойотль всего один, как мы понимаем, он всего лишь пятый или даже шестой в здешней иерархии ацтеков. Ты знаешь, что думают о нем другие? Видел бы ты, что во время переговоров рассказывал и вытворял наш краснокожий красавчик, так что нам пришлось его связать и сунуть в рот кляп. Да если бы он только мог, то выколупал бы глаза твоему собеседнику и слопал их в супе!

– Не понимаю я его ярости. Договор полезен для наших обеих сторон, – убеждал я.

– А мне все это кажется самым обычным обманом, – сказал обычно встающий на мою сторону де Лис. – Запертый в клетку тигр тоже будет готов подписать обязательство, что сделается вегетарианцем. Но как только ему удастся вырваться из-за решетки…

– У нас имеется заложник в лице верховного жреца. Он будет сопровождать меня во Францию. Его личность представляет сбой гарантию…

– И сколько будет той работы, сбить тарелку с верховным жрецом, – буркнул Лино. – Для них ставка гораздо более высокая. А помимо того, это ослепленные ненавистью дикари. Ради реализации своей цели, они не будут считаться с ценой.

– А помимо того, – поддержал его де Лис, – сложно сравнивать их с нами, он не считают единичных жертв, мыслят общностями, ведь это люди племен и кланов.

– И это еще не все, – в голосе Павоне нарастала экспрессия. – Пока вы там пировали, как философ с философом, ацтеки предприняли подготовительные действия.

– Какие?

– Они отключили экраны, которые до сих пор давали нам возможность осмотра Циболы.

– И что тебя удивляет? Наверняка, они экономят энергию. Тем более, ночью.

Никто не рассмеялся.

– Но перед тем, как они это сделали, – продолжил Фушерон, – мы видели, как во всем городе проводят мобилизацию, как концентрируют оборудование у южного подножия Храма.

– Так вы предполагаете, что…

– Я уверен, что нас собираются отсюда выкурить! – в голосе розеттинца звучали все более истеричные нотки. – Нам следует начать защищаться всеми доступными силами. Так, что даже если мы погибнем, чтобы они быстро в себя не пришли.

– Никаких переговоров, – поддержали Лино де Лис с Фушероном, а Вайгель только утвердительно покачал головой.

– Люди! – воскликнул я, едва владея собой. – Понятное дело, что я осознаю весь риск, который несет в себе договор, но считаю, что нам следует пойти на соглашение. Просто у нас нет другого выхода.

– А если он у нас имеется? – спросил Лино.

Даже и не знаю, был ли план Лино более дерзким или более пугающим. Максимально тянуть время, а в это время сбежать по подземной реке. Сомнение, что, рано или поздно, нас достанут в пустыне, он отразил аргументом: "Надо, чтобы еще было кому!".

Как оказалось, он не терял времени, и пока я предавался переговорам, он раскусил много тайн консоли, расшифровал планы подземных помещений, хорошенько ознакомился в принципы энергетической системы. Он даже обнаружил дорогу до атомной электростанции – вот тут и до меня дошло, откуда бралась горячая вода и субтропический климат Циболы.

– Ты же знаешь, что саботаж на подобного рода объектах – это мой конек! Если бы удалось устроить им второй Чернобыль или чего побольше…

– Ты о чем думаешь?

– Эти каникуляне чертовски экономили место; энергетическая станция, склады ядерных зарядов, цеха по преобразованию тяжелых элементов, даже башни пусковых установок находятся очень близко друг к другу. Взрыв электростанции мог бы вызвать вполне себе небольшой БАБАХ!

– Ты же не говоришь это серьезно. А кроме того, должны же быть какие-то предохранительные системы.

– Наверняка. На схеме имеются три независимых охлаждающих контура; вероятно, какие-то графитовые стержни…

– Вот именно.

– Тогда прими к сведению, что резервной системы охлаждения у них уже нет.

– То есть как?

– После гашения пожара на взлетной площадке, верхний резервуар воды практически пуст. А насосы замкнутого контура можно повредить, так же, как и графитовые предохранители.

– Но для этого нужна взрывчатка! Не думаю, чтобы ацтеки предоставили нам свои склады.

– Об этом не беспокойся! – Тут Павоне поднял рубашку, и оказалось, что он, словно исламский самоубийца, отправляющийся на джихад, опоясан парой десятков зарядов. – Этого должно хватить!

В тот момент до меня дошло, что я дискутирую относительно технических средств, не приняв самой идеи.

– Я не могу пойти на это, Лино, – воскликнул я. – Я дал слово Итцакойотлю. И должен его сдержать.

– Красивый рыцарственный жест, – фыркнул розеттинец. – Весьма к месту, когда на кон поставлено будущее всей цивилизации. Прости, но ты обязан принять наш план.

– Здесь командую я.

– Пока что мы действуем солидарно. Но может проголосуем? Кто за мой план? Де Лис, Фушерон, Вайгель?

Вверх поднялись четыре руки.

– Как видишь, я имею абсолютное большинство, и даже квалификационное. Ты с нами или против нас?

Лино дьявольски рассмеялся, как бы нехотя играясь автоматическим пистолем.

Итцакойотль отозвался ровно через час. У него был замученный голос человека, который за короткое время постарел на несколько лет:

– Ну что, иль Кане, ты уже согласовал свою позицию со своими товарищами?

– Да, конечно. Договоренности они принимают. Только им хотелось бы, чтобы в принятии участвовали и остальные три наши товарища.

– Аравака нам не удалось спасти. Остальные – за.

– Нам хотелось бы самим услышать их мнение.

– Сейчас я их приведу.

– Пускай спустятся вниз.

– Если вы отдадите нам наших ассистентов, негр спустится. А воин пока что останется с нами.

– Но…

– Таково решение старейшин кланов.

Через мгновение я услышал голос Фруассарта.

– Все в порядке, друзья, благословляю вас in nomine patris et fili et de profundis… А Эбен уже спускается к вам.

Я не позволил познать по себе, насколько сильно тронули меня слова, произнесенные бывшим священником. В особенности, последняя формула: "из глубин…". Гаспар наверняка не ошибся, заменяя текст благословения, он желал нам что-то сообщить. Но что? Неужели слова "из глубин" должно было прибавить нам смелости, обещая спасение из бездны, или же наоборот, и Фруассарт дал нам понять, что остается обреченным на заклание пленником?

– Теперь твоя очередь дать нам знак доброй воли, иль Кане. Прежде, чем мы дойдем до подробных договоренностей твоего освобождения, мы хотим услышать голос достойного Петлалкаклькатля. Надеюсь, он уже пришел в себя.

Я бросил взгляд на связанного, будто болонская колбаса, жреца и на своих коллег.

Им не нравилась идея давать голос ацтеку; мне, говоря по чести, тоже нет.

Не оставалось ничего другого, как выкручиваться усталостью. Я заявил, что Петлалкалькатль только что уснул, и предложил провести окончательную беседу в утренние часы. К моему удивлению Итцакойотль довольно охотно пошел на это предложение. Мы попрощались, пообещав друг другу связаться через пять часов.

Возвращение негра мало прояснило ситуацию. Эбен все время был с Фруассартом разделен, что доводило его до бешенства, хотя местные относились к нему довольно сносно. Он не заметил каких-либо штурмовых групп, готовящихся атаковать пункт командования, что, естественно, такой возможности не исключало.

Веки у меня сами опадали, будто сломанные жалюзи, но ни про какой сон не могло быть и речи. Я должен был действовать, если не хотел утратить остатки авторитета. Хотя, собственно, вся и так уже разыгрывалось без моего влияния. Вайгель, слушая указания Павоне, взял связанного верховного жреца и затащил его на другую сторону консоли, а там перевернул лицом к полу. И открылся люк в полу, открывая ведущие вниз ступени. Фушерон, в противогазе и со снятым с предохранителя оружием, спустился первым, но на нижнем уровне никто не прятался. Впрочем, в соответствии с планом, там находился лишь один ход, ведущий в район взлетно-посадочной площадки, применяемый для целей транспортировки, сейчас же закрытый на все замки и, как выяснил Лино, тщательно заблокированный. Чтобы его открыть, вначале необходимо было пройти в пункт управления, а вот там, под консолью, розеттинец приготовил ацтекам взрывчатый сюрприз. После того, как мы дошли до следующего этажа, мы отправились за французом и сопровождающим его Вайгелем, который нес верховного жреца, по прямому коридору. Очередная переборка открылась сама.

– Вообще-то, следовало бы просто выколупать эту волшебную плитку из его черепушки, а не таскать этого гриба, – сказал Эбен, похлопывая ацтека с его кляпом во рту. Петлалкалькатль конвульсивно дернулся, словно бы посчитал прикосновение чернокожего нечистым. Все мы расхохотались. Громче всех – Лино.

Тем временем, нарастающий шум и вибрация стен говорили о том, что мы приближаемся к своей цели.

– Если я правильно понял их планы, – размышлял розеттинец вслух, – никакой дороги, кроме той, которой мы идем в силовой блок, просто и нет. Так что ацтеки могли бы на нас напасть…

– То есть, это означает, что мы сами стремимся в ловушку без выхода.

– Не совсем, должен существовать отток избытка воды в подземную реку, и, зная любовь каникулян к совершенству, вода не должна быть зараженной.

Тем временем коридор, поначалу опадающий книзу, начал подниматься вверх. Мы дошли до громадных ворот, покрытых огромными иероглифами. Вайгель подошел к ним с перевешенным у нег через плечо верховным жрецом, который, похоже, окончательно капитулировал, потому что перестал дергаться. Ворота дрогнули. Мы прошли через них, вступая на узкие ступени, ведущие в зал с высоким сводчатым потолком. Бременец положил свою ношу на пол, после чего заткнул нос и начал фыркать через беззубый рот.

– Что это он желает нам сказать? – заинтересовался Фушерон.

– Немного, – ответил Эбен, – кроме того, что наш индеец обделался.

Скорее всего, в силовой установке никто нашего визита не ожидал; возможно, все потому, что связь с остальной частью города осуществлялась только лишь посредством контролируемого нами пункта управления. Во всяком случае, ворот никто не охранял. Впрочем, в малочисленной, состоящей из шести человек группе, следящей за реактором и полностью механизированными энергетическим и производственным отделами, я вообще охранников не заметил. Появление группы вооруженных мужчин поначалу заставило небольшую команду остолбенеть, а потом на их лицах начал рисоваться страх. Фушерон с Эбеном, не ожидая команды, открыли огонь. Вайгель присоединился к ним.

– Перестаньте! – напрасно кричал я. – Вы что, не видите, что они безоружны?!

И так я мог кричать долго. Инстинкт убийства взял верх над разумом. Сложно понять, что это: стресс, усталость, утрата приятелей сделали из этих людей совершенно иных существ, чем я знал перед тем, либо же исключительная ситуация вытащила наверх их истинную природу. Я мог лишь жалеть, что с нами не было святого Педро или разумного, заставляющего подчиниться себе Фруассарта.

Были застрелены вышедшие нам навстречу двое ученых. В мгновение ока умер сонный ацтек, вылезший из какой-то каморки, та же судьба встретила группу, обслуживающую пульт управления. Еще одного ученого застрелили, когда он пытался бежать в сторону переборки, заслоняющей непосредственный проход к реактору. Я поглядел на Лино – вообще-то говоря, он не стрелял, но и не намеревался помешать нашим товарищам.

– Пункт первый реализован, – сказал он, когда выстрелы утихли. – Беремся за следующие.

В этот самый момент я услышал шорох, возле меня раздвинулись блестящие плитки, и из туалетной комнаты вышла молодая, ослепительной красоты индеанка лет двадцати двух.

– Еще одна ацтекская сучка!

Эбен поднял оружие. Я заслонил девушку своим телом.

– Хвати убийств! Вы с ума сошли?

– Отойди, иль Кане, – рявкнул Фушерон. – Не время всех жалеть. Ситуация простая: либо они нас, либо мы их.

– Тогда вам придется вначале застрелить меня!

Судя по глазам Эбена и Фушерона, они могли пойти на это. К счастью, какие-то остатки человечества еще бились в докторе де Лисе, который призвал всех опомниться.

– Оставьте ее. Она еще может пригодиться.

Эти двое заколебались. Проблему решил Павоне.

– Лично мне эта попочка тоже нравится! Когда покончим с делами, заберем ее шради своих удовольствий.

– Вы наша пленница, сеньорита, но не бойтесь, никто вам не причинит вреда, – обратился я по-испански к окаменевшей от ужаса девушке. Я понятия не имел, поймет ли та меня. Я даже не знал, доходят ли мои слова до нее.

Девушка ничего не сказала – не обращая на нас внимания, она переходила от тела к телу, останавливаясь возле них, приседала, паре убитым закрыла веки. Под конец, что меня изумило, перекрестилась. Эбен со снятым с предохранителя пистолем следовал за ней, н, похоже, он уже бросил мысль о незамедлительной экзекуции. Я попытался перехватить инициативу, обратившись к Павоне и де Лису с предложением ознакомится с аппаратурой силового блока, чтобы обдумать наиболее действенные методы для саботажа. Вайгелю я приказал следить за воротами.

В свою очередь, Фушерон отправился искать отводной канал, которым мы собирались эвакуироваться. О чудо, все приказы они приняли без малейшего неповиновения. Вновь я вернулся к роли командира.

Меня все так же изумляла реакция индейской женщины. Ее суровое, хотя и красивое лицо, несколько походящее на аристократические черты Петлалкалькатля, даже не дрогнуло… Она не проронила ни слезинки над убитыми. Один более энергичный жест она сделала, когда лавина черных волос, настолько блестящих, что переходящих цветов в темно-синий, опала ей на лицо; девушка нетерпеливо смахнула их, и тогда я увидел ее смуглую, худенькую руку, отмеченную грубым шрамом возле запястья, столь характерным для несостоявшихся самоубийц. Безумная мысль мелькнула у меня в голове.

– Тети? – спросил я. – Ведь ты – Тети?

В глазах девушки появилось изумление и, похоже, в первый раз, блеск понимания. Она отпрянула к стене, словно загнанное животное.

Из своих багажей я вытащил сумку Альваро Хименеса и пару листков из его дневника. Все это я подал девушке. Колеблясь, она протянула руку. Какое-то время она читала. И потом я увидел навернувшиеся на ее глаза слезы. И дрожь, которая охватила ее всю.

– Вас присылает Альваро? – спросила девушка по-испански.

Я не хотел ее обманывать, но не хотелось ее ранить подробностями.

– К сожалению, он умер. Оставил этот дневник. Благодаря нему, мы дошли досюда. До самого конца он был уверен, что тебя уже нет в живых.

– Меня спасли. Только я до сих пор не знаю: зачем.

И тут осветилась одна из стен силовой станции, превращаясь в экран. На нем я увидел переполненное гневом и ненавистью лицо Атликса, того невысокого жреца, которого мы пару часов назад поменяли на Лино. Каким это образом они восстановили связь? Неужели заряд, подложенный в пункте управления, не сработал?

– Что вы делаете там, белые дьяволы? – кричал он, калеча испанский язык.

– Собираемся выслать всех вас в ад, – крикнул в ответ Павоне.

– Мы вам доверились.

– Как же, как же…

Я решил перехватить инициативу в этом разговоре.

– Я хочу говорить с Итцакойотлем, – твердо заявил я.

– Но он не желает говорить с тобой! Предупреждаю вас: остановитесь, ибо гнев богов будет велик. А все вы кончите, как этот вот!

Он отодвинулся в сторону. Я увидал, что вместе с другими племенными старейшинами в плащах ichtlilmatli, он стоит на вершине пирамиды рядом с каменным, инкрустированным золотом алтарем, на котором лежал обнаженный белый мужчина. О Боже, Фруассарт! Капитан Гаспар Фруассарт де Мари-Галант. И он ожидал смерти, именно такой, какую ему предсказала старая цыганка.

– Капитан! – крикнул я. – Капитан, мы победим!

Похоже, он меня услышал и даже попытался улыбнуться. Нужно было его каким-то образом спасать.

– Атликс! – крикнул я. – Не убивай его! Взамен получишь Петлалкалькатля и его дочь.

– Что?

Мои взбунтованные товарищи гневно зашипели, но я ответил им жестом, каким тренер в баскетболе обычно просит времени для команды. Тянем время!

– Тогда пускай достойный Петлалкалькатль немедленно обратится к нам, – сказал ацтек.

– Вайгель, – обратился я к боцману. – Развяжи верховного жреца и приведи сюда.

– Это невыполнимо, – заметил Эбен, указывая на ступени, ведущие ко входу. – Индеец сыграл в ящик. Похоже, сердечко не выдержало.

Не думаю, чтобы Атликс понимал по-французски, зато смысл слов и жестов поняла Тети.

Она выкрикнула какое-то слово по-индейски и, следуя взгляду Вайгеля, побежала ко входу, где в тени лестницы лежал связанный труп.

– Вы убили его! Преступники!

Это я отрицать не мог.

После того я услышал хриплую команду Атликса, походящую на рычание раненного медведя. Над жертвенным столом блеснул нож из вулканического стекла. Я даже услышал треск разрезаемой кожи. Еще мгновение, и жрец извлек большое, трепещущее сердце, похожее на подстреленную птицу.

– Тем же кончите и все вы, во славу Бога Солнца, – выкрикнув эти слова, Атликс бросил сердце прямо перед собой. Кровь залила объектив камеры.

Тут же после того раздались выстрел, и экран погас.

– Достаточно уже нам этих фильмов ужаса, – сказал Лино, заканчивая курочить аппаратуру. – Переходим к научной фантастике.

Начальная фаза, заключавшаяся в уничтожении первых насосов, пошла у него довольно-так легко, вод начала выливаться на каменный пол силовой станции и сразу же потекла по ступеням вглубь коридора, образуя барьер для тех, которые хотели бы прибыть сюда тем же путем, что и мы.

– Бегите, – сказал Лино. – Я постараюсь дать вам часов двадцать запаса. Этого должно будет хватить, чтобы выбраться из горы и удалиться на безопасное расстояние. Будем надеяться, что Ансельмо с Лаурой ожидают там с лошадями там, где мы их оставили. По истечении этого времени я останавливаю второй насос и уничтожаю механизмы, предохраняющие работу реактора. Заранее извиняюсь за то, что по каким-то причинам мне будет нужно сделать это раньше.

– Ты хочешь остаться здесь? Вплоть до взрыва?

– Кто-то ведь должен. – Лино нервно рассмеялся, а потом шепнул мне на ухо: – Мы же оба знаем, что все это только понарошку. Компьютерная игра, в запасе пара новых жизней. Впрочем, мы и так уже достигли наивысшего игрового уровня…

Вообще-то я даже испытывал облегчение от того, что он это сделает. В подобного рода ситуациях, когда кто-то вызовется добровольцем – это наилучшее решение. Я не мог позволить себе колебаться, равно как не мог устраивать долгие прощания. Как раз вернулся Фушерон, сообщая, что канал достаточно высок, тобы пройти по нему, но его перегораживает мощная решетка.

– Если ее не вскроет золотая плитка ацтека, – сказал де Лис, указывая на жреческий "пульт дистанционного управления", вырезанный из черепа, – попробуем лазер.

– Идите! – подгонял нас Лино. – Чем быстрее, тем лучше.

– Тебе не нужно было жертвовать собой. Мы могли бы бросить жребий, – буркнул Фушерон.

– У меня нет времени давать вам уроки по ядерной энегетике. Идите уже, черт подери, а не то я раздумаю!

Вайгель подтолкнул безвольную Тети, мы: Эбен, Фушерон, де Лис и я, отправились за ними.

Послушная действию жреческого знака власти, решетка открылась. Какое-то время мы шли молча.

– А хороший парень, наш Лино, – произнес наконец Эбен.

– Чрезвычайно благородный, – согласился с ним Фушерон. – Когда-то было у меня несколько подобных приятелей: всех уже нет в живых.

– Он и так знал, что вскоре умрет, – отозвался доктор де Лис. – Я обследовал его.

– Рак? – догадался я.

– Сифилис в самом паршивом издании, с метастазами на лимфатические узлы, – ответил Амбраз. – Слишком свободно жил наш парень.

Следующая решетка тоже поднялась, когда мы подошли к ней с амулетом в руке. Тут же, наряду со спокойным хлюпанием нашего канала, до нас начал доходить нарастающий шум, обещающий близость реки или, по крайней мере, весьма полноводного стока. Усиливающаяся вонь тоже подтверждала гипотезу, что мы приближаемся к схождению всех каналов, отводящих нечистоты из Циболы. Как мне казалось, это должна была быть еще не сама река но городская канализационная клоака.

Довольно быстро в свете фонарей мы увидели огромную камеру коллектора. Вайгель, все так же ведущий нашу группу, вышел на средину вместе с Тети.

И вот тут раздались выстрелы.

Ацтеки, что должны были приплыть сюда по реке со стороны пуэбло, не баловались парализаторами или газовыми патронами. Для решительного столкновения они выбрали огнестрельное оружие. Тети, которой пуля попал в грудь, без стона свалилась в грязную жижу. Великан же, терзаемый пулями со всех сторон поворачивался, словно бизон, до которого добралась облава и который думает над тем, откуда доносятся выстрелы. Наконец, упал и он.

– Что будем делать? – спрятавшись за каменным выступом, обратился я к Фушерону, у которого боевой опыт был побольше, чем у меня.

– Не пробьемся мы. Нужно отступать, – ответил тот.

– Куда?

– Вот этого я пока что не знаю.

Отступление вверх по течению канала оказалось более тяжелым, тем более, что пришлось продвигаться без фонарей. Погоня наступала нам на пятки, хотя ацтеки не горели умирать и вели обстрел издалека. Не видя нс, они просто стреляли вслепую в глубину коридора. Пули свистели над головами. Де Лиса ранили в руку. Мне какая-то пошедшая рикошетом пуля распорола бедро. Черт, в этом дерьме точно поймаю столбняк, мелькнула мысль.

Нас спасла первая решетка: мы то прошли ее легко, а вот у погони соответствующего амулета, похоже, не было. Понятное дело, я понимал, что индейцы, раньше или позднее, преодолеют эту преграду, равно как и последующие, но пока что мы получили какое-то время для себя.

– У вас нет какого-то аварийного плана? – спрашивал Эбен. – Не хочется подыхать в это аду!

– Поговорим об этом с Павоне, он лучше ориентируется в таких мелочах, – вывернулся я.

Возле следующей решетки я взял амулет у де Лиса, жалующегося на руку, в которой он теряет чутье. Мы вновь приближались к силовой установке. Вода в коридорах доходила уже до пояса и постоянно прибывала. Неужели Павоне заглушил оставшиеся насосы преждевременно? Повсюду звучали аварийные зуммеры. Входя в большой зал, я увидел плывущий труп. На нем был комбинезон ныряльщика, но кто-то снял с него маску. Я перевернул его на спину. Черт а ведь это был верховный жрец Атликс; то есть, сюда он должен был попасть сверху. Выходит, мы попали в огневую вилку.

– Прячься! – закричал я, падая в воду, и почти одновременно загремели выстрелы.

До меня донесся вопь Эбена. Притаившись за какой-то опорой, я следил за негром – он стоял посреди коридора; живот ему распороло несколько пуль. Фушерон и де Лис ответили огнем. И тут же выглянувший из-за колонны стрелок получил прямо в грудь. Частично плывя под водой и держась как можно ближе к стенкам, мы выискивали невидимых противников. На благородном лбу расцвело алое пятно. Фушерон ответил молниеносно, и снайпер, юный ацтек, чуть ли не подросток, тоже в костюме ныряльщика, выпустил оружие и, взмахнув руками, рухнул с галереи в воду. Обстрел прекратился. Неужели мы справились с последним?

Павоне нигде не было видно. Скорее плывя, чем идя с трудом в воде, мы добрались до пункта управления и направились в сторону реактора. Я спереди, Фушерон за мной.

– Неужели эти скунсы расправились с Лино?

Кроме зуммеров и шумом воды никаких посторонних звуков не было слышно. Внезапно какое-то шестое чувство заставило меня обернуться. Сразу же за мушкетером я увидел движущийся в воде удлиненный силуэт. Кайман?

– Фушерон, сзади! – завопил я.

Вот только слишком поздно. Ныряльщик выскочил из воды и вонзил нож в только-только поднимавшего оружие Фушерона. Раненный еще успел выстрелить в живот нападавшего. Но потом ноги под ним подломились, и француз исчез под водой. Ацтека добил уже я. Схватив мушкетера за волосы, я вытащил его на поверхность. Его щеки были покрыты смертельной бледностью. Глаза уже были стеклянистыми.

– Андре, Андре! – воскликнул я. – Не покидай меня в такой момент.

Не знаю, слышал ли он меня, заходящие мглой глаза всматривались вдаль.

– Нужно идти дальше, в атаку, en avant, allons enfants, – прошептал он и скончался у меня на руках.

У меня не было сомнений в том, что нашей экспедиции конец.

– Альдо, Альдо, – услышал я вдруг тихий голос.

Лино я обнаружил рядом с входом в камеру реактора.

Павоне истекал кровью из многочисленных ран. Какая-то пуля размозжила ему правую руку, другая пропахала кожу на голове.

– А я их обманул, – захихикал розеттинец, когда я добрел до него. – Думали, что я умер, члены отвисшие!

– Как это случилось!

– Да вот, задумали помешать мне в работе. Поначалу приплыло двое, но воды было маловато, так что, бредя сюда, они ужасно шумели, так что я пришил их до того, как они до меня добрались. Я спокойненько развалил очередной насос и отправился останавливать предохранительные контуры. Ты же прекрасно знаешь, если графитовые стержни, не войдут в реактор, произойдет неконтролируемая реакция. И, adios, muchachos. К сожалению, следующие ацтеки оказались более увертливыми. Они уже подплыли под водой, вынырнули прямо возле меня. Прежде чем решил данную проблему, как сам видишь, меня немного достало. Потом, правда, забрал у одного типа аппарат с маской, так что теперь и сам мог спрятаться под водой от следующего нападения. Так что шансы выровнялись, меня найти не могли, опять же – вернулся ты. Мой сержант в группе подготовки коммандос поставил бы мне пятерку… Если бы не эта чертова рука, я уже был бы в средине. Впрочем, созови ребят, я объясню им, что делать, и все мы отправимся выспаться.

– Я один, – сказал я.

– Сам? – в голосе Павоне прозвучало недоверие.

– Так вышло.

– Выходит, Альдо, тебе придется сделаться героем. Я всегда знал, что ты создан для великих дел. – Тут он вытащил из-за пазухи приличных размеров заряд взрывчатки. – Надеюсь, что когда-то ты занимался баскетболом! Если ты попадешь этой штукой в механизм подъемника стержней, стержни будут заблокированы в предыдущей позиции.

– Как мне это сделать? – не колеблясь, спросил я.

– Войти через эти вот ворота, забросить штуку, выйти… Понятное дело, ты же знаешь, что ожидает тебя за той дверью?

Я знал. Излучение. Но всего лишь качнул головой.

– Радиоактивность – как три тысячи чертей. Комбинезоны, к сожалению, куда-то пропали. Нет времени, чтобы их искать, а то снова могут приплыть какие-нибудь рыбки. Дурацкой дело. Что-то типа траха без резинки. Но если не рискнешь, не поедешь. Пока же что у нас имеется другая проблема: нужно каким-то макаром открыть этот сезам.

Я поднял вверх золотой знак Петлалкалькатля. Дверь даже и не пошевелилась. Что такое?

– Альдо, Альдо!… Не думаешь ли ты, что даже начальник этого борделя может в любой момент заходить туда и загорать в реакторе. Наверняка были установлены какие-то специальные предохранительные системы, задействовали процедуры, ввели коды… Правда, нет времени, чтобы все это раскусить, так что пойдем напрямик. Я всегда любил ходить напрямик, может, потому и не вышел в люди. – Он вытащил длинный пакет, завернутый в водонепроницаемый материал. – Я сам этим займусь. Но имеется одна небольшая проблема. У меня нет ни временного запала, ни ударного (последний поместил в твоей бомбочке). Даже бикфордова шнура у меня нет.

– Тогда, как ты собираешься пробить проход?

– Эта вот ручка, еще тепленькая, скрутит проволочки в детонаторе. Отойди вон за ту колонну.

Как только скажу: "И раааз", отверни голову.

– Лино, ты, случаем, не собираешься сам…

– Меня всегда привлекали террористы-самоубийцы.

– Ты ужасен!

– Повтори-ка еще разик. А то уже и не помню, когда мне это говорили в последний раз. По-моему, одна тайка в Бангкоке. Ой, нет, это одна блядища в Риме, от которой я подцепил сифон. Надеюсь, когда-нибудь ты об этом напишешь.

– Наверное, у меня не будет случая…

Лино сделался серьезным.

– Но ведь это всего лишь игра? Ты же сам мне говорил, Альдо. Нас тут нет.

Я не знал, что и сказать.

– Но признайся, что кое в чем я вам пригодился, а? Судьба предложила совершенно замечательную концовку для такого придурка, как я.

– Ты велик, Лино.

– Именно это я и желал услышать. А теперь спрячься за той вон колонной и отвернись.

Я послушал его. Взрыв потряс подземельем.

Когда через довольно долгое время я отважился поглядеть в том направлении, кроме струй крови, запятнавшие стены выше зеркала воды, я не увидел и следа от розеттинца. Быстрый поток воды врывался в камеру реактора. Заплыл туда и я. Сразу же меня встретила волна жара. Ничего. Пока что выдержать можно. Взглядом я отыскал механизм, который описал мне Павоне. Задание выглядело легким, я вырвал блокирующий заряд патрон, сделал широкий замах…

Мне казалось, будто бы смерть приходит быстрее. Но нет. Я все еще жив. Сижу себе на какой-то подтопленной платформе и размышляю: то ли меня скорее убьет доза радиоактивности, которую я поглотив в себя, то ли я все-таки дождусь атомного суперфейерверка. В моих размышлениях никто мне не мешает. Ныряльщиков больше не приплывало. Я думаю над тем, что происходит там, наверху, в Циболе. Объявлена ли эвакуация города, и теперь толпа жителей, растаптывая и сбивая все и вся, бежит через единственные ворота в пустыню? Или старейшины уселись на свои летающие тарелки, запустили остатки воздушного флота и сейчас готовят некий рейд мести на Европу?…

Вот только возможно ли это? Без силовой установки, поставляющей энергию, с разбитым центром управления… Без верховного вождя. Без главного инженера. Я уверен, что Итцакойотля убили, посчитав его изменником идеи реконкисты. Так что же они делают? Возможно, и даже весьма вероятно, что ничего не делают. Народ не предупредили, воинов не предостерегли. Собрались в Золотом Зале. Ожидают рапортов ныряльщиков и окончательного вердикта Уицилопочтли – Бога Солнца и, в то же самое время – Всеуничтожающего Огня. Похоже, мои умершие товарищи по экспедиции были правы, считая договоренность обеих цивилизаций пустым мечтанием. "Ничего не поделать, оба самцы", – как сказал бы Ансельмо. Только я до сих пор считаю, что попытаться мне было нужно. Ну а то, что мне не позволили…

Трудно мне винить их в чем-либо. За что? За то, что они положились на инстинкт? За то, что выбрали конфронтацию вместо попытки договориться? Их трудно обвинять даже в жестокости, столь характерное для их времен. Впрочем, для всяких.

Боже мой, неужели возможно такое, что все погибли? Точно так же, как те, что были на Мон-Ромейн, те, что были на "Генриетте" и на "Святой Лючии"?

В голове все мутится. Вокруг все делается все темнее. Что, уже сумерки? Ведь только что был рассвет? Быстро пробежала твоя жизнь, Деросси. Слишком быстро…

Зуммеры воют словно грешные души, скулят аварийные сирены, температура нарастает, вскоре, наверняка, наступит критическое состояние; меня же тем временем окружают лица, сотни лиц, напоминающие объединенные образы из всех видимых мною фильмов и прочитанных книг. И вот снова Фушерон в развевающемся плаще несется галопом по набережной Нанта. Мрачный, но уверенный в себе Фруассарт кружит по капитанскому мостику, наконец-то в новом камзоле, который он сшил себе в Париже у королевских портных. Чуть пониже, на бухте каната Эбен, острящий бритву, водит глазами за командиром, словно пес за хозяином. И Лино! Смена декораций: Лино на маленьком внутреннем дворике в Пале Рояль вновь стоит под стеной, словно эскиз к картине Гойи. И очередной водопад образов: турок Мардину и де Лис у кровати оперируемого дофина; Мирский, увлеченно чертящий здоровой рукой проекты баллистических ракет; Палестрини с ретортой, ван Хаарлем со своей шлифовальной установкой; Фоули с голубыми глазами мечтательного ребенка, прикованными к ягодицам молодого пажа; погруженный в молитве Гомес в ожидании очередного видения; Вайгель, дерущийся с Павоне; весело поющий за рулевым колесом Арман… И за каждым лицом идут воспоминания событий, звуков, запахов, эмоций… И снова золотистые пчелы собирают нектар в садах Монта Росса; летучие рыбы срезают верхушки зеленовато-синих волн; колокола пробуждают Париж в холодное декабрьское утро; пахнет свежескошенная трава в Тезе. А над мчащейся вместе с ветром "Генриеттой" небо становится чистым, тучи растворяются в агрессивной синеве, словно лужи на песке; вновь слышен грубоватый смех, когда толстяк Андре объясняет экипажу, что с пушкой можно словно с женщиной: спереди и сзади. Слышны мелкие шажки Лауры ао палубе парусника. А старый аравак вновь уселся на бугшприте, выглядывая родные берега. И еще где-то на самых границах беспамятства маленький, пухлолицый Альфредо Деросси бегает по холмам с сачком для бабочек. Куда подевались все вы? Ждете меня? Хорошо! Выстаивайтесь в два ряда. Я прибываю к вам!